Глава 26
Зима сменилась весной, и до Этчевери дошел слух о блестящей победе короля Вильгельма у Йорка, оплота мятежников. Но Эдвина не было среди саксов, павших от руки короля. О Харволфсоне не поступало вестей месяца два, и постепенно разговоры о нем затихли. Ходили слухи, что он нечестными путями раздобыл хорошее оружие, что его люди шли в бой конными, а не пешими, что число его сторонников доходило до тысячи, что их боевое мастерство не уступало норманнскому. Но трудно было отличить правду от вымысла. Оставалось только ждать.
Все знали, что скоро Максена призовет король, и каждый день считался только отсрочкой.
Никто из обитателей Этчевери не мог пожаловаться на голод, хоть и кормили не до отвала. Особое питание получала лишь Элан и ее неродившийся ребенок.
Для Райны молодая женщина была загадкой, но одно она знала наверняка — гостья солгала, очернив славное имя Эдвина.
Сестра Максена могла быть любезной, если это ей было выгодно, но вскоре все обитатели замка убедились в ее вспыльчивости, изменчивости нрава, в готовности оскорбить ни в чем не повинного человека. У нее появилось немало врагов, но в их числе не было сэра Гая.
Рыцарь прекрасно ее понимал. В нем неожиданно проснулось чувство юмора, что удивило знавших его друзей. Особенно оно было кстати, когда на Элан накатывала меланхолия. Он смотрел на девушку, и что-то похожее на восхищение светилось в его глазах, но Райна старалась не замечать вспыхнувшей страсти у сурового Торкво к никчемной пустышке и бессовестной лгунье Элан.
Чем больше становился ее живот, тем злее делался язык. Ее гневные тирады стали притчей во языцех. Но то, что произошло тем прохладным весенним днем, надолго осталось в памяти обитателей замка.
Еще не закончился обед, как Элан вскочила из-за стола, сверкая злобно глазами.
— Я слышала вас! — завизжала она. — Вы все шепчетесь за моей спиной. И ты, — девушка ткнула пальцем в Лиган, стоявшую с кувшином в руке, — ты осмелилась плохо отзываться обо мне! Ты, готовая переспать с псом, если рядом нет мужчины!
— Неправда! — воскликнула Лиган.
Хотя время от времени она встречалась с рыцарями, но у нее не было репутации Сеты, и поэтому она глубоко была оскорблена.
— Леди Элан, — взволнованно вмешался сэр Гай, отходя от очага, где собралось несколько рыцарей.
— Разрази вас гром! — метала молнии лживая норманнка. — Чума на ваши дома!
— Элан! — прикрикнул Максен, но она не хотела его слушать.
— Думаете, мне нужно ваше уважение? — продолжала она. — Нет! — и положила руку на вздувшийся живот. — Это правда, что я ношу ублюдка, но мне этого нечего стыдиться, если его отец — сакс, который поставит вас на колени!
Райна успела подойти к ней раньше, чем Гай и Максен.
— Вы устали, — тихо сказала она. — Пойдемте, вы отдохнете на постели брата.
Саксонка осторожно положила руку на плечо норманнки, но та, сбросив ее, резко повернулась:
— А ты! Ты еще больше шлюха, чем…
— Замолчи! — рявкнул Максен, оттаскивая сестру от Райны.
— Я еще не кончила! — пыталась сопротивляться Элан.
— Милорд, — обратился к господину Торкво, — если вы позволите, я смогу ее успокоить.
— Успокоить? Меня!? Думаешь, я собака, которую можно погладить, потрепать за ушами и отшвырнуть ногой? Мне не надо твоего сочувствия, твоего понимания, ничего!
Торкво изумленно заморгал глазами, побагровел, плотно сжав губы.
— Тогда я больше не желаю знаться с вами, Элан Пендери, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Можете плакать, можете жалеть себя, бичевать, но на меня больше не рассчитывайте.
Расправив плечи, высоко подняв голову, рыцарь резко повернулся и пошел к очагу, где его ждали товарищи, довольные отповедью, которую он дал лгунье.
— И с меня хватит, — поднялся разгневанный брат и потащил упирающуюся девицу за ширму.
Она отчаянно пыталась вырваться.
— Гай! — визжала норманнка.
Рыцарь остановился, но не повернулся. Она поняла, что он не поможет. Опустив голову и сгорая от стыда, Элан поплелась за братом.
Максен схватил ее за руку и резко сказал:
— Сначала — в мою комнату, потом — в монастырь.
Райна заметила, что норманнка тщетно пыталась поймать взгляд сэра Гая. Поспешив следом за Пендери, она нагнала их.
— Милорд, — обратилась она к Максену, — разве нельзя леди Элан поговорить с сэром Гаем?
— Можно, нельзя… — не останавливаясь, буркнул барон. — А что хорошего из этого выйдет? Он терпит все ее капризы, а надо просто отшлепать ее, пытается понять то, что невозможно понять. И что он получил?
— Может…
— Может, нет! Я устал от ее выходок. Сегодня этому пришел конец!
Понимая, что идет на риск, Райна встала перед ним:
— Прошу тебя, разреши Элан и Гаю поговорить.
— Отойди! — Пендери едва сдержался.
Было бы проще позволить Максену сорвать злость на Элан, но один взгляд на несчастную молодую женщину заставил сердце ласково сжаться.
— Он нужен ей! — не унималась она. Очевидно, смысл ее слов дошел до Максена.
Его лицо немного смягчилось, и он, нахмурившись, взглянул на сестру.
— Ради бога, Максен! — взмолилась та, заливаясь слезами.
Рыцарь взглянул на Торкво и подавил вздох, готовый сорваться с уст:
— Сэр Гай, иди сюда.
Тот повиновался не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем рыцарь подошел к барону.
— Милорд?
— Моя сестра хочет поговорить. Ты согласен?
Гай замешкался, потом согласился. Максен подтолкнул Элан к рыцарю, прошептав ей на ухо:
— Хватит, Элан, иначе утром отправлю тебя в монастырь.
Хотя на улице было холодно, Торкво и девушка вышли из зала, оставив Райну наедине с Пендери. Она ожидала увидеть искаженное гневом лицо, но он неожиданно улыбнулся:
— Только ради тебя!
Если бы не Райна, он бы непременно высказал сестре все, что о ней думал, выплеснув накопившуюся в душе злость, и рано утром отправил бы ее в монастырь.
— Идем, — рыцарь повел Райну за собой, чувствуя, как напряглось его тело, как к низу живота прилил жар, снять который могла только она.
Саксонка с готовностью пошла за ним за ширму, где они пылко отдались плотским утехам. Годы, проведенные без женщины, сказывались на Пендери, но каждый день с Райной словно воскрешал его. Прошли уже месяцы, а Райна оставалась бесплодной, что крепко печалило Максена, давая пищу для горьких раздумий. Он вновь и вновь вспоминал свое обещание никогда не жениться на ней, но вопреки этому старался прочно привязать ее к себе, сделать женой, чтобы она неотлучно была рядом днем и ночью, чтобы завести детей, прожить с ней долгую, счастливую жизнь и вместе состариться. Стоит ли удивляться, что Максен с нетерпением ждал того дня, когда Райна скажет ему о зачатии. Может, в этом месяце…
Они лежали на боку, сплетя руки и ноги, и молчали, наслаждаясь близостью.
— Спасибо, Максен, — прошептала она.
— Все ради моей дамы.
Она ущипнула его за бок:
— Я говорю об Элан и Гае.
Максен открыл глаза.
— Элан, — простонал он. — Что мне делать с ней?
В душе его еще теплилась надежда, что она больше не даст повода для тяжелых разговоров.
— Считаешь, что он может приструнить ее?
— Если это вообще кому-нибудь под силу…
— Почему ты так тревожишься о ней, Райна? Почему, если она обозвала тебя шлюхой?
— Мне ее жаль. Как подумаю о ней — душа не на месте.
— Несмотря на то, что она лжет, обвиняя Эдвина?
Девушка посмотрела ему в глаза:
— Она лжет.
Он не говорил вслух о том, что уже давно считает сестру лгуньей и не верит, что Эдвин — насильник.
— Пришла весна, — он подвел разговор к тому, что скоро встретится с Эдвином на поле битвы.
— Да.
— Мне надо тебя кое о чем спросить.
— Спрашивай.
— Об Эдвине, — предупредил рыцарь.
Она отвела глаза:
— Ну, конечно.
— Можно ли заключить с ним мир?
Райна приподнялась, села на постели:
— Мир? Но я слышала, что Вильгельм хочет его смерти.
Пендери тоже сел рядом в постели:
— Да, но я, пожалуй, смогу разубедить его, если, конечно, будет согласие Харволфсона.
Смутившись, саксонка покачала головой:
— Максен, я думала, ты тоже хочешь его смерти.
— После всего, что я тебе рассказал о Гастингсе?
Он опять вспомнил залитый кровью луг, но приказал себе не думать об этом.
— Нет, если можно избежать кровопролития, я воспользуюсь этим.
— Но послушает ли тебя Вильгельм?
Законный вопрос. Если король по-прежнему уважает Пендери, то встанет на его сторону. Но встанет ли?
— Но вот задача: как убедить Эдвина пойти на мир?
Райна улыбнулась, глаза ее застилали слезы счастья, и она обняла возлюбленного:
— Я знала, что у тебя доброе сердце, знала.
«Доброе сердце», — удивился он, вдыхая сладкий запах ее кожи. Что она хотела этим сказать? Что в желании помириться с Харволфсоном он не похож на дикаря, на кровожадного воина, коим показал себя при Гастингсе? Как могла девушка простить его, если он сам не мог? Он лелеял в душе смутную надежду, что, избежав кровопролития, получит у Бога прощение. Конечно, это только слабая надежда, но стоит рискнуть, чтобы снять бремя с его души.
— Какова цена мира, Райна?
Откинув голову, она заглянула ему в глаза:
— Не знаю. Может, вражда зашла уже слишком далеко.
— Он хочет получить обратно Этчевери.
— Да, это его земля, его предков, но, думаю, его замыслы простираются дальше и охватывают всю Англию. Этчевери для него мало!
— Мне придется еще поломать голову над этим.
— Ты говорил, что дашь ему земли в обмен на мир?
— Если это положит конец восстанию, то верну ему Этчевери, но потребуется согласие короля.
А Райна улыбалась. В ее глазах светились веселые искорки и что-то такое, от чего у Максена сильнее забилось сердце. Неужели это любовь? Так светиться могут глаза только любящего или благодарного человека. Он старался уверить себя, что это любовь. Так или нет, но ему очень того хотелось.
— Я знаю, ты сделаешь это. Ты принесешь Англии мир.
Ее слова отвлекали норманна от любовных переживаний. Он покачал головой.
— У Эдвина много сторонников, но есть и немало непримиримых саксов. Даже если Харволфсон пойдет на мир, война не прекратится. Просто она будет не столь обременительна.
Райна приуныла, но тут же вновь воспряла духом:
— Было бы доброе начало, а конец придет сам собой. Ты всего добьешься, если уговоришь короля и Эдвина.
— Я уже давно думал об Эдвине, — он старался отвлечься от многочисленных «если» да «кабы», — и я заметил в нем одну странность. Может, поможешь мне разобраться в ней?
— Что за странность?
— По саксонскому обычаю он как приближенный короля должен был умереть вместе с ним, но Харволфсон пережил его и вернулся в Этчевери, чтобы возглавить мятеж.
— Да, он вернулся, но перед тем побывал в царстве мертвых.
— Дора, — догадался Максен.
Вздрогнув, она отодвинулась:
— Значит, ты знаешь.
Он пожал плечами:
— Я слышал, что колдунья вдохнула в него жизнь.
— Возможно.
— А ты уверена, что он был мертв?
Чувствуя себя не в своей тарелке, девушка молчала, затем проговорила:
— Эдвин не верит этому. Он всегда говорил, что жизнь, должно быть, еще теплилась в нем, когда Дора вытащила его из-под груды мертвецов.
«Значит, Харволфсон не язычник, а христианин, это уже хорошо», — подумал Пендери, а вслух спросил:
— Он был тяжело ранен?
— Наверно, Эдвин бы умер от многочисленных и серьезных ран, но Дора его выходила. Между прочим, он хотел умереть, чтобы избежать позора, поскольку король умер, а он остался жив.
— Если это правда, то почему сакс потом не покончил с собой?
— Он бы так и сделал, но, выздоровев, он пошел в деревню, где своими глазами увидел, что натворили норманны. Тогда в его душе закипели ненависть и жажда мщения, пересилившие желание свести счеты с жизнью.
— Месть…
— Месть, — подтвердила Райна.
Максен смотрел в ее лицо — в глазах саксонки появилось сожаление.
— Ты ответила на мои вопросы, — нежно произнес он. — И прошу не думать об этом.
Девушка широко открыла глаза:
— Это не так просто!
— Нет, конечно, но все же попытайся.
Она улыбнулась.
— Попробую, — и легла.
Лучше бы отдаться любовным утехам, но мысли норманна были заняты Эдвином. Он будет иметь дело с человеком чести и человеком мести, добрым со своими и беспощадным к врагам, христианином, но державшим рядом с собой колдунью, твердым, но и гибким, готовым к согласию, когда это не противоречит законам чести.
Пендери долго размышлял о Харволфсоне, лежа без сна в огромной постели, с трудом избавляясь от мрачных мыслей. Укрыв одеялом спящую Райну, он оделся и пошел искать Элан и Гая. Но сначала норманн наткнулся на Кристофа, игравшего в шахматы с самим собой.
— Я бы назвал это любовью, — заметил он и, сделав ход конем, взял пешку.
Максен ощетинился:
— Любовь? О чем это ты?
Встав, юноша сел с другой стороны шахматной доски:
— Об Элан и Гае, конечно. О ком еще я могу вести речь?
«Дерзкая нынче молодежь», — раздраженно подумал Максен.
Кристоф говорил об одних, а имел в виду других. Юноша понимал, что ни Райна, ни Максен не признаются в своих чувствах, поэтому завел речь об Элане и Гае.
— Если ты хочешь мне что-то сказать, Кристоф, то говори, — потребовал Пендери-старший.
Неохотно тот оторвал глаза от шахматной доски и откинулся на спинку кресла:
— Я уже сказал. Сэр Гай и наша сестра неравнодушны друг к другу. Это не обычная дружба, как они считают.
Пендери пристально вглядывался в лицо брата, но оно оставалось непроницаемым. Недовольно вздохнув, рыцарь уселся в кресло:
— Почему ты так думаешь?
Кристоф скрестил руки на груди.
— Наверно, потому, как они смотрят друг на друга… или как держатся за руки… — Юноша пожал плечами и улыбнулся, видя, как насторожился брат. — Но больше всего меня убедили в этом их поцелуи.
Максен чуть не подпрыгнул:
— Целовались?
— Да, в саду.
Рыцарь вскочил, готовый кинуться на поиски Торкво, но Кристоф загородил ему дорогу:
— Не лишай Элан единственного человека, способного держать ее в руках.
— И позволить ей еще пуще распускать свой язык?! — взревел Пендери-старший, не остерегаясь посторонних ушей. — К тому же пустят грязные сплетни.
— Один поцелуй вряд ли даст пищу для слухов.
— Это неприлично, — не сдавался Максен.
— Если, конечно, он не предложит ей руку и сердце.
Рыцарь недоверчиво прищурился:
— Ха, как же, предложит!
Кристоф усмехнулся:
— Я не думаю, я знаю.
— Откуда?
— Подслушал разговор.
— Выкладывай!
— Сэр Гай спросил у Элан, согласится ли она на то, чтобы он испросил у ее отца разрешение на их брак.
Пендери-старший молчал, а Кристоф добавил:
— Хорошая будет пара.
— Почему ты в этом так уверен?
— Не забывай, что наша сестра беременна, но не связана узами брака. Кто еще мог ей предложить руку и сердце, зная, что с ней произошло? Элан это будет угнетать до конца ее дней. Сэр Гай — достойный человек — добрый, честный и великодушный. Она носит под сердцем чужого ребенка, а он готов жениться на ней.
— Похоже, ты намного мудрее меня, маленький братец, — неохотно согласился с ним Максен.
Кристоф засиял, довольный похвалой. Затем, опустив глаза на шахматную доску, он взял фигуру и сделал ход.
— Я выиграл, — многозначительно произнес он, гордо взмахнув рукой.
Пендери усмехнулся:
— А кто проиграл?
— Мой соперник, конечно.
— Но ты же играл сам с собой?
Юноша взглянул на пустующее кресло, где полагалось бы сидеть противнику.
— Это только так кажется, — хмыкнул он.
В эту минуту Максен понял, как одиноко брату в огромном замке. Его от остальных отделяла пропасть не только из-за молодости, но и из-за хромоты, которая не позволяла упражняться с мечом. Вместо этого он углубился в изучение старинных фолиантов. Пендери-старшему захотелось как-то приблизиться к Кристофу, стать ему настоящим братом.
— Хочешь сразиться со мной?
Юноша сначала удивился, а потом обрадовался:
— Охотно.
Райна проснулась от смеха. Повернувшись, она хотела прижаться к возлюбленному, но его не было рядом, причем, видимо, давно, потому что постель была пугающе холодной. Тут до ее слуха опять донесся смех. Девушка сначала удивилась, но, поразмыслив, решила, что смех не должен казаться странным. Зимой обитатели замка коротали дни играя в шахматы, разгадывая шарады и просто беседуя, перемывая кости соседям. С приходом весны все оживились. Весна возвращала яркие краски, бодрила дух. Прислушавшись, Райна поняла, что смеялись Максен и Кристоф, но вскоре к их голосам присоединились и другие. Она села на постели, протирая глаза, склонила голову. Братья вновь захохотали, заглушая гул голосов.
Она проворно оделась и выскользнула в зал. В чем причина веселья, обуявшего сразу обоих братьев? У очага толпилось дюжины две рыцарей, которые, склонив головы, что-то разглядывали.
— Прошу прощения, — пробормотала саксонка, проталкиваясь сквозь толпу.
Пендери-старший поднял глаза и улыбнулся:
— Посмотри, что со мной сделал мой любимый братец!
Смутившись, она взглянула на шахматную доску, на возбужденное лицо Кристофа.
— Не понимаю.
Взяв ее за руку, рыцарь прижал к себе:
— Видишь, как разумно он поступил, — Максен пустился в подробное объяснение ходов, которые сделал брат, загнав в угол его короля.
Райна слушала краем уха. Ее переполняла радость при виде Максена и Кристофа, которые искренне наслаждались игрой, беседой и были похожи на родных братьев, а не на дальних родственников, коими всегда казались.
— Меня поделом проучили, — добродушно усмехался Максен.
Юноша не без лукавства предложил:
— Еще партию?
— Хочешь опять поставить меня на колени? — Пендери-старший покачал головой. — Не дважды же на дню, братец. Может, завтра?
— Кто-нибудь еще хочет? — оглядывая рыцарей, спросил юноша.
Охотников не нашлось, и обитатели замка стали расходиться. Заметив, что Кристоф огорчился, Максен поспешил его успокоить:
— Да они боятся тебя, вот и все.
Кристоф пожал плечами:
— Думаю, не беспричинно. Кроме всего прочего…
— Райна? — раздался тихий, мягкий голос. Повернувшись, она оказалась лицом к лицу с Элан. Впервые норманнка обратилась к ней без ненависти и злости в голосе, и саксонку это удивило.
— Я хотела бы поговорить с тобой, — продолжала Элан.
Райна, бросив взгляд на братьев, поняла, что они так же удивлены, как и она.
— Сейчас?
— Если ты не хочешь, то можно потом.
— Хорошо, давай поговорим.
— Выйдем во двор, — предложила Пендери. Бросив вопросительный взгляд на Максена, Райна пошла за его сестрой во двор, где никто не смог бы их подслушать.
— Я хочу извиниться, — начала Элан.
— За что?
— За то, как я вела себя. Я злобна и невыносима.
— Простите, это так неожиданно. Я полагала, что моя судьба вас вовсе не заботит.
— Нет, конечно, — бросила Элан, но поспешно добавила, — но начинает заботить.
Райна подозрительно прищурилась:
— Разве так может быть?
— Ты упросила Максена, чтобы он позволил мне поговорить с сэром Гаем. Я весьма обязана тебе.
— И это все?
Элан нахмурилась:
— Думаю, ты не такая уж плохая. Ты хорошая хозяйка замка, и хотя ты неблагородного происхождения, но добра со слугами и сделала моего брата счастливым.
«Не очень вежливо, конечно, но все же мнение высказано», — подумала девушка, а вслух произнесла:
— Спасибо.
Пендери, похоже, была донельзя довольна собой.
— Вот и все, а сейчас я хочу спать.
Райна остановила ее, положив руку на плечо:
— Надеюсь, когда-нибудь мы станем друзьями.
— Друзьями? — Элан закусила губу. — Думаю, это возможно.
Райна хотела ответить, но помешал голос, который долетел из кухни: это кричала Лусилла. Похоже, с ужином не все ладно, и хозяйка, вздохнув, стала спускаться по лестнице.
— Хотя я и проиграл, но спросить тебя могу? — оставшись наедине с братом, сказал Максен.
— Слушаю.
— Ты хорошо знаешь травы, так?
— Гораздо лучше, чем оружие.
Пендери-старший не торопился начинать разговор. Он как бы взвешивал слова и наконец произнес:
— Есть ли снадобье, которое поможет женщине зачать?
— Зачем? — озабоченно спросил Кристоф, прищурив глаза.
— Райна все это время жила со мной, но до сих пор не забеременела.
Кристоф словно бы затаился, и брат догадался, что тот что-то скрывает:
— Что такое?
— Зачем тебе ребенок? — спросил юноша. — Она же просто твоя любовница.
— Говори! — взревел Пендери-старший.
Испуганный Кристоф умолк, но, собравшись с духом, признался:
— Я… Райна попросила дать ей снадобье, которое предохраняет от зачатия, и я ей дал.
Пендери-старший был на грани взрыва, но все же сумел подавить вспышку гнева:
— Почему ты не сказал мне?
— Я думал, ты не захочешь иметь незаконнорожденных детей, как, впрочем, и она.
Скрестив руки на груди, Максен боролся с прихлынувшей яростью:
— Ублюдки… Нет, я хочу законных детей.
— Они не могут быть без брака.
— Я и собирался жениться, если Райна забеременеет.
— А ты женишься на ней? — недоверчиво спросил Кристоф.
— Да.
— Но ты же постоянно говорил, что… — внезапно смысл слов дошел до Кристофа, и он замолчал. — А-а, понимаю.
— Конечно, ты же умный малый, — буркнул Максен, жалея, что открыл душу.
Глядя на брата, он, казалось, читал его мысли. Когда Кристоф заговорил, стало ясно, что он пришел к решению.
— У Райны скоро кончится запас снадобья, — заметил юноша. — Когда она придет ко мне, я заменю его чем-нибудь другим.
Рыцарь улыбнулся:
— Тогда я буду обязан тебе, братец.
— Договорились, — Кристоф повернулся и собирался уйти, но вдруг остановился, подошел к брату.
То, что произошло в следующее мгновение, потрясло Максена. Кристоф сжал его в объятиях и поспешно вышел из зала. Пендери-старший, остолбенев, долго смотрел ему вслед.
