ГЛАВА XX
Тристан любящим взглядом смотрел на Джасинду. Она ждала, ждала, что он, наконец, расскажет ей всю правду, ответит на все вопросы. Сделать это следовало уже давно, еще на берегу Мадейры. Он пытался заговорить об этом в тот день, когда они отплывали с острова, но она заставила его замолчать. Он был настолько тронут ее безграничным доверием, что не хотел испортить этот момент своим откровением. Но если не тогда, то он должен был раскрыть ей правду, когда просил выйти за него замуж. Но он и в тот момент промолчал, а она продолжала ему верить. Но сейчас он расскажет ей все.
— Садись, Джасинда, пожалуйста!
Она повиновалась.
— Это очень длинная история. Мне бы хотелось, чтобы ты сидела и слушала меня.
Она кивнула.
— Моя фамилия Дансинг, но мою мать звали Финесбери. Фелиция Финесбери, дочь герцога Локсвоза.
Джасинда тихо вскрикнула. Ее глаза расширились, но она промолчала.
— В то время, когда я возвращался из своего путешествия на Фучжоу, моя сестра, Габриэлла, решила отправиться в Англию, навестить деда. Я поехал вслед за ней, но в Англии ее не оказалось. Позже выяснилось, что в Лондоне Эллу похитили.
— Элла! Она твоя сестра?
— Да. Вот почему мой корабль называется «Танцующая Габриэлла». Дансинг — переводится как танцующая.
Джасинда улыбнулась нежной веселой улыбкой. Теперь ей стало понятно название корабля. Оно ей нравилось. Но улыбка быстро исчезла с ее лица.
— Это так ужасно! Неужели ее действительно похитили?
— Да, в Лондоне. Нам с герцогом удалось узнать, что ее схватил, чтобы продать в рабство, мужчина, которого здесь называют англичанином. — Тристан на долго замолчал. Должен ли он сказать ей, что этот англичанин — Блекстоук? Нет. Это, пожалуй, единственное, о чем он не расскажет ей. Право мести этому подонку будет принадлежать только ему самому. Джасинде нет необходимости знать, что человек, за которого она едва не вышла замуж, украл его сестру. — Мы знали об этом, но было неизвестно, куда ее увезли. Мне необходимо выяснить это. В порту я распустил слух, что нахожусь в затруднительном положении и готов перевезти любой груз. Трюк сработал, и меня наняли для перевозки женщин в Константинополь.
— Но, Тристан…
Он поднял руку, заставляя ее молчать.
— Я сообщил своему другу Денни О'Баньону о своем прибытии, попросил помощи, объяснил, что собираюсь делать. Мужчина, которого ты видела, сделал вид, что купил всех пленниц сразу. Он посадит их на корабль и недели через две отправит обратно в Англию. Они никогда не попадут в рабство. Кроме того, мы компенсируем им все трудности, что им пришлось перенести в море.
— А Элла! Она в Константинополе?
Тристан сел рядом с Джасиндой и, сжав руки, уставился на пол.
— Не знаю. Молю, чтобы она оказалась здесь, потому что не представляю иначе, где ее искать. Я знаю, что Пеннивайт часто устраивает торги для того англичанина. И если кто-то и может навести на след Эллы, так только он.
Рука Джасинды обвила спину Тристана, она положила ему на плечо голову.
— Не волнуйся, Тристан. Мы найдем ее. Я буду помогать тебе, как только смогу!
Тристан пристально смотрел в ее золотистые глаза.
Беспредельная любовь Джасинды радовала и пугала его одновременно. Достоин ли он такой преданности?
— Мы должны разработать верный план, — задумчиво сказала Джасинда.
Тристан ласково взял ее лицо в свои ладони и, приблизив к себе, поцеловал.
— Первое, что мы сделаем, любовь моя, — нежно сказал он, — докажем, что ты не солгала мистеру Пеннивайту и мистеру О'Баньону. Мы должны найти человека в рясе, и я буду счастлив сделать тебя миссис Дансинг. Вы окажете мне такую честь, леди Джасинда?
— Трис, — ответила она, — сердцем я давно уже твоя жена. Но когда это случится на самом деле, я стану еще счастливее.
Джасинда нарядилась в изумрудно-зеленое платье для верховой езды, то самое, которое много-много недель тому назад надела специально для Тристана. Когда Джасинда уложила высоко на голове в замысловатую прическу свои огненные локоны, ей вспомнились бесконечные часы, проведенные в салоне мадам Роже, когда она стояла, окруженная бесконечными метрами атласа и кружева, а мать беспрестанно обсуждала каждую деталь грандиозного свадебного платья. Хотя лично для Джасинды это платье не значило ничего. Как, впрочем, и жених. Насколько приятнее будут ее воспоминания о платье, которое она надела сегодня.
Джасинда бросила на себя последний оценивающий взгляд в маленькое зеркальце, потом повернулась и взяла букет белых цветов, которые незадолго до этого принес ей Тристан. Позже она спросит его, как ему удалось среди зимы найти их. А сейчас она была переполнена любовью к нему и чувством благодарности.
С трепетом в сердце Джасинда открыла дверь своей каюты.
— Пожалуйста, входите, джентльмены!
В коридоре ее ждали Тристан, священник Тейлор, Денни О'Баньон, Спар и Вип.
Тристан, одетый в свой мундир, выглядел красивее, чем когда-либо. На какое-то мгновение, когда он входил в комнату, у Джасинды появилось смутное чувство, что к ней приближается тот галантный рыцарь из ее снов, что скакал на лихом коне в замок. Он ласково и радостно улыбнулся и обвил ее руками. Грезы исчезли, она осознала, что перед ней настоящий, реальный мужчина, ее Тристан, и он держит ее в своих руках. Тристан — реальный человек, и она будет любить его до самой… до самой гробовой доски.
Это было гораздо лучше, чем во сне.
Следующим утром Пеннивайт прислал за Тристаном и Джасиндой экипаж. Сквозь покрывающую ее лицо вуаль Джасинда смотрела на улицы Константинополя, и они казались ей даже экзотичнее, чем в первый раз. Но все же тот, первый взгляд на восточный город, был поистине волнующим.
Дом Пеннивайта представлял собой грандиозное строение из камня со множеством колонн и с большими окнами. Снаружи он был изысканно украшен богатой лепкой и статуями, отделан драгоценными камнями. Слуга, приветствовавший их у двери, провел гостей по длинному коридору мимо множества закрытых комнат и гостиную с хрустальной люстрой и длинным столом из красного дерева, вдоль которого стояли ряды стульев с высокими прямыми спинками. Комната была обставлена совершенно на английский манер, и не имела ничего общего с восточным интерьером, который встречался здесь повсюду.
— А вот и мои друзья приехали! — Пеннивайт суетливо вошел в комнату. Он казался самим обаянием. — Добро пожаловать! Добро пожаловать в мой дом! — коротышка повернулся к Джасинде. — Прошу вас, миссис Джасинда! Снимите с себя эти ужасные черные покрывала и дайте мне увидеть вашу красоту. В моем доме в них нет необходимости.
Джасинда сделала, что он просил, с удовольствием сбрасывая с себя паранжу и накидку. На ней было темно-красное платье, подарок Денни ко дню свадьбы. Оно сидело прекрасно. Сегодня она надела бриллиантовое ожерелье и маленькие бриллиантовые сережки, подарок Тристана. Все это она сделала по просьбе мужа, но, поймав на себе наглый взгляд Пеннивайта, тут же пожалела, что осталась без паранжи и накидки.
— Вы самая красивая женщина, когда-либо переступавшая порог моего дома, миссис Дансинг, — сказал он Джасинде.
— Благодарю вас, мистер Пеннивайт.
— Не стоит! Прошу вас, присаживайтесь! — Пеннивайт хлопнул в ладоши, и появился слуга. — Мы сейчас будем обедать, Абдула. — Пока ожидали, когда слуга накроет стол, хозяин сказал: — Не перестаю удивляться, как это такая леди, как вы, миссис Дансинг, подвергла себя этому утомительному путешествию.
— Путешествие не кажется утомительным, если его делишь со своим мужем, — любезно ответила Джасинда.
— Ах, да! Понимаю! — Он повернул голову в сторону Тристана, — а вы, сэр? Вы собираетесь еще раз побывать в Константинополе?
— Не знаю, Пеннивайт. Эта сделка была для меня очень выгодной, но ведь, если бы мне не пришлось делить деньги с англичанином, мой доход был бы еще выше.
Пеннивайт удивленно поднял брови и быстро взглянул на Джасинду.
— Моей жене известно все о грузе. У нас нет секретов друг от друга.
Толстяк снова взглянул на Джасинду:
— Действительно? Как это необычно. А вы, миссис Дансинг, что думаете о занятии своего мужа?
— Я не одобряю его, сэр. Но это было всего лишь раз. Кроме того, муж заверил меня, что жизнь этих женщин здесь будет ничуть не хуже, чем в Англии. Или в любом месте, где они жили до этого.
— Кстати, раз зашла речь об этом, — сказал Тристан, наклоняясь через стол к Пеннивайту, — как вы думаете, можно здесь устроить рынок для американок?
— Женщины всегда женщины, — ответил Пеннивайт, пожимая плечами.
— Тристан! В самом деле! Ты же уверял меня, что больше не возьмешься за это!
— Разве? Ах, да! — Тристан улыбнулся ей. — Но, дорогая, коль уж их жизнь здесь не хуже, то почему бы нам не извлечь из этого выгоду? Ведь кто-то все равно это делает.
— Откуда мы можем знать, что им здесь не хуже? Разве мы видели, как они живут? Я только повторяю то, что сказал мне ты. — Она нервно ломала руки, глядя на мужа глазами, полными слез.
Тристан еще раз повернулся к хозяину дома.
— Что ты скажешь об этом, Пеннивайт? Можно мне взглянуть на этих женщин, которых вы… э-э-э… которые обрели здесь дом? Может быть, какую-нибудь американку, раз уж я собираюсь заняться их продажей. Если моя жена увидит, что с ними хорошо обращаются, возможно, она не будет так сильно возражать.
Пеннивайт переводил взгляд с жены на мужа.
— Американку? Ну, я не знаю… не помню, чтобы мне когда-нибудь… А, нет, подождите! У меня была одна молодая американка. Несколько месяцев назад. Красавица, насколько я помню!
— Прекрасно! — воскликнул Тристан, — когда мы можем встретиться с ней?
— Ах, капитан, ты никогда не сможешь встретиться с ней!
Глаза Тристана помрачнели.
— Почему же?
— Потому что ты мужчина, а она находится в гареме Паши.
— Паши? — повторила Джасинда.
— Это очень почетный и высокий титул, миссис Джасинда.
— Да, понимаю, — Джасинда повернулась к Тристану. — Ты что, действительно собираешься привозить сюда женщин из Америки?
Он пожал плечами, потом кивнул головой. Джасинда опять повернулась к Пеннивайту.
— Мистер Пеннивайт, ну а для меня вы могли бы устроить встречу с этой американкой? — Джасинда наградила его очаровательной улыбкой. — Если мой муж решительно намерен пуститься в это предприятие, то я буду чувствовать себя гораздо лучше, если увижу своими глазами, что с девушками хорошо обращаются, как он говорит.
— Я поговорю с Халидахом Паша, миссис Дансинг. Сделаю все, что смогу.
— Благодарю, Пеннивайт, — перебил их Тристан, — ты очень терпим к прихотям моей жены. Уверен, ты понимаешь, почему я не могу ей перечить даже в мелочах.
— Да, капитан, конечно, я понимаю это.
Она сидела на груде подушечек, лениво бренча бусами. Ноги, которые она поджала под себя, были облачены в прозрачные бледно-зеленые шаровары. На ней был надет точно такой же корсет, отделанный пурпурного цвета бархатом. Вокруг талии красовался широкий серебряный пояс с маленькими аметистами. Крошечные ступни скрывались в серебристых туфлях из парчи. Длинные блестящие волосы, схваченные простой серебряной заколкой, ровно спадали на спину и потом рассыпались по подушечке.
— Ты сегодня такая грустная, мой маленький цветочек!
Пальцы Эллы безжизненно упали, когда она посмотрела на дверь. Халидах тихо вошел в комнату, усаживаясь на кресло.
Она покачала головой, проглатывая слезы, вот-вот готовые политься из ее темных глаз.
— Ты мучаешь себя воспоминаниями о другой жизни. Почему бы тебе не обратить свое лицо к будущему? — он говорил мягким, вкрадчивым тоном, в его голосе чувствовалась обеспокоенность.
— Я не могу забыть.
Халидах поднялся и подошел к ней. Он протянул руку и погладил ее жгучие черные локоны. Затем, не сказав ни слова, повернулся и вышел. Она опять осталась одна.
Элла поднялась и вышла на террасу, посмотреть на сад. Она поежилась от прохладного ветра, долетавшего с моря, но не спешила вернуться в комнату. Вместо этого она села на мраморную скамейку и продолжала, пристально смотреть на усыпанное звездами небо.
— Ах, Тристан, — прошептала она, — увижу ли я тебя когда-нибудь?
Она сказала Халидаху, что не может забыть свой прежний мир, и это было правдой. И хотя лица стирались в памяти, но чувства оставались сильными и болезненными от бесконечных воспоминаний. Как она тоскует по своему дому в Америке! Как она мечтает услышать голос Тристана, когда он поддразнивает ее. Даже старая тетка Эльвира перестала казаться злобной и часто ей вспоминалась.
Как это все случилось? Что она делает здесь, пленница в чужих краях?
Элла поставила ноги на скамейку, обняла их руками и уткнулась лицом в колени. Почему все это случилось с ней?
Путешествие было долгим и страшным. Даже после того, как ее увели в каюту и позволили жить с комфортом по сравнению с теми условиями, в которых находились остальные женщины, все равно это был кошмар. Если за время путешествия ничего не произошло, то по прибытии в Константинополь, ее ждало настоящее потрясение. Элла все еще надеялась, что Тристан отыщет ее и спасет, даже когда они прибыли в эту чужую заморскую страну. Но все надежды разрушились, как только капитан принес ей прозрачную бледно-розовую накидку и паранжу, и приказал надеть на себя. Потом ее повели к темнокожим мужчинам в тюрбанах, с аккуратными бородками и сверлящими насквозь взглядами. Она стояла перед ними, вынужденная безропотно ожидать решения своей участи, пока они беззастенчиво рассматривали ее тело, едва прикрытое прозрачными одеждами, и обсуждали ее достоинства на непонятном ей языке.
Впервые она увидела Халидаха Пашу именно в той комнате. Когда сделка свершилась, он поднялся и жестом показал ей следовать за ним. Она не повиновалась, капитан грубо толкнул ее. И как только она вышла из каюты, туда сразу же вошла следующая девушка. Они мельком обменялись встревоженными взглядами, потом ее забрали с корабля.
Паша вел себя с ней очень терпеливо. И это казалось удивительным. Она ожидала, что ее изнасилуют или вообще убьют, но никак не думала, что он применит осторожные и мягкие убеждения, чтобы завлечь ее в постель. Халидах говорил по-английски, потому что в прошлом он был послом султана в Англии. Ему было не больше тридцати пяти лет, и он был красив. Он относился к Элле с нежностью и любовью. И несмотря на то, что Элла была его пленницей, она прониклась к нему уважением и даже признательностью. Но все же эти ее чувства к доброму и ласковому хозяину не могли спасти от одиночества, от тоски по дому, по родной стране и семье.
За неделями шли месяцы. Она поселилась в красивом дворце из светлого мрамора с элегантной мебелью и слугами, угождающими ей. Она носила красивые одежды, украшенные редкими драгоценными камнями, и ела изысканные кушанья. И все же Элла оставалась пленницей и тосковала по своему дому и по свободе.