ГЛАВА 21
Лорд Жиль де Клер был старше Ульрика. Бронуин побаивалась, что новая комната для гостей не будет готова к тому времени, как он с женой прибудет в Карадок, и им с Ульриком придется уступить гостям свою комнату-мечту – а если и существовало на земле место, где исполняются мечты, так это была их комната. Бронуин с легкостью привыкла к отдельной комнате, и теперь уже ни за что не хотела лишаться этой роскоши. Как бы то ни было, а к тому времени, как прибыл лорд Мерионвитский, слуги как раз заканчивали уборку комнаты для гостей, вешая гобелены на стены и занавеси над кроватью. Комната находилась напротив хозяйской и выходила окнами на северную стену скалы.
Подобно большинству английских лордов и леди эта супружеская чета сначала вела себя так, как будто кровь у них голубая в жилах. Узкие аристократические носы задирались вверх, когда они шествовали к замку, но острые глаза ничего не упускали из виду. Вилланы собрались поглазеть на прибывших, но толпа разразилась приветственными криками, только когда навстречу гостям вышел лорд Карадокский. Он вел свою леди под руку за ним следовали его рыцари из числа тех, кто не был занят на постройках и в прочих хозяйственных делах.
Испугавшись шума, цыплята устремились во внутренний двор в поисках укрытия, присоединив свой писк ко всеобщему ликованию. Бронуин в своем богатом темно-красном с фиолетовым платье, складки которого роскошно колыхались на ее стройной фигуре под порывами холодного ветра, ужасно волновалась. Прежде ей не приходилось участвовать в приемах в качестве владелицы замка. «Крепости», – мысленно внесла она поправку, проследив за любопытным взглядом де Клера, скользнувшим по новым укреплениям вдоль старых стен Карадока.
Собачья душа, Бронуин была готова все отдать, умоляя Бога, чтобы знатный гость остался доволен приемом, раз это доставит радость ее любимому мужу. Сам Ульрик работал денно и нощно. Из окна их комнаты она видела, как он, его рыцари и каменщики, собранные со всего края, работают при свете факелов, торопясь закончить строительство стен и положить крышу на жилые помещения. Постепенно семьи вилланов переезжали в свои новые жилища, некоторые же оставались на постоянное жительство во внешнем дворе замка. Натерпевшись от нападения гробокопателей, они обретали чувство безопасности за прочными стенами.
Хотя ее мнение складывалось под влиянием того головокружительного и согревающего чувства, которое овладевало ею каждый раз, когда поблизости оказывался Ульрик, Бронуин совершенно справедливо полагала, что пример, подаваемый новым лордом, лежит в основе всеобщего воодушевления. Задавая темп, Ульрик работал бок о бок с самыми ничтожными из вилланов, несмотря на их удивленные возражения.
В результате строительство продвигалось поразительно быстро, о чем лорд каждое утро молился в часовне, где к нему присоединялось, к вящему удовольствию отца Денниса, все большее количество людей. Здесь велось под предводительством священника духовное сражение, на тот случай, если враг, который, как было доказано, являлся людьми из плоти и крови, все же находился под влиянием демонов. Труды отца Денниса получили благословение, и всякий, приходивший в часовню, оказывался, помазан священным елеем.
Стены были уже построены. Крепость, которой надлежало выражать идею верховной власти Англии, но на самом деле символизировавшая союз Ульрика и Англии, была надежно защищена от вторжения. Оставалось лишь закончить внутренние работы. На подъездах к замку со стороны поросших лесом холмов Карадок походил на сверкающую жемчужину: евежевыбеленные стены высились на величественных серых скалах, черно-красные знамена развевались над зубцами башен, отчетливо выделяясь на фоне ярко-голубого зимнего неба.
Ослепительно красивый, в бархате, шитом золотом – а не в рабочей одежде, как люди привыкли его видеть в последние дни – Ульрик смотрелся настоящим верховным лордом Карадока. Как владелец замка, он торжественно приветствовал Жиля де Клера и его жену. Его манеры были естественны и полны достоинства, словно всю жизнь он был наследным лордом, а не седьмым сыном, титулованным одними только добрыми пожеланиями.
– Добро пожаловать, лорд Жиль, леди Мария, – сказал он, галантно наклоняясь, чтобы поцеловать протянутую руку пожилой дамы.
– Мы надеялись, вы остановитесь с вашей молодой женой в Мерионвите на пути в Карадок, лорд Ульрик, – упрекнула его леди Мария.
– Моя жена заболела в пути, миледи, и мы торопились поскорее добраться до дома.
Женщина подняла тонкую темную бровь, взглянув на Бронуин.
– В таком случае дом благотворно повлиял на нее, ибо сейчас, судя по ее виду, она пышет здоровьем. Добрый день, леди Бронуин. Мы много слышали о вас.
Не будучи уверенной, в благожелательности тона леди Клер, как и в сути услышанного ею, Бронуин вежливо присела в поклоне.
– Приветствую вас обоих, милорд, миледи.
Добро пожаловать в наш дом.
«Наш дом». Впервые Бронуин так говорила о Карадоке. Она взглянула на Ульрика и была согрета теплом его одобрительной улыбки, но ее супруга отвлек гость-англичанин.
– Я слышал, что вы заручились поддержкой наших вилланов, чтобы закончить строительство укреплений Карадока, и, должен отметить, милорд, я не ожидал увидеть даже крыши у вас над головой, не то, что хорошо укрепленный замок.
– Моя жена приготовила уютную комнату для нас и леди, милорд. Вы оказываете нам честь, являясь нашими первыми гостями.
Леди Мария и ее служанка были поручены заботам Бронуин. Она отвела их в приготовленную комнату, в то время как Гарольд предложил мужчинам напитки. Бронуин просто светилась от похвал, расточаемых гостьей. Она со своими помощницами немало потрудилась, готовясь к приезду де Клера.
Хозяйство в Карадоке до сих пор велось по старинке, и некогда было покупать, а тем более ткать простыни и скатерти для гостей, а потому старые простыни и занавеси были выстираны и украшены вышивкой, чтобы казались, поновей. Покрывала, предназначенные для застилания набитых тростником тюфяков, представляли собой всего лишь тяжелое грубое полотно, но цветные стежки-вкрапления выглядели изысканно и придавали ткани богатый вид. Кровать, на которой Бронуин некогда спала в зале, изысканно украшенная занавесями и покрывалами, сразу же вызвала довольную улыбку на лице леди Марии. Она призналась в своих опасениях: не придется ли ей спать на скамье неподалеку от какого-нибудь храпящего олуха!
– … и в стороне от своего мужа, – шаловливо добавила она, растопив первоначальную сдержанность молодой хозяйки.
Леди решила немного отдохнуть, а мужчины отправились в поля поохотиться. Полная решимости не допустить, чтобы хоть одна мелочь испортила столь радостное начало, Бронуин чуть не истерла подошвы своих новых туфель, бегая в кухню посматривать через плечо Гарольда, как идут приготовления к трапезе. Блюда из оленины и мяса дикой свиньи – добычи ловких охотников Карадока, – а также птица и рыба должны были украсить стол его милости.
Вкуснейшие цыплята в винном соусе, от одного вида которых текли слюнки, были лишь частью хитроумной затеи тети Агнес, задумавшей опровергнуть известную поговорку о том, что нельзя одним камнем убить двух птиц. Цыплята не только пополнили перечень блюд, подаваемых на стол лорда, но и выполнили роль жертвоприношения – их осторожно прикончили на каждом из пней, оставшихся от дубов в роще, вырубленной людьми Ульрика. Окровавленные пни, несомненно, умилостивили оскорбленных духов деревьев, и они наверняка должны были не только перестать вредить Карадоку, но и, конечно, помочь преодолеть возможные грядущие неприятности.
Кроме того, высушенные стебли «деревьев леди», украшенные лентой, свисали с железного гвоздя над каждой дверью. Лорд и его гости были не только защищены водорослями от пожара, но и гвоздями от воздействия злых сил, ведь Железо, как известно, помогает их побороть. А гвоздь, вбитый в изножие кровати, на которой спали Бронуин с Удьриком, обеспечивал защиту будущей матери и ее еще не родившегося ребенка от одержимости злыми духами. Однако, опасаясь насмешек мужа, Бронуин убрала с кровати «дерево леди». Пожар полыхал в сердцах супругов, и «деревья леди» были тут ни при чем.
Большой зал выглядел так, что можно было принимать короля. Мужчины вернулись с охоты, забив большого кабана. Слуги несли его на шесте. В комнатах, и лорда, и гостя уже стояли лохани с горячей водой для купания. Мириам была отправлена прислуживать Жилю де Клеру. Бронуин сама собиралась помочь вымыться Ульрику, хотя наивысшей честью, какую она только могла оказать лорду Жилю, было бы помочь Мириам. Может, когда она станет постарше, и не будет так смущаться, то отдаст должное этому обычаю. Сейчас же, пока она еще молода и с трудом смотрит на тело своего мужа, не краснея при этом до ушей, нет смысла ей помогать Мириам.
Бронуин послала слугу сказать мужу, что все готово для купания, и принялась нетерпеливо ждать, когда он придет. Весело плясало в очаге пламя, наполняя комнату радостным сиянием. Одежда Ульрика, а также полотенца, на которых Бронуин вышили «она» и «он», ее собственными руками были разложены на кровати. Сидя у огня в кресле Ульрика, она раздумывала, ласковое ли пламя в очаге заставило гореть ее щеки или предвкушение того, как шаловливыми пальцами будет мыть покрытое шрамами мускулистое тело своего мужа. Ведь у них останется свободный час до ужина – достаточно много времени для мытья и… того, что будет угодно его милости.
Бронуин услышала шаги Ульрика по винтовой лестнице и поспешно выпрямилась, скромно сложив руки на коленях. Похвалы леди Марии роились в ее голове, и ей не терпелось поделиться ими с мужем. Она привыкла обсуждать с ним все происходящее в замке.
– Все готово для купания, милорд, – объявила Бронуин, когда муж вошел в комнату и плотно закрыл за собой дверь.
Ульрик обернулся к жене, его лицо было хмурым, хотя лишь недавно выражало одобрение. Стремясь предупредить возможное недовольство супруга, Бронуин поспешила доложить:
– Я послала Мириам помочь лорду Жилю, сэр.
Она гадала, уж не допустила ли ошибки, послав вместо себя служанку. Конечно, Ульрик был бы против. Ему ведь даже не нравилось, когда его рыцари оказывали ей знаки внимания, и хотя выражал он свое недовольство вполне добродушно, однако достаточно ясно, чтобы все поняли, он все замечает.
– Хорошо. Это говорит о том, что у тебя появляется какое-то подобие разума в добавление к уже имеющимся куриным мозгам.
– Что? – Бронуин вскочила, смущенная неожиданным нападением лорда.
– Черт бы побрал тебя и твою глупую тетку! Вы натворили достаточно, чтобы выставить меня перед гостями дураком!
– Милорд, дурак не может построить такую крепость и…
– … и позволить своей жене увешать себя водорослями! Когда, черт возьми, вы ухитрились все это проделать? – спросил Ульрик.
Сжав кулаки, он расхаживал перед ней, как бы борясь с искушением встряхнуть жену. Покрасневшее лицо красноречиво свидетельствовало о едва сдерживаемом гневе.
Ни в коей мере не смущаясь, Бронуин решила стоять на своем.
– Еще вчера, милорд! Вы, должно быть, слишком устали, не то бы заметили.
– А эти цыплячьи жертвоприношения? Когда произошла эта кровавая церемония? Собачья смерть, да это выглядело, когда мы проезжали мимо, словно там случилась настоящая резня! Можешь ты себе представить, как я рассказываю лорду Жилю о том, что моя жена полагает, будто я оскорбил духов деревьев, и потому она принесла в жертву всех чертовых кур в округе, чтобы умилостивить их?
«Он не понимает». Бронуин повторяла про себя совет тети Агнес, но от этого возмущение и гнев не переставали медленно закипать в душе. «Он не понимает». Она сделала глубокий вдох, чтобы придать себе уверенности.
– Милорд, куры будут поданы на ваш стол в том количестве, которое вы сочли достаточным. Не думаю, что имеет значение, где именно они, были умерщвлены, раз уж в любом случае не станут они склевывать перец с оленины на глазах у вас и ваших гостей.
Хмыкнув, Ульрик повернулся и прошел к очагу, но, заметив прицепившийся к плащу пучок «деревьев леди», сердито сорвал водоросли и бросил в огонь. Бронуин испугалась, увидев это.
– Как ты можешь верить в такую чушь? – сердито выговаривал Ульрик. – Я знаю, у тебя больше здравого смысла! Может, если избавить Карадок от присутствия твоей тетки, это восстановит твой Богом данный разум, женщина?
Вышвырнуть из Карадока Агнес? Слова Ульрика показались ей такими же смехотворными, как и его гнев. Губы Бронуин упрямо вытянулись в одну плотно сжатую линию.
– Этот замок стал домом моей тети с тех пор, как поженились мои родители, и останется им, пока я здесь! Если ты ее вышвырнешь, то и я уйду! Агнес пыталась помочь тебе, ты, неблагодарный невежественный осел! Она даже защищала тебя передо мною, а ты выгоняешь ее из дома! Как… – проклятый подбородок начал дрожать. – Как ты посмел!
Ульрик вздохнул и поднял глаза к потолку.
– Собачья душа, не могу же я спорить с плачущей женщиной!
Бронуин решительно вытерла глаза рукавом, чтобы муж увидел все, что выражал ее взор.
– Во имя Господа, я не плачу! Слезы – признак слабости и поражения, а это совсем другое, – заявила она, толкая супруга в грудь обеими руками. – Это гнев, милорд! – на этот раз Бронуин обрушилась на него со всей своей силой, заставив Ульрика покачнуться.
Не обращая внимания на яростный натиск жены, лорд обхватил ее за талию и приподнял, возмущенную и брыкающуюся. Бронуин хотела заставить его опустить ее на пол, но совершенно неожиданно Ульрик бросил ее во всей одежде в приготовленную для купания лохань. С отчаянным криком, заглушённым водой, Бронуин с головой ушла под воду, но, нащупав опору, выбралась, изрыгая такой поток ругательств на своем родном уэльском наречии, что у самого Сатаны почернели бы от стыда уши.
– Как ты посмел! – закончила она, заметив, что Ульрик, замкнувшись в напряженном молчании, не отвечает ей.
– Собачья душа, женщина, скажи спасибо, что я вообще тебя не утопил! – его голос звучал глухо, словно горло сжалось от боли.
Он отступил к постели, отодвинувшись от мокрой женской фигуры в лохани.
– Если бы ты еще раз меня ударила, я…
– Ульрик! Осторожнее…
Не успела Бронуин договорить, как ее предостережение было заглушено треском рвущейся ткани и последовавшим проклятием. Резко выпрямившись, лорд рассматривал окровавленный рукав и глубокую царапину на руке, отыскивая гвоздь, ставший причиной несчастья. Не зная, то ли выбраться из лохани, оставив мокрые следы на свеженатертом полу, то ли просто нырнуть под воду и утопиться, Бронуин смотрела, как Ульрик в ярости голыми руками вырывает злополучный гвоздь, который они с тетей пристроили, как им показалось, в самом незаметном месте.
– Что это такое, миледи? – прорычал он, швыряя ей гвоздь. – Так вы пригвождаете демонов?
Хотя вода в лохани была горячей, Бронуин задрожала.
– Это защита от злых духов… Всем известно, что железо…
– Гвозди вбиты только в нашу кровать? – враждебно спросил Ульрик.
Бронуин отвела глаза, виновато покраснев.
– В постели гостей, значит, гвоздя нет, – с надеждой заключил он.
Бронуин продолжала молчать, а лорд – рассерженно пнул гвоздь, который пролетел через всю комнату и стукнулся о стену, затянутую гобеленом.
– Где еще гвозди, миледи?
– Все «деревья леди» висят на железных гвоздях, сэр… и в кровати гостей есть гвоздь.
– Лишь потому, что других кроватей в замке просто нет!
– Но это же всего лишь мера предосторожности, Ульрик! Кому, какой от этого может быть вред? – возразила Бронуин. – А если это защитит нашего будущего ребенка от опасности? Не стоит ли его спасение небольшого беспокойства с твоей стороны?
Она подняла свои юбки и стала их выжимать, как вдруг услышала, что Ульрик направляется к двери.
– Куда ты идешь?
– Вытащить гвоздь из кровати Мерионвитов, пока кто-нибудь из них не поранился! – Ульрик остановился на пороге. – Лорд Жиль – ученый человек, он даже работал с сэром Фрэнсисом Бэконом. Ты знаешь, кто это?
Бронуин покачала головой.
– Человек, который может совершить переворот в военном деле своими исследованиями. Я попросил лорда Жиля показать мне некоторые чудодейственные результаты их работ, чтобы усилить мощь Карадока, а ты выставляешь меня в дурацком виде с этими твоими колдовскими штучками! – его ноздри трепетали от едва сдерживаемого гнева. – Я требую, чтобы сию же минуту все водоросли были выброшены из замка и чтобы живность забивалась мясником на бойне, даже если все дубы в округе окажутся, срублены для построек, понятно?
– Тиран!
– Вам понятно, миледи?
Бронуин неохотно кивнула. Черт бы побрал этого человека! Если бы он оказался в лохани, она бы его утопила!
– А гвоздь, милорд?
От Ульрика не укрылось движение ее руки к животу, как бы продиктованное стремлением защитить дитя, росшее у нее под сердцем. Вздохнув обреченно, лорд ответил:
– Положите его под матрац, где он никого не поранит.
Бедная Мириам вскрикнула при виде своей госпожи, выжимавшей одежду, стоя в лохани, приготовленной для сердитого лорда, встретившегося служанке на лестнице. Тетя Агнес, подоспевшая на испуганный крик Мириам, бросила взгляд на племянницу и удалилась, покачивая головой и разговаривая сама с собой. Она даже не обратила внимания на сердитый возглас Бронуин:
– Трудно иметь дело с невежественным человеком, милая тетушка!
Понимая, что Мириам должна идти прислуживать Жилю, Бронуин не стала отвечать на расспросы служанки и отослала ее в комнату гостя.
Появившись спустя некоторое время в зале, Бронуин обнаружила, что Ульрик беседует со своими гостями за столом, а перед ними стоят кубки с гасконским вином, привезенным с собой лордом Жилем. Бронуин надела бледно-голубое верхнее платье на нижнее, отделанное золотой тесьмой. Голубые с золотом ленты были вплетены в короткую косу и переброшены через плечо, зрительно удлиняя волосы – так, она видела, делают и другие молодые женщины. На ней не было украшений, кроме золотого обруча, поблескивавшего на столе лорда. Неукротимые черные кудри выбились из косы и обрамляли лицо изящными завитками.
Ульрик все еще не снял своего охотничьего костюма из зеленого сукна. Лицо у него покраснело от солнца и ветра из-за охоты… а может быть, от чрезмерного количества крепких напитков, которыми он накачивался после того, как оставил жену в одиночестве наслаждаться купанием. Бронуин была так сердита, что расслабиться в постепенно остывающей воде оказалось для нее невозможным, но она все же быстро вымылась душистым мылом, приготовленным когда-то в замке под бдительным присмотром леди Гвендолин, и выбралась из лохани, чтобы одеться, пока не пробрала дрожь.
– Миледи, у вас свежий вид!
Водоросли, которые она повесила над очагом, исчезли. Скорее всего, сгорели в огне по приказу лорда, догадалась Бронуин. Быстрый осмотр показал, что гвозди, однако, остались нетронутыми, только были забиты поглубже, чтобы не привлекать внимания. Бронуин не придала значения восхищенным взглядам, устремленным на нее, и обратилась к гостям:
– Надеюсь, вы остались довольны приготовленной к вашему приезду комнатой?
– Дитя мое, я так рада была оказаться в отдельной комнате, а также тому, что вы предложили нам смыть дорожную пыль! – уверила ее леди Мария. – Такое гостеприимство – редкость даже в английских замках, но найти его в диком Уэльсе… А какое чудо – ваша крепость!
– Это еще одно свидетельство английского ума и изобретательности, – заметил Ульрик.
– И уэльского пота и мастерства, милорд, – мягко напомнила ему Бронуин. – Сегодня утром я слышала, как Бланкард говорил, что за последнюю неделю сделано больше, чем за четыре предшествующие, когда трудились лишь работники, присланные королем из Англии.
Жиль де Клер поднял кубок.
– За союз Англии и Уэльса! Пусть он процветает, как ваш союз!
– Вы знаете, последние намерения Эдуарда в Карнарвоне и Руддлане не идут ни в какое сравнение с тем, чего вы здесь добились, – одобрительно отозвалась гостья. – Жиль непременно расскажет его величеству о Карадоке, и я уверена, его рассказ понравится королю.
– Да уж, все, что делает этот светловолосый лорд, нравится Эдуарду… и мне тоже! – с похвалой заметил лорд Жиль. – Если вам потребуются мои молодцы, чтобы прогнать разбойников, побеспокоивших вас, только скажите слово.
Ульрик горделиво расправил грудь и кивнул.
– Благодарю, милорд. Отрадно знать, что лорды приграничных владений стремятся поддержать друзей. Но довольно о делах! Для них хватит времени и завтра. Вечера предназначены для удовольствий и развлечений, не правда ли, миледи?
Бронуин покраснела под пристальным взглядом мужа.
– Конечно, милорд. Гости, разумеется, надеются провести веселый вечер в Карадоке, – она бросила взгляд на галерею, где уже собирался ансамбль арфисток, флейтистов и певцов. – Думаю, скоро заиграют наши музыканты. Трогательная баллада согреет мне сердце не хуже, чем бутылка наилучшего эля или вина, – призналась она леди Марии, – а Дамарис знает наизусть больше стихов, чем я.
Отметив оценивающее внимание Ульрика, обратившегося в слух при первых же звуках приятной мелодии, Бронуин устремила взгляд на галерею и слушала музыку, пока леди Мария не пересела к ней, чтобы поговорить о гораздо более интересных вещах, чем послеобеденная охота, запахи которой все еще, увы, распространял Ульрик. «Такое впечатление, словно ужинаешь в конюшне», – размышляла Бронуин немного позднее, когда неохотно брала со стоявшего рядом с ним блюда куски жареного мяса. От Ульрика несло конским потом.
Появление собак, вбежавших в зал вместе с вереницей слуг, возглавляемых Гарольдом, произвело неблагоприятное впечатление: собаки начали рыскать под ногами у сидевших за столами и хватать куски мяса и жира, бросаемые Ульриком им прямо на пол. Бронуин сердилась и злобно поглядывала на свой обеденный кинжал, не имея при этом в виду пролить хоть каплю крови своего мужа. Однако она могла бы, если б только тут не находились гости, припечатать хорошую пощечину на его раскрасневшемся лице. Поистине, любовь – самое противоречивое чувство!
По причине приезда гостей и благодаря удаче охотников Карадока были поданы три перемены блюд, и каждая состояла из мясного блюда, птицы и рыбы. Творения мастера Мейтлена заслужили множество похвал, как своим внешним видом, так и вкусовыми качествами. Орехи, сливки, желе, хлебцы и другие яства вносили приятное разнообразие и дополняли ужин. Бронуин была сыта уже после первой перемены, но пробовала понемногу каждое блюдо из вежливости перед гостями, пока те не приступили к фруктовым тортам и сладким пирогам и пирожным.
Несмотря на присутствие знатных гостей, зал был, как обычно, уставлен столами, за которыми сидели не только обитатели замка и слуги, но и некоторые вилланы, еще не нашедшие себе пристанища. Они насыщались остатками мясных блюд, пирогов и жаркого со стола лорда. Однако крестьяне думали и о тех, кому меньше их повезло, и клали куски на стоявшие на каждом столе блюда для сбора подаяний, вместо того чтобы набивать кусками карманы, оставляя еду про запас.
– Теперь я могу понять, почему о вас складывается столь благоприятное мнение у людей, лорд Ульрик. Вам делает честь то, что вы приютили этих бездомных, пока их деревня не будет отстроена заново.
– Моя обязанность – их защищать. Если мне это не удалось, то единственно правильным решением было помочь им всем, чем только можно, – грусть в голосе Ульрика заставила Бронуин поколебаться в своем раздраженном отношении к мужу в этот вечер.
– Но если бы вы со своими рыцарями не подоспели, резня и разрушения были бы еще страшнее, милорд, – заметил Жиль: – Я знаю, такой человек, как вы, с поражением никогда не смирится, но рано или поздно поражение случается в жизни и самых лучших из нас! Я нисколько не сомневаюсь, что вы доберетесь до сути случившихся бесчинств, окончательно искоренив их.
– Лорд Жиль прав, милорд! – вмешалась тетя Агнес. – Прислушайтесь к совету старой женщины и направьте свои помыслы и усилия на то, что можно сейчас сделать, а не на то, что следовало сделать.
– Хорошо сказано, миледи! – воскликнула леди Мария. – Лорд Ульрик, помните, вы говорили, что мы сможем поиграть в разные игры после трапезы. Могу я предложить жмурки?
Жиль де Клер рассмеялся.
– Это ее любимая игра! Но предупреждаю вас: пойманный мужчина или женщина, – повернулся он к Бронуин, – должен одарить поцелуем того, кто ловил с завязанными глазами, а если попадаются двое мужчин, то достаточно рукопожатия.
– Значит, жмурки! – объявил Ульрик, подзывая Гарольда, чтобы отдать необходимые распоряжения. – Давно я не играл в эту игру, но поцелуй… очень соблазнительно!
Бронуин не могла не заметить нетвердую поступь человека, предложившего ей руку; Оказалось, что скорее она его поддерживает, чем он ее. Бронуин видела и раньше Ульрика громогласным и шумным, но не пьяным настолько! Должно быть, он пил с тех самых пор, как вышел из своей комнаты, оставив ее в лохани с водой.
– Может быть, вы хотите подышать свежим воздухом? – предложила она. – Можете взять с собой собак и отвести их в загон, не то они начнут лаять и станут мешать игре.
«Так можно будет убрать два докучливых обстоятельства сразу», – с досадой думала Бронуин. Она собиралась поговорить с Ульриком о собаках. Если он настаивает на том, чтобы их впускали в дом, то следует научить их, себя вести, собаки клали морды на колени обедавших и пытались красть куски со стола, и это было так же неприятно, как и их беспорядочное отправление естественных надобностей. Женщины Карадока всегда гордились чистотой пола в замке и свежим воздухом с ароматом пряностей, высушенных цветов и тростника.
– Мне не нужен никакой воздух, кроме сладкого запаха вашего мыла, миледи, – ответил Ульрик, склоняясь в преувеличенно низком поклоне и чуть ли не падая.
При этом две борзых воспользовались случаем и лизнули лорда в лицо.
– Что касается моих собак, – продолжал он, игриво обхватывая борзых за шеи, – они имеют право побыть со своим хозяином.
Бронуин отказалась от мысли выставить их всех и улыбнулась гостям, как бы умоляя о снисхождении. Ночь обещала показаться ей очень долгой.
