Глава 22
Февраль 1880 – «Спринг Хейвен».
Решительно вздернув подбородок, Меган быстро шла вдоль улицы. В этой части на окраине Атланты не было даже тротуаров, одни лишь выщербленные фасады зданий. Сердце бешено забилось в груди, когда она остановилась перед убогой лачугой, которая была целью ее путешествия. На двери косо висела голубая табличка, объявляющая, что здесь проживает Мама Ру. Меган постучала. Дверь со скрипом перед ней отворилась, но она ничего не могла разглядеть. Внутри царила кромешная темнота; тяжелый воздух, пропитанный запахом фимиама, вырвался ей навстречу.
– Белая девушка, у тебя дело к большой Мама Ру?
Меган по-прежнему ничего не видела, но проглотив комок в горле, ответила низкому голосу:
– Да… пожалуйста.
– Входи, девушка.
Подавив стремление повернуться и убежать, Меган заставила себя шагнуть в темноту. Дверь медленно закрылась сзади нее. Потом, кто-то взял ее за руку и провел еще через один дверной проем, приподняв тяжелое одеяло, служившее в качестве двери.
Глаза Меган постепенно стали привыкать к темноте, и она смогла разглядеть низкий стол в окружении оборванных подушек. Ее сопровождающий, – сейчас она увидела, что это мужчина – знаком показал, что ей нужно сесть на одну из них, и Меган быстро повиновалась. По дереву чиркнула спичка. Неожиданная вспышка бросила зловещий контраст света и тени на его лицо, придавая древнему негру угрожающее, злобное выражение. Он ткнул спичкой в пепельницу, стоявшую на середине стола, раздувая затем крошечное пламя. Тяжелый дым кругами поплыл к потолку.
Из-за другой занавески вышла Мама Ру. Массивная черная женщина, с намотанным красным тюрбаном на голове, в ниспадающем обширном она плюхнулась на подушки напротив Меган, впившись в нее холодным взглядом. Меган хотелось встать и убежать, но ноги не повиновались ей… Ей даже казалось, не видит ли она все это во сне, настолько неестественной была эта картина.
– Тебе нужно колдовство от Мамы Ру, – сказала женщина.
Меган утвердительно кивнула.
– Ты хочешь, чтобы Мама Ру вернула тебе мужчину.
– Да, – прошептала Меган. – Да, это правда.
Где-то начал бить барабан, медленный ритм которого отдавался в висках Меган. Бессознательно покачиваясь ему в такт, она отвечала:
– Да. Да, что-нибудь.
– Любовь влечет за собой тяжелую работу.
– Я… мне все равно, – ответила Меган.
– И дорого стоит.
Меган, едва открыла глаза, не переставая качаться в такт барабанам, достала спрятанный в рукаве кошелек и бросила его через стол. Мама Ру вытряхнула содержимое на стол. Глаза ее заблестели при виде покатившихся перед ней монет.
– Мама Ру вернет тебе мужчину.
Мариль сидела в бархатном кресле, глядя на рулоны тканей, что мисс Харбаро разложила перед ней.
– Что ты думаешь, Мариль? – поторопила ее Тейлор.
Мариль покачала головой.
– Я не знаю. Они все такие красивые, я просто не могу решить. Выбери ты, Тейлор.
– Но не я же буду с ними жить, Мариль. Нет, ты должна решать сама.
Мисс Харбаро подошла поближе.
– Может быть, миссис Монтгомери хотела бы посмотреть что-то другое?
Мариль взглянула на женщину, очаровательная улыбка промелькнула в ее глазах. Как ей нравилось, когда ее так называют!
– Нет, спасибо, мисс Харбаро. Этого вполне достаточно. Я просто еще немного рассмотрю их.
– Хорошо, мадам.
Хозяйка магазина отошла на почтительное расстояние ожидая, пока Мариль попытается возобновить выбор ткани.
– Мариль, ты снова грезишь? – шепнула ей в ухо Тейлор.
С глуповатым видом, Мариль вынуждена была признать, что это так, и виновато кивнула.
Тейлор встала, ее синие глаза заговорщески поблескивали.
– Мисс Харбаро, боюсь, нам придется прийти в другой раз с окончательным решением. Миссис Монтгомери сама не своя сегодня.
Она взяла Мариль под руку и вывела ее на улицу.
– Тейлор, мне, правда, очень жаль.
– Не глупи, Мариль. И потом ты, возможно права. Наверное, лучше мне выбирать. Ты слишком поглощена любовью, чтобы думать о новых материалах для обивки мебели. Если предоставить выбор тебе, ты скорей всего остановишься на каком-то ужасном сочетании цветов, чем окончательно расстроишь пищеварение обедающих.
Румянец окрасил щеки Мариль. Она была «миссис Монтгомери» всего четыре недели, и обнаружив, что так же беспомощна и бестолкова, как любая другая молодая жена. Ее мысли постоянно, чем бы она ни занималась, уносились к мужу. Церемония прошла тихо и спокойно в доме приходского священника в Беллвиле. В присутствии только своих детей, Брента и Тейлор, и Бренетты со Стюартом. Мариль и Алан повторили клятву и стали супругами. Временами ей не верилось, что это правда.
Мариль была уверена, что Тейлор догадалась про Эрин Аланну – ребенок Алана и испытывала благодарность к подруге, ни разу не упоминавшей о том, что знает правду. Никто больше, казалось, не замечал сходства. Может быть, они слишком привыкли к внешности девочки, забыв о присутствии Алана в «Спринг Хейвен» до того, как она родилась. Как бы то ни было, Мариль радовалась, что ей не приходится признавать всенародно свою вину.
Конечно, Алан знал, он догадался в тот же момент, как услышал имя девочки; и тогда, когда узнал, что Мариль родила еще одного ребенка, даже до того, как увидел ее. Слава Богу, он никогда не относился к ней иначе, чем к остальным детям только потому, что она – его собственная кровь и плоть. Он любит всех одинаково.
Тейлор повела ее в столовую гостиницы. Сев за столик у окна. Тейлор заказала чай.
– Наверное, нам следует вернуться в «Спринт Хейвен», а через пару недель в Атланту, – сказала она Мариль, когда официант ушел. – Свадьба еще через четыре месяца. Мы сделали довольно много.
– Да, возможно, ты права. Кажется, мы отсутствуем долгое время. – Тейлор не спеша пила принесенный чай. – Как ты считаешь, может Меган захотела бы присоединиться к нам?
Мариль покачала головой.
– Сомневаюсь, что она вернулась из магазинов. Она, наверное, вне себя от радости. Помнишь, будучи девочками, какой радостью было это для нас?
Меган, с застывшим взором, спотыкалась по неровной поверхности пыльной дороги. В руке она крепко сжимала крошечный пузырек, который перед уходом дала ей Мама Ру. Она должна была выпить содержимое, когда будет наедине со Стюартом.
Мама Ру обещала, и гарантировала, что он не сможет тогда устоять перед ней.
Элиза, нервничая, ждала там, где Меган оставила ее.
– Мисс Меган, я так страшно волновалась. Меган ничего не ответила, продолжая идти дальше.
Элиза присоединилась к ней, в руках у нее были свертки, что Меган купила до того, как отправилась к Маме Ру. Придя в гостиницу, Меган сразу пошла к себе в комнату, легла на кровать и быстро заснула, в ушах ее по-прежнему звучал непрекращающийся бой барабанов.
Бренетта бесцельно слонялась по дому, лениво проводя рукой по стоявшей поблизости мебели. Она чувствовала тревогу и скуку и жалела, что не поехала с мамой и тетей в Атланту. Она собиралась, но передумала сразу, как узнала, что едет и Меган. Бренетта не понимала, состояние Меган за последние месяцы. То, что зарождалось, как теплая дружба между двумя кузинами, неожиданно закончилось полным провалом, Меган становилась грубой и раздраженной всегда, когда они оставались вдвоем. В присутствии других, она держалась с холодной вежливостью, но Бренетта постоянно ощущала скрытую нить враждебности, вплетаемую в каждое ее слово и каждый поступок.
Остановившись у окна столовой, Бренетта пристально смотрела на лужайку у дома. Трава уже начинала слегка зеленеть. Скоро деревья будут в цвету, птицы начнут вить гнезда на их кроне. Она представляла, как будет проходить здесь среди гостей, в подвенечном платье своей бабушки Кристины, совсем как ее мама двадцать лет назад. Она прижалась лбом к прохладному стеклу. О, как бы ей хотелось, чтобы уже наступил июнь. И еще сильнее, чтобы вернулся Стюарт. Она чувствовала себя покинутой без него.
Вскоре после начала нового года Стюарт приехал в «Виндджэммер», но обещал вернуться, объяснив Бренетте, что там необходимо выполнить обязательные дела, для того, чтобы в июне они приехали вместе.
– О, жаль, что папа не позволяет нам пожениться скорее, – громким шепотом произнесла она. – Я уже была бы с ним там.
– Итак, вся эта любовь и наплыв чувств привели к тому, что ты утрачиваешь рассудок, беседуя сама с собой в пустой комнате.
Бренетта стремительно повернулась, увидев дразнящее лицо Мартина. Она улыбнулась в ответ.
– Боюсь, что так, кузен. Сейчас ты знаешь всю правду. Пожалуйста, не говори ни единой душе.
– О, не скажу. Как бы я выглядел, если б признал, что у меня есть кузина, разговаривающая одна в пустой комнате? Это останется нашей тайной.
Бренетта рассмеялась над его притворной серьезностью. Со временем Мартин понравился ей гораздо больше, чем при первой встрече. Даже его ожесточенность к ее отцу ушла в прошлое. Она знала, что дружба с Рори изменила его больше, чем что-то еще; и знала так же, что Мартин регулярно переписывается с ним. Сама она посылала письма Рори лишь пару раз. Ответы его казались поверхностными, но она обратила на это внимание спустя какое-то время. Все быстро забывалось в возбуждении, царившем в «Спринг Хейвене».
– О, Бренетта. Тебе письмо.
– От Стюарта? – Она поспешно ступила вперед, лицо ее просияло.
Мартин вытащил конверт, потом быстро убрал, с озорной усмешкой пряча его за спину.
– И что, если так? – спросил он.
Ее улыбка исчезла.
– Ты отдашь мне это письмо, Мартин Беллман. Немедленно! – Она угрожающе взмахнула рукой.
– Хорошо. Хорошо. Не теряй только чувства юмора из-за него. Я думаю, он этого не стоит.
Лицо Бренетты потемнело от оскорбления. Имел ли он это в виду или нет, ее это возмутило. Забрав письмо, она удалилась от него в гостиную, сев напротив большого окна, и распечатала долгожданное послание.
Бренетта (без «дорогая», с разочарованием заметила она).
Прошу прощения, что пишу редко. Здесь очень многое надо сделать, и мало времени, чтобы выполнить все. И боюсь, денег недостаточно. Мама вновь посылает тебе наилучшие пожелания и с нетерпением ожидает встречи с тобой в июне. Я вернусь в «Спринг Хейвен» недели через три. Передавай всем привет. Я люблю тебя и скучаю.
Искренне твой, Стюарт.
Бренетта с легким вздохом опустила листок на колени. Его письмо было слишком кратким. Ей хотелось бы, чтобы он более чувственно и больше рассказывал о своих занятиях.
– Опять я начинаю, – пробормотала она. – Думаю о том, каким образом мне хотелось бы изменить его. А ведь я люблю его просто таким, какой он есть. Только… – Ей мечталось, чтобы он страстно сжал ее в объятиях, умоляя сбежать с ним в Новый Орлеан, или Рим, или Лондон. Если только…
– Привет, Нетта. Как поживает моя любимая дочь?
Бренетта подняла глаза, когда ее отец вошел в комнату. Весь день работая, он выглядел очень усталым.
– Прекрасно, папа. Сядь, я принесу тебе выпить. Чай? Бренди?
Брент знаком показал, чтобы она не вставала.
– Нет, спасибо, родная. Просто посиди со мной. Это все, что мне сейчас нужно. Только твоя компания.
Бренетта сжала его сильную руку, нежно смотря на него.
– Ты очень скучаешь по маме, правда? Даже не смотря на то, что она отсутствует всего пару дней.
Неожиданно, благодаря своей любви к Стюарту, она ясно поняла близость между родителями.
– Ты поймала меня, – с коротким смешком ответил Брент. – Без нее я – ничто.
Бренетта положила голову ему на плечо, по-прежнему держа его руку. Она закрыла глаза и расслабилась.
– Когда ты понял, что хочешь жениться на маме? Много времени прошло после смерти дедушки?
– Не помню, дорогая моя. Мне кажется, я всегда любил ее.
– Я знаю, папа. Но когда ты понял, что влюблен? Как ты это чувствовал?
Брент погладил ее волосы.
– Я всего несколько раз встречался с твоей мамой до того, как началась война. Она была настоящей красавицей-южанкой, и сделала моего отца очень счастливым.
Мысль, что ее мать была замужем за ее дедушкой, находясь в том же возрасте, что сейчас и Бренетта, всегда казалась, ей невероятной. Родители весьма сдержанно говорили на эту тему. Сейчас она настояла.
– Ты влюбился в нее еще когда дедушка был жив?
Его рука на секунду остановилась. Бренетта почти ощущала, как он борется в поисках нужных слов. Найдя их, Бренетта не удивилась выбору.
– Да, Нетта, еще тогда. И очень страдал из-за этого. Но твоя мама любила своего мужа; и я уехал, чтобы не волновать и не причинять боль ни кому из них.
– А потом началась война, – продолжила за него Бренетта, – и ты прошел через вражескую территорию, чтобы проверить, все ли там в порядке а, так как дедушка умер, ты сделал предложение, и вы тайно поженились.
Он глубоко вздохнул.
– Да, в конце концов произнес Брент. – Так все и было.
Бренетта села, и повернувшись, поцеловала его в щеку.
– Ну что ж, как бы чудесно не было у вас с мамой, я буду еще счастливее, потому что у нас со Стюартом нет никого, кто разлучил бы нас.
– Моя дражайшая дочурка, – нежно ответил Брент. – Никто не может быть счастливее за тебя, чем мы с мамой.
Чуть позже Брент вышел из комнаты. Он чувствовал себя неловко, когда Бренетта начинала спрашивать о тех ранних годах его молодости. Он не мог лгать ей. Правда только причинила бы ей боль.
И совсем не все – ложь, подумал он, выходя из дома. Он действительно уехал, чтобы уберечь от травмы отца. И Тейлор, и Брент оба отказывались от своей любви, чтобы защитить Дэвида. Но когда Брент вернулся во время войны и узнал, что его отец мертв, убит Мэттом Джексоном, их любовь расцвела. О, он отчаянно хотел жениться на ней, но как они посмели бы? Офицер янки в тылу повстанцев. Брент отчетливо помнил день, когда Джеффри Стоун обнаружил его и предупредил, что ему следует исчезнуть, или он будет схвачен. Он рассчитывал, что Тейлор уйдет с ним, и они поженятся, как только покинут пределы Юга, но она отказалась идти. Позже они оба осознали, что она неправильно поняла случайно услышанную фразу, решив, что он не любит ее. Поэтому, он ушел один, даже не подозревая, что она ждет от него ребенка.
Поглощенный воспоминаниями о прошлом, Брент прошел за сарай и через парк вышел к реке. Подойдя к валуну, он выдернул из земли сухой сорняк. Сунув его в рот, он, пожевывая травинку, продолжал вереницу размышлений.
Доведенная до отчаяния и покинутая – так она считала – Тейлор вышла замуж за двоюродного брата Мариль Джеффри. Он был неплохим человеком и полюбил ее. Брент не таил на него зла, несмотря на то, что именно Джеффри, хотя и косвенно, заставил его бежать без Тейлор. Джеффри знал, чьего ребенка носит под сердцем Тейлор, когда женился на ней, и знал, что она любит отца своего будущего ребенка. Но с этим любовь к ней не уменьшилась. Да, Джеффри Стоун был хорошим человеком. Его смерть, как и все остальные за эти ужасные четыре года явилась печальной утратой.
– Может быть, они неправы, скрывая от Бренетты всю правду? Но что это может изменить? В таком юном возрасте невозможно понять все, что им пришлось пережить, тот риск и страдания из-за своей любви.
Нет, подумал Брент. Лучше всего, если они никогда не расскажут ей. Никто во всей округе, кроме Мариль, не знал всей истории. Бренетта выросла в Айдахо, где не подвергали сомнению брак ее родителей. Она выросла, окруженная любовью и спокойствием, а не стыдом и недоверием.
– И, черт побери, она никогда ничего и не будет знать, кроме любви, с моей помощью, – сказал Брент, обращаясь к реке, бросая в нее сорняк и наблюдая, как он стремительно уплывает по течению.
