Глава 23
— Это хорошо, — одобрил Кристоф, видя, что брат вошел в часовню.
Райна взглянула на него:
— Он собирается молиться?
— Думаю, да.
Все это и впрямь хорошо, но ей полагается быть рядом с ним.
— В замок! — юноша, похоже, прочитал ее мысли.
Райна пыталась подавить свое желание, но, дойдя до внутреннего двора, подобрала руками юбки и, не обращая внимания на крик Кристофа, пустилась со всех ног в часовню. Она остановилась у входа, чтобы отдышаться и спокойно войти в святилище.
Максен стоял возле покрытого тканью алтаря, упершись в него рукой.
— Зачем ты пришла, Райна? — услышав шаги, спросил он не поворачивая головы.
В голосе его была одна усталость. Она ступала тихо, а он услышал и догадался, что это она.
— Не могу оставить тебя одного.
— Разве здесь нет Бога? — спросил рыцарь.
— Есть.
— Тогда я не один.
Райна не ответила ему, да и вряд ли он ждал ответа, но и не ушла. Она шагнула и наступила на что-то. Глянув вниз, увидела меч в ножнах. Как же она не заметила? Совершенно непроизвольно девушка наклонилась и взялась за рукоятку.
— Не трогай его! — рявкнул Пендери.
Она подумала, что он обернулся, и подняла голову, но рыцарь по-прежнему стоял к ней спиной. Выпрямившись, Райна перешагнула через меч, подошла к Максену и осторожно положила руку на его плечо.
— Это нужно было сделать, — прошептала она.
Мускулы под ее пальцами напряглись, будто он готовился к прыжку.
— Ничего ты не знаешь, Райна. А теперь иди.
— Я знаю, тебе тяжело…
— Я сказал — иди.
— …что на твоих руках много крови, которую ты хотел бы смыть.
Норманн, оттолкнувшись от алтаря, круто повернулся.
— Хотел бы? Замолить, Райна, — поправил он ее, — хотя Бог знает, что я уже по колено в крови, а убийствам не видно конца. Давно ли оставил монастырь, а уже убил троих, а может, и четверых. Да, еще сакса, лежащего со стрелой в спине. А все потому, что я поздно расправился с Анселем. Нет, Бог не со мной, просто не может быть со мной.
Как ей хотелось успокоить его, обнять и прижать к себе, как прижимал он ее к своей груди, когда она плакала, рассказывая о прошлом. Правда, здесь совсем другое — рыцарь чувствовал свою вину и мучился от уколов совести, а она страдала от потери близких.
— Ты не можешь выбросить из памяти Гастингс, но ты можешь изменить то, что случилось сейчас. Ты и изменил.
— Проклятие! — Он отошел от нее в сторону, будто опасаясь, что не сумеет сдержаться. — Разве ты собственными глазами не видела убийство, женщина?
— Разве у тебя был выбор? — она бросила слова ему в спину. — Разве у тебя был выбор тогда, у Гастингса? Ты сражался за своего короля, значит, на нем вина за содеянное.
Он долго молчал, затем повернулся к ней:
— Ты искренне в это веришь?
— Разве это не так?
По лицу норманна пробежала тень, хотя взгляд по-прежнему оставался твердым. Он покачал головой.
— Где же тогда правда? — спросила она.
— Правда… — рыцарь смотрел куда-то мимо нее, словно ища ответа. — Правда в том, что я заслужил больше, чем прозвище, данное после Гастингса, оправдал и укрепил его кровью. Я жаждал крови людей, которые не были моими врагами, напротив, я вырос среди них и даже называл друзьями.
Райне трудно было дышать.
— Гастингс — это битва двух народов. — Она пыталась оправдать его, норманна, о чем прежде не могла бы и подумать. — Ты норманн, Максен, а саксы были твоими противниками. Что тебе еще оставалось делать?
Он взглянул на нее.
— Это ложь.
Не понимая, Райна нахмурилась.
— По рождению я норманн, но я жил в Англии и был воспитан саксами. Поэтому я больше сакс, чем подданный короля Вильгельма.
— Но он — твой король. Ты обязан сражаться на его стороне.
Пендери покачал головой:
— С такой жестокостью?
Да, об этом говорило прозвище, данное ему. Райна боялась расспрашивать, опасаясь, что он тогда прекратит разговор.
— Зачем ты сделал это?
Пендери смотрел на нее, но Райна сомневалась, что он ее видит.
— Для этого я всю жизнь осваивал воинское ремесло. Нильсу, Томасу и мне нужно было постоянно упражняться, чтобы перед отцом не упасть в грязь лицом. Я никогда не расставался с оружием. Всему, что я знаю, меня научил отец, но учился я, не сидя у него на коленях, а на кончике меча.
С отвращением Пендери провел рукой по волосам:
— Я убивал и до Гастингса, но сражался все время за правое дело. Но битва, в которую меня втянул Вильгельм, — это тяжелый случай. Я воевал не за земли, как многие рыцари, а за имя, за то, чтобы доказать себе, отцу, что я настоящий воин.
Нелегко было слушать его рассуждения, особенно потому, что перед глазами вставали лица отца и братьев. Того Максена, о котором он говорил, она не знала и не любила.
— Но ты раскаялся, — Райна подошла к нему. — Ты ушел в монастырь и отдал свою жизнь Богу, замаливая грехи.
— И ты думаешь, этого достаточно?! — воскликнул он.
— Для Бога — наверно.
Сверкая глазами, стиснув зубы, он шагнул к ней.
У Райны сердце ушло в пятки, но она старалась не подавать вида. Рыцарь прошел мимо нее и с размаху ударил кулаком по алтарю.
— Почему же он не освободит меня от мучительных воспоминаний, почему не перестанет терзать меня? День и ночь мои муки со мной.
Он покачал головой:
— Ты хотела узнать, почему я отпустил саксов, и я сказал тебе. Но не сказал того, что сделал я это и для себя.
Райна чувствовала, как его ноша начинает давить и на ее плечи, как сгибаются они под тяжестью, как щемит сердце. Зная, что это рискованно, она подошла все же к норманну и, положив одну руку ему на плечо, другой накрыла его кулак.
— Ты не простил себя, — вкрадчиво заговорила девушка, пытаясь не замечать напряжения его мускулов, которое вызвало ее прикосновение.
Лицо рыцаря было каменным, когда он повернулся к ней.
— Как я могу простить? Мой меч успокоился лишь тогда, когда на земле остались лежать бездыханные тела. Только после того, как я увидел…
— Что?
Он смотрел на нее какие-то мгновения, которые им обоим показались невыносимо долгими. Потом сказал:
— Нильс.
— Твой брат.
— Да.
— Что случилось?
Максен пытался отогнать видение, но оно неотвязно стояло перед глазами, словно все случилось вчера. Господи, нельзя рассказывать ей об этом, нельзя перекладывать груз на ее плечи, но вот ее глаза… Она должна знать, даже если после того отвернется от него.
— Я был мокрым с головы до ног, но не от пота, а от крови саксов, и хотя победа была на стороне Вильгельма, желание убивать у меня не пропало.
Стараясь придать лицу бесстрастное выражение, она кивком головы поощрила его продолжать. Его глаза сказали ей, что она может пожалеть об этом.
— Я был упоен рубкой, победой и искал новую жертву, когда услышал Нильса. Думая, что он хочет присоединиться ко мне, чтобы вместе покончить с саксами, я повернулся, но вместо сильного здорового воина перед моим взором предстал умирающий юноша, лежавший на груде мертвых тел. С него успели снять доспехи.
Райна вздрогнула, представив страшную картину.
— С него сняли все, что представляло хоть какую-то ценность. Да, это правда, Райна, — добавил он, видя ее удивление. — Его ограбили норманны, с которыми он сражался бок о бок. Так и лежал брат, погибший без славы и без почестей.
Девушка покачнулась — таким тяжелым показалось ей его бремя.
— Может, хватит? — крикнул он. Она крепче сжала руки.
— Это все, что ты хотел сказать? — мягко проговорила Райна, надеясь, что история закончена, и опасаясь, что придется узнать еще и не то.
— Ты готова слушать дальше?
— Говори!
— И тогда я ощущал, видел, даже пробовал…
— Что? — замирая от страха, спросила она.
— Кровь побежденных, море крови. Когда саксонские женщины пришли на поле брани искать своих близких среди мертвых, подолы их платьев намокли от крови, и они едва могли двигаться. Все эти жизни, Райна, потеряны только из-за жадности.
Она закрыла глаза:
— Я сожалею.
Рыцарь горько рассмеялся.
— Ты сожалеешь? Ты по рождению саксонка, у которой от рук норманнов погибла вся семья? Разве тебе не приходило в голову, что именно я мог убить твоего отца и братьев?
Она, открыв глаза, заглянула в голубую ледяную бездну.
— Приходило, но я не собираюсь всю жизнь оплакивать их гибель и смерть других. Ты должен простить себя, Максен. Битва давно закончилась, и произошла она не по твоей вине.
— В самом начале эта битва была для меня чужой, но в конце я сделал ее своей.
— Наверно, тогда это было неизбежно и правильно. Но сейчас все в прошлом, все кончилось.
— Кончилось? — он повернулся к ней. — А кого, ты думаешь, пошлет король подавлять мятеж Эдвина Харволфсона?
Она пошатнулась, будто от удара.
— Нет, Максен, этого не может быть!
— Будет, и опять кровь, пролитая во славу моего суверена, останется на моих руках.
Трудно было не отдаться во власть отчаяния, охватившего душу, но Райна нашла в себе силы.
— Ты найдешь способ, — твердо сказала она. — Я знаю, что найдешь. Ведь в душе не осталось места для демонов.
— Думаешь, не осталось? — презрительно фыркнул норманн. — Посмотрим.
Девушка решительно покачала головой:
— Я не думаю — я знаю.
Он, видимо, хотел уточнить, что же она знает, но передумал, отвернулся и пошел к мечу, оставленному на полу. Саксонка наблюдала, как он поднял оружие и пристегнул к поясу. Страх внушал Максен — свирепый, кровожадный воитель, готовый, не задумываясь, пустить в ход свой меч.
— Подойди ко мне, Райна.
Она послушно подошла к нему:
— Да, милорд.
Подняв руку, рыцарь взял шелковистую белоснежную прядь и словно бы растирал ее пальцами.
— Ты уже простила? — спросил он, не спуская с нее глаз-льдинок.
— Я стараюсь.
— Значит, не простила.
— Не все, — призналась девушка. — Но с каждым днем я прощаю все больше и больше. И ты так делай!
Он опустил голову и когда поднял ее, то показалось, что несвязные воспоминания, мучившие его столько лет, не дававшие уснуть по ночам, стали таять.
— Ты подарила мне надежду.
«И любовь», — мысленно добавила она и застенчиво улыбнулась.
Максен улыбнулся в ответ и, обняв, поцеловал.
— Я хочу, чтобы ты вошла в мою жизнь, Райна.
Сердце забилось сильнее, но тут же она упрекнула себя за пустые надежды на то, что Пендери полюбит ее. Скоро Кристоф принесет корень, который предохранит ее от зачатия.
Максен молча вывел ее из часовни, и они прошли мимо горстки саксов, встретивших их робкими улыбками.
— Похоже, ты покорил их сердца, — заметила Райна, когда они отопили подальше, и саксы не могли ее услышать.
Пендери не ответил и вел ее к главной башне. Она думала о том, что Этель и его товарищи по несчастью, возможно, считают Пендери виновным в гибели одного из них, но зато саксы, оставшиеся в замке, знают правду. А что об этом думает он?
— Максен! — раздался голос Кристофа, когда они начали подниматься по ступенькам.
Они остановились и ждали, когда он, хромая, приблизится к ним.
— Что случилось?
— Сакс жив, — взволнованно начал Кристоф. — Тяжело ранен, но, думаю, выживет. Я возьмусь за его лечение.
Взглянув на Пендери-старшего, Райна заметила слабую улыбку, которую тут же сменило бесстрастное выражение.
— Вылечи его.
Кивнув, юноша повернулся и пошел хромая.
— А ты говорил, что Бог отвернулся от тебя?
Он покачал головой:
— Нет, должно быть, он с саксом.
Через несколько минут она уже лежала на постели, и все мысли о корне, предохраняющем от зачатия, отошли куда-то в сторону.
— Я приготовил все по рецепту Йозы, — пояснил Кристоф, указывая на записи, оставленные ему великодушным лекарем.
Райна взглянула на полотняный мешочек, в который было насыпано заветное снадобье. Не поздно ли его принимать? Через пять дней, если начнутся месячные, все станет ясно. Она взяла мешочек.
— Спасибо, Кристоф.
— По щепотке в день, — посоветовал он.
Она кивнула:
— По щепотке.
— Сперва может быть тошнота, — продолжал юноша, — но потом она прекратится. — Когда запас кончится, дайте мне знать. Я приготовлю еще.
Саксонка кивнула и спросила:
— А как мой соплеменник?
— Дело идет на поправку. Останется только шрам как напоминание о близкой смерти.
— А когда Хоб поправится, что он собирается делать?
— Максен сказал, что он может идти на все четыре стороны, но я не думаю, что Хоб уйдет.
— Почему?
— Наверно, саксу нравится в Этчевери. Он ведь думал, что ранен по вине Пендери, а теперь Хоб знает, кто виноват, и начинает верить Максену. К тому же, я полагаю, Хоб положил глаз на вашу Лиган.
Да, все становится на свои места. Райна улыбнулась.
— Она помогала вам.
— Да, это у нее очень хорошо получается.
— А как же Сета?
По лицу Кристофа прошла тень недовольства:
— Она жалуется, что завалили работой. Ее же заставили прислуживать за столом, разливать вино. Я не хочу брать ее в помощницы.
Теперь понятно, почему взоры черноволосой красотки стали ненавистнее, слова — острее. Если бы взглядом можно было убить, Райна давно была бы мертва. Только присутствие Максена спасало ее от сварливой саксонки.
— Хорошо, что вы взяли Лиган в помощницы, — одобрила его выбор девушка.
Юноша кивнул:
— Я сам этому рад.
Крепко сжав в руках мешочек с драгоценным снадобьем, Райна пошла к главной башне. Войдя в комнату, где они жили с Максеном, она взяла щепотку порошка и, отправив его в рот, едва не выплюнула — таким он был противным на вкус. Затем саксонка спрятала мешочек там, где Пендери никогда его не найдет.
