Глава 15
Все утро шел дождь, и не просто шел, а лил сплошным потоком. Ро с Джесси кололи в дровяном сарае кедровую дранку для будущей уборной. Работа была простой и монотонной, дающей выход постоянно сдерживаемой внутренней энергии. Эта работа полностью соответствовала настроению Ро. Он аккуратно раскалывал топором кедровые поленья на планки нужной ширины. Попадая на сучок, он слегка двигал топором из стороны в сторону, чтобы расколоть по направлению волокон. Это было искусство, для овладения которым потребовалось несколько дней, но зато сейчас Ро работал легко, позволяя мыслям свободно блуждать, где им вздумается.
По задумке Ро, для уборной требовались несколько перекладин, крепящих легкие навесные стены на чем-то роде полозьев. Полозья предназначались для того, что бы в случае необходимости можно было перевезти сооружение на другое место. На Анри идея не произвела особого впечатления, он считал все это ненужной роскошью. Но Мегги была довольна.
— Ах, разве это не великолепно!.. — прошептала она, и на лице ее появилось восторженное, мечтательное выражение, которое Ро так редко замечал в последнее время.
Раз Мегги захотела этого, раз она считала, что это будет чудесно — Ро был готов сделать все, чтобы она получила желаемое.
Последние несколько недель Ро почти постоянно думал о Мегги Бест, стараясь угадывать ее желания и исполнять их. С точки зрения здравого смысла, ему следовало бы чувствовать себя счастливым, обнаружив столь богатый и разнообразный научный материал и радуясь быстрому пополнению своей коллекции музыкального фольклора елизаветинской эпохи — коллекции, которая должна лечь в основу доказательства его теории. Но Ро замечал, что его мысли постоянно устремляются к босоногой женщине, разделившей с ним ночь страсти на ложе из клевера.
— Моя нога как новая, — сказал Джесси. Ро ни мгновение оторвался от работы и в знак согласия кивнул.
— Рад слышать это, Джесси. — Он снова вернулся к кедровым планкам, а мыслями — к своим фантазиям. Но молодой человек не отставал.
— Мне кажется, я почти так же здоров, как прежде! — продолжал он громче, чем требовалось, чтобы быть услышанным.
Пробормотав что-то в знак согласия, Ро отколол очередную планку и снова погрузился в раздумья. За эти дни Мегги едва ли перекинулась с ним парой слов. Фактически, она все время притворялась, будто вообще не замечает его. После той ночи они оба испытывали неловкость.
Было ясно, что Анри обо всем догадался и случившееся ему не понравилось. Ро не представлял, как Мегги смогла удержать отца от того, чтобы он не бросился на него с ружьем. Но Анри не сделал этого. А Ро с Мегги словно негласно договорились между собой о спокойном, вежливом сосуществовании; однако иногда, когда кто-то из них терял бдительность, глаза их встречались, и в них снова вспыхивало желание. Близость, возникшая между ними, не потускнела со временем, а разрослась во что-то более сильное, прочное, значительное.
— Ты забыл, не так ли? — спросил Джесси. Сбитый с толку, Ро замешкался над очередным поленом и поднял глаза. Он едва осознавал, что Джесси находится рядом с ним.
— Что забыл? — спросил он.
— Ты забыл, что говорил мне той ночью, когда мы ходили охотиться и пили донк.
Ро долго разглядывал Джесси, стараясь припомнить, что такого он мог сказать юноше, потом растерянно улыбнулся и покачал головой.
— По-моему, я действительно забыл. Этот донк вышибает мозги, правда?
Джесси не ответил на его улыбку, а склонился и продолжал работать. Ро, возможно, тоже вернулся бы к работе, но заметил, что его молодой друг действует топором медленно и неохотно. Что-то определенно было не так.
— В чем дело, Джесси? Что я забыл? Тот пожал плечами.
— Неважно…
Ро бросил работу, прислонив топор к кедровому полену, и подошел к Джесси.
— Нет, Джесси, говори, — произнес он. Видя его колебания, Ро продолжал:
— Я думал, между нами заведено, что друзья всегда говорят друг другу правду.
После этих слов Джесси взглянул Ро прямо в глаза:
— Да, мы об этом договорились.
— В таком случае, мне кажется, что ничего не говорить — то же самое, что обманывать.
Джесси долго обдумывал фразу.
— Ну, наверное, можно сказать и так.
Ро ухмыльнулся:
— Так расскажи мне, друг Джесси, о чем я забыл? Джесси заволновался, щеки его покрылись ярким румянцем, и он опустил голову, уставившись на свои босые ноги.
— В чем дело? — торопил его Ро.
Когда Джесси в конце концов заговорил, голос его звучал так тихо, что Ро приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова:
— Ты сказал, что мы могли бы навестить вдову…
— Вдову? — Теперь Ро в мгновение ока вспомнил их разговор.
Последние недели он так много времени проводил в размышлениях о собственных проблемах, что совершенно забыл о заботах Джесси.
— Вдову Плам — я рассказывал тебе о ней, — продолжал Джесси. — Парни говорят, что она вовсе не вдова и позволяет мужчинам побыть с ней за какую-нибудь свежеубитую дичь или безделушку из магазина мистера Филлипса. Я никогда ее не видел, но говорят, что она хорошенькая и довольно молодая. Правда, это говорили еще когда я был ростом ниже Мегги, так что, наверное, сейчас она уже не очень молодая.
— Я вспомнил, — сказал Ро. — Джесси, прости, что я забыл, но сейчас я ясно все вспомнил. Джесси посмотрел на него.
— В тебе говорил тогда донк, или ты действительно думаешь, что я мог бы…
— Ну конечно, Джесси, — ответил Ро. — Просто…
— Что «просто»?
— Просто… я не знаю, — Ро поразила собственная неуверенность. — Просто сейчас идея не кажется мне столь привлекательной, как в ту ночь.
Джесси серьезно кивнул.
— Да, пожалуй, это так, — сказал он, явно не веря в это. Он обреченно вздохнул. — А вообще, это не важно, Ро!
— Нет, важно! — ответил тот. — Ты такой же мужчина, как и все. Ты работаешь, переживаешь и страдаешь, как и остальные; и ты заслуживаешь тех же радостей жизни, что и любой другой мужчина.
— Но ты думаешь, что мне не следует… ложиться с женщиной?
— Джесси, честное слово, не знаю! — признался Ро. — Я думаю… Да, я думаю, что если ты хочешь, то следует попробовать. Но почему-то сейчас все представляется иначе, чем в ту ночь. Может… может быть, мне надо просто хорошенько обдумать эту идею.
Молодой человек, казалось, был удовлетворен таким ответом.
— Хорошо. Ты по-прежнему мой друг, даже если я никогда не… не сделаю этого.
— Но я ведь не сказал «нет»! — уверил его Ро. — Я просто… ну, мне кажется, нам надо подумать. Женщины, они… знаешь, Джесси, женщины — довольно сложные существа.
Молодой человек кивнул.
— Как арифметические действия?
— По крайней мере, не проще, — ответил Ро. — Когда думаешь о женщине, кажется, что получишь удовольствие от близости с ней, и все…
Джесси энергично закивал головой.
— Ага, я так и думаю!
— Но все не так просто. Оказывается, когда ты заканчиваешь, этим ничего не кончается. Джесси удивленно посмотрел на него.
— Ты хочешь сказать, что остаются воспоминания, — догадался он. — За это можешь не волноваться, Ро, я хочу помнить!
— Но это не просто воспоминания, — сказал Ро. Он раздраженно провел рукой по густым, черным волосам, отросшим за время пребывания в горах. Он даже не представлял себе, как объяснить все Джесси.
— Это не только воспоминания, это похоже на… на… ну, помнишь, как мы вместе приняли наказание поркой от твоего отца?
Джесси кивнул.
— Казалось бы, что сделает пара ударов прутом чикори таким здоровым парням, как мы?
— Они чертовски болезненны, — возразил Джесси.
— Да, болезненны, но дело не в этом. Так как мы прошли через это вместе, так как между нами возникло что-то общее, мы стали ближе друг другу. В ту ночь наша дружба окрепла, и хотя боль от ударов давно прошла, дружба осталась.
По лицу Джесси видно было, что он совершенно сбит с толку.
— Ты хочешь сказать, что близость с женщиной напоминает наказание поркой?
— Джесси, я совсем не это хотел сказать! — Ро в отчаянии вздохнул, злясь на свою неспособность ясно и четко выразить мысль. — Я сам не знаю, что я имел в виду, — признался он. — Но я считаю, что нам нужно серьезно обдумать это.
Джесси со вздохом кивнул.
— Я постоянно думаю об этом. По ночам я вообще не могу думать ни о чем другом…
Подойдя к другу, Ро обнял его за плечи. И только заметив удивленное выражение на лице Джесси, понял, какой новый и неожиданный жест только что сделал. Раньше все время Джесси обнимал Ро. На этот раз Ро обнял его. Они улыбнулись друг другу.
— Не тревожь себя мыслями о женщинах, друг! Кажется, в последние дни я тоже могу думать только об этом. Должно быть, виноват горный воздух…
— Не думаю, что это из-за воздуха, приятель, — серьезно ответил Джесси. — Держу пари, что тебя тревожит эта новая дверь между твоей кроватью и местом, где лежит на своем тюфяке Мегги…
Ро от удивления открыл рот. В этой жизни Джесси явно понимал больше, чем считали остальные.
Звук шлепающих по грязи ног привлек их внимание. Обернувшись к двери, он увидел Мегги, пересекшую двор. Над головой она держала фартук из простого домотканого полотна, чтобы хоть как-то уберечься от потоков дождя. Однако он не спасал подол ее юбки, промокший насквозь, пока Мегги добежала, наконец, до дровяного сарая.
— Там настоящий ливень, — задыхаясь, произнесла она.
Улыбка ее показалась Ро прекрасной и радостной. Он не мог припомнить, когда в последний раз видел Мегги в таком настроении. Нет, мог: он понял, где уже видел эту очаровательную улыбку — она была частые воспоминаний, преследовавших его во сне и наяву.
— Как дела у твоего отца? — спросил Ро, радуясь, что есть предлог заговорить с ней.
— Не намного лучше, — ответила Мегги. — Он наконец-то заснул. Но больная нога ноет, как никогда раньше.
— Он слишком много работал, — сказал Ро.
— Это моя вина, — тихо заметил Джесси. — Из-за того, что я отлеживался, ему пришлось больше работать.
— Здесь нет ничьей вины! — поспешно уверила его Мегги. — Анри делает то, что ему нравится. Просто этим летом его часто одолевают тревожные мысли, и он слишком много времени проводит на ногах, стараясь отвлечься от них. Джесси растерялся.
— А о чем папа так волнуется? Ему никто не ответил.
— Мне кажется, что дождливая погода особенно плохо влияет на его ревматизм, — сказал Ро. Мегги кивнула.
— Я заварила ему кору дикой вишни, чтобы облегчить боль, но обычно я добавлю в настой змеиный корень, а сейчас он кончился…
— Я мог бы сходить и принести немного, — вызвался Джесси.
— В такой дождь? — спросила Мегги. — Ты определенно подхватишь воспаление легких, роясь в лесу под таким дождем!
Джесси на мгновение согласился с разумными словами сестры, потом глаза его засверкали.
— Я могу спуститься на муле к хижине Бруди. У мамаши Бруди есть разные коренья, ведь так?
— Да, правда, — признала Мегги.
— Дорога почти все время идет вдоль хребта, — продолжал Джесси. — И я мог бы надеть папин кожаный плащ, так что вряд ли промокну.
Мегги заколебалась.
— Я знаю дорогу так же хорошо, как свое имя, — успокаивал ее Джесси. — Я не собьюсь и не заплутаю, не бойся!
Мегги кивнула.
— Хорошо, если ты съездишь, Джесси, — сказала она.
Молодой человек широко улыбнулся.
— Я вернусь до заката, — пообещал он. — И принесу змеиный корень.
— И спроси мамашу Бруди: может, есть какое-нибудь средство получше?
— Я спрошу, — сказал Джесси. — Но я уверен, что если бы что-нибудь было, ты бы уже давно дала это папе.
Он с виноватым видом повернулся к Ро.
— Извини, я не могу остаться и помочь тебе с кровельной дранкой, Ро. Я должен принести эти корни для папы.
— Не волнуйся! Я вполне смогу справиться сам. — Молодой человек кивнул. Он просто сиял от сознания своей ответственности и желания оправдать надежды, которые на него возлагались.
— Мне лучше отправиться прямо сейчас, — сказал Джесси, снимая с крючка свою широкополую шляпу.
— Не забудь плащ! — предупредила Мегги.
— Он висит на гвозде в амбаре, — успокоил ее Джесси. — Когда я выйду за дверь, то буду укрыт со всех сторон, как водяная черепаха в высокой траве.
С этими словами он вышел и поспешно направился к амбару. Ро и Мегги смотрели ему вслед. Как только он исчез за широкой дверью, Ро вернулся к своему занятию. Мегги нерешительно остановилась у порога.
— Я уверена, с ним все будет в порядке, — сказала она.
— Конечно, — согласился Ро. — Джесси знает каждый дюйм в этих горах и в случае чего способен позаботиться о себе.
Мегги кивнула.
— Знаю, но все равно беспокоюсь… — Ро улыбнулся.
— Хорошо иметь сестру, которая беспокоится о тебе, — сказал он.
Мегги повернулась и окинула Ро долгим, пристальным взглядом.
— У тебя же нет сестер, — это было утверждение, а не вопрос. — Ты мало рассказываешь о своей семье…
— Мне не о ком рассказывать, — ответил Ро. — Мои родители умерли, когда я был еще ребенком. А других своих родственников я почти не знаю.
— Это кажется таким странным — не иметь родственников…
Фраза, произнесенная Мегги, смутила обоих, и между ними повисла долгая, гнетущая тишина, которую нарушил, в конце концов, прощальный возглас Джесси, выходившего из амбара. Мегги помахала рукой брату и смотрела ему в след, пока он не скрылся из виду. Ро продолжал работу.
— Думаю, мне надо возвращаться в дом, — сказала Мегги.
Ро посмотрел на нее, потом на двор, залитый дождем.
— Кажется, он и не думает прекращаться, — заметил он. — Плохо, что у тебя нет своего плаща.
Рассмеявшись от мысли, что у женщины может быть свой собственный плащ, Мегги встряхнула фартук и набросила его на плечи.
— Этого вполне достаточно, чтобы перебежать из дома во двор и обратно, — пояснила она.
Улыбка, по которой так скучал Ро, снова заиграла на лице девушки. Скулы тронул ярко-розовый румянец, серо-голубые глаза казались темнее и глубже, чем раньше. Ро смотрел на нее и чувствовал, как внутри разливается тепло, и, словно повинуясь безотчетному порыву, из глубины души вырвались строчки песни, которые он пропел свободно льющимся, насыщенным баритоном:
«Она закуталась в фартук белый, И ее за лебедя принял он…»
Мегги поразил чистый, ясный звук его голоса. Она вдруг осознала, что никогда раньше не слышала, как он поет. В странном порыве единения она подхватила слова и мотив, подпевая высоким голосом и чуть-чуть в нос:
«…Но увы, но что поделаешь, Это всего лишь я, Полли Уон…»
Ро улыбнулся ей, и Мегги ответила на улыбку.
— Это одна из песен, когда-то привезенных из-за океана, которые ты собираешь? — Ро кивнул.
— Да, это старая английская песня, — ответил он. — В давние времена «баллады про убийц» были очень популярны. Мне кажется, сочиняя их, люди хотели рассказать другим о последствиях преступления. Такой своеобразный способ…
Мегги задумалась:
— Наши жители все еще поют их.
— И сочиняют свои собственные, — добавил Ро. — Ты слышала песню о бедной Оми Уайз?
— О, да, — ответила Мегги. — Такая печальная история…
— Это не просто вымышленная история, — пояснил Ро. — Она основана на реальном факте — убийстве Наоми Уайз в Дип Ривер, Северная Каролина, в 1808 году:
«Он сказал, чтоб она пришла к Адамс-роднику, Что принесет он ей деньги и обручальное кольцо, Ему поверила она и прибежала к роднику, Но не принес он ни денег, ни обручального кольца…»
Мегги вслушивалась в слова Ро. Конец баллады они допели вместе:
«Сжалься над моим ребенком, Сохрани мне жизнь, Пусть я останусь нищей И ничьей женой!» Он поцеловал ее, Он крепко обнял ее И бросил в бездонный омут, Где ждала ее смерть…»
— Ты хочешь сказать, что так и было на самом деле?
— Я не знаю, все ли здесь правда, но ее действительно убили, а ее возлюбленного — Джонатана Левиса — повесили за это преступление.
Мегги печально покачала головой:
— Трудно поверить, что мужчина может убить женщину, которая носит под сердцем его ребенка. Порядочный человек женился бы на ней!
— Конечно женился бы, — согласился Ро. — Но, возможно, она не вышла бы за него замуж.
Мегги чуть не начала спорить с ним, так как считала, что в песне явно чувствовалось желание Оми выйти замуж. Но подняв глаза на Ро, она поняла, что он сейчас говорит вовсе не о давно умерших влюбленных из далеких мест.
Мегги судорожно сглотнула.
— Но я не ношу ребенка, — сказала она в конце концов.
— Хорошо, — ответил Ро, и в ту же секунду, как слово слетело с его губ, он осознал, что не чувствует себя «хорошо». Он испытывал одновременно смущение и облегчение, разочарование и благодарность. По правде говоря, он не мог объяснить, что это было за чувство, но, определенно, слово «хорошо» здесь не подходило.
Ро пристально взглянул в глаза девушки, и она отвернулась.
— Мне лучше пойти домой, — сказала Мегги.
— Останься… — это был шепот, но она услышала. Сначала Ро подумал, что Мегги все-таки уйдет, но она перекинула фартук через руку и вернулась уже от двери.
Пару минут Мегги бесцельно бродила вокруг, рассматривая хорошо знакомые вещи, избегая взглядов Ро, потом остановилась и присела на перекладину.
Молчание становилось гнетущим, и Ро пожалел о произнесенных словах. Он чувствовал, что присутствие Мегги сейчас ему особенно необходимо, если бы она ушла, день стал бы намного безрадостнее.
— Я никогда раньше не слышала, чтобы ты пел, — сказала, наконец, Мегги.
Ро поднял голову и смущенно пожал плечами:
— Вокруг так много хорошей музыки… Я люблю слушать.
— У тебя чудесный голос!
— Не поставленный, — ответил он. — Обычно я пою, когда остаюсь один.
— Мне кажется, большинство из нас поступают так же.
Ро с любопытством взглянул на нее.
— Неужели? — он подошел к Мегги и сел на стоявшую рядом скамейку. — Вообще-то я знаю людей недостаточно хорошо, чтобы представить, что они делают, когда остаются в одиночестве. В детстве, когда я был мальчишкой, испуганным и одиноким, — признался Ро с полунасмешливой улыбкой, — я обычно начинал петь, чтобы не подпускать близко гоблинов, приведений и прочую нечисть.
Мегги улыбнулась в ответ, натянутость между ними постепенно таяла.
— В штате у залива полно приведений, да?
— Более, чем достаточно, — уверил ее Ро.
— А разве ты не бежал к маме, чтобы попросить ее прогнать дурные сны?
— Нет… — Ро задумчиво покачал головой. — Помню, что был в ее комнате, но ее не помню.
Ро почувствовал тоску в своем голосе и откашлялся, прежде чем продолжить.
— Мне было всего пять лет, когда отец отослал меня в школу. Я оказался самым младшим из всех учеников. Даже самые суровые родители обычно держат мальчиков дома, пока им не исполнится хотя бы восемь лет.
Мегги нахмурилась:
— Должно быть, ты был очень смышленым, раз тебя так рано отправили учиться?
— Да не мне нужна была моя учеба, а отцу надоело мое путание под ногами! — Он бросил взгляд на Мегги, но тут же отвел его, не в силах вынести выражение жалости в ее глазах, поэтому посмотрел вниз и сконцентрировал все внимание на длинных, узких, босых ногах, мокрых и покрытых грязью после пробежки через двор. Неожиданно ему захотелось рассказать ей все.
— У моей матери было слабое здоровье, — сказал он. — Она никак не могла оправиться после моего рождения. Отец не очень любил детей, а я оказался шумным и буйным ребенком… — Ро улыбался, но улыбка была безрадостной. — По правде говоря, я едва помню те дни, что провел дома. Самые ранние воспоминания связаны со школой…
— Где ты пел песня, чтобы прогнать приведения?
— Да.
— Мне очень жаль, — сказала Мегги. — Ты, должно быть, чувствовал себя очень одиноким.
— О, я привык к этому, — уверил ее Ро. — Мне кажется, я всегда был одиноким, всю свою жизнь, пока не…
Он не закончил фразу, в этом не было необходимости. Мегги сразу же поняла, что он хочет сказать.
Ро посмотрел в дверной проем, потом перевел взгляд на Мегги. «Да, я понимаю, что тебе тяжело», — казалось, говорили ее глаза. Как будто она знала, чего ему стоило это признание. Как будто радовалась, что именно ее семья и ее община спасли Монро Фарли от одиночества. Ро улыбнулся ей.
Мегги тоже заулыбалась.
Они молча сидели, стремясь продлить это мгновение: дождь по-прежнему лил потоками, стекая вдоль края односкатной крыши, и громко стучал по уже размокшей земле. Снова между Ро и Мегги воцарилось молчание, но сейчас оно было не в тягость.
К удивлению Ро, Мегги вдруг глубоко вздохнула и запела. Ро пару минут слушал ее, решив в конце концов, что ее необычный голос не так уж плох, как ему показалось сначала, а потом присоединился.
Они обнаружили, что вдвоем знают целых девять куплетов «Полли Уон». Было так приятно петь вместе… Их голоса, обладавшие, казалось бы, совершенно несопоставимыми тембрами, слились в неожиданной гармонии. После «Полли Уон» они спели «Серебряный кинжал». Чтобы добиться лучшего созвучия голосов, Ро сел на землю у ног Мегги. Ему нравилась ее близость, а простая, бесхитростная радость совместного пения напоминала всплеск солнечного света в темный, дождливый день.
Они пели одну песню за другой. Мегги обучила его балладе «Плохие попутчики из графства Теней», он научил ее петь «Старый человек, который пересек болото».
— А ты знаешь вот эту? — спросила Мегги.
«Невинным, чистым, как цветы, Хочу я девушкам сказать:
Храните сад своей мечты, Тимьян не позволяйте рвать…»
Глаза Ро удивленно расширились, потом, улыбаясь, он прислушался к мелодичному голосу Мегги.
«Мне не посеять вновь тимьян, Его цветение ушло, А место то, где рос тимьян, Сегодня рутой заросло».
Мегги исполняла песню проникновенно и нежно, словно это был детский напев, — такой, как «Мэри Контрари» или «Кошка в скрипке». Но Ро знал эту старую английскую балладу, и, вслушиваясь в звучание бесхитростных слов, думал об их исконном символическом значении. Значении, о котором явно не подозревала Мегги Бест. В древних легендах побег тимьяна олицетворял собой девственность, а горькие листья руты символизировали горькое чувство раскаяния после греховных любовных утех. Мелодичная песня о чудесном саде была в те далекие времена предупреждением для молодых девушек, своеобразным предостережением: нельзя доверять лживым сердцам мужчин, которые хотели обладать их телами, но не хотели жениться.
«Гвоздики — нежные цветы, Но быстро вянет их бутон. Другой букет я соберу, До лета будет свежим он».
Ро взглянул на молодую женщину, которая отдала ему свой тимьян… Это ее сорванный цветок завянет до свадьбы. Глядя на ее лицо и слушая ее голос, Ро с жалостью и благодарностью думал о тех нежных чувствах, что Мегги подарил а ему, не прося ничего взамен. Он волновался, что когда-нибудь она пожалеет об этом.
«В июне примула цветет, „Она не для меня“, — скажу И вместо примулы в саду Плакучую иву посажу…»
Как только замер последний звук, Ро взял руки девушки в свои. Мегги расширившимися глазами пристально посмотрела на него. Ро встал на колени и поднес ее длинные, огрубевшие от работы пальцы к губам.
— Мегги, выходи за меня замуж! — прошептал он.
— Ро, я уже говорила тебе, что…
— Я знаю, что ты говорила. В сердце моем снова и снова звучат твои слова. Но я хочу услышать совсем другой ответ!
Он ближе притянул к себе девушку.
— Ро, не можешь же ты думать, что…
— Когда ты так близко от меня, Мегги, я вообще не могу думать…
Мегги опустилась на колени рядом с ним. Ро нежно провел рукой по ее щекам, лбу, откинул с лица влажный завиток.
— Я ни о чем не думаю, кроме тебя, Мегги, совершенно ни о чем! Я до боли стремлюсь к тебе, — прошептал он ей в ухо.
Ро чувствовал, как Мегги напряглась, затаив дыхание. Мягкими движениями он распустил косы, струившиеся по спине девушки. Ро благоговейно погружал руки в ее локоны, как будто это было чистое золото. Затем, захватив густые пряди, осторожно притянул Мегги ближе. Еще ближе. Пока ее губы не оказались рядом с его.
Ро боролся с желанием прижать ее к себе и целовать, как это было раньше, в сладко пахнувшем клевере. Тогда он действовал поспешно, может, даже немного грубовато. Ему хотелось быть ласковым с Мегги, быть с ней нежным и терпеливым, как настоящий муж. Он хотел, чтобы на этот раз все было безупречно. На этот раз он не позволит ни дурманящим парам спиртного, ни безумной страсти взять над ним власть.
Теплое, прерывистое дыхание девушки касалось его кожи. Ро немного наклонился вперед, совсем чуть-чуть, чтобы только дотронуться губами до лица Мегги.
— Выходи за меня замуж, Мегги, — шепнул он за мгновение до того, как их губы слились в нежном поцелуе, таком нежном, что его легкость оставила ощущение неудовлетворенности.
Ро сделал попытку отстраниться от Мегги и спокойно ждать ответа. Но ответа не последовало.
Мегги с тихим страстным стоном обхватила его руками за шею и прижала к себе.
— Целуй меня, целуй, Ро!
Мегги все сильнее прижималась к нему. Она так упорно старалась выбросить из головы мысль о близости с ним, не замечать его. Но не могла устоять пред теплотой его рук. Набухшие соски затвердели, требуя его прикосновений, нежный, невинный поцелуй разбудил болезненное, всепоглощающее желание.
Ро с шумом выдохнул через нос; Мегги это напомнило фырканье жеребца, поводящего ноздрями и улавливающего запахи. Она почувствовала, как руки Ро сомкнулись на ее талии. Повинуясь больше интуиции, чем разуму, Мегги гладила крепкую, сильную спину Ро, зарывшись лицом в его растрепавшиеся черные волосы.
Она чувствовала его руки на своем теле. В то время, как правой рукой он гладил ее грудь, левая скользнула к мягкой округлости бедер, притягивая Мегги еще ближе.
Новый поцелуй был безумным, нетерпеливым и обжигающим. Ро умолял Мегги, чтобы она позволила ему почувствовать ее вкус. Губы ее раскрылись, торжествующий стон вырвался из горла, когда язык Ро проник в ее рот. Он был экзотическим, как корица, и домашним, как яблоки. Мегги вдохнула этот запах и растворилась в нем.
Она все теснее и теснее прижималась к нему. Обвив его ногами, она физически ощутила силу его желания. Они находились на грани слияния, но еще не соединялись. И это ощущение возбуждало. С болезненным стоном Ро спрятал лицо в спасительную мягкость ее волос. Мегги почувствовала себя прекрасной и сильной, сгорающей от нетерпения.
Она извивалась, стараясь унять пульсирующую боль желания, охватившую ее. Она хотела быть ближе, еще ближе, и, раздвигая пошире ноги, Мегги заставляла Ро торопиться.
— О, Мегги! Я хотел только поцеловать тебя… — выдавил Ро хриплым шепотом. Она гладила его спину, побуждая его войти, умоляя взять ее.
— Но одних поцелуев недостаточно! — жалобно воскликнула Мегги. — Я хочу, чтобы ты вошел в меня, Ро. Прямо сейчас!
Ро без возражений положил девушку на влажный земляной пол и лег рядом. Одним торопливым движением он поднял до пояса подол ее юбки. Последним препятствием оставались липа тонкие от многократных стирок трусики. Нетерпеливыми дрожащими пальцами Мегги помогла развязать тесемки на талии и спустить их вниз.
Ро, не скрывая восхищения, смотрел на наготу девушки, белым пятном выделявшуюся сером свете дня, сердце ее стучало так же бешено, как и дождь, барабанивший по крыше сарая.
— Ты такая красивая, Мегги… — прошептал Ро.
Преисполненная радости и желания, Мегги раздвинула ноги, побуждая взять ее.
Ро опустил колени между ее бедер. Мегги задохнулась от восторга. Сильными, уверенными движениями он начал ласкать ее тело.
Мегги открыла сверкающие от желания глаза, из горла ее вырывались негромкие стоны наслаждения. Она пристально посмотрела на Ро и увидела, что и он испытывает то же самое и еле сдерживает себя.
— Ро, да, Ро… — Мегги, выкрикивала его имя, извиваясь под ним. — Пожалуйста! Я хочу тебя. Я хочу тебя полностью. Умоляю! — выдохнула Мегги, разжигая страсть, уже почти вышедшую из-под контроля.
Она услышала приглушенный стон Ро, как будто он страдал от боли, и поняла, что он тоже хочет ее, Мегги Бест — женщину, которую обнимает сейчас.
— Боже, помоги мне! Мегги, я не могу остановиться…
— Не останавливайся! — умоляюще прошептала она.
И чтобы он уж точно не останавливался, Мегги стянув с его плеч подтяжки, вцепилась пальцами в рубашку.
Если у кого-то из них еще и оставалось какое-то благоразумие, в этот миг оно сгорело в огне безудержной страсти, вспыхнувшей между ними. Все было устремлено к одному: соединиться, слиться, превратиться в единое целое.
Их движения стали почти грубыми и отчаянными. Он должен быть внутри нее. Ей необходимо, чтобы он вошел в нее.
Мегги изо всех сил дернула застежки на его полотняных брюках. Ро попытался помочь, но ей уже удалось справиться самой. Безо всякой стыдливости и робости Мегги стянула ткань с его бедер. Он ничего не носил под брюками, и Мегги тут же коснулась его плоти. Ей необходимо это прикосновение, у нее не оставалось сил терпеть.
— Мегги, я не могу ждать! Я не могу ждать…
Ответом стал ее радостный крик, и она скрестила ноги на его талии. Дрожа от желания, сжимая его бедра, она помогала ему войти в нее.
Тело Ро стало горячим и твердым, и Мегги с готовностью прижалась к нему.
Ро даже чертыхнулся и заскрежетал зубами, изо всех сил пытаясь сдержаться и не излиться в нее тотчас же.
— Ты такая чудесная! Ты просто великолепна… — повторял он.
В ответ раздался невразумительный звук, означавший согласие.
— Я не могу медлить, — шептал он. — Я не могу быть осторожным…
— Люби меня, Ро! — умоляла Мегги. — Люби меня страстно и прямо сейчас. Я не могу ждать!
И он тоже не ждал. Оперевшись локтями о жесткую землю, он вошел в нее.
