ГЛАВА 4
С вершины Фенвикских гор открывались дали неоглядные. Внизу, подобно ковру ручной работы, раскинулись поля, за ними виднелись кущи деревьев, и завершала картину узкая изогнутая полоска песчаного пляжа. А дальше – сколько хватало взора – бесшумно катило волны море.
Алиса и Филипп остановили лошадей у края вершины, голым скалистым отвесом обрывавшейся к берегу моря, а с другой стороны уходящей пологими, густо поросшими стеной леса склонами. Как и говорил лорд Стразерн, это место было удобно для верховой езды – открывался прекраснейший вид.
Но Филиппа мало волновал пейзаж – он смотрел на Алису Лайтон. Видел, как она высоко и ровно сидела в седле, сколько грации было в ее осанке, и – смущение от ее присутствия переходило в нем в тайное удовольствие видеть ее. Он впитывал ее в себя и чувствовал, как она заполняет все его мысли.
Почти всю дорогу они скакали галопом, обгоняя ветер, и на персиковой коже Алисиных щек зарделись розы румянца. Голубыми брызгами искрились глаза, споря с цветом драгоценного сапфира, а губы, опьяненные улыбкой, притягивали к себе. Не отрываясь, он смотрел на нее, и она казалась такой открытой, такой невинной, как будто только сейчас он увидел ее впервые.
Это ощущение не прошло, когда она посмотрела на него сияющими глазами и мягко сказала:
– Я будто здесь впервые – так никогда не восхищал меня этот прекрасный пейзаж. Вы не возражаете, если мы сойдем с коней ненадолго?
– Конечно, госпожа Алиса.
Он повернулся к конюху, ехавшему на приличном расстоянии от них, и приказал ему держать лошадей. Спрыгнув с коня, Филипп помог Алисе спуститься на землю. Она скользнула в его объятия, а он, прежде, чем опустить ее, крепко обхватил руками стройную талию. Она улыбнулась и вдруг осознала, что они – мужчина и женщина.
– Филипп, – едва прошептала она.
Это светская леди вежливо возразила джентльмену, который зашел слишком далеко, – а сама она нежно, страстно неслась навстречу ему. Филипп ощутил переполнявший ее жар, захлестнувший его изнутри, и, повинуясь желанию, сжал ее и – отпустил. У Алисы перехватило дыхание. Он стоял молча и чувствовал, как его тело сжигает огнем.
И уходя, убегая от чувств, он произнес первое, что пришло в голову:
– Вид здесь, действительно, прекрасный, как я и предполагал.
Алиса почувствовала подспудный смысл его слов. Их взгляды встретились.
– Мне всегда нравилось это место. Вы не потрудитесь немного отступить, сэр Филипп?
Он уже овладел собой. Стоять так близко от нее, почти соприкасаясь телами, было невозможно – хотелось сразу взять и впиться во влажную свежесть ее капризно изогнутых губ своими жадными губами. Но позволить себе это было бы безумием. И не потому лишь, что где-то рядом стоял слуга, Филипп поклялся самому себе – не трогать Алису Лайтон, пока не наладится связь с роялистами Западного Истона.
Легкой походкой они прогуливались по краю обрыва, любуясь зеленью полей и голубизной моря, слизывающего сухое золото песчаного пляжа.
– Позвольте сделать вам комплимент: вы прекрасно владеете лошадью, – подавленно сказала она. Посмотрела искоса, зовуще-сдержанным взглядом. – Я не сказала вам об этом, когда вы спасли меня, в тот день… И сегодня тоже… я заметила – вы ездите так, будто родились в седле.
Филипп недоверчиво улыбнулся: опасно влекущая красавица исчезла – ее сменила пристойная леди-роялистка. Опять начиналась игра в кошки-мышки.
Полушутя-полусерьезно, что-то подразумевая, он сказал:
– Я научился у отца, а он был известен при дворе как прекрасный наездник.
То, что Филипп позднее усовершенствовал свои навыки, служа в кавалерии парламента, а позднее – у Кромвеля, здесь не было упомянуто.
– Как интересно! – быстрый взгляд Алисы сквозил кокетством, но в глубине его прочитывалась напряженная работа мысли: – Я не помню, чтобы ваш дядюшка, сэр Ричард Гамильтон, был превосходным наездником.
Филипп рассмеялся:
– По словам отца, он действительно таковым не был. Дядя Ричард не то чтобы ненавидел лошадей, он просто смотрел на них как на средство передвижения. Кажется, мой дедушка имел склонность к диким лошадям, а дядя как-то попытался проехать на необузданном жеребце, будучи еще подростком. И переломал себе ребра и руку. После этого его непросто было усадить на лошадь.
– Тогда это многое объясняет. Насколько я понимаю, ваш отец всегда имел возможность помериться силами с дикими лошадьми?
Филипп кивнул, поглощенный воспоминаниями о прошлом. Он ясно представил себе отца, как он поглаживает нос и губы неуправляемого скакуна, успокаивает его своим прикосновением, тихо бормочет ему что-то на ухо спокойным убаюкивающим голосом.
– Мой отец имел подход к лошадям, и, думаю, дед уважал его за это. И Ричарда всегда приучали к лошадям, несмотря на то, что он являлся наследником. А любимцем деда был мой отец. Вот почему после смерти дедушки отец вынужден был сослать себя на королевский двор. Враждебность, возникшая из-за его ухода в придворные, была настолько сильна, что они с дядей Ричардом постоянно держались порознь.
– Сослать?! Какое странное слово вы употребили. Я думала, что жизнь при дворе вам приятна.
Услышав удивление в голосе Алисы, Филипп вздрогнул и пришел в себя. «Осторожно!» – сказал он мысленно и постарался придать лицу бесстрастное выражение; войдя снова в ту роль, которую играл.
– Мой отец служил королю, и, когда я был подростком, мы жили в Лондоне. Иногда нас с братом брали на королевский двор, и мы играли с принцами, но это продолжалось недолго. После войны я оказался в ссылке. Должность при дворе, хотя и невысокую, я потерял. Как-то, еще в детстве, нам разрешили съездить в Эйнсли. Жизнь в деревне показалась мне раем, – Филипп чуть заметно улыбнулся. – Когда мы ездили в Эйнсли, наши учителя оставались в Лондоне, поэтому в деревне нам разрешали бегать и резвиться совершенно свободно. Я думаю, что это и послужило поводом для такого сравнения – жизнь при дворе казалась по отношению к деревне каторгой.
Заметив на пути довольно большой камень, Филипп взял Алису под руку, чтобы она не споткнулась. И снова почувствовал волнение – оно было такой помехой! – близость и нечаянное прикосновение к ней, шелест ее платья возле его бедра вновь пробуждали желание, пронзавшее его насквозь.
Камень на дороге уже давно остался позади, а Филипп все-таки был не в силах выпустить ее руку, так приятно ощущалось ее тепло. Он сознавал, что они здесь совершенно одни в окружении красивой местности, подходящей для романтических свиданий. Но эти беспокоящие мысли он уныло отогнал от себя. Однако продолжал держать ее руку.
– Должно быть, в ссылке вам было трудно? Я думаю, там все напряженнее – всякие сплетни, борьба за положение в обществе, пробуждающиеся чувства… – легкая дрожь в голосе Алисы выдала Филиппу, что на нее тоже действует их близость. Он также заметил, что она стала продолжать разговор на более серьезную, начатую им раньше тему и не ответила на его последние легковесные рассуждения.
Он загадочно улыбнулся и еще раз использовал правду для подтверждения своей лжи.
– Мне больше нравилось время, проведенное в кавалерии.
Алиса резко повернулась и вопросительно посмотрела большими голубыми глазами. Филипп поспешил объясниться, снова ругая себя, что недооценил проницательность и сообразительность Алисы Лайтон.
– Я говорю о времени, которое я провел на службе Его Величеству во время войны, госпожа Алиса. Я служил в кавалерии. Несмотря на тяжелое время, я почерпнул там многое, что пригодилось мне в жизни.
Алиса тихо одобрительно засмеялась, будто его ответ принес ей облегчение.
– Ах, да, мы вновь вернулись к теме о ваших блестящих навыках наездника.
Филипп с радостью подхватил этот разговор и тоже усмехнулся:
– Я не собирался завершать нашу беседу тем, с чего мы начали, но так уж получилось. Придется с этим согласиться, не правда ли?
Они дошли до того места, где скалистый массив переходил в склон. Там начинался густой лес, и они не могли идти дальше. Филипп выпустил ее руку и отступил назад, наблюдая, как Алиса пошла к огромному старому дубу, стоявшему на краю леса. Она провела рукой вверх-вниз по шершавой коре, закинув голову, посмотрела на раскидистую крону. Потом, улыбаясь, взглянула на Филиппа:
– Когда молодой король Чарльз скрывался у нас после битвы при Вустере, он рассказал нам, как его чуть не поймали войска круглоголовых. Он спрятался в ветвях старого дуба, как этот, и, пока они прочесывали местность, наблюдал за ними в ожидании, что в любой момент его могут схватить, от страха у него сердце ушло в пятки. Он когда-нибудь рассказывал вам эту историю, пока вы вместе были в Европе?
Филипп почувствовал, что ему ненавистен этот ее мечтательный взгляд, как только она заговорила о Черном Принце, так называли Чарльза его враги. Прозвище было дано из-за смуглой кожи, длинных черных волос и темных глаз молодого короля, но по этим признакам такое же прозвище можно было дать самому Филиппу. Он заставил себя уныло улыбнуться.
– Я не был настолько близок к Его Величеству, чтобы он рассказывал мне подобные истории, миледи. В этой ссылке я был всего лишь незначительной мелкой сошкой.
– Так вы его не очень хорошо знали?
– К моему глубокому сожалению, миледи.
Алиса дугой вскинула брови.
– Жаль. Он очаровательный человек. Постоянно подвергаясь опасности, он находил время для тех, кто его поддерживал. Я навсегда запомнила, как свободно и просто он разговаривал со мной, был совершенно естественный, несмотря на свой высокий сан.
Слова Алисы многое прояснили для Филиппа. Он тут же представил себе молодую впечатлительную девушку, увлеченную атмосферой опасности, несказанно усиливающей очарование человека, умевшего найти подход к людям. У Алисы не было времени поглубже заглянуть в истинные чувства Чарльза, скрывавшиеся за беспечной внешностью. Прежде всего, перед ней был человек, к которому плохо относились, и она была против такого обращения, осуждала людей, которые себе позволяли это.
Филиппу захотелось изменить идеалистическое представление Алисы на более близкое к правде. Его правде. Очень осторожно он сказал:
– Молодой человек, бежавший из Англии после отчаянной попытки получить трон своего отца, был очаровательным. Но годы, проведенные в ссылке, могли ожесточить его настолько, что вы не можете себе даже представить.
– Тем лучше для него, когда он станет в своем отечестве королем.
Ее пушистые ресницы вздрогнули. Филипп принужденно засмеялся.
– Существенное замечание, госпожа Алиса Лайтон. Но у Ричарда Кромвеля есть гарантия безопасности, пока он пользуется способами держать страну в узде – методами, завещанными его отцом.
Алиса отвернулась и пошла обратно по тропинке, по которой они прошли сюда вместе. Филипп направился за ней.
– Расскажите мне о Ричарде Кромвеле, – просто предложила она.
Филипп пожал плечами, стараясь выглядеть спокойным.
– Я также плохо его знаю, как и короля Чарльза.
– Но вы, должно быть, встречались с ним, когда он давал согласие на ваше возвращение в Эйнсли!
– Я больше встречался с его советниками, – печально и с полной откровенностью сказал Филипп. – Мне сказали, как вести себя и что говорить, если со мной попытаются завести связи сторонники короля, желающие вернуть его к власти.
Прекрасные голубые глаза Алисы широко открылись.
– И что это было?
– Госпожа Алиса, меня один раз уже простили за участие в перевороте. Больше мне не окажут такой чести.
– Думаю, да, – она задумчиво посмотрела на его помертвевшее лицо. – Они взяли с вас клятву?
Было опасно продолжать этот разговор. Филипп не любил и не хотел ей лгать. Ему хотелось узнать, только ли личная заинтересованность руководит ее пытливыми вопросами.
– Нет, они слишком увлеклись нравоучениями в мой адрес, так что забыли взять с меня клятву. Боюсь, что нынешний лорд протектор и его прихвостни не настолько искусны в навязывании своей воли, как был покойный Оливер Кромвель.
– Тем лучше, для тех, кто поддерживает короля Чарльза, – сказала Алиса, сдерживая распирающие чувства, что говорило о ее твердой вере в восстановление монархии.
Они подошли к лошадям и остановились. Филипп взял руки Алисы в свои.
– Алиса, будьте осторожны. Такие неумные и грубые люди, как Ричард Кромвель и его команда, все же имеют армию и власть – с ними шутки плохи. Тайный Союз слаб с тех пор…
Она сжала его пальцы.
– Что вам известно о Тайном Союзе?!
– Все знают о Тайном Союзе! – раздраженно сказал он. – Ссыльные, лорд протектор и его люди. Это известная тайна: король Чарльз поручил шестерым мужчинам быть связными со всеми роялистами в районах Англии, так чтобы бунт местного значения смог перерасти в государственный переворот. Но кто-то из членов Тайного Союза выдает их тайны лорду протектору.
Алиса высвободила руки и скрестила их на груди. На лице было потрясение и вызов.
– В Тайном Союзе всего шесть человек! Хотя это правда, что они поддерживают связь с королем, но они не единственные, кто поднимается против лорда протектора и его людей. Это такие, как… – она чуть не назвала имя, но Филипп и так знал, что Алиса говорила о своем отце.
Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и требовательно спросила:
– Кто вам сказал, что лорду протектору известно о существовании Тайного Союза?
Филипп колебался. Он знал, что уже допустил больше, чем положено.
– Кто?!
С неохотой он сказал:
– Мой брат.
– Ваш брат – круглоголовый?
– Да.
Алиса содрогнулась. Хотя члены Тайного Союза никогда не принимали активного участия в переворотах, они были связующим звеном между роялистами и королем в ссылке. Как самый ревностный роялист в округе, лорд Стразерн контактировал с одним из членов Тайного Союза. Отсюда он узнал, что Томаса посылают в Англию.
– Я должна сказать отцу, – в голосе ее была настойчивость, но она улыбнулась: – Сэр Филипп, спасибо за информацию. Моя семья в долгу перед вами.
Филиппу ничего не оставалось, как попытаться использовать свою обмолвку.
– Передайте своему отцу, что я буду рад помочь ему, чем могу.
Он подхватил ее за талию, чтобы посадить в седло. И всякий раз ее близость зажигала в нем страсть, а когда она улыбнулась ему, он почувствовал безудержное желание.
– Хорошо, – ласково сказала она, облизнув губы, и этим выдала Филиппу свое скрытое желание, может быть, не меньшее, чем у него. Она поудобнее уселась в седле. – А вам, сэр Филипп, не следует опасаться того, что мы здесь, в Западном Истоне, ожидаем от вас больше, чем вы готовы дать. Честное слово джентльмена так же важно, как и его поступки.
Филипп не ответил. Нелепо, но ее слова заставили его почувствовать себя предателем. Одним ловким движением он вскочил в седло и к этому моменту уже полностью овладел собой. По дороге домой они разговаривали на разные темы, но он ловил на себе вопросительные взгляды Алисы, которая, казалось, хотела понять, почему ее спутник вновь так переменился, стал молчаливым и загадочным. Гамильтон не сомневался в том, что Алиса Лайтон представляет для него опасность, причем, во многих отношениях.
* * *
– Ты знаешь, мама, что у нас в Стразерн-холле уже давно не было гостей, – Пруденс, одетая в свое любимое небесно-голубое платье с персикового цвета нижней юбкой, сделала стежок на носовом платке, который она подшивала.
Семья Лайтон уютно устроилась в маленькой гостиной, где они обычно любили заниматься мелкой работой. Сгустились сумерки, и свечи струили мягкий свет на деревянные панели, от этого старая комната делалась более уютной. Они сидели, собравшись у камина, который не только согревал их в прохладный весенний вечер, но и соединял. Женщины занимались рукоделием, а лорд Стразерн отдыхал, читая лондонскую газету. Время от времени он развлекал женщин тем, что с негодованием зачитывал то, что там писали, и потом едко комментировал прочитанное.
Абигейл заинтересовало замечание, высказанное ее дочерью. Ведь политика меньше всего занимала ее.
– Нынешние времена невеселые, Пру. Пуритане не одобряют развлечений.
– Это не совсем так, моя дорогая, – Стразерн оторвался от газеты. – Помнишь, когда выходили замуж дочери Кромвеля? Это было, кажется, год или два тому назад. По общему мнению, празднество было довольно-таки шумным. Были разрешены не только танцы, но, насколько я понимаю, некоторые гости изрядно напились.
– Они – сильные мира сего. А нам, грешным, тягаться с лордом протектором опасно, как играть с огнем, – Абигейл резко оборвала нитку, как бы подчеркивая значение сказанных слов.
Пруденс с возмущением положила носовой платок на колени.
– Мама, я и не думала о бале! Просто могли же мы устроить небольшой ужин для гостей, – она изобразила на лице невинность. – Например, в честь сэра Филиппа Гамильтона теперь, когда Алиса определила, что он действительно порядочный человек.
Алиса подняла свою золотистую головку и посмотрела на сестру. Выражение ее лица было возмущенным.
– Ты говоришь обо мне ужасно, как будто я великий инквизитор или что-то в этом роде!
– А ты разве в стороне? Неужели не все мы внимательно его изучаем? Все соседи прислушиваются к нашим оценкам, особенно папиным, конечно. Если увидят, что мы принимаем сэра Филиппа, тогда уж точно его примут в Западном Истоне. Ты нам говорила, что считаешь сэра Филиппа человеком с принципами. Ну, разве этого не достаточно?
Лицо лорда Стразерна стало задумчивым.
Легким щелчком он смахнул пушинку, прилипшую к черной ткани его кюлотов, надетых в паре с темно-зеленым камзолом.
– Думаю, в словах Пруденс есть определенный смысл. Сэр Филипп уже завоевал доверие арендаторов Эйнсли, и говорят, что у него новая точка зрения на острую проблему землепользования и роста прибыли. Мы должны задать тон и известить всех, что он – желанный гость.
– Но папа! Не лучше ли подождать, пока Томас не уедет отсюда? – запротестовала Алиса.
Стразерн улыбнулся. Это было его обычное выражение лица, не предвещавшее ничего хорошего тому, кто был против его мнения.
– Нужно подготовить встречу Томаса. Я сломал голову, пока придумал, как нам встретить его, чтобы не привлекать внимания остальных. А что может быть более естественным и безобидным, чем обдуманно устроенный радушный прием в честь нового жителя в нашей среде в это самое время? Это великолепная мысль! Мы можем пригласить всех респектабельных людей округа под предлогом знакомства с сэром Филиппом. Когда вечер будет в разгаре, мы с членами комитета сможем удалиться в Королевский салон и составить планы. После мы вернемся на вечер, и лучшего ничего не придумаешь.
– Тогда решено! – восхищенно воскликнула Пруденс. – Мама, надо начать подготовку к вечеру немедленно. Мы его проведем через неделю.
Абигейл посмотрела на мужа, и он кивнул.
– У нас будет достаточно времени. Мы проведем неформальный вечер. Вначале Эдвард должен убедиться, что джентльмены, с которыми он хочет встретиться, смогут прийти; потом мы должны пригласить сэра Филиппа; после всего звать тех, кого положено.
Она посмотрела на своих близких, как генерал, – сходство ей придавало ярко-красное платье с белой нижней юбкой – командующий войсками.
– Теперь у нас много дел, но мало времени, чтобы все успеть, Эдвард, ты должен подготовить приглашения для тех, с кем ты хочешь встретиться, чтобы мы завтра пораньше смогли их разослать. Алиса, ты помоги отцу. Пруденс и я составим список тех, кого надо пригласить, и начнем другие приготовления.
Стразерн грустно посмотрел на свою дочь и сказал:
– Пойдем, дорогая, кажется, нам дали указания.
Алиса охотно отложила шитье. Она встала, расправила стеганую зеленую нижнюю юбку, поверх которой было надето ярко-голубое платье.
– Папа, я знаю, что другие запротестуют, но я надеюсь, что ты поможешь мне участвовать во встрече Томаса.
Абигейл пристально и спокойно посмотрела на Алису.
– Твой отец был бы благоразумнее, если бы не позволил тебе участвовать в приеме брата. Боже мой, Алиса! Вокруг столько шпионов лорда протектора! Неужели ты действительно веришь, что возвращение Томаса останется в секрете?
Алиса вскинула голову.
– Сэр Филипп Гамильтон сумел вернуться в Англию.
Абигейл громко фыркнула, забыв о манерах.
– У сэра Филиппа есть брат, который поддерживает лорда протектора. Более того, сэр Филипп участвовал в гражданской войне, а не в восстании на стороне короля Чарльза в пятьдесят первом. Его проступок давно прощен.
– И сэр Филипп здесь не для того, чтобы подстрекать к бунту, – добавила Пруденс, закончив шитье и любуясь своей работой.
Алиса капризно сморщилась:
– Он мой брат, мама! Я буду там, когда он приедет домой!
– Довольно! – сказал Стразерн, поднимая руки. – Не все сразу. Алиса, пойдем со мной. Начнем писать приглашения, чтобы успеть сегодня же.
Когда они вышли из комнаты, Абигейл покачала головой и вздохнула.
– Пруденс, я надеюсь, ты не собираешься следовать в жизни примеру твоей сестры? Иногда я боюсь, что она плохо кончит со своими нелепыми идеями.
Пруденс ответила серьезно:
– Нет, мама. Алиса красива и постоянно окружена лучшими мужчинами, но мне кажется, она не захочет связать свою жизнь с кем-нибудь из них. Она слишком многого хочет. Я более практична. Я хотела бы выйти замуж за человека, имеющего собственность и положение в обществе, который не был бы мне противен. Я не хочу никаких сердечных привязанностей.
– Хорошо, – Абигейл аккуратно отложила шитье и начала считать поименно будущих гостей, загибая пальцы. Деловые рассуждения Пруденс о дальнейшем замужестве тут же оказались забыты из-за более насущных проблем – кого пригласить, что подавать к столу, во что одеться для этого вечера.
Следующие несколько дней все были заняты делом – разосланы приглашения и получены ответы. Члены комитета Стразерна ответили очень быстро, поэтому не прошло и двух дней, как сэру Филиппу послали уведомление с вопросом – сможет ли он посетить их маленький семейный вечер, который устраивают супруги Стразерн. Сэр Филипп с удовольствием принял приглашение, тогда такие же разослали остальным гостям.
Подготовка к вечеру шла очень быстро. В доме провели генеральную уборку. В большом зале и музыкальной комнате, где стоял клавесин, мебель была отполирована до блеска. Алиса села за клавесин и с задумчивой улыбкой сыграла какую-то веселую мелодию, но знала, что танцы устраивать нежелательно.
Она смутилась, осознав, что представила себя танцующей не с Цедриком Инграмом, а с сэром Филиппом Гамильтоном.
* * *
Когда прибыли гости и сэр Филипп Гамильтон был должным образом представлен всем и каждому, Стразерн решил, что пора незаметно ускользнуть с несколькими джентльменами, чтобы обсудить с ними детали встречи Томаса, а Гамильтон всецело завладеет вниманием гостей, поэтому никто даже не заметит его исчезновения.
– Посол короля должен прибыть через две недели – начал лорд Стразерн свое тайное заседание. – Человек, которого посылают к нам, – мой сын Томас. Вы, конечно, его знаете…
Он замолчал и внимательно обвел взглядом всех присутствующих, потом продолжал:
– Недавно я получил сообщение, вызывающее беспокойство, – одному из членов Тайного Союза нельзя доверять, но не уверен, что это правда. Я предупредил Томаса, он прибудет в Фенвикскую бухту в полночь. Мною намеренно изменены время и место прибытия, так что об этом знают только те, кто сейчас здесь находится. Не думаю, что возникнет какая-то опасность, если нас встретят люди лорда протектора. Нам достаточно будет инсценировать маленькое событие: небольшая компания джентльменов ночью на пустынном пляже, якобы встречающая контрабандистов, не вызовет никаких сомнений. Конечно, предупредительность не помешает. Поэтому мы выставим дозорного, надеюсь, это тоже будет нормальным.
Четверо мужчин в Королевском салоне слушали с серьезными лицами. Цедрик Инграм заговорил первым:
– Разумное предложение, Стразерн. Контрабанда у нас на берегу распространена. И хотя лорд протектор и его прихвостни пытались положить этому конец, до сих пор мы пользуемся ею. Даже если патруль натолкнется на нас, он не заподозрит настоящую причину.
– Все равно они нас арестуют! – сказал сэр Генри Баллентайн, человек нервного вида. Его имение находилось в десяти милях от Западного Истона, и он осуществлял связь между Стразерном и роялистами Уэльса. Генри Баллентайн был из тех, у кого всегда полно идей, которые невозможно осуществить. Но людей, желающих жертвовать головой ради короля, находилось не так уж много, поэтому Стразерну было необходимо мириться с их странностями и недостатками.
– Мы станем в тени, пока не придет корабль, – успокоил он. – Патруль нас не заметит, уверяю вас, Баллентайн. Ну а теперь, я хотел бы просить вас, Цедрик Инграм, вас, юный Грэхам, и еще одного человека быть на пляже в тот вечер. Мы попросим Барнауса Вишингема, кузнеца, чтобы он взялся быть дозорным.
Сэр Генри Баллентайн согласился участвовать очень неохотно и только потому, что его настойчиво попросили, и Стразерн подумал, что тот предпочел бы не приходить. Остальные согласились сразу.
– Отлично, встречаемся в полночь на пляже через две недели. В первый вечер Томас пойдет с кем-то из вас…
– Он, несомненно, придет сюда, – сказал Цедрик, вскинув брови.
– Не обязательно, – холодно ответил Стразерн. – Ему надо встретиться со многими группировками, поэтому придется быть в разных местах. Еще не решено, откуда он начнет.
– Разумно, – подтвердил нервный сэр Генри. Стразерн кивнул.
– Подробности я сообщу тому, кто будет избран для предоставления ему убежища, как только приму решение. А сейчас, господа, предлагаю вернуться к гостям, чтобы наше отсутствие не казалось слишком долгим.
Цедрик Инграм выждал, пока все ушли, и спросил:
– У кого вначале остановится Томас?
Стразерн пристально посмотрел на него – Цедрик не дрогнул.
– У меня, – наконец, сказал он. – Хотя Союз организовал, чтобы представитель был послан в каждый район страны, его маршрут разрабатывают местные роялисты. Вам, конечно, известно, что есть выступающие за активный переворот, которым удалось снискать благосклонность короля. Члены Союза считают переворот преждевременным. Его Величество, выслушав эти разные мнения, решил послать своих доверенных. В Тайном Союзе считают, что посланники подтвердят их точку зрения: восстание провалится и, что хуже всего, объединит республиканцев – к чему они так стремятся – чтобы защищаться от угрозы возвращения монархии.
– Мы с вами расходимся во мнениях по этому вопросу, Стразерн. Я считаю, Англия слишком долго терпит ярмо пуритан! Необходимо показать им, что мы – мужчины, и, причем, опасные! Я бы с радостью принял участие в восстании.
– Знаю. Вам разрешат проголосовать за вашу точку зрения, Инграм, когда мы встретимся с Томасом. Если большинство согласится с вами, король узнает об этом. Ну, а теперь я не хочу, чтобы мое отсутствие было неверно истолковано. Вернемся на вечер.
Цедрик вынужден был согласиться, и сделал это с улыбкой и готовностью, однако, выразив недовольство по поводу расхождения мнений.
Когда они вошли, большой зал был пуст. Переливчатый голос весело звучавшего клавесина привел их в музыкальную комнату. Они увидели, что Абигейл играла, а гости танцевали. Поскольку танцы официально были запрещены, то элемент риска усиливал удовольствие, которое явно испытывали люди от движения под музыку.
– Великолепная идея, – тихо сказал Цедрик, когда они остановились в дверях музыкальной комнаты, – и как она могла прийти в голову леди Стразерн, чтобы посметь разрешить танцы?
Стразерн едва сдержался от ругательств. В действительности, все соседи, приглашенные на вечер, были убежденными роялистами, но это не означало, что можно так явно пренебрегать правилами. Особенно теперь.
Однако в глазах Цедрика Инграма Стразерн не собирался уличать ошибку, допущенную его женой. Он понимал, что Цедрик не из числа его друзей, а всего лишь сочувствующий его идее возвращения короля на трон. И зятем – ему не был. Во всяком случае, пока.
– Бесспорно, у моей жены были причины, чтобы согласиться на это. Я непременно выясню, а сейчас лучше не обращать внимания.
Цедрик хмыкнул. Потом, в порыве юношеского очарования, что с ним случалось весьма редко и по-своему внушало симпатию, он засмеялся:
– Должен признаться, что я с удовольствием потанцевал бы с вашей дочерью. Где она? Вы ее видите?
К несчастью, Эдвард увидел ее.
В центре танцующих были Филипп и Алиса.
Одетая в платье цвета морской волны с лифом, украшенным серебряным шитьем, и шелковой нижней юбкой в голубую и серебряную полоску, Алиса не сводила глаз с Филиппа и представляла собой романтическое видение. Улыбка на ее устах растопила бы сердце любого мужчины. На щеке обозначилась соблазнительная ямочка, и когда она говорила, ее живые голубые глаза искрились от удовольствия.
Стразерн посмотрел на Цедрика Инграма. Выражение его лица стало холодным, а потом – разъяренным. Понимая, что вызвало неожиданную вспышку, Стразерн вновь посмотрел на дочь и сэра Филиппа Гамильтона.
Филипп, одетый в темно-голубое, контрастно подчеркивал блистательную красоту Алисы. Его костюм был сшит мастером высокого класса и соответствовал торжествующей на континенте французской моде. Темно-голубой сатин на широких рукавах камзола переливался на свету, как и накидка, с небрежной легкостью спадавшая с плеч.
Филипп наклонился и что-то нежное шепнул на ухо Алисе. Она счастливо засмеялась, но, наперекор, отрицательно покачала головой. Для постороннего наблюдателя она казалась женщиной, не дискутирующей, а флиртующей с мужчиной, привлекавшим ее.
– Ублюдок! Что он себе позволяет?! – Цедрик рассвирепел. – Как он осмеливается так разговаривать с госпожой Алисой?!
Стразерн услышал, как бурно проявляет ревность Цедрик, и посочувствовал ему. Ведь за последний год Инграм был самым рьяным поклонником Алисы и уже считал, что покорил ее. Мужчине с таким развитым чувством собственного достоинства нельзя было не забеспокоиться при виде его дамы сердца, так любезничающей с другим мужчиной.
Тем более, если этим мужчиной был человек, так возмутительно модно одетый – настоящий кавалер! – и с такими неоспоримыми мужскими достоинствами. Рядом с ним Цедрик, постоянно гордившийся своей непревзойденностью в вопросах моды, почувствовал себя довольно глупо в своем костюме цвета молодых листьев, украшенном серебром и темно-зелеными лентами. В его одеянии было много излишеств: до нелепости узкий камзол, неимоверно широкие кюлоты и вычурно пышные банты на отворотах. В Филиппе Гамильтоне все говорило о сдержанном достоинстве, уверенности в себе. Он затмил Цедрика Инграма, и вряд ли кто мог это выдержать.
Стразерн поспешил успокоить Инграма:
– Сэр Филипп – наш почетный гость, а Алиса в какой-то мере хозяйка вечера, поэтому я не вижу проблемы в том, что они танцуют вместе. Я уверен, что моя дочь с удовольствием потанцует с вами – в следующий раз.
Цедрик просиял:
– Я знаю, она будет рада потанцевать со мной. Но мне не нравится, как этот молодой человек – обыкновенный прохожий! – смотрит на нее.
Стразерн усмехнулся. Он ничем не мог ему помочь.
– Черт побери, Инграм, он гость в этом доме? Я думаю, вы обращаете слишком большое внимание на него.
– Возможно.
Так как Эдвард еще не дал своего согласия на брак Алисы и Цедрика, оба они знали, что Цедрик не больший претендент на руку Алисы, чем любой другой мужчина.
– Посмотрите, сюда идет моя дочь Пруденс. Поздоровайтесь, Инграм, и перестаньте беспокоиться из-за Алисы и Филиппа Гамильтона, – он взглянул на расстроенное лицо Цедрика и решил подбодрить его. – Я попросил Алису поговорить с сэром Филиппом и побольше узнать о его политических взглядах. Видимо, поэтому она и кажется такой заинтересованной. Вы же знаете, как она страстно желает вернуть Англии ее естественное политическое устройство.
Казалось, Цедрик еще больше напрягся.
– Ради всего святого, Стразерн! Я не могу поверить, что вы доверяете такое деликатное дело женщине – будь это ваша дочь или нет! Я…
Пруденс – явление в розовом и белом – остановилась возле своего отца, с надеждой уставившись на Цедрика.
– Папа, господин Инграм, как хорошо, что вы вернулись. Нам так не хватало вас! – она робко улыбнулась Цедрику. – Надеюсь, вы не прочь будете потанцевать, когда объявят следующий танец, сэр? Нам еле удалось убедить сэра Филиппа принять участие в этом развлечении, но, в конце концов, добились успеха, и он, кажется, получает истинное удовольствие.
– Я вижу! – Цедрик взглянул на Филиппа и Алису как раз в тот момент, когда они вновь сблизились в танце. — Вынужден покинуть вас, Стразерн, вижу Джонстона у клавесина. Мне надо пойти и переговорить с ним.
Он удалился, пробираясь между танцующими парами и злобно глядя на Алису и Филиппа. Стразерн озабоченно наблюдала за ним, а Пруденс с нежностью и сожалением провожала его глазами.
– Ну, папа, – выдержав паузу, сказала она, – думаю, можно смело утверждать, что Алиса действительно покорила сердце господина Инграма.
– Его сердце или его гордость? – саркастично спросил Стразерн. Он посмотрел на дочь: – Пруденс, дорогая, тебе нравится господин Инграм?
Глаза Пруденс наполнились слезами. Она часто заморгала, чтобы не позволить пролиться слезам, и с видимым безразличием пожала плечами.
– Он самый подходящий жених в округе, папа, но не мой поклонник, а Алисы.
Музыка прекратилась, и все в восторге захлопали. Абигейл ударила по клавишам и заиграла другую мелодию. Цедрик пробирался среди танцующих, чтобы пригласить Алису на танец.
– Давай, – притворно бодрым голосом сказала Пруденс, – потанцуй со мной следующий танец, папа, ведь мама все равно занята.
Лорд Стразерн не одобрял танцев и не желал принимать в них участие, но чувствовал тяжесть на душе дочери и не сделал бы ничего такого, от чего ей стало бы еще хуже.
– С удовольствием, – сказал он, улыбаясь, и повел ее на танец.
Пруденс приятно зарделась, но не спускала глаз с Цедрика Инграма.
