Глава 30
Эдвин не мог знать, что кричал его сын, который хоть и родился до срока, но был здоровым.
Пока Кристоф занимался Элан, Райна, прижимая ребенка к груди, вытерла его и завернула в одеяло. Младенец тут же успокоился. Саксонку охватили восторг и гордость, которые испытывают только одни матери. Она даже не думала о том, что там творится на поле боя.
— Вы хотите увидеть своего сына, миледи? — опустившись на колени возле Элан, спросила девушка.
Пендери попыталась поднять голову, но бессильно опустила ее на подушку.
— Ничего не хочу… иметь общего с… этим…
«Этим!» Не с ним, как надо было бы сказать о ребенке, а с «этим», будто он не человек. Если бы норманнка не мучилась так долго, Райна выбила бы из нее правду, но с этим успеется. Битва, однако, ждать не будет, она способна навсегда отобрать у нее возлюбленного. Но что ей делать?
Младенец пискнул и вытащил из-под одеяла крохотный кулачок.
— А-а, дорогуша, — пробормотала Райна, гладя его пальчики.
А когда ребенок раскрыл ладонь и схватил ее палец, она поспешила к выходу.
— Кристоф, мне нужна ваша лошадь, — попросила девушка.
— Зачем? Куда?
— Покончить с битвой до того, как она начнется, — саксонка вышла из шатра.
На поле она увидела две армии, застывшие в ожидании смертельной схватки. Ей надо успеть добраться до Эдвина. Саксонка поставила ногу в стремя и только тогда поняла, что не сможет сесть в седло с ребенком на руках.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Кристоф.
Не зная, что тот шел за ней следом, она испуганно вздрогнула:
— Если что-то удастся, то лишь с помощью этого младенца. Эдвин должен знать, что у него родился сын.
— Но…
— Доверьтесь мне, — буркнула девушка, желая побыстрее сесть на коня. — Подержите ребенка, пока я сажусь в седло.
Кристоф повиновался, ни слова не говоря.
— Это кончится! — бросила саксонка и поскакала по южному крылу армии Вильгельма.
Она старалась ехать как можно быстрее, но пускать лошадь во весь опор опасалась из-за младенца. Она взглянула на него — он уже сладко посапывал. Похоже, стук лошадиных копыт заменил ему колыбельную.
Райна хотела объехать армию норманнов. Она заметила, что за ней пустились в погоню. Но у нее было преимущество — внезапность. Пока норманны решали, что делать, она направила коня в сторону саксов. Райна скакала во весь опор, стараясь быстрее пересечь пространство, отделяющее две армии. Тишину нарушал теперь не только стук копыт, но и лязг металла и гул голосов. Прислушавшись, она узнала голос Максена, но ее уже ничто не могло задержать.
«Господи, запрети им стрелять в меня! Пусть они поймут, что я никому не угрожаю, — молила она. Раз Вильгельм с кавалеристами, значит, Эдвин тоже среди всадников», — решила девушка и попыталась отыскать его взглядом. Саксы расступились, открыв ей коридор. Вот по нему и вышел ей навстречу Эдвин.
Не отрывая от нее глаз, он сделал знак своим людям замолчать и предупредил:
— Не подходи ближе.
Натянув поводья, она повернула коня так, чтобы Харволфсон мог видеть ее ношу.
— Зачем вы явились? Еще одна ловушка?
Она откинула ткань и обнажила личико спящего младенца:
— Посмотрите на своего сына, Эдвин.
Он застыл как вкопанный, но тут же взял себя в руки и подъехал вплотную.
— Моего сына? — переспросил он, глядя на нее затуманенными глазами, будто пытаясь что-то вспомнить.
Чутье подсказало Райне, что Максен где-то поблизости. Она оглянулась: от армии отделился единственный всадник и во весь дух мчался в расположение саксов. Эдвин тоже его заметил, и глаза его гневно засверкали.
— Эдвин, пусть он подъедет, — умоляющим голосом произнесла девушка. — Вы не можете бояться одного человека, когда у вас за спиной целая армия.
— Еще одна уловка Пендери! — взревел сакс.
— Нет, он не знал моих намерений. Максен хочет только защитить меня.
— А что вы хотите, Райна?
— Я ищу мира.
— Мира?! Между саксами и норманнами это невозможно.
— Почему? Они уже живут мирно. Если бы вы только…
Ее прервал свист туго натянутой тетивы и летящих стрел.
Глядя поверх головы Харволфсона, она заметила, что лучники целятся в Максена.
— Эдвин, — взмолилась девушка, — прикажите им прекратить стрельбу!
Он взглянул на младенца в ее руках, на нее и остановил лучников.
Райна облегченно вздохнула.
— Это от Элан Пендери, — заявила она, кивком головы указав на дитя. — Он только что родился.
Сакс молчал. Потом грустно заметил:
— Он должен был быть моим и вашим, Райна.
— Если бы жизнь сложилась иначе, — уклончиво ответила она.
— А не так, как сейчас, — горько отозвался сакс.
— Конечно.
— Вы любите Пендери?
На столь неожиданный вопрос она ответила прямо:
— Да, люблю.
Больше ей ничего не пришлось говорить, потому что внезапно Максен оказался рядом и сжал ее руку:
— Райна, ответь Бога ради, что ты делаешь?
— Показывает мне моего сына, — ответил вместо нее Эдвин.
Норманн еще никогда в жизни не испытывал такого страха, увидя одинокую всадницу, мчащуюся во весь опор со свертком в руках. Он сразу понял, что этот сверток — ребенок Элан, и мгновенно разгадал ее замысел. Король же заревел, как разъяренный бык, решив, что кто-то замыслил предательство.
Максен дождался, когда Вильгельм сделает перерыв в ругательствах, и объяснил поступок Райны. Он сказал королю, что его возлюбленная пробует установить мир своим способом — показав ребенка Эдвину.
Один-единственный раз отец Максена сделал доброе дело. Его богохульства и ругательства отрезвили Завоевателя и заставили поразмыслить над случившимся. К счастью, у него был острый ум, и поэтому он тут же разрешил Максену скакать в стан врага.
Сам Пендери никогда бы не позволил Райне так безрассудно рисковать своей жизнью, но он понимал, что поступок ее заслуживает уважения. Он взглянул на ребенка в руках саксонки:
— И что вы думаете о своем сыне, Харволфсон?
Эдвин взглянул на малыша, перевел взгляд на Максена:
— Рожденный после насилия, он едва ли может быть назван моим.
— Но он ваш, и не было никакого насилия.
— Какое великодушие! Но не забывайте, что норманнская шлюха обвинила меня в изнасиловании.
— Она призналась и раскаялась.
— Что? — в один голос воскликнули Максен и Эдвин.
Девушка кивнула.
— При рождении ребенка она сказала мне и Кристофу, что отдалась вам, Эдвин, чтобы отец не узнал, что девственности ее лишил другой мужчина.
Пендери не ожидал такого поворота, полагая, что Харволфсон имел дело с девственницей.
— Вполне возможно, — подал голос сакс, — но если сосчитать месяцы, то выходит, что дитя родилось раньше срока, значит, ребенок не мой.
Райне такое тоже приходило в голову, но у нее появилось веское доказательство, когда она мыла младенца.
— Он появился на свет раньше срока, но в нем течет кровь Харволфсонов.
С этими словами она откинула одеяльце и показала маленькую розовую ножку:
— Четыре пальца, как и у тебя, Эдвин!
Пока молодой отец недоверчиво разглядывал младенца. Райна вспомнила их первую встречу у реки. Тогда Эдвин, разговаривая с ней, снял ботинки и сидел, опустив ноги в воду, а девушка украдкой поглядывала на его левую ступню, лишенную мизинца. Тот, заметив ее взгляд, рассказал старинное поверье о том, что сотни лет назад ведьма наложила проклятие на их семью, сказав, что все мужчины в их роду будут наказаны за предательство. Когда саксонка полюбопытствовала, что за преступление было совершено, Эдвин улыбнулся, но от ответа уклонился.
— Он ваш сын! — Райна бережно запеленала младенца.
Что творилось на душе Эдвина — один Бог знает.
Встретившись взглядом с Райной, он сказал:
— Это и есть ваш мир? Сын в обмен на всю Англию?
Он очертил рукой полукружье перед собой.
— Англия принадлежит Вильгельму, — заметил Максен.
— Так было до сегодняшнего дня! — рявкнул Харволфсон.
— Да, — согласился норманн, — но даже после сегодняшней битвы ты не выиграешь.
Видя в глазах соперника сомнение, которое тот пытался скрыть, Пендери уверился в правоте своих слов.
Эдвин взглянул куда-то через плечо норманна, затем посмотрел на него:
— Моя армия превосходит численностью армию Ублюдка.
— Только численностью, — резко возразил Максен. — У твоих воинов нет опыта. Вильгельм разобьет тебя в пух и прах.
Харволфсон окинул взглядом армию короля и впился глазами в Максена:
— Какая разница, где нам умирать — в его тюрьмах или здесь, на поле брани? Есть надежда получить то, что у нас отняли. Если же мы не вступим в бой, то потеряем все.
— Вильгельм может оставить тебя и твоих сторонников в живых.
— Что вы предлагаете? — спросил Эдвин, а взгляд тянулся к младенцу, мирно посапывающему на руках у Райны.
— Этчевери, — объявил Пендери. — Сдайся королю, присягни ему на верность, и замок — твой.
Харволфсон презрительно рассмеялся:
— Могу ли я поверить, что вы добровольно вернете мне замок и землю?
— Да, если Вильгельм согласится на это. Даю тебе слово.
— Ваше слово? А как быть с вашим словом, данным Этелю и его спутникам, что они беспрепятственно уйдут из замка? А как быть с человеком, умершим на острие вашей стрелы, Максен Пендери?
— Не моей стрелы, — поправил его норманн, — это во-первых, а во-вторых, он не умер.
— Ему выстрелили в спину! — воскликнул сакс.
— Эдвин, Максен говорит правду, — вмешалась девушка. — За ранение Хоба, лекаря, ответственность несет рыцарь Ансель Рожер, но сейчас мерзавец мертв. — Она посмотрела на возлюбленного. — А Хоб жив.
— Если это правда, то почему он не пришел ко мне?
— Он признал Пендери своим хозяином.
— Только не тот Хоб, которого я знаю.
— Да, — согласилась Райна. — Это другой, поумневший Хоб, но из той же плоти и крови.
Эдвин пристально вглядывался в ее лицо, пытаясь понять, лжет она или все же говорит правду.
— Положи этому конец, Эдвин, — настаивал Максен. — Только ты один в силах это сделать, не Вильгельм, а ты.
Пендери и Райна вздрогнули, когда Харволфсон, натянув поводья, развернул лошадь и окинул взором своих воинов.
— Храбрая, глупенькая саксонка, — зашептал Максен на ухо девушке, — но если мне доведется выжить и оказаться опять с тобой в постели, я заставлю тебя заплатить за все причиненное беспокойство.
Она улыбнулась, подумав о предстоящем «расчете», который будет приятным для обоих.
Тянулись минуты, равные вечности. Тишину нарушил младенец, который появился на свет лишь полчаса назад. Он начал плакать и шевелиться в руках Райны.
Эдвин обернулся, недоуменно подняв бровь, и девушка объяснила:
— Он проголодался.
Сакс неожиданно развернулся и подъехал к ней, глядя на плачущего младенца.
— Мой сын, — он наклонился и коснулся пальцем его губы.
Ребенок ухватился за палец и начал сосать.
— Впрямь голоден. Поезжайте к его матери.
Убрав руку, Эдвин смотрел, как младенец сморщился и снова заплакал.
— Ступайте, Райна. Я и Пендери закончим разговор.
«Ах, если бы этот разговор завершился сейчас, и можно было бы принести хорошие новости Элан и Кристофу». Райна взглянула на Максена и со вздохом натянула поводья.
— Что мне делать? — спросил Харволфсон, когда она отъехала довольно далеко.
Бремя, которое лежало на плечах Пендери, тяготило его и пригибало к земле уже два года, словно бы сдвинулось, но не скатилось на землю. Немало еще усилий нужно приложить.
— Продолжай! — попросил он Эдвина.
— Хорошо. Я соглашусь на ваше предложение, но у меня есть условия.
— Какие?
— Прощение моим людям и землю для них.
— Конечно, — согласился Максен. — Ведь многие из них пойдут с тобой в Этчевери. Что еще?
— Я хочу взять своего сына.
Вспомнив о желании Элан отдать ребенка в монастырь, Пендери не счел эту просьбу трудновыполнимой.
— И Элан.
Он хочет ей отомстить!
— На это я не могу согласиться, — сказал Пендери. — Хотя моя сестра и поступила дурно, я не позволю причинить ей зло, Харволфсон.
— Зло? Конечно, я презираю ее, но вы ошибаетесь насчет моих намерений. Она родила мне сына и станет моей законной супругой. Я беру ее в жены.
Пендери удивился бы меньше, если бы тот вонзил ему в грудь кинжал:
— А ты обещаешь не обижать ее?
Сердце Максена гулко забилось в груди — он уже согласился на брак сестры с Гаем.
— Даю слово, — поклялся Эдвин. — Оно такое же твердое, как и ваше, Пендери.
— Все это нелегко исполнить.
— Но зато битву легко начать. Дайте мне то, что я прошу, и я сдамся Ублюдку. Откажете мне…
Норманн кивнул:
— Я передам твои условия королю.
— Я буду ждать ответа здесь.
Максен повернул коня, но не успел вонзить в него шпоры, как опять услышал голос Эдвина:
— Почему все это так важно для вас, Пендери?
Тот бросил взгляд через плечо.
— Райна, — только и сказал он, но этого было вполне достаточно.
Если раньше ему хотелось мира только для успокоения души, то теперь он делал это ради прекрасной саксонки.
Король был щедр и великодушен. Он согласился на все условия Эдвина Харволфсона, даже на Элан Пендери, несмотря на приступ бешенства, обуявшего ее отца, которого пришлось даже увести с поля боя.
Однако Вильгельм наотрез отказался отдать Этчевери. Оно должно остаться у Пендери, и ничто не могло переубедить короля. Он объявил, что замок расположен на ключевом месте, поэтому его нельзя отдавать в ненадежные руки.
Раздумывая о последствиях отказа, Максен вернулся к Эдвину.
— Король Вильгельм согласен отдать тебе сына и Элан в жены и подарить тебе замок, где бы ты мог разместить своих людей.
— Но?
Пендери взглянул во всепонимающие глаза сакса:
— Но не Этчевери.
Брови Харволфсона поползли вверх:
— Разве это справедливо? Можете передать своему королю-ублюдку, что вопрос об Этчевери не подлежит обсуждению.
— А что подлежит?
Помедлив с ответом, Эдвин заявил:
— Хотя мне и не хочется, чтобы моего сына называли незаконнорожденным, но я могу отказаться от женитьбы на вашей сестре.
— Я сожалею, — сказал Максен, — что король не согласился отдать тебе Этчевери.
— А я сожалею, что мы опять пришли к тому, с чего начали, когда приехала Райна с моим сыном, — заявил Харволфсон, давая понять, что разговор окончен, и, рванув поводья, он повернул коня.
Зная, что идет на риск, Пендери схватил руку сакса. В то же мгновение раздался лязг оружия — люди Эдвина были готовы к самому неожиданному повороту событий. Норманны ответили тем же.
— Погоди, парень, — в голосе Максена звучала мольба. — Оставь свою гордость и поразмышляй о сыне, которого воспитают монахини: ни матери, ни отца — ублюдок. Подумай о жизнях людей, которые погибнут ради того, что недостижимо. Ты сможешь жить с этим, точнее, умереть с этим.
Эдвин напряженно и неотрывно смотрел в глаза говорившего, дрожа от гнева и мучивших его сомнений.
— Ваша беда, Пендери, в том, что вы любите, и это делает вас еще большим глупцом, чем я.
«Он любит! Боже, да он лгал себе, — думал Максен, отказываясь признать очевидное. — Эдвин говорит правду — он любит Райну».
— Нет, не глупец, — возразил рыцарь. — Я благословлен. Но ты ведь не знаешь, что это такое.
Харволфсон высвободил руку:
— Какой замок предлагает ваш король-ублюдок?
Пендери уже свыкся было с мыслью, что путь к миру отрезан, но вот опять блеснула надежда:
— Замок Блэкстер и все прилегающие земли.
Господи, за один день сэр Гай лишается и жены, и замка, а он — друга и сподвижника!
— Да его и сравнить нельзя с Этчевери!
— Там больше места для тех, кто пойдет за тобой. Работы на строительстве почти завершили. Воды там достаточно, а при хозяйской заботе о земле — она даст отличный урожай.
— И я буду под вашим неусыпным надзором? Разве нет?
— Владения граничат, — согласился норманн. — Ясно, что каждый будет знать о происходящем у соседа, но ты не будешь подчиняться мне, ты будешь вассалом короля.
— Однако если я переступлю грань дозволенного, ты быстро поставишь меня на место, так?
Чувствуя, что Харволфсон принимает условия, Максен не ответил колкостью на колкость. Не до этого. Положение, в которое он попал, было весьма щекотливым.
— Ты принимаешь мое предложение, Эдвин Харволфсон?
Сакс стиснул зубы и медлил с ответом, но наконец кивнул:
— Можете сказать королю, что я согласен на мир.
У Максена будто гора с плеч свалилась, но полной легкости не было.
— А Элан? — спросил он, в душе надеясь, что Гаю хоть что-нибудь достанется.
Эдвин улыбнулся:
— Я отказался от Этчевери, но больше не собираюсь ни от чего отказываться.
Понятно. Еще утром Пендери не смел и надеяться на такой исход, но все равно на сердце оставался холодный камень. «Гай будет жить, — утешал себя рыцарь, — а если бы произошло сражение, кто знает, уцелел бы он или нет».
— Итак, сделка заключена.
Харволфсон усмехнулся.
— До тех пор, пока король будет выполнять условия, — пробормотал сакс, глядя на всадника в сверкающих доспехах под развернутым знаменем.
Эдвин повернул коня и поехал к своему войску.
«Прощен», — вздохнул с облегчением Максен. Теперь ничто не мешает ему и Райне.
