ГЛАВА 11

— Кто этот гринго? — донья Анна посмотрела на телеграмму, которую держала в руках. Она прочла ее еще раз, не желая верить тому, что ей снова помешали. Но ошибки не было. Энрике был в тюрьме, а Джульетта — снова на пути к дому. В сопровождении этого гринго, оказавшегося сюрпризом для Энрике.

— Дурак! — прошептала старуха и скомкала телеграмму. Ее пальцы сжали бумагу с такой силой, что ногти вонзились в ладонь. Энрике должен был предусмотреть это! Неужели он такого высокого мнения о себе, что даже не подумал о врагах?

La Patrona отрешенно смотрела на стену цвета слоновой кости, воссоздавая образ человека, описанного Энрике. — Maldicion! — пробормотала она и снова задумалась. Черт бы его побрал за то, что он испортил все ее планы. Это была совсем легкая задача!

— И где, интересно, был Карлос, пока тот рыжий гринго отделывал Энрике? Неужели все должна делать сама?

Донья Сантос с отвращением бросила скомканный листок в холодный камин.

Анна выпила последний глоток чая из чашки, стоящей на столе, и слегка передернула плечами от неприятного горького вкуса. Старуха равнодушно смахнула чашку отличного саксонского фарфора на пол. Хрупкие осколки с ручной росписью разлетелись по полу и жалобно хрустнули под подметками туфель, когда она направилась из кабинета к парадной лестнице.

Один из слуг поспешно отскочил с пути La Patrona и бесшумно исчез за поворотом коридора. Она тяжело поднималась по светло-розовым мраморным ступенькам.

Свет керосиновых ламп разгонял надвигающуюся темноту, ореховые перила блестели, отполированные, как зеркало. Донья Сантос положила кончики пальцев на их прохладную гладкую поверхность и нашла это прикосновение успокаивающим. Но что-то все равно мешало. Громкий стук каблуков по мрамору раздражал ее. Поднимаясь, она все крепче сжимала перила.

«Джульетта и ее гринго были в Колорадо. Если они будут продолжать двигаться так же быстро и, — подумала Анна со злостью — беспрепятственно, то будут на ранчо Даффи уже на следующей неделе или чуть позже».

Звук собственных шагов отдавался у нее в висках. Она не позволит этому случиться.

Пытаясь справиться с учащенным дыханием, донья Анна процедила сквозь плотно сжатые зубы:

— Еще есть время!

«Да, — старалась La Patrona убедить себя, — еще есть время. И есть надежда. Девчонка еще не ускользнула от Карлоса. Возможно, ему повезет больше, и он докажет, что он способнее и хоть немного умнее, чем Энрике».

Старуха слегка покачнулась и остановилась. Одна ее рука лежала на перилах, пальцы другой конвульсивно рвали воротник. Ее пронзительные черные глаза расширились в замешательстве, лицо исказила гримаса — легкий укол неудобства заполз ей в грудь.

Сначала только маленький приступ, переросший затем в странную тяжесть, которая охватила ее всю. Откинув голову, донья Анна осторожно, медленно задышала, убеждая себя, что это ничего не значит. Это скоро пройдет.

Секунды растянулись в минуты, и, казалось, что пустой коридор смеется над ней. Там никого не было, чтобы позвать на помощь, даже если бы она была склонна сделать это. И, несмотря на боль, донья Анна улыбнулась: было так, как должно быть. La Patrona потратила годы на то, чтобы приучить прислугу исчезать, при ее появлении. Она ненавидит смотреть в их тупые пустые лица. И даже страха в их глазах было недостаточно, чтобы компенсировать чувство брезгливости, возникающее при разговоре с ними.

Боль стала утихать. И, вместе с тем, пришло легкое чувство страха, вызванное неожиданностью приступа.

Выпрямившись, Анна сделала несколько глубоких вдохов и успокоилась. Отдых. Это все, что нужно. Прохладная темная тишина комнаты манила ее. Бережно, с опаской старая донья проделала путь вниз, через холл к открытой двери спальни.

Старуха шагнула в широкий сводчатый дверной проем и вдруг остановилась. В комнате, возле дальнего края ее дубовой кровати с балдахином на четырех опорах, молоденькая горничная держала спичку возле фитиля лампы. Боже мой! Неужели она только что поздравляла себя с тем, что так хорошо вышколила свой персонал? Эта лампа должна была быть зажженной час назад. Ее кровать должна быть разобранной, а комната пустой. Мысль, что служанка еще так молода и, возможно, это для нее новая работа, не могла остановить прилива гнева.

Неужели она недостаточно боролась с этим? Неужели недостаточно того, что один из самых способных и старательных людей был обманут девчонкой и каким-то дрянным гринго?

Когда фитиль разгорелся, донья Анна резко сказала:

— Estupida!

Испугавшись, девушка подпрыгнула в уронила стеклянный колпак лампы.

Осколки посыпались на блестящий дубовый паркет, и звуки бьющегося стекла заставили донью Анну двигаться. Шагая через комнату так стремительно, что черная юбка развевалась за ней, старуха почувствовала легкое удовлетворение, увидев, что горничная пятится назад в испуге.

Хотя девушке не исполнилось еще и пятнадцати, ростом она была выше доньи Анны. И теперь старалась съежиться, чтобы казаться меньше. Руки ее комкали ткань ярко-красной хлопковой юбки, сандалии издавали шаркающий звук; служанка отступала назад, пока не уперлась спиной в стену спальни.

Ее карие глаза были широко распахнуты, рот открыт, девчонка показалась донье Анне воплощением глупости, с которой она вынуждена иметь дело каждый день.

Подойдя ближе, хозяйка увидела пламя лампы, отраженное в глазах девушки, а затем свое отражение, закрывающее пламя.

На быстром элегантном испанском донья Анна обругала девчонку, ее родителей, детей, которые появятся у нее и остальных ее родственников. Ее голос, рассекая тишину, казалось, ударил девушку, заставляя вжиматься в стену, ее большие, как у коровы глаза наполнились слезами.

Размахнувшись, донья Анна ударила служанку по лицу с такой силой, что почувствовала легкое растяжение связок на своем запястье. Она с удовлетворением смотрела на красный отпечаток своей руки, расцвевший на круглой щеке девушки.

Слезы начали стекать по несчастному перепуганному лицу, и донья Анна заорала:

— Убирайся вон! Найди кого-нибудь в доме, кто бы принес сюда метлу и убрал кавардак, который Ты тут устроила. Но только не ты! И не попадайся мне больше на глаза!

Служанка кивнула и опасливо обошла El Patrone.

— Найди кого-нибудь более смышленого!

Девушка опять кивнула, обогнула край кровати, побежала к двери — и исчезла.

— Смышленого! — пробормотала донья Сантос и посмотрела вниз на стекло, усыпавшее пол. Она сильно сомневалась, был ли такой человек у нее в доме!

Вдруг новый приступ удушья сжал ее грудь. И теперь странно знакомое чувство потрясло ее, ощущение дискомфорта охватило ее намного быстрее, чем прежде. Но на этот раз, Анна знала, что делать.

Она глубоко вдохнула и постаралась успокоиться. Это ей удалось, хотя только что она готова была убить любого, кто попадется на глаза. Даже свое тело донья Анна заставила подчиняться своей легендарной воле. Слегка облокотившись на кровать, она сосредоточилась и последним усилием прогнала таинственную боль прочь.

Мик открыл глаза, перевернулся и слегка застонал от неловкого движения.

— Что это, черт возьми? — недоумевал он, когда боль пронзила его плечо. Но в следующее мгновение все вспомнил. Предложение Джули, собственную глупость и неосторожность. Этого проклятого медведя. На этот раз Мик поднимался медленнее, опираясь на левую руку. Справа от него, прислонившись спиной к стволу сосны, сидя спала Джули. Его винтовка лежала у нее на коленях, голова опущена на грудь.

Утреннее солнце пробивалось сквозь сосновые ветки, отбрасывая рябые тени на наспех сделанное укрытие, которое девушка соорудила, связав ветви ближних деревьев, когда он был без сознания. Ему пришлось признать, что Джульетта неплохо поработала, и на его губах заиграла легкая улыбка.

Неподалеку заржал Сатана, и Мик одобрительно подумал, что она привязала лошадей удачно.

Бентин оглянулся на спящую девушку. Видно, Джули действительно устала, если смогла уснуть в такой неудобной позе. «А почему бы ей не устать? — спросил он себя. — Посмотри, что она сделала, чтобы позаботиться о своем ободранном приятеле. Без сомнения, она выбилась из сил!»

Здоровой рукой Мик забрал винтовку у нее из рук и положил на траву рядом. Затем аккуратно просунул левую руку ей за спину, и, обхватив за плечи, начал наклонять ее к земле. На какую-то секунду ему показалось, что они только что спали вместе, перед тем, как снова отправиться в дорогу.

Едва коснувшись щекой земли, Джули открыла глаза.

Ему пришлось прикусить язык, чтобы удержаться и не сказать ей, как она прекрасна.

— Доброе утро! — сказал он, улыбаясь.

— Доброе утро!

— Я пытался положить тебя, чтобы ты могла немного поспать.

— Поспать? — девушка села. Легкий румянец заиграл на ее щеках, когда она поняла: — я заснула, да?

— Да, — Мик неохотно отошел.

— Я должна была смотреть…

— Теперь это неважно.

Она посмотрела на него, и Мик почувствовал, что его сердце стало биться сильнее. Ее голубые глаза были ласковыми и мечтательными. Ее белая рубашка кое-где расстегнулась, и был виден край кружевного белья, обтягивающего ее грудь. Он едва заставил себя смотреть в сторону, и мучительно искал что-нибудь, с чего начать разговор. Наконец придумал:

— Ты, черт возьми, сделала вчера отличный выстрел! Ты давно научилась стрелять?

— Когда я была ребенком. На ранчо, — Джули откинула волосы с лица и расправила одежду. Мик не мог оторвать глаз от ее пальцев, пока она застегивала блузку, пряча от его взгляда кружева. — Управляющий моего отца, Роберто, здорово меня этому научил. «На тот случай, — говорил он, — если тебе придется постоять за себя».

— Да, пожалуй, этому парню Роберто я должен сказать «спасибо».

Она указала на его перевязанное плечо:

— Мне следовало быть порасторопнее.

— А, ерунда! — Мик пожал плечами и еле заметно поморщился. — Все в порядке, могло быть намного хуже.

— Si. — Джульетта слегка нахмурилась от какой-то мысли и затем добавила: — я не могла как следует прицелиться ему в голову, потому что боялась, что задену тебя.

— Я ценю твою выдержку: оцарапанное плечо мне нравиться больше, чем дырявая голова. — Он улыбнулся ей. — Как тебе удалось сделать такой хороший выстрел? Я ненавижу признавать такие вещи, но все, что я запомнил из всей этой чертовщины, были зубы. Держу пари, что у этого зверя зубов было больше, чем нужно трем медведям! — И он, наверное, нарочно так близко подошел ко мне, чтобы я мог их получше рассмотреть. Не скоро мне захочется испытать это снова!

— У меня тоже нет больше желания встречаться с медведем, — Джули дотянулась до его руки и погладила ее пальцами. — Я была так напугана!

Мик посмотрел на ее маленькую, нежную ладонь, накрывшую его пальцы и почувствовал, что у него пересохло в горле. Ее прикосновение вызвало огромный прилив желания. «Если бы она знала, о чем я сейчас думаю, — сказал он себе, — то, вероятно, была бы более испугана сейчас, чем при встрече с медведем! Но ей нечего бояться — она даже никогда не узнает», — Мик глубоко задышал, стараясь подавить желание обнять ее, затем смущенно поднял глаза.

— Я не собирался признаться, но я тоже был очень испуган, Жу-лет-та.

Она улыбнулась ему, и сердце Мика надолго остановилось. Господи! Одной ее улыбки было достаточно, чтобы забыть о раненом плече. И начал думать, как избавиться от боли совсем в другом месте. Слишком живая картина расцвела в его воображении, и он закрыл глаза, представив, как скользит в ее теле. Ее руки вокруг его шеи, ее рот плотно прижат к его рту. Ее влажная теплота окружает его.

Глаза Мика виновато открылись: его большой палец скользил по ее ладони, и он постарался скрыть свое замешательство вопросом:

— И все же, как тебе удалось сделать такой чертовски ловкий выстрел?

Джули улыбнулась и положила руку на его палец. Мик чуть не умер, когда она облизнула губы.

Девушка устроилась поудобнее, прочистила горло и заговорила тихим, застенчивым голосом:

— Я, это… Сначала выстрелила ему… в задницу. Чтобы заставить его подняться на задние лапы.

Мик расхохотался и сразу же застонал, так как боль пронзила его плечо. Он крепко схватил ее за руку и покраснел, почувствовав, что ее пальцы обвились вокруг него.

— Что здесь смешного? — ее указательный палец чертил какие-то узоры внутри его сжатой ладони.

— Я думаю, ничего. Просто мое плечо болит гораздо меньше, по той причине, что медведь получил хороший заряд в задницу, прежде, чем умер!

Джули положила голову на его здоровое плечо, на ее губах заиграла рассеянная улыбка. У Мика опять перехватило дыхание. Даже проведя ночь сидя, почти без сна, она была восхитительна! Он посмотрел в ее ясные голубые глаза и заставил улыбку сойти с лица.

— Я… Хочу сказать тебе «спасибо», Джули.

— Но, Мик…

— Нет. Помолчи минутку. Дай мне это сказать. — Он протянул руку и нежно коснулся ее щеки. — Ты действительно спасла меня в этот раз, Джули. Если бы не ты, медведь поужинал бы мной.

— Я только…

Но Мик снова прервал ее.

— Ты только убила этот чертов кусок мяса, покрытый мехом и покусанный блохами, прежде, чем он успел меня сожрать. И я благодарю тебя.

Ее лицо было всего в нескольких дюймах от его, Джули прошептала:

— Не стоит благодарности, Мик, — и ее дыхание соблазнительно коснулось его лица.

Твердо зная, что не должен этого делать, Мик привлек ее ближе к себе. Он не мог остановиться. Девушка подалась к нему безо всякой нерешительности, ее ресницы опустились за секунду до того, как их губы встретились.

При первом прикосновении ее рта Мик слегка застонал от того, какими мягкими были ее губы. Она прижалась к нему сильнее и рука Мика скользнула со щеки на затылок. Запутав пальцы в ее густых волосах, он прижимал ее губы к своим все настойчивее.

Целый поток чувств захлестнул его: желание, благодарность за спасение, нежность к ней и, наконец, совсем слабое чувство вины.

Когда ее язык коснулся его губ, Мик понял, что для него настало время остановиться, если он еще надеется это сделать. Сопротивляясь самому себе, он собрал всю силу воли и оторвался от нее.

Удивленная, Джули открыла глаза и встретилась с ним взглядом. Мик внутренне сжался от боли, которую увидел в ее глазах. Он чувствовал, как девушка дрожала и понимал, что она захвачена тем же чувством, которое движет им. Но, Господи, она же была девственницей! На его ответственности. Она доверялась ему. И он не мог предать доверие.

Разве он мог?

Чтобы лучше обдумать доводы в свою пользу, Мик немного отодвинулся от нее и пытаясь не обращать внимание на польсирующую боль внизу живота, безразличным голосом сказал:

— Слушай, Джули, не могла бы ты приготовить немного кофе: скоро мы должны отправляться в путь.

— Кофе? — Джульетта взглянула на него и отвернулась. — Знаешь, Мик, я…

— Я действительно ценю это, Джули!

Украдкой наблюдая за ней, Мик увидел, как разочарование наполняет ее глаза. Боже правый! Если бы только она знала, чего ему стоило отпустить ее от себя!

Однако он ничего не сказал. Даже когда она встала на ноги и пошла к лошадям. Просто смотрел, как Джули вытащила кофейник и флягу и наклонилась над сумкой, отыскивая кофе. Затем, сделав над собой усилие, отвел глаза. Для него было небезопасно наблюдать за изгибом ее бедер. Для него было небезопасно смотреть на расстегнутый ворот ее рубашки. Было небезопасно просто смотреть ей в глаза.

Мик мысленно чертыхнулся. Единственное, что было безопасно для них двоих — это если бы она была в Техасе, у себя на ранчо, а он — у себя на родине в Вайоминге.

Солнце было уже довольно жарким, когда в открытом внутреннем дворике происходил этот разговор между двумя женщинами:

— Пожалуйста, синьора, — умоляла Джоанна, ломая руки. — Поверьте, будет лучше, если вы подождете, пока вернется синьор Даффи.

— Нонсенс, Джоанна, — Пенелопа свысока улыбнулась собеседнице и натянула перчатку. Разглаживая мягкую серую ткань на ладони, она одобрительно посмотрела на аккуратно заштопанные кончики пальцев. Если не присматриваться, следы починки почти не заметны. — Пожалуйста, не беспокойтесь, я прекрасно справлюсь сама.

— Но, синьора!..

— Вы не должны так волноваться из-за пустяков. — Вытащив кружевной платочек из рукава черного шерстяного костюма для верховой езды, Пенелопа слегка коснулась им верхней губы, промокая выступившие капельки пота. На мгновение она пожелала, чтобы у нее было что-нибудь еще из одежды, что можно носить в такую жару; но с этим ничего нельзя было поделать. Ее добротная черная шерсть хорошо служила ей в Англии, и, она надеялась, что так же хорошо она послужит и здесь.

Если только, подумала женщина, солнце не будет так налить. Мисс Баттерворт привела в порядок бант на шарфе, проверила, с нужным ли наклоном сидит ее вышедшая из моды черная фетровая шляпка. Пенелопа позволила себе минутку тщеславия, и постаралась уверить себя, что новой вуали, расшитой черным бисером и прикрепленной к ее старенькой шляпке, будет достаточно, чтобы придать ей модный вид.

Она знала, что выглядит так хорошо, как должна выглядеть тридцатилетняя старая дева. Бог свидетель, Пенелопа Баттерворт никогда не была красавицей. И сейчас, конечно же, не время принаряжаться. Но она всегда гордилась собой, по крайней мере, своей аристократической внешностью.

Засунув платочек в рукав, Пенелопа завязала шнурки кошелька вокруг запястья, одернула краей короткого жакета и расправила плечи.

Теперь пора. Она широко улыбнулась мальчику, держащему поводья лошади, оседланной для нее.

— Подойди сюда, Алехандро, — приведи это животное сюда.

— Синьора Пенелопа, — повторила Джоанна снова, подойдя ближе, — я боюсь, синьор Даффи вовсе не обрадуется, узнав об этом.

— Тьфу!

— Синьора?

— Я сказала «тьфу», Джоанна. — Круглое лицо экономки собралось морщинками от смущения. Пенелопа забеспокоилась. Она не хотела расстраивать эту женщину, но зашла слишком далеко, чтобы остановиться. — Это значит… О, не важно, что это значит. Дело в том, что у меня нет времени ждать, когда Патрик Даффи вернется со своей утренней прогулки.

— Он не на прогулке, синьора. Он проверяет северное пастбище, и я знаю, что он хотел бы…

— Ах! — Пенелопа улыбнулась, и погладила Джоанну по плечу. — Ты понимаешь, что я имею ввиду. Патрик не делает то, что должен делать… Значит, это придется сделать мне.

— Si, но…

— Никаких «но», Джоанна. — Пенелопа нахмурилась, когда увидела, что Алехандро даже не пошевелил ни единым мускулом. Топнув ногой, она дала понять, что не спустит с него глаз, пока он не подведет лошадь. Затем снова посмотрела на Джоанну. — Я просто еду в город, чтобы поговорить с судебным исполнителем. Без всякого сомнения, я вернусь намного раньше, чем мистер Даффи.

Мисс Баттерворт перевела взгляд на лошадь, стоящую перед ней. Пегая кобыла казалась немного больше, чем те, которых можно было взять напрокат для верховой езды дома, в Англии. И она сразу вспомнила, что если чувствуешь себя не слишком уверенной, то не следует смотреть в глаза животному.

Однако Пенелопа вскинула подбородок и выпрямила спину. Важно было дать понять этому животному, что главной здесь была она. «Амазонка» решительно откинула шлейф своей юбки, сунула ногу в стремя и подтянулась, чтобы сесть в седло в привычном западном стиле. Но забыла, что это было не боковое седло. Пенелопа не то, чтобы испугалась, а просто неуверенно покачнулась. Затем, не придумав ничего лучшего, перекинула правую ногу через луку седла и плюхнулась в него, как мешок с шерстью. Она слишком долго и опасно покачивалась, теряя последние крохи уверенности.

«Какая ненадежная упряжь, в самом деле! Можно подумать, что на таком богатом ранчо не найдется достаточно дамских принадлежностей для верховой езды». Казалось, что кобыла почувствовала ее нерешительность и норовисто встала на дыбы.

— Сейчас же прекрати! — строго приказала она и дернула поводья.

Алехандро схватил уздечку и несколько раз стегнул ею животное по морде. Эта мера оказалась достаточно действенной. Пенелопа воспользовалась моментом, чтобы потверже устроиться в седле. Хотя ей и было неудобно, она не сомневалась, что сможет контролировать поведение лошади. Кроме того, ей казалось немыслимым показать хоть малейшую несостоятельность.

— Синьора? — осторожно спросила Джоанна и отступила на полшага назад. — Может быть, вы хотите, чтобы вас отвезли в коляске?

Пенелопа подарила великодушную улыбку этой заботливой женщине. Она так добра!

— Нонсенс, Джоанна. Это животное прекрасно справится со своей задачей. Я уверена. И, — добавила она строго, — я всегда говорила: или доводить дело до конца, или не начинать! — Затем подала знак мальчику. — Отойди в сторонку, не жди, пока тебя заденут.

Огромное животное тронулось с места шагом, но, едва приблизилось к воротам, перешло на рысь.

Джоанна наблюдала, как Пенелопа Баттерворт подпрыгивала в седле и опасно кренилась то на одну, то на другую сторону, отчаянно пытаясь сохранить равновесие. Алехандро захихикал; экономка шикнула на него и тревожно перекрестилась.

Мик подхватил рубашку, которую бросила ему Джули и, осторожно натягивая рукав на раненую руку, подумал, что, когда доберется домой, нужно будет сказать Хелли, чтобы сшила ему новую рубашку. Тотчас в голове вспыхнула мысль о близких. Только благодаря Провидению и помощи Джули у него остается еще надежда снова увидеться с ними. Неуклюже застегивая пуговицу одной рукой, Бентин исподтишка любовался девушкой, присевшей возле костра. И думал, что уже во второй раз она спасает его шкуру. И вытаскивает его из трудного положения, после того, как он отклонил ее предложение.

«Предложение! Дьявол, ведь она же практически умоляла его жениться на ней, чтобы спасти ее. И он отказался, дубина. А что сделала Джули после этого? — Мик тихо застонал. — Она спасла тебя, осел, вот, что она сделала!» Разные мысли путались в его голове, наслаиваясь одна на другую. Сквозь эти мысли он видел ее лицо, когда она просила жениться на ней. Черт! Она умоляла его! Это неправильно. Совсем неправильно.

«Да, во всех отношениях. Кто он был, чтобы отвергнуть ее? Не говорил ли сам Триб, что они должны спасти Джульетту? Неважно, как! Так почему бы, черт возьми, ему не жениться на ней? Это то, чего она хочет… Ха! — Мик улыбнулся своим мыслям.

Все, чего она хочет, это быть в безопасности. Избавиться от своего отца и бабки и уехать к своему другу в Монтану.

Мисс Даффи вовсе не чахнет от любви к неотесанному парню с гор; и не имеет смысла себя дурачить. Но разве в этом дело? Разве мало того, что он в долгу перед ней? И разве она не имеет права рассчитывать на его помощь? Как же он смеет отказаться! Если бы не она, то он, наверняка, был бы сейчас мертв. Или Энрике, или этот чертов медведь выпустили бы из него дух».

Какая-то веселая мелодия послышалась в тишине, прервав его размышления. Это была какая-то песенка, которую напевала Джули; ему она понравилась. Джули сидела к нему боком, и Мик мог видеть полуулыбку на ее лице; яркий солнечный зайчик сиял на косе, перекинутой через плечо.

Даже после стольких дней нелегкого путешествия и всех волнений, которые ей выпали, она все еще могла улыбаться!

Его сердце екнуло в груди, острый спазм боли пронзил его. Мик осторожно поднялся на ноги и некоторое время стоял, наблюдая за ней.

Если Джульетта Даффи действительно нуждается в нем, то он сделает все, что сможет, чего бы это ему не стоило.