ГЛАВА 18

Мик застонал, осторожно повернулся и пробормотал:

— Перестань толкаться.

Его глаза приоткрылись, и он увидел над собой морду Сатаны. Лошадь нетерпеливо встряхивала головой и тихонько ржала.

— Все в порядке, ты, старый мешок с сеном. Я встаю. — Мик поднял голову и тут же застонал от нахлынувшей боли. Тронув кончиками пальцев свое лицо, он нащупал запекшуюся кровь в волосах и на щеке, и зажмурился, наткнувшись на вмятину в черепе, оставленную пулей, задевшей висок.

— Дьявол, — пробормотал Мик и осторожно сел. Его голова невыносимо болела, но он понимал, что ему повезло. Стрелок, очевидно, промахнулся потому, что Мик неожиданно упал в седло. Он взглянул на Сатану, очень довольный тем, что научил его всегда возвращаться к себе, потом повернул голову и посмотрел вокруг. Пустыня, покрытая серыми тенями была безлюдна. Мысль о жене встревожила его, ударила, словно кнутом: где Джули? Тупая боль в голове стала сильнее от беспокойства. Нигде не было видно никаких следов. Ее лошадь умчалась. Она не лежала убитая на земле; значит, уехала или ее увезли.

Черт побери! Добраться так близко, что можно было видеть El Paso, чтобы здесь случилось такое! Ну что ж, кто бы его ни подстрелил, этот мерзавец будет очень удивлен, когда «покойник» отправится по его следу. И предчувствие подсказывало ему, что если он поедет этой дорогой, то в конце ее найдет Энрике.

Пошатываясь, Мик встал на ноги. И тут же почувствовал, что его голова вот-вот рассыплется на части.

Но после нескольких болезненных минут стук в голове превратился в более-менее выносимую пульсацию.

Сатана подошел к нему, и мужчина с благодарностью обнял животное за шею.

— Стой спокойно, мальчик. Не будем играть сегодня, хорошо? — Мик боролся со своей болью, загоняя ее в дальний угол мозга.

Сейчас нужно думать о том, как быстрее добраться до El Paso. Там кто-нибудь ему поможет найти ранчо Даффи. Будь он в лучшей форме, — нашел бы Джули сам, просто идя по следу. Но с простреленной головой выйдет намного быстрее, если отправиться прямо на ранчо ее отца. Мистер Даффи наверняка знает, кто стоит за всем этим.

Если бы это были апачи, то, Мик абсолютно уверен, что был бы сейчас без скальпа. Это, должно быть, снова ее бабка. И, что бы ни придумала эта старая стерва, он все же найдет Джули.

Мик забрался в седло, плюхнулся на место и, сжав зубы, крепко схватился за луку седла. Мир перед глазами угрожающе качнулся, затем все стало на свои места.

То, что Джули рассказывала ему о своем отце, не вселяло особой надежды. Неизвестно, захочет ли Патрик Даффи помочь ему забрать Джули от ее бабки. Но, по крайней мере, этот негодяй скажет ему, где живет старая ведьма.

— А когда мы будем знать это. Сатана, — прошептал он, — мы поедем и заберем мою жену.

Лошадь сорвалась с места, когда Мик ткнул ее каблуками в бока. Раненный или нет, Мик будет скакать всю ночь, если это будет нужно для спасения Джули.

— Чего ты хочешь?

— Правды. — Патрик вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

Поздний вечер, солнце с трудом пробивается через тяжелые темно-бордовые шторы. Воздух в комнате застоявшийся, как будто окна здесь не открывали несколько лет. Керосиновая лампа, стоящая на столе, отбрасывала дрожащий свет на лицо старухи, и Патрик был поражен, как мало она изменилась за все эти годы.

Время не смягчило ее резкие черты, и маленькие черные глаза не стали теплее. Единственным намеком на ее действительный возраст была яркая белизна ее волос, да слегка затрудненное дыхание.

— Правды? — Анна оскалилась, точно дикое животное. — Какой правды? Той, что требует гринго, которая гостит у тебя в доме?

— Кто?

— Женщина из Англии, которая рассказывает небылицы обо мне. Это она заставила тебя придти сюда? — Донья Анна невесело рассмеялась. — Вероятно для того, чтобы извиниться от ее имени?

— Ты, старая ведьма, — прошептал он и был очень доволен, увидев, как ее передернуло от оскорбления, — Пенелопа Баттерворт не нуждается во мне, чтобы защититься от таких, как ты! Я здесь совсем по другому поводу.

— Если это не о твоей англичанке, то меня это не интересует. Уходи прочь, borracho! Ты отвратителен мне.

— Я не пьян, Анна. — Патрик оперся ладонями на стол и смотрел прямо в ее безжизненные глаза. — Удивлена? Да, я вижу, что удивлена.

— Что тебе нужно от меня? Говори и уходи!

— Я сказал тебе, Анна. Мне нужна правда о Елене, обо мне и Джульетте.

Спазм чего-то, что могло бы быть удовольствием, исказил ее лицо. Донья Сантос отложила ручку и откинулась на спинку слишком большого для нее кресла. Она переплела пальцы, немного вскинула голову и, сузив глаза, долго смотрела на него.

— Говори, черт бы тебя забрал!

Звук, похожий на шорох листьев, наполнил комнату;

Патрик не сразу понял, что она смеется. Холодная дрожь пробежала у него по спине.

— Ты дурак. Ты всегда был дураком. И размазней.

— Мне не нужно твое чертово мнение о моем характере.

— Характере? Xa!

— Скажи мне о Елене. И о Дужьетте.

Даффи не собирался обращать внимание на ее оскорбления. Он шестнадцать лет готовился к тому, чтобы услышать правду, и, видит Бог, услышит ее! Внезапно донья Анна встала. Кивнув головой, она обошла край стола и пересекла комнату, чтобы встать напротив.

— Подумать только, ты пришел ко мне спрашивать о собственной жене и ребенке! — старуха взглянула на него в упор. — Как многого тебе это стоило, borracho.

Патрик вздрогнул, но не оттого, что она назвала его пьяницей.

— Скажи мне о Елене, — повторил он, заставляя слова пробиваться сквозь ком в горле.

— Хм! Ты тупица, гринго. — La Patrona яростно втягивала в себя воздух. Патрик слышал, как он с хрипом проходил сквозь ее горло.

— Хорошо, — сказала Анна внезапно, — я скажу тебе, только потому, что я знаю: правда убьет тебя.

Даффи не мог отвести взгляд от ее глаз. Они впились в него, как два шипа, глубоко вошедших в тело.

— Она любила тебя! Я вижу, ты не веришь, Даффи. Но это правда.

— Тогда почему…

— Пока, — продолжала она громче, — ты не отвернулся от нее. Estupido! Ты поверил лжи. Rumors. Ты не захотел слушать собственную жену! — старуха сделала паузу, чтобы перевести дух, положив руку на узкую грудь. Он слышал затрудненные звуки ее дыхания.

— Я смеялась над тобой годами, гринго!

Патрик вздрогнул и попытался отвести взгляд. Ои должен выслушать все, чего бы это ни стоило.

— Какое удовольствие ты доставляешь мне! — Подняв подбородок, донья Анна смотрела на него свысока. — Елена сама решила выйти за тебя замуж. Она бросала мне вызов, не спрося моего согласия. Ты знал это?

Он кивнул.

— Она была такой же дурой, как ты.

В мерцающем свете керосиновой лампы лицо Анны перекосилось.

— Дон Виценте хотел жениться на ней. Дон Виценте! Она могла бы быть такой богатой, какой только можно представить себе! Виценте был без памяти влюблен в нее, он бы сделал все, что угодно! Вместо этого она выбрала тебя. — Старуха сделала шаг к нему, сморщившись от отвращения. — И знаешь ли ты, почему, гринго? Потому, что ты любил ее. — Анна ухмыльнулась.

Патрик едва сдержал стон. Господи, как он любил ee! Но ему совсем не нужно, чтобы эта старая тварь напоминала ему об этом. Все, что ему нужно было от нее — это ответ на вопрос, который мучил его все эти годы. Была ли Джульетта его ребенком.

— А как насчет Виценте? — спросил Даффи. — Елена была… с ним. Она сама сказала мне.

— Меня всегда интересовало, призналась ли она тебе. Странно. Не думала, что она расскажет.

— Итак, это правда! — он снова почувствовал острый укол предательства, такой болезненный, словно это была свежая рана.

— Ты никогда не интересовался, почему Елена пошла в постель к Виценте, гринго?

Патрик потряс головой. Неважно, почему. Важно, что это случилось.

Анна снова улыбнулась. Ужасная улыбка, которая отодвинула ее губы, открывая десны, в сумрачном свете сделала ее лицо похожим на череп без плоти.

Она сделала несколько шагов к нему. Патрик заставил себя стоять на месте, хотя непроизвольно хотелось отступить назад.

— Помнишь свою поездку в Сан-Франциско?

Он вспомнил. Он отсутствовал тогда более двух недель. А когда вернулся, все пошло наперекосяк.

— В ночь перед твоим отъездом Елена прислала Джульетту сюда, чтобы вы могли быть одни в твою последнюю ночь дома. После того, как ты уехал, Елена сказала своей служанке Джоанне, что тоже останется здесь. — Анна презрительно усмехнулась. — Это я уговорила ее — чтобы никто не спрашивал об отсутствии на предстоящей неделе. Но она не была здесь, гринго. Ее отвезли на ранчо дона Виценте.

У него засосало под ложечкой. Теперь, заставив, наконец, ее говорить, он хотел, чтобы она замолчала. Сейчас же, пока не услышал слишком много. Но теперь она не замолчит.

— Я знала, что так будет. Это я помогла Виценте все устроить. За деньги. Елена была с ним ту неделю. — Старуха смеялась в лицо Патрику. — Он использовал ее так, что большинство из нас не может себе представить, гринго. И когда прошла неделя, она пришла ко мне — отдохнуть.

Даффи удивленно поднял брови.

— Откуда ей было знать, что я и Виценте — друзья. Она была унижена, ей было стыдно из-за того, что сделал с ней Виценте, — склонив голову набок, Анна добавила, — твоя жена рассказывала мне; не хочешь ли узнать, как это было, а, гринго? Нет? — он покачал головой. — Жаль! Я, конечно же, посоветовала ей ничего не говорить тебе. Я убедила ее, что Виценте просто убьет тебя, если ты бросишь вызов ему. Поэтому, чтобы защитить тебя, она молчала.

«Господи! Когда Елена, наконец, сказала мне, я и не подумал бросить вызов Виценте. Но ведь она никогда не говорила, что ее увезли насильно. Я всегда считал, что она пошла к Виценте потому, что сама хотела этого.

А если бы сказала, — мрачно спросил он себя, — поверил бы я ей? Скорее всего, нет. — Боль слишком глубоко врезалась в душу, чтобы трезво рассуждать».

— А знаешь ли ты, что самое смешное в этой истории? — Трескучий голос Анны врезался в его мозг. Старуха придвинула свое лицо так близко к нему, что Патрик чувствовал ее дыхание. Ее черные глаза впивались в него, пока ему не захотелось закричать и убежать вон из этой комнаты. Но он не мог уйти. Только не сейчас.

— Единственная вещь, которая беспокоила ее всю эту неделю с Виценте? Миссис Даффи боялась, что ты оставишь ее и заберешь Джульетту, — Анна поджала губы, — Елена и представить не могла, что ты отвернешься и от своего ребенка!

Даффи порывисто дышал. «Елена не предавала его. Ее использовали, унижали, а когда она вернулась к своему мужу, то была отвергнута. Господи, — застонал он, — почему я не доверял ей? Как мог позволить себе думать, что наша любовь была ложью?

Конечно, Джульетта была его ребенком. Девочке было шесть лет, когда умерла ее мать. До того дня, за год до смерти Елены, до той недели с Виценте во время его поездки, они никогда не разлучались».

И сразу же воспоминания, которые долгое время спали в его сердце, снова воскресли. Образ смеющейся Елены, ее слова, ее улыбка наполнили его ум и сердце; он почти слышал ее голос.

Возможно ли забыть это? Патрик вспомнил последнюю просьбу Елены: сделать Джульетту счастливой. Он не мог этого сделать. Из-за своих сомнений. Из-за своей глупости. Из-за своей уязвленной гордости.

Господи, сможет ли он простить себе это?

Воспоминания резко оборвались. Патрик Даффи снова был в кабинете на ранчо и стоял слишком близко к женщине, которая казалась ему исчадием ада. Донья Анна продала собственного ребенка Виценте. Даже зная, какая она дрянь, можно ли поверить в то, что женщина способна сделать такое?

— Как ты могла? — спросил Патрик, не заботясь о том, чтобы скрыть отвращение, — как ты могла доверить своего ребенка Виценте?

Донья Сантос резко выпрямилась, мерзкая улыбка исчезла с ее лица.

— Елена была не моей дочерью, а ребенком Рикардо и крестьянской шлюхи. Он настоял на том, чтобы эта девчонка воспитывалась в нашей семье. — Снова поймав его взгляд, Анна нанесла последний удар: — Мне доставляло огромное удовольствие видеть, как дон Виценто использовал ее, а ты потом оттолкнул.

Мозг Патрика старался осмыслить то, что он только что услышал. Он чувствовал, что задыхается, что ему нужно выбраться из этого дома, где воздух, наполненный злом, хег его легкие.

Донья Анна указала глазами на пустое место над камином:

— Когда Рикардо умер, я сожгла его портрет здесь, в этом камине, — тихо говорила она скорее для себя, чем для него. — Как он посмел взять к себе в постель крестьянку, когда у него была я? Его жена?

Несмотря на боль последних нескольких минут Патрик почувствовал облегчение. Он не мог попросить у нее прощения, но надеялся, что Елена все-таки узнает, как он сожалеет, что не был таким мужем, которого она заслуживала. Если бы у него была возможность все исправить!

Но единственное, что ему оставалось сейчас, была его дочь, Джульетта. И Даффи молил Бога, чтобы было еще не слишком поздно.

— Она была крестьянка! Шлюха! — Кричала Анна срывающимся голосом.

Патрик посмотрел на нее, и в первый раз в жизни ему захотелось убить женщину.

— Может быть, она дала ему любовь. И тепло рук, на которых можно отдохнуть, и немного доброты.

Анна обернулась и свирепо посмотрела на него.

— Что ты дала кому-нибудь, Анна?

— А ты, гринго? Ты разве лучше?

— Наверное, нет, — грустно ответил он, надвигая поля шляпы на глаза. — Но я, по крайней мере, сознаю, что я наделал.

Он повернулся к ней спиной, собираясь уйти, но не сделал и шага, как ее голос остановил его:

— Последняя шутка, а, гринго? Джульетта — не ублюдок, как была Елена. — Патрик печально посмотрел на нее. Усталая полуулыбка показалась у него на губах.

— Это еще не последняя шутка, Анна. Последняя еще впереди.

— Что ты имеешь в виду?

— После того горя, которое ты причинила всем нам, становится странно, что кто-то, в конце концов, проучит тебя.

— Кто? — Признаки смущения исчезли с ее лица, когда она вспомнила. — Ты имеешь в виду эту гринго из Англии? Она ничто!

— Зря ты так думаешь, Анна. Твое время, наконец, наступит.

— Вы ничего не сможете доказать, ты слышишь меня?

Патрик начал удаляться.

— Я донья Анна Сантос!

Он, не оглядываясь шагнул в коридор. Покидая дом, Патрик слышал злобные крики и почти улыбался.

Пенелопа бездельничала за завтраком. Она маленькими глотками пила вторую чашку кофе и рассматривала в зеркале свой костюм для верховой езды.

Мисс Баттерворт совсем не жаждала снова сесть на лошадь, но, ради того, чтобы сразиться с доньей Анной, готова даже ползти через пустыню. Пенелопа снова нетерпеливо проверила свои точные часы — в третий раз за последние полчаса.

«О, Господи, — подумала она, — где Патрик? Хотелось бы увидеть его до того, как отправиться на ранчо Сантос. Вчера вечером он выглядел так странно: едва проронил и слово за весь вечер, даже отказался сказать, где был».

Слегка нахмурившись, Пенелопа напомнила себе, что это, вобщем-то, не ее дело, где Патрик Даффи проводит свое время. «Тогда зачем, — хитро спросил ее внутренний голос, — тратить столько времени, думая о нем?».

Женщина подскочила от неожиданности, когда дверь в столовой со стуком распахнулась. На пороге стоял Патрик.

Она едва не онемела от изумления, такой странный у него был вид: на нем была вчерашняя одежда, только сейчас она была в ужасном беспорядке и вся измята; волосы взъерошены, щеки покрыты темной щетиной, глаза красные.

Мисс Баттерворт поджала губы и решив, что, очевидно, он опять всю ночь пил. Слабая волна разочарования охватила ее.

— Доброе утро, Пенелопа, — сказал Даффи, тронув рукой небритый подбородок.

Подняв брови, англичанка холодно ответила:

— Доброе утро. Я вижу, вы поздно легли. — Ее взгляд критически бродил по его лицу.

— Не мог заснуть. — Он подошел к ближайшему стулу и буквально упал на него. Затем налил себе кофе и одним глотком его выпил.

Это было не ее дело, но она не сдержалась:

— Это оттого, что вы много пьете.

Патрик поставил чашку и положил ложку на кружевную салфетку, покрывающую стол, а подбородок — на руки.

— Вы можете не поверить, Пенелопа, но я не сделал и глотка прошлой ночью.

— Нет?

— Нет.

Более пристальный взгляд подтвердил его слова. Его глаза смотрели устало и под ними были глубокие тени, но взгляд был ясен. И даже более того, он выглядел… по-другому. Как-то моложе. Что это? Что, черт возьми, происходит?

— Прошу прощения, Патрик…

К ее удивлению, он улыбнулся.

— … Если не пил, — быстро добавила она, изменив той, а ее сердце подпрыгнуло от его улыбки.

— Но почему тогда ты выглядишь так, словно…

— Мне пришлось на многое открыть глаза. Это была очень болезненная процедура.

— Ты в порядке?

— Скоро буду. — Даффи осушил вторую чашку и снова налил полную. — После того, как позабочусь кое о чем.

— О чем?

Прошло много времени, прежде чем Патрик снова посмотрел на нее. Кивнув на аккуратный шерстяной костюм для верховой езды, он сказал:

— Ты выглядишь готовой к борьбе, Пенелопа.

Мисс Баттерворт поправила воротничок и расправила плечи. Очевидно, ее вопрос остался неуслышанным.

— Можно спросить, с кем? — Осведомился Патрик. Слегка приподняв подбородок, Пенелопа приняла вызывающий вид. Она понимала, что, скорее всего, он попытается отговорить ее ехать на ранчо Сантос. Но на этот раз она откладывать не собирается. Настало время ей и донье Анне встретиться. И ничто не помешает ей!

— С доньей Анной. — Его реакция оказалась совсем не такой, какой ожидала мисс Баттерворт.

— Я вижу. — Даффи залпом выпил кофе и держал пустую чашку между ладонями. — Ты можешь и не делать этого, но я хотел бы попросить тебя об одном одолжении.

— Одолжении?

— Да. — Патрик поставил чашку на блюдце, встал и подошел к ней. Твердо взяв за локоть, он поднял ее на ноги.

— Патрик, — прошептала Пенелопа смущенно. Это был не тот человек, к которому она начинала привыкать. Этот Патрик был слишком непредсказуемым. — В чем дело?

Его лицо было всего в дюйме от ее, и сердце Пенелопы бешено забилось. Она, как зачарованная, смотрела в его глубокие голубые глаза, когда он медленно склонился к ней. Черные волосы упали к нему на лоб, бакенбарды были помечены сединой. Она была достаточно близко, чтобы видеть, как пульсирует жилка на его шее и чувствовать тепло его дыхания на своем лице.

Еще ни один мужчина не смотрел на нее так, как смотрел сейчас Патрик Даффи. И под этим пристальным взглядом Пенелопа чувствовала непривычную нервозность, какой-то трепет внутри. Она просто не знала, как вести себя.

Он облизал сухие губы и крепче сжал ее локоть.

С большим трудом ей удалось спросить:

— Чего ты хочешь, Патрик?

Слабая улыбка тронула его губы и исчезла.

— Много чего, Пенелопа, много.

Снова появился этот трепет!

— Но сначала я бы хотел, попросить тебя не встречаться с доньей Анной пока…

Волнение исчезло. Пытаясь освободиться от его руки, Пенелопа сказала себе, что должна была догадаться о причине этой настойчивой заботы. Он надеялся вывести ее из равновесия!

— Патрик, я настаиваю, чтобы ты не вмешивался в это. Я проделала долгий путь, чтобы выполнить то, что задумала. И я не остановлюсь. Ни сейчас, ни потом!

Он поцеловал ее.

Целый поток непередаваемых чувств пронесся в душе ошеломленной Пенелопы. Сначала его теплый рот двигался мягко, затем, когда она стала отвечать, стал более властным. Каждый дюйм ее тела ожил. Она затрепетала, дыхание стало затрудненным, и ей показалось, что сердце хочет выпрыгнуть из груди. У Пенелопы подогнулись колени, она расслабленно обмякла в его руках.

Он продолжал крепко обнимать ее, легко удерживая на весу.

— Я не прошу тебя не ехать, Пенелопа. Я только прошу, чтобы ты подождала меня.

— Тебя? — Она перевела дыхание, быстро взглянула на него и попыталась сосредоточить взгляд на его лице.

— Да… Есть что-то… что я должен сделать прямо сейчас. А я не хочу, чтобы ты одна встретилась с этой старой сукой.

— А я не хочу, чтобы ты решал за меня, Патрик!

Сила вернулась к ее ногам, и мисс Баттерворт опять стояла прямо, стараясь овладеть собой.

— Юстас был моим братом, и я должна увидеть, как его убийце воздадут по заслугам.

Он улыбнулся:

— Разумеется.

Пенелопа ошалело уставилась на него. Она не ожидала, что он капитулирует.

— Я не хочу вмешиваться в то, что произойдет между вами. Я просто хочу быть рядом с тобой. — Он поднял руку и ласково коснулся ее щеки. — И позже, когда мы оба покончим с нашими делами, есть что-то еще, что я хотел бы тебе сказать.

— Видишь ли, я… — Тепло его руки на лице мешала ей ясно мыслить.

— Пожалуйста, Пенелопа, — прошептал он, — подожди меня!

— Как долго?

— Хотя бы пару часов.

Она посмотрела ему в глаза:

— Ты скажешь мне, куда собираешься пойти? И зачем?

— Нет.

— Нет?

— Не сейчас, — поправился он, — но, клянусь, я расскажу тебе все позже.

— Хорошо, Патрик. — Услыхала она свой голос. Что-то в глубине души заставило ее сделать ему это? маленькое одолжение. — Я не поеду одна. Я буду ждать.