Книга: Водоворот жизни
Назад: Глава 42
Дальше: Глава 44

Глава 43

Когда Рейчел прибыла в Нью-Йорк, ее американская половина чувствовала будто возвращается домой.
– Муня, – сказала Рейчел, стоя на его кухне, – тебе можно жить в холодильнике. Он такой огромный.
Муня засмеялся.
– Мне, как старому скучному холостяку, именно это больше всего нравится в американской жизни. Все здесь огромных размеров. Внушительнее, чем сама жизнь, правда. Если сравнить даже кухонную утварь, то мамина кухня кажется такой допотопной.
Рейчел с интересом заглядывала в кухонные ящики.
– А это что за штука такая? – она помахала пластиковым предметом.
– Это ложка для спагетти. Подцепляешь ею спагетти, и потом ловишь вот этими зубчиками.
– Ты хочешь сказать, что с этой ложкой их больше не придется гонять по всей кухонной раковине?
Муня засмеялся.
– Общий замысел именно таков. Знаешь, Рейчел, ты оказалась гораздо лучше, чем я ожидал. Я внутренне подготовился, что заберу в аэропорту нервную развалину.
Рейчел улыбнулась ему.
– В самом деле, Муня, я пережила такой крах, что мне самой пришлось сомневаться, выживу ли я, причем, делать выбор самой и очень быстро: или я одолею болезнь, или мне придется провести остаток дней, выпуская из себя, время от времени, агонию по частям, типа того, как из старых кукол частями высыпаются опилки. Многим женщинам не удается преодолеть себя и собраться с силами. – Она сделала паузу. – Многие ждут этого от сиделки или доктора Прингла… или еще кого-то, кто придет и склеит их в единое целое. – Она покачала головой. – Я сразу сделала вывод, что собирать себя должна я сама. Не забывай, у меня есть Анна и Клэр… и ты.
– Слушай, позволь мне пригласить тебя куда-нибудь на обед. Здесь, через дорогу, есть очень уютный ресторанчик.
Рейчел посмотрела на него.
– Это так мило, Муня, но мне хотелось бы сначала освоиться в твоей квартире.
– Это не квартира, Рейчел, – Муня весело засмеялся. – Американский английский – совершенно другой язык. На самом деле это называется «чердак» или верхний этаж торгового склада. Когда-то весь район за пределами площади Вашингтона был забит всевозможными складами. Эту огромную территорию использовали под складские помещения. Затем политические веяния сменились, наступили шестидесятые годы, время хиппи, и вдруг эти здания стали жутко модными.
– Муня, только не говори мне, что ты претенциозный раввин!
Муня пожал плечами.
– Мне очень нравится мой чердак. Видишь ли, еще в Еврейской теологической семинарии я сделал для себя вывод, что не смог бы мошенничать и прикрывать религией свои гомосексуальные наклонности. Поэтому я дал обет безбрачия. – Рейчел понимающе кивнула. – Это нелегко сделать раввину. Видишь ли, раввины, не то, что христианские священники, им обязательно нужно жениться. Поэтому члены конгрегации постоянно берут меня в оборот и знакомят с очаровательными еврейскими принцессами. – Он засмеялся. – Ты восстановишь мою репутацию в конгрегации. Но в любом случае, я не собираюсь жениться или иметь детей. У меня очень приличное жалование в моей новой конгрегации, потому что непосредственно этот храм собирает много верующих самого различного уровня достатка. Здесь, в этих зданиях, живут банкиры, адвокаты, врачи, потом есть здесь и бедные семьи, живущие в однокомнатных хибарках, набитых как бочки с селедкой, эти блоки расположены там, внизу. Итак, мои отношения с людьми определяют мой уровень жизни.
Рейчел прошла из громадной просторной кухни во внушительную гостиную.
– Здесь так красиво, Муня. – Она восхищенно обвела взглядом натертые до блеска деревянные полы, на которых, словно изысканные драгоценности, тут и там лежали персидские молитвенные коврики. Огромные, стоявшие вдоль стен диваны, дышали комфортом. Из стены выступала старая голландская печь, выложенная бело-голубой плиткой, контрастно дополнявшей кремовые глубокие кресла. – Такое спокойствие. – Рейчел подошла к большим французским окнам мансарды. – Можно выйти?
– Да. Я укрепил запасной выход на случай пожара.
Рейчел открыла окна с двойными рамами. Шум Нью-Йорка тут же испугал ее. Она снова вошла в помещение.
– Там кипит жизнь. Муня кивнул.
– Это еще одна причина, по которой я очень люблю свой чердак. Если у меня подавленное настроение или депрессия, я просто выхожу туда и стою, ощущая бурный и могучий поток жизни простирающегося подо мной города. Депрессию как рукой снимает. Рейчел, я заказал для тебя пиццу, сейчас принесут прямо сюда. У нас это в порядке вещей, причем, пиццу готовят не так, как в Англии, просто пальчики оближешь, настолько вкусно.
– Я никогда не испытывала особого восторга перед пиццей, – ответила Рейчел, – однако полагаюсь на твой вкус.

 

– Это было просто восхитительно, – Рейчел вытерла рот и ощутила в животе непривычную тяжесть. – Должно быть, я поправилась сразу на пять фунтов.
Муня взглянула на нее с противоположного конца стола.
– Подожди, ты попробуешь еще ужин.
Всю вторую половину дня он получал истинное наслаждение от того, что преподносил ей бесчисленные милые сюрпризы.
– Нет, Рейчел. Нечего сидеть дома. Это твой первый вечер в Нью-Йорке, и я хочу, чтобы он остался незабываемым. – Он проводил ее в одну из свободных комнат. – Устраивайся, чувствуй себя как дома и прими душ.
Рейчел тут же влюбилась в комнату. Она выглянула в окно. Внизу по улицам всюду сновали маленькие точечки. А здесь и в самом деле очень грязно, отметила она. Рейчел оглянулась. Мебель стояла прочная и массивная. Кровать была сделана из вишневого дерева. Она любовно провела ладонью по богатой ажурной резьбе. Ковер был пятнистым, просто сине-зеленым. Письменный стол у окна был сделан из сосны и отполирован. Викторианской эпохи шезлонг завершал убранство спальни. Интересно, а где же шкафы? Должно быть, в ванной. Она открыла дверь. Боже мой! Какая роскошь! Муня позаботился о масле для ванн и множестве больших пушистых полотенец кремового цвета. Вот они где, шкафчики. Рейчел увидела целую стену шкафов и полок.
У нее всегда особую любовь вызывали ванные комнаты. Пол был выложен мраморной плиткой. Рейчел вдруг почувствовала острое желание принять душ. После самолета на коже остался неприятный кисловатый запах.
Как только первые струи воды ударили по ее телу, она поняла, что обнаружила новую восхитительную игрушку. Так вот о чем рассказывала Джейн. Она ухмыльнулась. Попробуем, насколько это приятно. Она отцепила лейку и направила тугую струю душа между ног и тут же засомневалась, стоит ли продолжать это занятие. «Нет, пожалуй не стоит, – подумала она, – слишком устала. Как бы не уснуть за ужином. Но если я не найду мужчину, то обязательно прихвачу такую штучку с собой в Лондон, – пообещала она. – Возможно, – с надеждой подумала она, – я заимею обоих».

 

– О, Муня, здесь просто чудесно. – Рейчел стояла в дверях. Муня подобострастно и благоговейно воссоздал интерьер английской столовой. Рейчел словно очутилась во времени своей юности, когда сидела за неторопливыми трапезами с тетушками Беа и Эмили. Глаза наполнились слезами. Муня уже зажег свечи. В мягком свете благородно мерцал изящный шератон, обеденный стол из атласного дерева. Стулья, обитые полосатой парчой эпохи принца Регента, чинно стояли в ряд, дожидаясь своей очереди.
Муня улыбнулся.
– Мне очень нравится эта комната. Знаешь, как маленький еврейский школьник, я всегда свято верил, что наступит тот день, когда я поселюсь там, где ко мне, по крайней мере, будут терпимо относиться, и обязательно заведу вот такую комнату.
– Те картины просто великолепны.
Муня взглянул на тихий уголок английского сельского пейзажа.
– Вот такой я люблю вспоминать Англию, – сказал он. – Эти картины написаны малоизвестными художниками Норфолкской школы, – он поспешно добавил: – Под «малоизвестными» я подразумеваю тех художников, которые не так знамениты, как Констебл, например. – Муня прекрасно помнил, во сколько ему обошлась каждая из этих картин.

 

– Попробуй рыбку, – сказал Муня за ужином. Рейчел уже съела тарелку сытного борща со сметаной.
– О, это ужасно.
– Тактичность никогда не была одной из твоих добродетелей, Рейчел, – хихикнул Муня.
Она сморщила носик.
– Знаю, все равно, ты же хихикаешь. – Она попробовала круглый рыбный шарик с веджвудской тарелки. – И в самом деле замечательно. – Она удивленно посмотрела на Муню.
– Отлично. Рад, что тебе понравилось. В Нью-Йорке полно всяческих изысканных еврейских деликатесов.
Они беззаботно болтали до конца трапезы, и каждый по-своему наслаждался вкусом поданных блюд.
После ужина Рейчел лежала на одном из огромных диванов в гостиной. Муня растянулся на полу, положив под голову мягкую бархатную подушечку. Они слушали Бетховена. Покой нарушался только звуком работающей на кухне посудомоечной машины.
– Я-то думал, – начал Муня, – что придется часами выслушивать всякие небылицы про Чарльза.
Рейчел посмотрела на него.
– Не волнуйся. Я их все уже выговорила Анне и отчасти – Клэр. – Она повернула голову и посмотрела на Муню. – Я приехала сюда ради своего удовольствия. Больше не хочу себе в нем отказывать и желаю наслаждаться жизнью.
– Так и будет, дорогая. Пошли. Пора спать. Завтра ударим по городу.
– Завтра я буду осматривать все достопримечательности, которые здесь показывают туристам, – Рейчел сладко зевнула.
– Ладно. Идет, – ответил Муня. – Мы так и сделаем.

 

– Я никогда больше в жизни не захочу осматривать небоскребы. О, мои бедные ноги.
Рейчел сняла под столом туфли. Муня улыбнулся.
– Ты же сама сказала, что все посмотрим. Рейчел обиженно поморщилась.
– Но я же вовсе не имела в виду, что за один день. Мы посмотрели… Сейчас вспомню… Статую Свободы, 5-е авеню… – Она вздохнула. – Вообразить только, что я – Рейчел Кавендиш у Тиффани и в Линкольн-центре…
– Мы завтра опять пойдем туда, – сказал Муня. – Я попросил парочку друзей присоединиться к нам. Купил билеты на «Богему».
Рейчел захлопала в ладоши.
– Я никогда еще не бывала в опере. Чарльзу это не нравилось. Как замечательно! О, Муня! Смотри, какой вид открывается отсюда.
Они сидели возле окна в Радужном зале, высоко над Рокфеллер Плаза.
Муня проследил за взглядом Рейчел.
– Да, мы на уровне шестьдесят шестого этажа.
– Все похоже на страну из волшебной сказки. Отдел шоколада Блумингдейл, Всемирный торговый центр – все эти деловые маленькие вертолетики. Они похожи на пчел, садящихся на гигантские бетонные цветки. – Она тяжело вздохнула. – Мне никогда и в голову не приходило, какая я, оказывается, провинциалка. Эти нью-йоркские женщины просто потрясающие.
Повсюду, где бы они ни были, она обращала внимание на окружавших их женщин. Она заметила, как громко они разговаривают, где попало, стряхивают пепел от сигарет и сильно размахивают руками.
– Пожалуй, они излишне раскованны, – согласился Муня. Те женщины, кого ты, в основном, видела во всех посещенных нами местах, несгибаемые деловые дамы, которые не уступают мужчинам в ведении дел.
– А где же тогда мужчины? Муня осмотрелся по сторонам.
– Понятно, что ты имеешь в виду. Подобным женщинам и не нужны мужчины, они уже много лет тому назад перешагнули свою черту, поэтому, если они с мужчиной, то он, как правило, гомосексуалист.
Рейчел снова потихоньку огляделась. Тут и там сидели весьма солидного вида мужчины с женщинами, женами или любовницами, кто их там разберет, подумала она, и еще – очень много женоподобных мужчин. Женщины же, в основном, ужинали или в одиночестве, или в компании еще одной женщины.
– Учти, – пояснил Муня, – женщины в этой стране вышли на рабочий рынок задолго до того, как это случилось в Британии с англичанками.
Рейчел взглянула на него.
– Боже, Муня. Надеюсь, в Англии такого не произойдет.
– Почему же? – Муня поднял брови. – Большинство мужчин не желают иметь ничего общего с, так называемыми, раскрепощенными женщинами.
Рейчел кивнула.
– Верно. Такие, как Чарльз, – безусловно. О, Муня, – она резко повернулась к нему. – Какого черта, ты превратился в гомосексуала? Это такая потеря. Из тебя получился бы замечательный муж и добрый отец.
Глаза Муни затуманились болью.
– В моем конкретном случае, в этом виноваты сложившиеся отношения с Руфью. – И Рейчел, и Муня пили «Том Коллинз», фирменный напиток этого ресторана. Муня уже пил третью порцию. – Ты не можешь себе представить, насколько клаустофобными были эти отношения. Когда отец уезжал по делам, она обычно спала на свободной кровати со мной в спальне. Когда мне исполнилось 13, я осознал, что даже ее запах в комнате по утрам возбуждает меня. Я отправлялся в ванну и сидел там с этой проклятой эрекцией. В конце концов, – Муня взглянул на Рейчел, – однажды я заперся от нее, она очень обиделась, но я не смог ей объяснить, почему закрыл дверь с тех пор стал держаться от нее, как можно, дальше.
Рейчел была в недоумении.
– Но она же и в мыслях не держала никакого злого умысла против тебя. Я помню ее очень любящей и всецело поглощенной только заботой о тебе.
– В том-то все дело. Именно в этом корень всего зла. Она безумно любит меня и пришла бы в неописуемый ужас… – он поправился, – придет в неописуемый ужас теперь, если узнает, что я гомосексуалист. Она все еще надеется заполучить в невестки жену раввина, внучат. – Муня смолк, как только официант принес им мясо.
– Я никогда ничего подобного не пробовала, – сказала Рейчел, с удовольствием впиваясь зубами в свой кусок. – Надо, какого размера! Так что же, Муня, продолжай! Почему ты считаешь ее собственницей по отношению к себе?
Муня усмехнулся.
– Таких женщин, как она, – море. Она очень властная, смышленая и бесконечно занудная. Руфь с Юлией – замечательная парочка, похожи, как две капли воды.
Рейчел думала о Чарльзе.
– Знаешь, Муня, по-моему, Чарльз тоже не особо любит женщин.
Муня думал об этом. Проглотив прожеванное мясо, он сказал:
– Тяжело не испытывать страха перед другими женщинами, когда первой предала тебя собственная мать.
– Что ты имеешь в виду? – Рейчел отпила из своего бокала.
– А вот что. На мой взгляд, мать считала отца невероятным занудой. Он ни о чем больше не мог думать, кроме своего бизнеса, поэтому она целиком и полностью обратилась ко мне. В детстве она была мне матерью, а потом стала любовницей просыпавшемуся во мне мужчине. Вот здесь-то я и пришел в ярость. Мать целует своего сына с любовью, а не с исступленным сладострастием.
В голосе Муни зазвучала такая боль, что Рейчел решила сменить тему для разговора. Они уселись в такси и доехали до площади Вашингтона, а оттуда прошлись пешком до своего чердака. Рейчел была напугана. Водитель-негр долго и колоритно рассказывал о жестоких убийствах, произошедших за последнее время в этом районе. От канализационных люков на дороге поднимался пар и окутывал ей ноги до лодыжек. Мимо проходили праздношатающиеся бродяги с бумажными сумками, наполненными спиртным и еще всяким загадочным содержимым. Весь тротуар был завален старыми картонными коробками. Когда они наконец добрались до угла Бикер-стрит, Рейчел бесконечно обрадовалась. Муня открыл дверь.
– Входи. Всего шесть лестничных пролетов, – сказал он. Рейчел, отдуваясь, забралась наверх.
– Приготовлю кофе по-ирландски и принесу тебе чашечку в постель, – крикнул Муня из кухни.
– Хорошо. Просто чудесно, – Рейчел направилась в свою комнату и облачилась в ночную сорочку. Она сидела в кровати, положив подбородок на согнутые колени, когда Муня внес два серебряных кубка. Они дружелюбно сидели, попивая крепчайший горячий кофе с виски и продолжая беседовать.
– Ты и сливки сюда добавил. Я бы не смогла так сделать, – сказала Рейчел. Муня вдруг показался ей таким усталым и беззащитным. Рейчел допила кофе и очень решительно посмотрела на него.
– Ты можешь провести ночь в моей постели, Муня, – она интуитивно чувствовала, как он расстроился, излив ей всю свою душу. Он был очень домашним человеком. Она улыбнулась. – А я вовсе не хищница. Мы только убаюкаем друг друга.
Муня посмотрел на нее.
– Я так надеялся, что ты попросишь меня об этом.
Он снял с себя одежду абсолютно без всякого стеснения и скользнул к ней в кровать. Они лежали обнявшись, и Муня заплакал.
– Все хорошо, – шептала Рейчел. – Я здесь, с тобой. – Вскоре они быстро уснули, продолжая крепко обнимать друг друга.

 

Рейчел проснулась раньше Муни. Она потихоньку встала и пошла на кухню. Заглянув в холодильник, достала оттуда шесть рогаликов, лежавших в пакетике, приготовила кофе и понесла все на подносе в спальню.
Муня уже проснулся. Вид у него был как у беззащитного маленького ребенка.
– Знаешь, Рейчел, – сказал он, и при этом его глаза широко распахнулись от удивления. – Ты – первая женщина, с которой я провел ночь.
Рейчел рассмеялась.
– Ну, а ты для меня – только второй мужчина. Разве это ужасно?
– Не говори глупостей, Рейчел. Так приятно прильнуть к другому человеческому существу, которое тебя понимает. Это великое чудо!
Рейчел кивнула.
– Мне тоже этого не хватает. Я так привыкла засыпать рядом с теплым живым телом. – Она поставила поднос с завтраком на кровать и снова забралась в постель. Муня взял рогалик. Рейчел с чувством воскликнула: – Возможно, наступит день, когда мужчины и женщины смогут ложится в кровать и просто расслабляться.
Муня с тоскливой задумчивостью ответил:
– Возможно, придет такое время, когда люди будут ложиться в кровать, не требуя ничего друг от друга. Знаешь, Рейчел, я не о сексе тоскую, я всегда, если захочу, смогу увидеть эротический сон. Гораздо больше мое сердце тоскует по сердечному и любящему партнеру.
– Я понимаю, о чем ты. Я тоже истосковалась по нему. Теперь, когда я вдруг оказалась предоставлена сама себе, моя душа натыкается на огромные айсберги одиночества.
Рейчел откусила свой рогалик и добавила:
– Иногда, когда гуляю по улице, меня охватывает необъяснимое волнение. Такое безотчетное чувство! Я словно птичка, попавшая в сети и стремящаяся выбраться оттуда изо всех сил. Наступает момент, когда кажется, что небо обрушивается на мою голову. Я стрелой влетаю в магазин, – она засмеялась. – Люди думают, что я сошла с ума.
– Нет. Большое количество людей испытывают то же самое. Я успокаиваю многих заблудших членов сегрегации. То, что ты описала, точь-в-точь совпадает с их переживаниями, только у всех свои образы. Так чудесно, когда ты успокаиваешь меня, Рейчел. – Они улыбнулись друг другу. – Какие планы на сегодня?
Рейчел задумалась.
– Я бы хотела просто побродить где-нибудь здесь, поблизости, заглянуть в магазинчики.
– Ладно. Пойду приму душ, и мы отправимся на прогулку по окрестностям. Днем нужно будет обязательно отдохнуть: вечером вернемся очень поздно.
– Ах, да, опера…

 

Они провели целый день, заглядывая во все маленькие магазинчики района, во многих витрины были завешены циновками из душистой травы.
– Устрицы, – заметила Рейчел и затащила Муню в маленький рыбный бар. – Они здесь гораздо дешевле, чем в Англии. – Они посидели за бутылкой «Пуйлли Фьюзе», закусывая парой дюжин крупных, остро пахнувших морем, устриц.
– Превосходно, – Рейчел жадно вдыхала аромат. – Просто восхитительно! Сижу здесь, в центре Гринвич Виллидж, и поедаю устриц. – Она набрала две огромных сумки футболок фирмы «Биг Эппл» и джинсов для Сары и Доминика.

 

Рейчел сидела в огромном оперном зале Линкольн-центра. К тому времени, как Мими страдала, стоя над мрачной могилой, Рейчел расстроилась окончательно.
– Муня, – сквозь слезы говорила она. – Ты не сказал мне, что люди отваливают такие деньги, чтобы терзать свою душу такой скорбью.
Ли, одна из приятельниц Муни, нежно обняла Рейчел.
– Тс-с, – шепнула она ей, смеясь. – Я представляла всех англичанок бесчувственными и холодными.
Она сильно, отнюдь не по-дамски, засопела, шмыгнула носом и промокнула глаза.
– Мне достаточно заглянуть в «Ридерз Дайджест» и я тут же вою. А уж «Лесси», – она выразительно мотнула головой, – напрочь выбивает меня из колеи.
– На этот раз, по-моему, вам повезло. Вот. Возьмите мой носовой платок. Ваш – совершенно мокрый.
– Спасибо, Ли, – Рейчел благодарно взглянула на нее.
Ли была молодой особой с поразительно яркой внешностью. Худенькая, по последней моде, с большим крючковатым носом и смоляными волосами. Но больше всего внимание Рейчел привлек сверкающий огонь ее глаз. Несмотря на то, что глаза были глубоко посажены, они отнюдь не казались маленькими. Более того, взгляд был живым и проницательным. Выражение лица Ли тут же запало Рейчел в душу. Оно излучало такую нежность! Рейчел опустила глаза на свой смятый платок. Где-то в глубине сознания шевельнулось смутное воспоминание.
Назад: Глава 42
Дальше: Глава 44