ГЛАВА 23
Элизабет вздрогнула. С бьющимся от страха сердцем она припала к двери. Кто бы это мог быть здесь так некстати? Эша неожиданное вторжение нисколько не волновало. С невозмутимым лицом он спокойно поправлял свой белоснежный галстук. Трудно было даже предположить, что всего несколько минут назад он занимался любовью. У этой самой двери, в которую настойчиво стучали.
– Как я выгляжу? – испуганно прошептала Элизабет.
– Щеки у тебя пылают, – усмехнулся Эш. – Губы покраснели, а в глазах лихорадочный блеск. А, в общем, ты похожа на женщину, очень довольную любовью.
Ей хотелось стукнуть его кулаком, но она лишь презрительно фыркнула. Снаружи упорно пытались открыть дверь, и Элизабет снова налегла на нее.
– Элизабет, – раздался мужской голос. – Что-нибудь случилось?
Она с досадой прикусила губу. За дверью стоял Дуайт Тревелиан. Меньше всего в эту минуту ей хотелось видеть его. Этот ужасный человек сразу обо всем догадается. Он с одного взгляда поймет, чем она только что занималась.
– Элизабет, – снова подал голос Дуайт, нетерпеливо дергая дверную ручку.
Эш присел на край круглого стола. Наблюдение за растерянной женой доставляло ему удовольствие.
– Думаю, лучше впустить непрошенного гостя, принцесса, – насмешливо посоветовал муж. – Иначе он вышибет все замки.
Элизабет тяжело вздохнула, мирясь с неизбежным и стараясь немного успокоиться. Она открыла дверь с притворной улыбкой. В коридоре стоял, с недоумением на лице, Дуайт.
– Вот так сюрприз! – радостно воскликнула Элизабет.
– Нисколько не сомневаюсь в этом, – согласился Дуайт. Пытливые голубые глаза осматривали Элизабет с ног до головы. – Что вы здесь делали? И почему у тебя такой потрепанный вид? – прибавил он не без ехидства.
Краска стыда заливала лицо Элизабет, и она нервно переминалась с ноги на ногу.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду? – растерялась она.
– Пока я шел по коридору, дверь без конца скрипела, – объяснил Дуайт и лукаво подмигнул.
– Джентльмен не обратил бы на это никакого внимания, – обиженно сказала Элизабет.
– Твой упрек больно ранит меня. Ведь я же подождал, пока все стихнет.
– Ты – настоящий рыцарь, – похвалила Элизабет.
Бросив взгляд через ее плечо, Дуайт внимательно посмотрел на Эша.
– А это, должно быть, тот самый молодой человек, который украл тебя у меня? – спросил он.
Элизабет укоризненно покачала головой. Она слишком хорошо его знала, чтобы принять всерьез эти слова.
– Можно подумать, ты когда-нибудь собирался на мне жениться, – в ее голосе звучала насмешка. – Ты так сильно увлечен ролью холостяка, что некогда подумать о супруге.
– Но если бы я искал жену, – улыбнулся он, – ты, бесспорно, возглавила бы список претенденток.
– Весьма польщена.
Дуайт прижал руку к сердцу и горестно воскликнул:
– Увы, моя прекрасная леди, я уже и не надеялся. Вы отказались скрасить своим присутствием мое бренное существование!
– Мне искренне жаль ту несчастную, что согласится за тебя пойти. – Взяв Дуайта под руку, Элизабет повернулась к Эшу. Он в упор смотрел на нее злыми, холодными глазами. Ее осенила догадка: Эш ревнует, и мысленно уже поставил на ней свое клеймо.
Элизабет одарила Дуайта самой нежной улыбкой. «Пусть этот невыносимый человек испытает настоящие муки ревности», – подумала она о муже.
– Позвольте мне вас познакомить, – заговорила Элизабет. – Энджелстоун, это твой кузен, – лорд Дуайт Тревелиан, виконт Уикэм. Он старший сын племянника Марлоу Бертрама, известного еще, как граф Клэйборн.
Дуайт переводил взгляд с Эша на портрет Эмори Тревелиана и обратно.
– Как вы похожи! Наверное, ты и в самом деле воскрес, – выговорил, наконец, он.
– Со стороны виднее, – ответил Эш, настороженно посматривая на кузена.
– Подумать только! Сколько лет прошло с тех пор, как мы играли вместе, Энджелстоун. – Высокий, светловолосый и стройный, Дуайт, грациозно ступая, подошел к окну и остановился. – Я помню, Лабиринт был твоим самым любимым местом для игр. Мы вели там потрясающие сражения. И, конечно же, хозяином замка всегда был ты, хотя я и на год старше. Королем всегда был ты.
Эш нахмурился. Слова кузена пробудили в нем воспоминания. «Дай Бог, чтобы Эш хоть что-нибудь припомнил», – молилась Элизабет.
Что-то неясное шевельнулось в укромном уголке души, где хранились забытые воспоминания. Ему казалось, что он стоит в темной пещере и один неверный шаг может лишить его жизни.
Дракон будет охранять мои сокровища.
Память дразнила, но манящий свет тут же гас, когда он пытался к нему приблизиться. На лбу от напряжения выступила испарина.
Повернувшись к Эшу, Дуайт снова спросил:
– Я слышал, тебя воспитали индейцы. Это правда?
– Меня спас человек из индейского племени, – спокойно ответил он.
– Впервые слышу, чтоб дикари спасали жизнь белому человеку, – слова Дуайта прозвучали скептически.
– Ты ведь ничего не знаешь об этих людях, потому так и удивляешься, – отозвался Эш, стараясь не взорваться.
– Что же такого интересного я о них не знаю? – презрительно усмехнулся Дуайт. – Эти дикари немногим лучше животных. Всю жизнь только и делают, что охотятся на невинных белых людей. Видишь, они даже не пощадили твоих родителей.
– Людям из этого племени приходилось защищать свою землю от захватчиков. Они просто отстаивают свой жизненный уклад, – невозмутимо ответил Эш. – Когда белые решили прочно обосноваться в их местах, индейцы хотели только одного – мира и возможности спокойно жить на маленьком клочочке земли, что даровал им Бог. Но белые восприняли эти условия в штыки. Правительство без конца нарушало соглашения, отбирая у несчастных все больше и больше земель, пока совсем не оставило их с пустыми руками. Дуайт задумчиво, потер подбородок.
– Ты говоришь так, словно дикари, – самые близкие тебе люди, – заметил он.
– А хорошо было бы, если лишить тебя дома, семьи и всего самого дорогого и близкого? – спросил Эш.
– В этом случае я встал бы на защиту того, что принадлежит мне по праву, – ответил кузен, сверля Эша холодным взглядом.
Эш хорошо знал людей и сразу мог определить, кто из них чего стоит.
– Оказывается, у моего кузена гораздо больше общего с людьми из индейского племени, чем он сам о том подозревает, – насмешливо ответил он.
Помолчав немного, Дуайт рассмеялся.
– Я вспомнил, меня в самом деле, одна или две леди называли бессердечным негодяем.
– Неужели только одна или две? – с улыбкой переспросила Элизабет.
Поклонившись, Дуайт горячо воскликнул:
– О, миледи! Мое безрассудство – это результат разбитого сердца. И исцелить его способны только вы. Но, похоже, я слишком медлил и теперь навсегда обречен на одинокую холостяцкую жизнь. – Он посмотрел на Эша. – Вот ты не стал тратить время попусту.
Элизабет напряглась в ожидании ответа. Она то и дело с опаской посматривала в сторону мужа.
«Даже если бы ты очень постарался, то не смог бы лучше изобразить свое отвращение к женитьбе на мне», – всплыли в памяти Эша слова Элизабет.
Конечно же, она боялась, что он, как самовлюбленный идиот, будет грубо шутить на людях по поводу их брака. Эш усмехнулся: он предпочитает вести войну с женой наедине.
– Я не мог устоять перед этой женщиной, – ответил Эш. – И влюбился в нее с первого взгляда.
Элизабет изумленно уставилась на мужа. Она затаила дыхание, боясь, как бы за этим не скрывался подвох.
– Да, я тебя понимаю, – согласился Дуайт, с улыбкой посматривая на его жену. – Элизабет – женщина особенная. В ней есть изюминка.
«Вот и еще одно сердце поймано в ее шелковые сети», – подумал Эш. Он удивлялся, почему Элизабет отказалась выйти замуж за молодого и красивого аристократа. Как бы не было неприятно Эшу признаваться, но в груди разгоралась ревность. Он был вне себя от ярости, глядя, как мило жена улыбается утонченному джентльмену и с каким удовольствием с ним болтает. Господи, какой же он идиот! Ему, дикому и опасному зверю, только и место в этой прекрасной золотой клетке. Однако он не собирается, как шут гороховый, становиться всеобщим посмешищем. В этом дворце его никто не удержит, каким бы огромным ни был соблазн.
– Мне поручили вас обоих привести в гостиную, – объяснил Дуайт свой приход и легонько сжал руку Элизабет. – Отец тоже здесь. Ему не терпится поскорее увидеть воскресшего Энджелстоуна. Но, может быть, Элизабет, ты сначала немного проветришься?
– Да. Это – отличная идея.
Эш изо всех сил стиснул зубы. Он не был уверен, что сможет сыграть роль Пейтона Тревелиана.
«Да, показывать Эша Бертраму все-таки еще рановато», – подумала Элизабет. Перебирая ложечкой клубнику со сливками, она украдкой посматривала на мужа. Ей не хотелось, чтобы Эш думал, будто она за ним наблюдает, опасаясь, как бы он не сделал чего-нибудь не так.
Элизабет была рада визиту Дуайта, но ей хотелось поскорее избавить Эша от их с отцом компании. Общество никогда хорошо не относилось к людям, которые решали свои проблемы силой. Отец Дуайта, Бертрам, граф Клэйборн, надеялся, что Эш сорвется, и тогда весь свет признает его дикарем и отторгнет от себя.
– Я правильно понял, что ты ничего не помнишь о своем детстве? И о той жизни, которую вел до того, как очутился среди индейцев? – обратился к Эшу Бертрам.
Элизабет подняла глаза на худощавого темноволосого мужчину, сидевшего за столом напротив. Бертрам был честолюбивым, напыщенным, самовлюбленным человеком, и ужасным занудой. Всякий раз при его посещении Элизабет не покидало тревожное предчувствие, что он, как стервятник, наблюдает за Хейвордом и прикидывает про себя, сколько лет осталось ждать, когда титул герцога перейдет к нему. Сейчас Бертрам всячески старался спровоцирвоать Эша на нежелательные и некрасивые действия.
– Моя память затуманена, – ответил Эш, низкий голос которого, был лишен эмоций. И только глаза его начинали сужаться от злости.
Хотя Эш и выглядел настоящим джентльменом в элегантном сером сюртуке, в нем невольно ощущалась какая-то... опасность. Он напоминал сейчас льва, случайно попавшего за обеденный стол. Безукоризненно сшитая одежда не могла скрыть того, что перед ними далекий от цивилизации, почти первобытный человек. Он мог вскочить с места и решительно наброситься на каждого, кто скажет или сделает что-нибудь не так. Человек, которого не смущало, что заниматься любовью можно в самом неподходящем месте, у дверей библиотеки.
– И все это время у тебя не было даже отдаленного представления о своем происхождении? – допытывался Бертрам.
Эш бросил на него леденящий душу взгляд.
– Не было, – коротко ответил он.
– Пейтон возвратился, наконец, домой, и теперь, я уверен, память к нему вернется, – вмешался в разговор Хейворд и ободряюще улыбнулся внуку.
Лицо Эша оставалось непроницаемым. Он буравил Бертрама тяжелым взглядом. О Боже, Элизабет это не нравилось! Затаив дыхание, ни на секунду не отводя от него глаз, она молила только об одном: чтобы Эш сохранял спокойствие. Приобрести открытого врага в лице Бертрама ей вовсе не хотелось.
Промокнув губы салфеткой, Бертрам снова заговорил:
– Мне кажется, это очень удобно – лишиться памяти.
– Мне это никогда не казалось удобным, – ответил Эш.
– Неужели? – сделал удивленное лицо Бертрам и посмотрел на собеседника долгим и пристальным взглядом. – И тем не менее, ты здесь, в этом дворце, хотя и не имеешь ни малейшего представления ни о своем имени, ни о доме, ни о семье. Все-таки, когда произошла эта трагедия, тебе было пять лет. К счастью, никто не может спросить теперь Пейтона, что было с ним до того рокового путешествия.
Леона накрыла ладонью руку внука, как бы желая его защитить и успокоить.
– Не важно, помнит или не помнит что-то Пейтон. Это не имеет никакого значения, Клэйборн. Теперь он дома. И это самое главное.
– Значит, ты совсем ничего не помнишь? – удивленно спросил Дуайт. – И даже тот день, когда я столкнул тебя в реку, и ты едва не утонул?
Эш с вызовом посмотрел на кузена. Вопрос не был для него неожиданным.
– Не помню, – спокойно ответил он.
– Кажется, меня в тот день рядом с тобой не было, – ухмыльнулся Дуайт.
Элизабет была благодарна Дуайту, что он сменил тему разговора на сболее спокойную.
– А о каких случаях мы еще не знаем? – спросила она.
Красивое лицо Дуайта стало задумчивым.
– Не помню, – отозвался, наконец, он. – Моя жизнь была ужасно скучной и однообразной. Монахи, кажется, жили веселее, чем я.
С такимим словами не согласились бы многие женщины. С улыбкой, посмотрев на неисправимого повесу, Элизабет подумала: почему у такого серьезного и мрачного Бертрама Тревелиана такой живой и любвеобильный сын?
– Странно, не правда ли? – снова заговорил Бертрам, не оставляя недобрых намерений. – Большинство людей в состоянии вспомнить хоть что-нибудь из своего детства. Тем более, ты был в пятилетнем возрасте.
Элизабет плотно стиснула зубы, чтобы не взвыть от отчаяния.
Эш спокойно выдержал взгляд своего врага и даже сделал вид, что удивился:
– Неужели?
– Ну да, конечно. – Помешивая чай, Бертрам отложил ложку на блюдце. – Я, к примеру, помню многое из своего детства, особенно, когда мне было пять лет.
Хейворд настороженно посмотрел на племянника.
– Но не все люди подвергаются таким душевным травмам в нежном возрасте, – заметил он.
– Верно, – согласился гость и отпил глоток чаю. Только теперь Элизабет смогла вздохнуть спокойней.
– Но уж свое-то имя, по крайней мере, человек должен помнить, – снова нашел зацепку Бертрам. – Не понимаю, неужели можно полностью потерять память?
Упорство и настойчивость Бертрама не имели границ. Элизабет очень хотелось посмотреть, как этот самодовольный зануда, будет болтаться в воздухе, схваченный Эшем за воротник рубашки. И все-таки она просила Бога помочь мужу, дать ему силы и не сорваться на грубость.
– Если хотите, можете находить это странным, – сказал Эш ровным и спокойным голосом, – но я в самом деле, ничего не помню.
– Не может такого быть! – удивленно вскинул брови Бертрам.
– Вы хотите сказать, что я лгу? – спросил Эш вежливым тоном.
В комнате воцарилось молчание. Присутствующие за столом замерли, опасаясь, как бы любое, даже невинное движение не заставило Эша взорваться. Затаив дыхание, Элизабет смотрела на мужа с мольбой в глазах: держись и дальше!
Бертрам холодно улыбнулся и с явным презрением в голосе сказал:
– Я просто говорю, что это трудно понять.
– А мне кажется, понять Пейтона совсем не трудно, – вмешалась в разговор Элизабет, не обращая внимания на злой взгляд Бертрама. – Ребенок стал свидетелем смерти родителей. Потом его взяли на воспитание индейцы и дали ему новое имя, приучили к своей культуре. Да и образ жизни тех людей совсем иной. Они просто стерли из его памяти следы прошлого. Было бы гораздо удивительнее, если бы при этих обстоятельствах Пейтон не потерял память.
– Да, думаю, ты абсолютно права, моя дорогая, – сказала Леона и метнула на Бертрама негодующий взгляд. – Клэйборн, я уверена, любой интеллигентный человек поймет, почему мой внук ничего не помнит о своем прошлом.
Бертрам нервно заерзал на стуле, испытывая неловкость от осуждающего взгляда герцогини. Он принялся вновь размешивать чай, покинув поле боя из-за большей численности противника. Однако Элизабет знала, что так просто Клэйборн не сдастся.
– Более неприятного человека я еще никогда не встречала, – сказала Леона, когда гости покинули гостиную.
– Да уж, – пробормотал Хейворд. – Должен тем не менее, сказать – наш внук сумел поставить его на место.
Только теперь Эш смог разжать кулаки. Никогда в жизни ему так сильно не хотелось ударить человека, как сейчас племянника Марлоу. И все же он не позволил этому мерзкому типу вывести себя из равновесия. А именно этого и ожидал Бертрам, стремясь вызвать вспышку ярости у дикаря-самозванца. У Эша страшно чесались руки от желания хорошенько проучить его, но отплатить Бертраму его же монетой было бы тоже неплохо.
Эш посмотрел на жену. Когда взгляды их встретились, она улыбнулась ободряюще и тепло. Она приветствовала его успех.
– Он просто хотел тебя спровоцировать, мой мальчик. Я нисколько в этом не сомневаюсь, – сказал Хейворд, вставая из-за стола. Дойдя до белого мраморного камина, он развернулся. – Мне кажется, Бертраму очень хотелось, чтобы ты показал себя не с лучшей стороны. Возможно, даже скомпрометировал себя. Ему это было бы на руку.
– Но зачем ему это надо? – удивился Эш. – Почему этот тип не хочет возвращения Пейтона к жизни? Что он от этого теряет?
– Четсвик, – ответил Хейворд, обводя взглядом комнату. – Он – следующий наследник в случае, если с тобой что-нибудь произойдет.
– Наверное, я не стал бы винить его за это, – подумав немного, сказал Эш. – Только представьте себе: совершенно неожиданно появляется какой-то незнакомец и заявляет о своих правах на то, что принадлежит не ему.
– Но ведь ты никакой не незнакомец! – воскликнула Леона, и устало уронила руки на колени. – Даже если ты упорно не желаешь признавать нас своими родственниками.
Эшу было больно видеть осуждение в глазах герцогини. Она не понимала и не хотела понять, почему он не может остаться в родовом гнезде.
– К несчастью, я нисколько не сомневаюсь, что Клэйборн сделает все от него зависящее, чтобы не отдать Пейтону законного наследства. Он заявил мне об этом, перед тем как мы пришли с ним в гостиную, – сказал Хейворд.
Рука Эша снова сжалась в кулак.
– Думаю, не имеет смысла связываться с этим типом, – сухо обронил он. – Поскольку я все равно не собираюсь здесь оставаться.
– Ради Бога, мой дорогой, – укоризненно покачала головой Леона. – Не говори такие вещи.
Элизабет посмотрела на мужа. В ее огромных серых глазах светилась уверенность: во что бы то ни стало она намерена сделать из него Пейтона. Жаль только, что ей наплевать на того человека, которым он был в действительности.
– Это твое право, – вновь заговорил Хейворд. – Мне остается только надеяться, что в конце концов ты все же передумаешь. Независимо ни от чего, ты продолжаешь оставаться моим наследником. От твоего отца у меня остался его сын. И ты унаследуешь мой титул, независимо от того, уедешь ли назад в Америку или останешься здесь, в Англии, на своей родине. Это ничего не меняет. Ты – мой внук.
Эш почти не слушал слов Хейворда, он понимал, о чем говорят его глаза. А в глазах старика была злая решительность, – доведенная до отчаяния последняя попытка Марлоу приблизить Эша к своему сыну, которого он навсегда потерял. Эш не мог найти в себе силы противиться доброму и бескорыстному человеку. Но ему было страшно подумать, сможет ли он стать таким, каким хотел его видеть дед.
– Вот так. – Хейворд опустил ладонь на холодную поверхность камина. – Мне совсем не хочется переворачиваться в гробу всякий раз, когда мой племянник будет тащить моего внука в суд. Мы должны найти способ доказать личность Пейтона.
– Как жаль, что у нашего внука нет твоего родимого пятна, Марлоу! – горестно воскликнула Леона и посмотрела на Эша. – Ты не унаследовал от деда маленькое, как клубничка, родимое пятно на попке.
Эшу стало тепло от того, как хорошо герцогиня знает своего внука.
– Нет, мэм, – ответил он. – На этом месте мне никто не выжигал клейма.
– Думаю, будет лучше как можно скорее представить тебя свету, – улыбнулся Хейворд внуку. – Я хочу, чтобы, когда меня не станет, ты прочно утвердился в обществе, как Пейтон Тревелиан.
Эш не стал говорить деду, что и сотни лет не хватит на его превращение в Пейтона. Элизабет встала.
– С вашего позволения, мы удалимся, поскольку вашему внуку еще многому предстоит научиться.
Эш почувствовал, как стынет кровь в жилах. На обучение оставалось чуть меньше двух недель. Какое-то ничтожное число дней, – и он может стать посмешищем.
