Глава 27
В тот же вечер о победе Люсьена в турнире было много разговоров в огромном зале дворца Байярда. И хотя он не присутствовал на пиру, его славные подвиги были у всех на устах. Пели ему дифирамбы и рыцари, потерпевшие от него поражение и в пешем бою, и в конном, заплатившие за это немалый выкуп.
Выпрямив спину, Александра сидела рядом с братом Агнессы, Кейтом, и старалась не думать о Люсьене и о его ранах. Снова и снова она повторяла себе, что ей все равно, что сталось с де Готье, уверяла себя, что он недостоин ее, но в глубине души знала, что это неправда.
Девушка притопывала ногой в такт музыке. Ее движения скрывала длинная юбка, которой она нашла неожиданное применение. Мягкий перезвон колокольчиков, привязанных к лодыжке под юбкой, немного снял напряжение. И хотя она делала невинный вид каждый раз, когда кто-нибудь обращал на нее внимание, хмурясь от недоумения, девушка продолжала слегка топать ногой.
Это был откровенный вызов. Если епископ обнаружит источник звука, это станет смертельно опасным для нее. Но риск щекотал ей нервы, к тому же Александре хотелось отомстить англичанам за обиды. В ее жилах текла английская кровь, но думала и чувствовала девушка по-арабски.
– Тебя, однако, обнаружат, – прошептал Кейт прямо ей в ухо. Пересиливая удивление, Александра взглянула ему в глаза.
– О чем ты говоришь? Дядя улыбнулся.
– Может, я и ошибаюсь, но думаю, что слышал перезвон колокольчиков, раздающийся из-под твоей юбки.
– Конечно, ошибаешься, дядя Кейт, – ответила девушка, сильнее топнув ногой.
Улыбка мужчины стала еще шире, еще очаровательнее.
– Прости меня. Мне всегда казалось, что такую штучку могла выкинуть только твоя мать.
Услышав это, Александра застыла.
– Расскажи мне о ее молодости.
– А, сейчас они замолчали, – проговорил Кейт, прислушиваясь.
– Вероятно, человек с колокольчиками ушел из зала.
Александра топнула ногой, потом еще раз.
– Нет, она здесь и, что самое удивительное, совсем рядом.
– Ты говоришь о Катарине, я полагаю? Девушка топнула еще раз.
– Да, о ней.
Кейт начал оживленно рассказывать о детстве Катарины. Забыв о еде, он рассказывал о молодых годах ее матери, становился серьезным, говоря о ее, печалях, когда она после смерти родителей пришла жить в их семью, смеялся, вспоминая проделки маленькой девочки, и гримасничал, изображая в лицах вражду между ней и Агнессой. Заговорив о своей последней встрече с Катариной через несколько месяцев после ее свадьбы с Джеймсом, Кейт чуть не заплакал.
– Я всегда думал о ней, как о родной сестре, – сказал он, – и я привязался к ней больше, чем к Агнессе.
Александра улыбнулась.
– Спасибо за рассказ. Мне стало легче, когда я узнала, что мама считала тебя своим другом.
– Да, но тем не менее она не упомянула обо мне ни разу, – сказал он, и в его глазах промелькнуло что-то, похожее на обиду. Кейт моргнул, и тень обиды исчезла.
Девушка ощутила жалость к нему.
– Уверена, что мама часто о тебе думала. Рассказывая об Англии, она упоминала только период после замужества и никогда не говорила о детстве. Так, иногда, очень редко.
Кейт откинулся на спинку кресла.
– Расскажи теперь ты о Катарине, своей матери.
Девушка уже было открыла рот, чтобы начать свой рассказ об их жизни в Алжире, когда объявили конец ужина.
– Может быть, мы поговорим позже, – сказал Кейт, вставая.
Александра тоже поднялась.
– Я у тебя в долгу, сэр Кейт. Ты был очень добр ко мне.
Мужчина учтиво поклонился, затем направился к очагу, где собрались старшие рыцари.
Повернувшись, чтобы разыскать Мелиссу, девушка лицом к лицу столкнулась с разъяренной краснолицей Агнессой.
– Ты сейчас же снимешь эти варварские колокольчики! – потребовала она.
Решив выстоять в трудном поединке, не потерпеть поражение от женщины, которая постоянно ставила преграды на ее пути, Александра скрестила руки на груди и высоко подняла голову.
– Не понимаю, о чем ты.
– Нет? – мачеха ухватилась за юбки девушки, намереваясь высоко их поднять и выставить на всеобщее обозрение ее лодыжки. Тут же внимание всех окружающих, в числе которых был и епископ Арми, переключилось на Александру и Агнессу.
Быстрота реакции спасла падчерицу. Сжав кисть мачехи в своей руке, она предотвратила неминуемую беду.
– Неужели ты откроешь мои ноги в то время, как епископ требует, чтобы они оставались закрытыми? – насмешливо спросила Александра.
– Я открою то, что ты прячешь под юбками, – отрезала Агнесса, вырывая руку.
– Там у меня лодыжки, колени, бедра, – перечисляла девушка, – и ничего из этого не надо показывать в зале, это недостойно внимания окружающих. – Ее резкие движения заставляли колокольчики позвякивать. Стараясь, чтобы они звучали как можно тише, Александра отошла от опозоренной мачехи и направилась к Мелиссе. Та стояла перед группой менестрелей, настраивавших свои инструменты.
Наблюдавшая за стычкой сестра издала при приближении Александры короткий смешок.
– Несомненно, мама опять запретит мне общаться с тобой. И вновь я обращусь к отцу, который отменит приказание мамы.
– Не хотела бы я, чтобы она так меня ненавидела. Но твоя матушка ведет себя так, будто я специально ее чем-то оскорбила.
– Но ты ее не оскорбила, – возразила сестра. – Ты напоминаешь отцу о своей матери, которую он просто обожал, и не делал из этого тайны. Пока ты не приехала в Корберри, мама являлась владычицей замка и пользовалась симпатией отца. А сейчас она чувствует, что леди Катарина снова обошла ее.
Мелисса говорила правду, и Александра вспомнила о том дне, когда случайно подслушала разговор матери и дочери на кухне. Боль женщины, занимавшей в сердце Джеймса только второе место, была очевидной, хотя Александра давно подозревала, что именно она и является причиной враждебности и злобных выходок Агнессы.
– У меня и в мыслях не было ее оскорбить, мне просто ее стало жалко, – заявила дочь Катарины. – Я принесу ей свои извинения.
Александра собралась подойти к Агнессе, но сестра заставила ее остаться на месте.
– Позже, – Мелисса взглянула на мать, – у нее сейчас плохое настроение.
Александра взглянула на мачеху, и ей все стало ясно. Рядом с ней находился епископ Арми. Да, к ним действительно пока лучше было не подходить.
Зал наполнили звуки музыки – менестрели настраивали свои инструменты. Это заставило молодежь немедленно двинуться на середину зала.
Сестры отступили назад, давая гостям возможность танцевать, и со стороны наблюдали, как в зале начинается веселая кутерьма.
– Это меня удивляет, – заявила Александра.
– Танец?
– Да. Никогда не думала, что англичане умеют так танцевать. Те танцы, которым меня учил Люсьен, были значительно медленнее. А этот напоминает мне...
– Люсьен учил тебя танцевать? Вот это да! Когда? Девушка мысленно отругала себя, ей вовсе не хотелось раскрывать душу.
– На корабле, – наконец призналась она. – Он на практике обучал меня разным нужным для жизни в Англии вещам, в том числе танцам.
Улыбка осветила лицо сестры.
– Интересно, – пробормотала она. – Насколько медленнее те танцы, да? Это те, во время которых мужчина держит твою руку, обнимает тебя за талию и медленно поворачивает тебя, да?
Помня о предупреждении де Готье, дочь Катарины хранила молчание еще об одном, интимном танце, в котором партнеры тесно прижимались друг к другу. Дрожь пробежала по ее телу при воспоминании о его прикосновениях, объятиях, его нежных руках.
– Как называется этот танец? – желая сменить тему разговора, поинтересовалась она.
Мелисса рассмеялась, помолчала, наконец сдалась.
– Турдион.
– Мне кажется, это задорный танец. Сестра склонилась к ней.
– Да. Хочешь попробовать?
Более наивного вопроса ей еще никогда не задавали. Веселиться под пристальными, неприязненными взглядами мачехи и епископа ей совсем не хотелось.
– Нет. Я лучше посмотрю.
– – Лгунья... – назвала сестру Мелисса. Александра улыбнулась.
– Что поделать...
Улыбаясь, Мелисса подошла к группе молодых дворян. Секундой позже выбранный ею кавалер поклонился, и новая пара присоединилась к танцующим.
Они двигались все быстрее и быстрее, раскованнее и раскованнее, и в этот момент Александра ощутила знакомое волнение и бешеное желание пуститься в пляс. Ее тело уже начало непроизвольно двигаться, музыка, казалось, проникла ей под кожу и попала в кровь.
Сделав над собой усилие, девушка подавила первый импульс, заставляя себя вслушаться в мелодию. Однако за первым последовал второй, и она уже не могла найти в себе силы отказаться повиноваться ему.
Закрыв глаза, Александра изучала мелодию, чувствуя, как она окутывает ее теплыми волнами. Перед глазами возникли танцовщицы гарема, их легкая полупрозрачная одежда колыхалась и обвивалась вокруг их стройных тел, когда они исполняли старинный, забытый всеми танец.
Девушка будто очутилась там снова, присоединилась к ним и не раздумывала больше о возможных наказаниях и упреках. И теперь ей было все равно, танец – только он имел значение.
Александра целиком ему отдалась, откидывая голову, подняв руки, поводя бедрами, топая ножкой в ритм музыке. Ее тело пело.
«Чудесно!», «Громче!» – требовали привязанные к лодыжкам колокольчики.
Музыка теперь звучала у нее в голове, она звала. И девушка откликнулась на зов. Мелодия обволакивала ее тело, наполняя восторгом душу.
И все же ей чего-то не хватало. Наверно ласкового прикосновения легкой одежды и хлестких ударов рассыпавшихся по плечам и спине волос, попадающих в глаза и в рот... Не прекращая танца, она провела руками по тесному платью, удивляясь его тяжести, затем поднесла руки к волосам. Нащупав шпильки, которыми крепились ее косы, Александра вытащила их и распустила волосы. От нежного прикосновения прядей к спине девушка мягко рассмеялась. Вновь подняв руки над головой, словно пытаясь поймать ими ветер, она улыбалась. «Свободна, я свободна».
Что-то внезапно выросло на ее пути, пытаясь до нее добраться, но Александра увернулась и продолжала извиваться в танце. Но что-то появилось вновь, и на этот раз чьи-то руки схватили ее.
С торжествующим возгласом, готовым сорваться с губ, девушка открыла глаза и увидела человека, которого совсем не ожидала встретить здесь этим вечером. Это был Люсьен. Однако тот был без тюрбана и халата евнуха, а жесткое выражение его лица мгновенно вернуло ее с небес на землю. Дочь Катарины, наконец, осознала, что она в Англии, в родовом имении Корберри, и ее сердце екнуло.
Девушка взглянула через плечо мужчины на дюжину изумленных, застывших лиц. Агнесса и епископ тоже стояли, пораженные. Даже музыканты, прекратив играть, во все глаза смотрели на нее. Танцующие пары остановились, рассредоточившись по периферии. Александра и Люсьен оказались, таким образом, в самом центре зала.
– Дай мне руку, – проговорил де Готье.
Осознав ужас содеянного, Александра снова взглянула на Люсьена.
– Я не знаю...
– Твою руку, – повторил он.
Когда же и на этот раз ошеломленная танцовщица не прореагировала, Люсьен сам взял ее руку и сжал в своей. Кивнув менестрелям, которые сразу стали подстраиваться под него, мужчина повел девушку в чинном танце, которому научил ее в первую очередь. Это был благородный эстампи.
– Улыбайся и не думай о ноге.
Не говоря ни слова, девушка исполняла все, что партнер ей приказывал, глядя ему в лицо, чтобы не видеть осуждающих глаз других гостей.
Конечно, де Готье являл собой весьма удручающее зрелище. После турнира и многочисленных поединков лицо его представляло сплошные ссадины и синяки, затмившие даже шрам в виде полумесяца на щеке. Однако для Александры он оставался самым красивым и желанным на свете. Но когда он пришел?
– Люсьен... – начала было девушка.
– Не сейчас, – оборвал ее де Готье.
Остальные пары нехотя присоединились к танцующим. Однако следующий танец, веселый и быстрый, отвлек их внимание от Люсьена и Александры. Стар и млад пустились в пляс.
– Сейчас? – поинтересовалась она.
– Позже, – ушел от ответа мужчина. Убеждая себя, что должна быть довольна тем, что он здесь и танцует с ней, девушка перестала спрашивать и начала внимательно следить за ногами партнера, приноравливаясь к ним. Ее очень удивляло, что такой большой и сильный мужчина может легко и непринужденно двигаться. Как и на корабле, де Готье заставлял ее почувствовать, что они – единое целое. Это было прекрасно!
Александра растворялась в нем, таяла от прикосновения его рук!
В начале следующего танца Люсьен вывел ее из круга и отвел в тень ниши. Повернув девушку к себе, он хрипло прошептал:
– Разве я не предупреждал тебя, какое наказание ждет еретиков?
«Еще один урок», – мрачно подумала Александра. Хотя так ей и надо, учитывая ее неприличное поведение несколько минут назад.
– Я не еретичка, – возразила она, щурясь, чтобы как следует разглядеть его лицо в полумраке.
– Ты так ничему и не научилась, не сделала никаких выводов из уже случившегося. Более того, ты привязала колокольчики и пустилась в пляс, исполняя мусульманский танец и не заботясь о последствиях.
Девушка о трудом проглотила комок, стоявший в горле. Колокольчики она надела преднамеренно, а вот танец получился случайно, неосознанно.
– А тебе какое дело? – вызывающе спросила дочь Катарины. – От тебя не было ни весточки несколько недель, а когда ты, наконец, появился, то. тут же оттащил меня в сторону, чтобы отругать, будто мы никогда не целовались.
Люсьен приподнял ее лицо.
– Мы не только целовались, Александра, – напомнил он ей.
– Да, – согласилась она, благодаря темноту, скрывшую ее вспыхнувшие щеки. – Но, похоже, это ничего не значит для тебя.
– Если бы мне было все равно, я не подошел бы к тебе, а оставил бы глупую девчонку на растерзание епископу.
Девушка попыталась заглянуть в его глаза, но на этот раз темнота из союзника превратилась в противника. Ей ничего ни удалось прочесть в их глубине.
– Если я тебе не безразлична, то почему ты ищешь ссоры, если ты можешь миром взять принадлежащее тебе, женившись?
– Я не трус, Александра! – прорычал Люсьен.
– Нет, ты животное, – отрезала дочь Катарины, – зверь, который лучше выпьет кровь, чем будет жить в мире, зверь, который заботится только о себе и об имени де Готье.
Его рука больно сжала плечо девушки.
– Ты не понимаешь...
Александра высвободилась и отступила, колокольчики издали мелодичный перезвон.
– Нет, понимаю. Понимаю, что ты не любишь меня так сильно, как я люблю тебя. – Хотя она произнесла вслух заветные слова, которые всегда хранят в тайне, она не жалела, что сказала их. – И даже если ты испытываешь ко мне такие же чувства, ты не позволишь себе поддаться им из-за ненависти к Байярдам.
Сумрак ниши скрывал выражение его лица. После минутного молчания мужчина произнес:
– Есть одно правило на войне, Александра, зная которое ты во многом выигрываешь. Никогда не показывай врагу своих чувств, иначе он использует их против тебя.
Война, враг, чувства... Слова, которые Люсьен выбрал, подействовали на дочь Катарины как удары.
– Спасибо, Люсьен де Готье, за объяснение, что мы воюем с тобой, – горько проговорила она, с трудом проглатывая комок в горле. – До этого я и подумать не могла, что мы враги.
«Ну, не в прямом смысле слова, – подумал Люсьен, – но ты враг моего сердца». Однако если бы этой безумной девчонки не было на турнире и не устрой она посмешище из себя сейчас на танцах, он бы ни за что не сказал ей этих слов. Позже, когда Люсьен вернет свои земли, он все объяснит ей.
– Все Байярды мои враги. – Надо же ей что-то говорить, пока не пришло его время.
Александра повернулась и заспешила прочь. «Гордые плечики! – мелькнула мысль у Люсьена, смотрящего ей вслед. – Они не опустились, а остались прямыми, как у солдата, идущего в атаку». Но чего-то явно не хватало...
Де Готье нахмурился, а мгновением позже вспомнил о колокольчиках. Когда девушка уходила, он не слышал их перезвона. Взглянув на пол, Люсьен уловил мерцание золота на том месте, где она только что стояла. Наклонившись, де Готье поднял браслет и почувствовал тепло тела Александры, еще сохранившееся в безделушке. Мужчина улыбнулся – проклятые колокольчики! Они и явились первой причиной, заставившей его покинуть свой шатер. Вернувшийся рано с банкета Винцент пересказал ему разговоры о каких-то таинственных звуках, идущих из-под юбок Александры.
Хотя на Люсьене не было живого места, а утомленное тело требовало отдыха, но тем не менее он снова стал ее ангелом-хранителем, явившись в зал, где она опять выставляла себя на всеобщее обозрение. Подобно всем остальным, де Готье застыл па пороге. Не веря своим глазам, он наблюдал за экзотическим танцем в ее исполнении. Память вернула его в Алжир, в тот самый день, когда он впервые увидел танцующую рыжеволосую красавицу.
Он вдруг ощутил, что страстно желает ее и боится за нее, и это подтолкнуло его к действиям. Сначала Люсьен не собирался танцевать, а хотел просто вытащить девушку из круга, но потом решил, что более естественным будет выглядеть его участие в развлечении.
Шагнув в полосу света, де Готье разжал ладонь и взглянул на миниатюрные колокольчики. Александра об этом знать не будет, но завтра он возьмет их с собой на ристалище. Плохой, не добровольный знак внимания, но тем не менее – ее.
Зкрыв дверь своей комнаты, дочь Сабины оперлась на нее спиной и дала волю слезам. Она их так долго сдерживала. Хотя она ненавидела себя за жалость к самой себе, душившую ее, тем не менее не мсгла удержать слез, наполнявших глаза и катившихся по щекам.
– Почему? – спрашивала девушка темноту. – Что я еще могу сделать, чтобы завоевать его любовь? – Она нравилась ему, это Александра чувствовала, но не так, как он ей.
Вытерев слезы рукой, она отошла от двери, однако смех в коридоре заставил ее насторожиться. Напрягая слух, девушка узнала голос Агнессы. Женщина чуть хрипловатым голосом говорила кому-то нежные слова, потом снова смеялась.
Неужели мачеха собирается наставить рога Джеймсу? Неужели хочет забыться в объятиях другого?
Зная, что не должна этого делать, Александра не смогла сдержаться и приоткрыла дверь, когда парочка проходила мимо Выглянув в коридор, девушка увидела, что рядом с Агнессой шел Джеймс и именно ему она говорила слова любви. Рука отца обнимала талию женщины. Они направлялись в опочивальню. Мужчина остановился, поцеловал жену в губы и сказал:
– Я люблю тебя, Агнесса.
Запрокинув голову, жена посмотрела ему в глаза.
– Даже если я не Катарина?
Шумно вздохнув, видно этот вопрос она задавала ему не впервые, лорд Байярд безнадежно махнул рукой.
– Глупая женщина, как ты бесишь меня, испытываешь мое терпение и как мне хочется порой схватить тебя и трясти до тех пор, пока твои зубы не застучат друг о друга. – Выговорившись, он вздохнул. – Конечно, я люблю тебя, но не проси меня снова доказать это, я и так сделал достаточно.
Поднявшись на цыпочки, Агнесса поцеловала мужа в губы, и они прошли в спальню. Александра закрыла дверь, на сердце сразу стало легче от увиденного. Это была та сторона жизни Джеймса и его жены, которая раньше ей казалась невозможной. Они хорошо играли свои роли владельцев Корберри, лорда и леди Байярд, но, как оказалось, они испытывали друг к другу нежность и привязанность, как Сабина и Джаббар.
Разница состояла лишь в том, что они оставались верными друг другу. А Джаббар, хотя и любил ее мать, приглашал других жен и наложниц разделить с ним ложе.
Улегшись на кровать, Александра укрылась одеялом.
– Я понимаю, мама, теперь я понимаю, почему ты убеждала меня уехать, говоря, что я не приспособлена к жизни и замужеству в мусульманском мире.
Одна женщина – один мужчина, Александра и Люсьен. Не слишком ли она обольщается?
