Глава 11
Наступило Рождество. Джина без удовольствия сходила с матерью в церковь, съела праздничную индейку и целый вечер провела у телевизора. Под елкой лежало четыре подарка: три для Джины и один для Джойс. Бетина подарила ей гравюру с Эллен Терри в роли Джульетты, Фрэнки – великолепный кашемировый джемпер василькового цвета, который очень шел к ее глазам. От матери Джина получила дешевый грязно-зеленый свитер.
Джойс отметила, что ее подруги, должно быть, очень богаты, если могут позволить себе такие дорогие вещи. Джина в ответ просто кивнула головой. Единственным проблеском унылого дня был звонок Фрэнки. Немного выпившая, она позвонила и стала смешить Джину рассказами о Тинсел Тауне.
– Я буду дома через десять дней, так что будь готова снять шляпу. Пока, малышка.
После телефонного звонка Джина вернулась в кухню помогать матери мыть посуду.
– Звонила Фрэнки, это из Лос-Анджелеса.
– Да, дорогая. Положи, пожалуйста, остатки индейки в кастрюлю, завтра я сварю суп.
Джина считала часы до возвращения Фрэнки, когда она сможет опять переехать в их роскошную квартиру. Мать оставалась холодной, и это выводило Джину из себя. «Я ей абсолютно безразлична», – думала она ночью, тщетно пытаясь заснуть. Затем встала, включила свет, нашла блокнот и карандаш и записала свои расчеты. Она подсчитала, что если будет работать каждый день до конца каникул, помогая своему боссу, мистеру Джонсу, с январской распродажей обуви, то сможет заработать достаточно денег, чтобы проучиться следующий семестр без воскресных подработок. А это значит, что к матери можно приходить только на воскресный ланч. Это необыкновенно ее взбодрило.
Чарли высунулся из окна, когда Джина подходила к дому.
– Слава Богу, ты здесь, иначе, я бы превратился в глыбу льда, и тебе пришлось бы впрыснуть в меня весь этот джин с тоником, чтобы растопить ее, – сказал он, когда Джина вошла в его единственную комнату, служившую одновременно спальней и гостиной. Комната была убогой, тесной, с кроватью в углу и столом, на котором беспорядочно валялись исписанные листы бумаги, маленькой духовкой, дребезжащим холодильником и умывальником.
– Устраивайся поудобнее, моя дорогая. Места не много, но мне нравится эта лачуга. Всякий великий художник, ты знаешь, должен страдать. Я пока в конце перечня тех, кто жертвует материальными благами ради искусства. Я мечтаю о горячей ванной, вместо того, чтобы заниматься холодной, как лед, работой. Достаточной, чтобы заморозить мои гениальные мысли. И, тем не менее, обед будет подан приблизительно минут через десять.
Они выпили дешевого вина из треснувших кружек и съели какой-то необычный, по словам Чарли, деликатес, оказавшийся на удивление вкусным. Пока Чарли мыл посуду, Джина сидела на кровати и читала его, только что завершенную пьесу. Как актриса, она чувствовала, что ей было бы приятно играть в этой пьесе. Прочитав ее почти за час, она подняла голову и увидела, что Чарли сидит за столом, скрестив на груди руки, и внимательно ее разглядывает.
– Это действительно хорошо, Чарли.
Его лицо озарилось:
– Ты так думаешь?
– Да, я уверена.
– Благодарю тебя, Господи, за это. Если бы ты сказала, что тебе не понравилось, я был бы вынужден вышвырнуть тебя в окно, чем поднял бы ужасный переполох на улице, – он посмотрел на нее серьезно. – Мне очень приятно, что тебе нравится, Джина. Я не показывал ее еще ни одному человеку.
– Но тебе просто необходимо показать ее людям, которые смогут заняться постановкой.
– Я знаю. Я намерен показать эту вещь Тео, возможно, он разрешит мне поставить ее на последнем курсе.
– Ты просто обязан, Чарли, она на самом деле заслуживает внимания публики.
Они болтали около часа. Джина расслабилась и почувствовала себя уверенно и уютно в комнате Чарли. Конечно, он не Мэтью, но все-таки очень нравился ей. Когда девушка сказала, что ей надо успеть на последнюю электричку, Чарли выглядел таким удрученным, что Джине пришлось пообещать пообедать с ним опять в следующий четверг. Он настоял на том, чтобы проводить ее до метро и поцеловал ей руку, когда она стала на эскалатор.
– Благодарю тебя, моя сказочная фея, за удовольствие, доставленное старому мужчине.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать три, уже одной ногой я в гробу.
Она улыбнулась, помахала ему на прощание и уехала.
Чарли медленно шел домой, погруженный в свои мысли. Он допил вино. Конечно, он влюбился в нее с первого взгляда, с той первой встречи на балконе. И теперь совершенно точно знал – ему не нужен никто, кроме Джины. Никто.