ГЛАВА IV
Когда мужчины ранчо «Лейзи Би» мчались галопом к ключам Дрэгон Спрингс, Кэл почти радовался тому, что наконец-то Натан Кроссби решился на открытый шаг. После недели, проведенной на ранчо, ему было необходимо дать выход накопившимся эмоциям. Несколько раз за эти дни он был готов сесть на коня и убраться отсюда, предоставив Маккензи возможность самостоятельно разобраться в своих проблемах. Фрэнк Батлер был мертв, и что бы Кэл ни сделал для его ранчо, он все равно бы не смыл позорное пятно, которое легло на него, когда все решили, что это он повинен в гибели Фрэнка. Даже ради того, чтобы отдать должное памяти Батлера не стоило помогать женщине, которая была готова скорее плюнуть на него, чем посмотреть в глаза, вдобавок к этому, люди, нанятые для работы, набрасывались на Кэла, как койоты, как только он поворачивался к ним спиной.
Кэл не оставил эту затею только из гордости, потому что бросил вызов сам себе. Его отец-индеец Даклудж не раз предупреждал Кэла о том, что нужно смирять свою гордыню с помощью разума; настоящий воин скорее отступит, чем пойдет под пули только из тщеславия. Лишь белые люди настолько глупы, что жертвуют жизнями ради каких-то глупостей. Но Кэл не смог поступить мудро и уйти. Каждый раз, когда он чувствовал на себе взгляд Маккензи, он вспоминал ту храбрую и страстную зеленоглазую девушку, которая когда-то заставила его поверить в любовь и мечтать о счастье. Маккензи превратилась в уставшую, утратившую иллюзии и, наверное, более мудрую женщину, чем та девчушка, которую он полюбил шесть лет назад; но храбрость, природная грациозность и чувственность, сильный живой характер были прежними.
Эймос Гилберт намекал на то, что даже сейчас Кэл и Маккензи могли бы поладить друг с другом. И когда Кэл увидел Маккензи, он понял, что очень надеялся на то, что Эймос окажется прав. И остался он здесь только из-за Маккензи, и спасать ранчо он собирался из-за нее. Любовь Маккензи была единственным лучом света, озарившим его жизнь с тех пор, как Кэл покинул апачей. И из-за своей глупой гордости и уязвленного самолюбия он отказался от этой любви, как последний дурак. Несомненно, кровь белого человека, текущая в его жилах, помешала Кэлу принять верное решение, поступить так, как учили апачи, как подсказывало сердце.
За прошедшую неделю жизнь на «Лейзи Би» довела Кэла до такого состояния, что ему срочно требовалась разрядка, лучше всего – настоящая битва с врагом. Каждый апач воспринимал сражение со стоящим противником как высшее удовольствие. Мелкие стычки, которые происходили у Кэла с работниками ранчо почти ежедневно, в счет не шли. Пустые угрозы ковбоев «Лейзи Би» не испугали бы и мальчишку. Но Кэл надеялся, что, встретившись с людьми Кроссби, эти парни докажут, что способны постоять за себя.
Когда Кэл мчался со своей командой по возвышенности севернее ключей, трое ковбоев Кроссби гнали оставшуюся часть стада через южные ворота. Большая часть скота была уже возле пруда, а те животные, что шли сзади, ревели и кидались вперед, как только до них доходил запах близкой воды. По недавно отремонтированной каменной запруде, спотыкаясь и давясь, к воде неслось в клубах пыли огромное стадо, насчитывавшее более ста голов. Когда-то это был первосортный скот, но на иссушенных солнцем, скудных пастбищах Кроссби животные очень отощали.
– Пошли на них! – закричал Джордж Келлер приятелям.
Он выхватил винчестер и прицелился в ближайшего ковбоя Кроссби, но выстрелить не успел: Кэл своей винтовкой поднял ствол винчестера вверх.
– Стреляйте в воздух! – крикнул Кэл. – Поверните этот чертов скот! Первый, кто посмеет выстрелить в человека, ответит за это!
Конечно, парням было куда интереснее стрелять по живым мишеням, чем попусту тратить патроны. Их не волновали ни запруда, ни источники, но, боясь за свою шкуру, они все же выполнили приказ Кэла. И в эту минуту оказалось, что в опасную игру вступил еще один человек: к ним во весь опор неслась Маккензи, и ее огненные волосы сверкали на солнце, как золото.
– Какого черта ей здесь понадобилось? – спросил Кэл, ни к кому конкретно не обращаясь. – Проклятье!
Маккензи придержала лошадь возле Спита Маккалоха, который громко поздоровался с ней, не переставая стрелять в воздух. Кэл помчался к ним. Не успел он остановить коня рядом с Маккензи, как пуля взрыла пыльную землю позади них.
– Сволочи! – заорал Спит. – Эти ублюдки стреляют в нас!
Он поднял пистолет, но Маккензи схватила его руку и задрала вверх.
– В воздух, Маккалох! Или я поджарю твои уши на медленном огне!
От такой необыкновенной угрозы лицо Спита вытянулось от удивления. Кэлу даже захотелось рассмеяться. И вдруг, среди всей этой стрельбы лошадь Маккензи заржала, встала на дыбы и стала медленно падать. Кэл видел по губам Маккензи, что она что-то кричала, но из-за грохота выстрелов и рева испуганного скота ничего не мог расслышать. Это было похоже на кошмарный сон. Кэл увидел, что на шее лошади расползается кровавое пятно, а Маккензи побелевшими пальцами цепляется за луку седла. Он понял, что лошадь вот-вот перевернется, а Маккензи окажется под ней. Кэл наклонился к женщине, чувствуя себя так, будто все это происходит не с ним, обхватил рукой ее талию и втащил на свое седло. В это время раненая лошадь исполнила жуткий предсмертный танец и грохнулась на землю.
Маккензи лежала на животе перед седлом Кэла и чувствовала что задыхается. Она попыталась сползти на землю, но Кэл крепко держал ее одной рукой.
– Полежи пока так, – велел он.
Перед глазами Маккензи маячило его мускулистое бедро и доходивший до икры мокасин. Кэл повернул коня и поскакал галопом на каменистую возвышенность, с которой спускалась вода Дрэгон Спрингс. Лука седла ритмично била по ребрам Маккензи, к тому же, женщина постепенно съезжала головой вниз. Когда скакун замедлил движение, Кэл подтащил ее за ягодицы, чтобы она совсем не свалилась.
– Спусти меня на землю! – прошипела Маккензи. – Не прикасайся ко мне!
Кэл позволил ей сползти на землю.
– Я не мог дать тебе упасть, – объяснил он с неуместной улыбкой.
Маккензи торопливо расправила одежду, стараясь не обращать внимания на его пристальный взгляд. Она понимала, что Кэл только что спас ей жизнь, и следовало бы поблагодарить его за это, но за унижение, которому он ее подверг, Маккензи больше хотелось хорошенько накричать на него.
– Думаю, я должна поблагодарить тебя, – невнятно пробормотала она. – Я… действительно…
Казалось, что Кэл молча смеется, хотя лицо его было непроницаемо, как всегда.
– Я действительно благодарна тебе. Ты спас меня от неминуемого падения.
– Маккензи, я не знаю, зачем ты приехала, но ты должна остаться здесь, среди скал. Жди, пока я вернусь и скажу, что ты можешь спуститься.
От его приказного тона у Маккензи исчезли все мысли о благодарности.
– Не хватало еще, чтобы ты мной командовал! Люди Кроссби портят то, что придется восстанавливать не меньше месяца, и я…
– О людях Кроссби я позабочусь сам, как только ты позволишь вернуться к тому делу, ради которого я и был нанят. Будь здесь. Пуля, попавшая в твою лошадь, могла предназначаться тебе.
Это несколько отрезвило Маккензи.
– Между прочим, – добавил Кэл и слегка улыбнулся, – ты здорово наорала на Спита. Разве этому тебя учили в школе для юных леди, когда ты жила на востоке?
– Нет, – буркнула она, – этому я научилась на пастбищах Аризоны.
– Из тебя получился бы хороший индеец, – бросил Кэл через плечо и помчался вниз – туда, где произошло столкновение.
Маккензи потерла болевший бок.
– «Не мог дать тебе упасть»! Как же! – мрачно передразнила она.
Столкновение у Дрэгон Спрингс вскоре превратилось во всеобщую свалку. Скот ревел и крушил все вокруг; ковбои чертыхались, кричали, ругались и стреляли в воздух, сами не зная зачем. Почуявших воду животных было невозможно отогнать назад, они были готовы преодолеть все преграды, лишь бы пробиться к воде. Запруда была сломана уже в двух местах.
Маккензи сидела на скале, сверху наблюдая за происходящими событиями, и злилась на свою беспомощность. Троим ковбоям Кроссби противостояло восемь ее работников, но количество людей не имело значения, ведь бороться надо было с обезумевшим скотом. Правда, возбужденные звуками выстрелов и запахом пороха парни были готовы вступить в бой друг с другом, и Маккензи опасалась, что вот-вот начнется кровавая война за пастбище. Люди Кроссби, понимая, что они в меньшинстве, не очень-то торопились начинать сражение, но отряд «Лейзи Би» жаждал крови. Даже с высоты Маккензи чувствовала это по их виду: ковбои постоянно оглядывались на Кэла. Билл Дарнелл – бродяга, подписавший контракт три недели назад – вскинул винтовку и прицелился в работника Кроссби, но, услышав окрик Кэла, выстрелил в воздух. Маккензи понимала, что ее люди боялись Кэла потому, что он доказал свою силу.
В конце концов стрельба прекратилась. Скот заполнил весь пруд. Животные пили с жадностью, лишь изредка отрываясь от воды и безразлично поглядывая на ковбоев. А обе группы людей следили друг за другом с тревожной враждебностью. Маккензи знала ковбоев Кроссби: Хэнка Миллера, Спиди Боверса и Келли Овермайера – самого серьезного противника, который, без сомнения, был вожаком группы.
Маккензи закричала с высоты скалы:
– Убери свой скот с моей территории, Овермайер! И пошли за своими людьми, чтобы они немедленно починили мою изгородь и привели в порядок пруд.
Овермайер улыбнулся, когда нашел Маккензи глазами, и направил лошадь в сторону ее убежища. Глядя на нее, Овермайер дотронулся до края своей шляпы таким небрежным жестом, что его можно было принять скорее за оскорбление, чем за приветствие.
– Добрый день, мисс Батлер! Мы очень сожалеем, что наш скот сломал Вашу изгородь. Мы пытались повернуть этих коров, но Вы сами знаете, как они бывают упрямы, если их мучает жажда.
– Вы хотите сказать, что поворачивали их не от воды, а наоборот, к моим источникам!
Ведя эту беседу, Маккензи чуть не съехала со скалы вниз. Как плохо быть без лошади, когда все вокруг ездят верхом! Краем глаза она заметила, что Кэл направил к ней своего коня, все остальные последовали за ним.
– Не прикидывайтесь овечкой, мистер Овермайер, – продолжила Маккензи. – Мы оба прекрасно понимаем, что здесь произошло. Забирайте своих коров и передайте хозяину, что если он не прекратит свои выходки, я призову на помощь закон!
Овермайер притворился дрожащим от испуга.
– Ребята, как я боюсь! – сказал он стоящим рядом ковбоям. – Она говорит, как старая учительница, которая при первой возможности стукнет меня указкой по лбу.
Глаза Маккензи сузились.
– Я не шучу, Овермайер, действительно не шучу! Овермайер ухмыльнулся.
– Конечно, мисс Батлер! Но дело в том, что мистер Кроссби находится в весьма дружеских отношениях с законом. Очень дружеских!
– Убирайся с моей земли, самодовольный болван!
– Как Вы сказали? А, кажется, Вы рассердились? Но, может быть, Вам лучше успокоиться и вести себя, как подобает доброй соседке? – он хохотнул. – Между прочим, мисс Батлер, я очень сожалею о том, что пуля попала в вашу лошадь. Очень плохо, что мои ребята так неосторожно стреляют. Было бы ужасно, если бы они попали в Вас.
У Маккензи все похолодело внутри. Кэл был прав – пуля предназначалась ей. Ее хотели либо убить, либо перепугать до смерти. А если ее уберут со сцены, Натану Кроссби останется справиться с одной Лу, и тогда он получит и «Лейзи Би», и воду.
– Забирайте своих людей и скот и убирайтесь с глаз моих, – с отвращением сказала Маккензи.
Овермайер только улыбнулся.
– Делай, что тебе велели, – голос Кэла был спокоен, но трое парней Кроссби повернули к нему головы.
– И кто бы это мог быть? – спросил Овермайер.
– Управляющий мисс Батлер. Меня зовут Калифорния Смит.
Дурацкая улыбка сошла с лица Овермайера.
– Я слышал это имя.
– Не сомневаюсь в этом.
– Мы здесь не любим апачей, Смит, даже если у них светлые волосы и белая кожа.
Лицо Кэла оставалось бесстрастным.
– Ты слышал, что сказала мисс Батлер? Уберите скот. Если мы найдем хотя бы одну корову с «Бар Кросс» на нашей стороне забора, она станет собственностью «Лейзи Би».
– Вряд ли я буду выполнять твои приказы.
– Если хочешь, мы можем помериться силой, но не думаю, что ты останешься этим доволен.
Овермайер сжал правую руку в кулак и взглянул на винтовку, висевшую у бедра Кэла.
– Я бы уложил тебя.
– Возможно, – согласился Кэл, – но я не дам тебе такой возможности.
На минуту воцарилась напряженная тишина. Потом Овермайер разжал кулак и опустил руку. Маккензи только сейчас поняла, что давно уже следит за ними обоими, затаив дыхание.
– Потрудитесь передать мистеру Кроссби, что если он хотя бы раз сунется на земли «Лейзи Би» или станет каким-то образом угрожать мисс Батлер, то очень пожалеет об этом. То же самое передайте всем, кто работает на него.
– О, разумеется! Мы трясемся от страха! – насмешливо сказал Овермайер.
Когда люди Кроссби стали собирать вдоволь напившееся стадо и погнали его прочь, Маккензи почувствовала себя куклой-марионеткой, у которой обрезали леску.
– Пойдите и помогите им, – сказала она своим работникам, плечи ее опустились.
– С тобой все в порядке? – спросил Кэл.
– Конечно, – она вздохнула. – Все хорошо.
Маккензи взглянула в его непроницаемое лицо и подумала – почувствовал ли он сегодня хоть малейший испуг? Если и да, то заметить это было трудно. Она закрыла глаза. Не хотелось думать о том, что могло случиться сегодня. Если бы Овермайеру удалось спровоцировать Кэла, пули бы летали здесь, как комары летним вечером. Первая пуля досталась бы Кэлу, а другие… Думать об этом было страшно.
– Они не собирались начинать драку, – сказал Кэл. – Их было так мало, что это не имело никакого смысла.
Маккензи, раздраженная его спокойствием, сурово глянула на Кэла.
– Ты из камня сделан, что ли?
Его невозмутимое лицо слегка смягчилось.
– Нет, Маккензи, конечно же, нет, – он протянул ей руку. – Я отвезу тебя домой.
Не обращая внимания на его предложение, Маккензи побрела к своей лошади.
– Бедная Дасти! Она была хорошей кобылкой…
– Лучше уж видеть лежащей на земле ее, а не тебя. Маккензи промолчала.
– Пошли, Мак. Прыгай в седло. До дома далеко. Услышав это обращение, Маккензи вздрогнула. Кэл впервые назвал ее так, когда она вынудила его признаться в любви.
– Не называй меня так, – огрызнулась она.
– Ты хочешь идти домой пешком?
– Нет.
Маккензи подозревала, что в душе Кэл смеется над ней, хотя проклятое «деревянное» лицо по-прежнему ничего не выражало. Что ж, если он думает, что она боится его или чувствует себя неловко рядом с ним, она докажет, что он ошибается! Игнорируя протянутую руку Кэла, Маккензи ухватилась за седло, подпрыгнула и уселась позади него.
Сэм Кроуфорд поехал рядом с ними.
– Они уходят, – сообщил он и оценивающе посмотрел на Кэла. – Здорово ты их припугнул. Теперь Овермайер постарается продырявить твои мозги, если только ты не окажешься умнее, чем я думаю.
– Может быть.
– Должен признаться, ты – парень с характером, Смит.
Маккензи уловила оттенок восхищения в его голосе. Что ж, она проиграла, по крайней мере, этот раунд. Неделя прошла, и Кэл доказал, что способен руководить ее людьми. Кроме того, он бросил вызов Кроссби, и теперь эта война стала и его тоже.
– Возьми пару человек и закопайте лошадь мисс Батлер. Остальные могут начинать чинить изгородь и приводить в порядок пруд. Билл, Скиллет и Джордж пусть проверят ограды во всех других местах на случай, если Кроссби решит, что сегодня доставил нам мало неприятностей.
– Думаю, ребята захотят заглянуть к нему на ранчо.
– Это именно то, чего Кроссби от нас добивается – чтобы мы вторглись в его владения и начали первыми.
Там уже под каждым кустом сидит человек с ружьем и поджидает нас.
Кроуфорд сплюнул.
– Этим нас не запугаешь.
– Хороший воин не позволит врагу устанавливать место и время сражения, – ответил Кэл.
– Ты, наверное, хочешь все взять на себя?
– Точно. И я рад, что мы оба это понимаем. Маккензи не хотелось, чтобы приказывал один Кэл, но у него всегда все было продумано так, что добавить было нечего. Кроме того, он только что усмирил людей, готовых устроить бойню. Лу, конечно же, будет довольна тем, что он оправдал ее надежды, черт ее побери!
– Я отвезу мисс Батлер домой и сразу же вернусь.
Кэл пустил коня рысью. Чтобы не свалиться, Маккензи пришлось обхватить худое мускулистое тело Кэла.
– Держись, – предупредил он, когда мерин перешел на легкий галоп.
Маккензи показалось, что она слышит насмешку в его голосе. Несколько минут они ехали молча. Когда Маккензи приспособилась к ритму бега коня, она перестала держаться за Кэла, но все равно его близость не переставала беспокоить ее. Когда два человека сидят на одном коне – отодвигаться некуда. Перед собой Маккензи видела только спину Кэла и длинные волосы. Рубашка из хлопка обтягивала его спину, и Маккензи наблюдала, как мускулы играли в одном ритме с ходом лошади. Закатанные рукава обнажали бронзовые жилистые руки. От Кэла пахло чистой мужской кожей и потом. Именно этот запах и вызвал наплыв воспоминаний о нежно обнимающих ее руках и о красивом теле, дугой выгибающемся над ней. У Маккензи комок застрял в горле. Она отпрянула от Кэла, что было непросто, потому что грудь ее была в нескольких сантиметрах от его спины. Она так старалась отодвинуться от него, что, когда конь сменил ритм шагов, стала терять равновесие. Кэл придержал мерина, и тот остановился. Маккензи по инерции полетела вперед.
– Не волнуйся, – Кэл оглянулся, чтобы успокоить ее. – По-моему, я не так учил тебя ездить верхом.
– Почему мы остановились? – раздраженно спросила Маккензи.
– Скакун хромает.
Кэл перебросил ногу перед собой и мягко спрыгнул на землю.
– Здорово, – сказала Маккензи самой себе, спрыгивая с коня.
Оказаться без лошади, вдали от ранчо, да еще и в компании Калифорнии Смита!
– Я пойду домой пешком и пошлю сюда другую лошадь, – быстро выпалила Маккензи.
Кэл задумчиво прищурил глаза.
– Ты что, боишься остаться со мной одна? Мы можем идти вместе.
Он поднял правое переднее копыто коня и принялся за осмотр.
– Камень подцепил. Просто небольшая ранка. Кэл вынул из-за пояса нож с длинным лезвием и выковырнул камешек.
– Теперь его все равно нельзя нагружать. Отсюда до конюшни около мили.
Кэл; привязал поводья к седлу и ласково похлопал коня по спине.
– Денек отдохнешь, и все будет в порядке.
Они молча двинулись в путь. Конь шел сзади, как послушная собачка. Чувствуя себя неловко в компании Кэла, Маккензи постаралась сконцентрировать внимание на ходьбе. И когда Кэл прервал молчание, она чуть не подпрыгнула.
– Неделя прошла, – напомнил он ей. – Не пора ли нам заключить перемирие?
– Я сказала, что ты можешь остаться здесь, если выдержишь неделю, – подтвердила Маккензи, – так что оставайся, если ты об этом спрашиваешь.
– А как насчет перемирия? Маккензи не знала, что сказать.
– Это Лу решила позвать тебя сюда, а не я.
– Маккензи, чего ты боишься? Ты думаешь, если меня вырастили апачи, я подкрадусь к вам ночью и перережу всех спящими? Когда-то у тебя было больше здравого смысла.
Она смерила его ледяным взглядом.
– Когда-то я была дурой. Но теперь поумнела. Я пережила не только тот набег, когда убили моего отца, но и три последующих. Витторио, Локо, Джеронимо – все они посылали своих дикарей в разное время. Я пережила войну Клэнтона и Маклоуриса с Эрпсом. В Тумстоуне я прошла через всю Аллен-стрит, когда там шло какое-то сражение, и пули летели со всех сторон. Может быть, и с Натаном Кроссби я как-нибудь справилась бы без твоей помощи.
– Я думаю, Мак, что у тебя хватит ума не ввязываться ни в какие передряги с Кроссби без меня.
– Не называй меня так! – крикнула она.
– Неужели ты все еще думаешь, что я был в сговоре с тем апачем, который убил твоего отца?
Маккензи чувствовала, что Кэл пристально смотрит на нее, ожидая ответа, но не захотела встречаться с ним взглядом.
– И ты думаешь, что я смог бы вернуться сюда, совершив такое?
– Я не знаю, зачем ты вернулся, – сказала Маккензи, но ты не можешь отрицать, что вел дружескую беседу с дикарем, который убил моего отца, вместо того, чтобы сражаться.
– Я не вел дружескую беседу.
– Я видела тебя, и Джефф Морган тоже. И когда Джефф обвинил тебя в том, что это ты велел дикарю убить моего отца, ты ничего не стал отрицать. Кэл устало вздохнул.
– Мак, тот индейский воин был моим братом. Его имя Йаноза. Когда я вошел в конюшню, чтобы освободить лошадей твоего отца, он прыгнул на меня, и мы боролись не на жизнь, а на смерть, пока не узнали друг друга.
– Твой брат?
– У апачей семьи не такие, как у белых, но он действительно был моим братом.
– Так значит этот твой «брат» оставил тебя и сразу побежал к моему отцу, чтобы убить его?
– Почему ты говоришь так?
– Джефф его видел.
– А ты думаешь, что Морган сможет отличить одного полуголого темноволосого апача от другого? Ты сама смогла бы?
Маккензи не ответила. Кэл остановился, взял ее за руку и повернул к себе ее лицо.
– Ответь мне, Маккензи. Не принимай вымысла за правду.
Под его испытующим взглядом гнев Маккензи улетучился, и теперь она сама не знала, кому и чему верить.
– Мне кажется… Я не знаю, что думать. Но если ты не посылал того индейца, почему ты не стал спорить с Морганом?
Кэл вздохнул.
– Если хочешь знать правду… Я ничего не сказал тогда, потому что думал, что тебе будет легче, если ты возненавидишь меня. Мне казалось, что это поможет тебе пережить то, что я тебе сделал, – он печально кивнул. – Мак, я никогда не хотел сделать тебе что-нибудь дурное. Что бы ты обо мне ни думала, я действительно любил тебя и никогда не желал тебе зла.
Маккензи помолчала с минуту, обдумывая его слова. Она хотела поверить Кэлу. О, господи, как она хотела поверить!
– Если бы ты знал, что этот Йаноза собирается убить моего отца, ты все-таки позволил бы ему уйти? – тихо спросила она.
Кэл тяжело вздохнул.
– Я не могу ответить на этот вопрос. Что может сделать один человек? Я любил брата. Мы вместе выросли, вместе озорничали, вместе сражались, – он посмотрел вверх, будто ответ мог быть написан на небесах. – И Фрэнка Батлера я тоже любил. Я ведь был бродягой, пока не встретил его. Он принадлежал к числу тех немногих людей в Аризоне, которые обращались со мной, как с человеком, а не как со скотом.
Маккензи поразилась, с какой болью он произнес это. Кэл умел так хорошо скрывать свои чувства, что она чуть не забыла, что они есть и у него.
– И куда же ты отправился после… после того, как ушел отсюда?
– В резервацию Сан-Карлос. Мой отец-апач был там. Через несколько дней после моего приезда он умер от оспы.
«Неужели дикие апачи любят своих родителей точно так же, как цивилизованные люди?» – подумала Маккензи. Трудно было представить, что в сердце апача может жить какая-то привязанность или любовь.
– А потом? – спросила она.
– Потом я некоторое время бродяжничал, был пастухом в Канзасе, а затем попал в Техас, где получил работу управляющего на ферме.
– Кажется, это неплохая работа.
– Так оно и было.
Маккензи немного помялась, но все же задала ему вопрос, который мучил ее целую неделю:
– Зачем ты вернулся, Кэл? Почему ты захотел остаться, ведь я и мои работники сделали все, чтобы твоя жизнь была невыносимой? Ради чего ты стараешься помочь нам выиграть войну, в которой мы вполне можем проиграть?
Он спрятал руки в карманы.
– У меня на то свои причины.
– Какие же?
– Я в долгу перед твоим отцом за то, что он относился ко мне по-человечески в то время, когда все меня презирали. Кроме того, в том, что он умер, есть и моя вина.
Маккензи сурово взглянула на него.
– Если бы я тогда не бросился спасать этих проклятых лошадей, возможно, я сумел бы уберечь его от смерти. А может быть, его действительно убил Йаноза. В таком случае я в вечном долгу перед Фрэнком.
– Перед давно умершим? – горько спросила Маккензи.
– Долг существует и после смерти. Человек, принесший вред другому человеку, отвечает за его семью.
– Как замечательно! – она ехидно прищурилась. – Считай, что эта часть семьи не нуждается в твоей благородной жертве.
Кэл улыбнулся.
– Тогда есть еще одна причина. В определенный момент своей жизни каждому человеку приходится принимать решения. Осознав, чего же он в действительности хочет, он хватается за это и в конце концов добивается своего.
Он так посмотрел на Маккензи, что у нее чуть сердце не остановилось.
– И чего же ты хочешь? – не совсем уверенно спросила она.
– Я еще не решил окончательно, Мак. Но здесь я гораздо ближе к решению, чем в Техасе. Возможно, если на мне ответственность за ранчо, то на тебе тоже лежит некоторая ответственность.
– О какой ответственности ты говоришь? Кэл лишь улыбнулся в ответ.
На какое-то мгновение Маккензи вспомнила, как хорошо было любить этого человека, но тут же прогнала столь глупую мысль и нахмурилась, пытаясь разозлиться. Она вспоминала, что чувствовала тогда, когда он отказался от нее, но распалить гнев ей так и не удалось. Чем старше она становилась, тем яснее понимала, что не все в жизни бывает так просто, как кажется на первый взгляд. Кроме черного и белого существует множество оттенков серого.
Маккензи вздохнула.
– Кэл, то, что когда-то случилось с нами, было глупой ошибкой. Это все в прошлом. Я постаралась забыть об этом. Ты ничего не должен ни мне, ни «Лейзи Би». Нет никакого кровного долга или чего-то подобного. Когда-то я была так наивна, что верила в благородство, справедливость, сказки, счастье и… и в любовь. Но теперь я ни во что не верю.
Она почувствовала жгучую боль в глазах, предупреждавшую о том, что вот-вот польются слезы, и сделала все, чтобы удержать их.
– Это не похоже на ту Маккензи Батлер, которую я знал.
– Той девочки, которую ты знал, давно уже нет. Я узнала, что чудес на свете не бывает, а радуга – просто явление природы, как дождь и солнце, и гоняться за ней – пустое занятие. А еще я поняла, что ненависть сильнее любви.
– Тогда ты не так умна, как я думал, – мягко сказал Кэл. – Ненависть – страшная болезнь, Мак.
Горько усмехнувшись, Маккензи подняла глаза на Кэла.
– Почему же в Аризоне хорошо живут только те белые и индейцы, которые привыкли ненавидеть?
– Не похоже, что тебе очень хорошо живется, Мак. С тех пор, как я вернулся, я ни разу не слышал твоего смеха.
– Я не говорила, что ненавижу кого-то. Он улыбнулся уголком рта.
– Могу поклясться, что ты ненавидишь меня.
Маккензи промолчала в ответ.
– Или ты просто боишься меня.
– Я никого не боюсь, – огрызнулась она.
На горизонте показалось ранчо. Маккензи пошла быстрее. Ей хотелось поскорее добраться до дома, где она спрячется от Калифорнии Смита. Он имеет способность срывать с людей маски и обнажать их чувства, хотя сам всегда прячется за непробиваемым покровом, как черепаха под панцирем. Шесть лет назад ее не волновала его способность читать чужие мысли, но теперь это пугало ее. Она не хотела задумываться над тем, кого боится или ненавидит, не хотела думать и о событиях того ужасного дня шестилетней давности. Она уже как-то успокоилась, хранила воспоминания о том кошмаре глубоко в душе, свыклась с ними. Ворошить прошлое, вызывая снова и снова вопросы и сомнения, все равно что поднимать ил со дна пруда – то, что раньше было ясно, опять становилось сплошной неразберихой.
Кэл скрылся в конюшне. Маккензи пошла дальше, не сказав ни слова. Вдруг с площадки для выгула лошадей послышался звонкий голосок, и у Маккензи все внутри похолодело от страха.
– Мама! – кричала Фрэнки. – Ты знаешь, у Дейзи будут маленькие поросятки! Бабушка сказала, что из-за этого она стала такой толстой и сердитой!
Дочка бросилась к Маккензи, и косички запрыгали в веселом танце за ее спиной. В одной руке она держала лохматую куклу.
– Мамочка, я уже больше не чихаю, – сказала она, глядя в сердитое лицо матери. – Мне теперь не нужно сидеть дома!
Этот кошмар довершился мягким шорохом мокасин. Кэл шел к ним и улыбался Фрэнки. Выражение его лица сразу изменилось, и Маккензи заметила, что в глазах цвета неба загорелись огоньки.
– Меня зовут Франциска София Батлер, – сказала Фрэнки, стараясь выглядеть, как взрослая, – а Вы, наверное, тот мистер Смит, который постоянно сводит с ума мою маму?
– Да, это я, – подтвердил Кэл, улыбаясь девочке.
– Фрэнки, иди домой, – произнесла Маккензи.
– Я уже просидела дома целую вечность! – заспорила Фрэнки.
– Фрэнки! – позвали из дома, и у калитки появилась Лу.
– О, боже! – воскликнула она.
– Я ходила в штольню за своей куклой, – объяснила девочка, не понимая, что испугало бабушку.
– Хорошо, малышка, а теперь ступай, – Маккензи почувствовала, что больше не в состоянии выносить всевидящий взгляд Кэла.
Но Фрэнки уходить не торопилась, она с большим интересом рассматривала Кэла. Лу молчала. Все словно оцепенели, наблюдая, как Кэл и девочка изучают друг друга.
В конце концов Кэл оторвал взгляд от ребенка и повернулся к Маккензи, на его губах играла странная улыбка.
– Я насчет того, чего на свете не бывает, Мак. Что бы ни произошло с нами шесть лет назад, результат получился интересный!
