Глава 11

На следующее утро Кэрри проснулась, когда солнце было уже высоко. Ее охватила паника — ей надо было уже встать и одеться, — но вместо этого она, улыбнувшись, откинулась на подушки, вспоминая прошлую ночь. Ее касались руки Джоша, они дотрагивались до нее, лаская. У него были руки музыканта. Он целовал ее и научил, как целовать его в ответ.

Всю ночь они занимались любовью. Они страстно любили друг друга в первый раз на берегу реки, но теперь, в постели, у них было время дотрагиваться друг до друга и смотреть друг на друга.

Кэрри любовалась телом Джоша, его мускулами, игравшими под смуглой кожей. Она спрашивала, откуда взялись шрамы, тут и там пересекавшие его тело. Иногда он отвечал, иногда отказывался говорить об этом. Через некоторое время Кэрри поняла, что он спокойно рассказывал ей о своей жизни до шестнадцати лет, но все, что было дальше, так и осталось покрытым завесой тайны.

Дотрагиваясь до нее и глядя на ее тело, он не задавал вопросов. Кэрри старалась не думать, что он знает о ней все, что хотел бы знать. Она была рада жить настоящим, хотя бы одну ночь не беспокоиться о будущем.

Этой ночью она сказала:

— Джош, я люблю тебя.

Но он промолчал, прижав ее к себе так крепко, будто боялся, что она в тот же миг покинет его.

Кэрри потянулась. В этот момент распахнулась дверь спальни. На пороге стоял Джош, одетый и такой строгий, каким ей еще не приходилось его видеть.

— Что такое? — спросила она. — Что-нибудь с детьми?

— Я отвел детей к брату. Твои вещи собраны и готовы к отъезду. Я нанял человека, который отвезет тебя на станцию. Тебе надо одеться, и мы сразу отправимся. — С этими словами он захлопнул за собой дверь.

И с этим мужчиной она провела ночь? Этому человеку она призналась в любви? Выбравшись из постели — своей брачной постели, — Кэрри принялась застегивать платье. Ее пальцы дрожали.

Прошедшая ночь ничего не изменила. Он даже не хотел, чтобы она попрощалась с детьми. Да и что она могла сказать им? Что она хочет уехать?

Нельзя же признаться им, что их отец заставляет ее сделать это, — зачем настраивать детей против родного отца! Что ж, может, оно и к лучшему, что уезжать приходится именно так. Прощаясь, она могла бы только разрыдаться и, уж конечно, не смогла бы объяснить того, чего сама не понимала.

Одевшись и сложив туалетные принадлежности в сумку, Кэрри вышла из дома. Джош уже сидел в повозке, а позади него — мужчина, прикоснувшийся при виде Кэрри к шляпе. Конь Джоша был привязан к повозке сзади. Это была старая рабочая лошадь. Его роскошный жеребец отправился назад к Хайрему. Увидев Кэрри, Джош поднялся, чтобы помочь ей усесться, но не проронил ни слова.

Они уже тронулись в путь, когда Кэрри спросила:

— Я могу сказать или сделать что-нибудь, что заставит тебя изменить свое решение?

— Нет, — бесстрастно произнес он. — Ничего не поможет. Ты заслуживаешь большего, нежели я могу тебе дать. Ты заслуживаешь…

— Не смей говорить мне, чего я заслуживаю, — она была вне себя от ярости. — Я знаю, чего я хочу.

Джош умолк. Его лицо застыло.

Вцепившись пальцами в сиденье, Кэрри думала, что, раз он молчит, она тоже сможет молчать. Но не так-то легко было заставить себя не думать об их последней ночи и о тех днях, что она провела с ним и с детьми.

— Скажи Даллас, что я буду писать, — мягко произнесла Кэрри. — Скажи, что я пришлю ей книжек, а Тему передай, что для него я поищу какой-нибудь «морской» сувенир — он так хочет увидеть море. Он говорил, что собирается стать моряком. Я уверена, что Даллас, когда вырастет, передумает быть актрисой. Все маленькие девочки хотят стать актрисами, и, мне кажется, тебе не стоит беспокоиться из-за нее. Она очень славная. Самый милый ребенок из всех, кого я встречала. И Тем тоже. Теперь, когда я ухожу из вашей жизни, он больше не попадет в беду. Скажи ему, что если он снова повстречает свою девочку-дикарку, пусть поблагодарит ее от моего имени и скажет…

Кэрри замолчала. Ее душили слезы. Когда они добрались до станции, Джош помог ей спуститься вниз. Кэрри внимательно вглядывалась в его лицо, но не увидела «на нем ни следов печали, ни нежелания расставаться. С таким же выражением он вполне мог бы сбывать урожай червивой кукурузы торговцу, а не провожать свою жену, с которой он, наверное, никогда больше не увидится.

— Тебя это не заботит, не так ли? — прошипела Кэрри. — Ты получил удовольствие, и это все, чего ты добивался. Ты с самой первой минуты, как увидел меня, знал, чего тебе хочется, получил это и теперь можешь отослать меня обратно, не испытывая при этом никаких угрызений совести.

— Ты права, — похотливо усмехнувшись, подтвердил он. — С той минуты, как я тебя увидел, мне хотелось держать в объятиях твое прелестное тело. Мне потребовалось время, чтобы удовлетворить свою прихоть, но теперь, когда я всего достиг, ты уезжаешь и я могу вернуться к тому счастливому существованию, которое вел до твоего появления.

Если бы она только услышала эти слова, то ни за что бы им не поверила, но выражение его лица могло убедить кого угодно, что он не лжет. Никто во всем мире не смог бы лгать со столь беззаботным видом.

Кэрри изо всей силы дала ему пощечину. Он не попытался ей помешать. Она подумала, что Джош мог бы спокойно стоять и принимать оплеухи бесконечно.

Она отвернулась, стремясь сохранить хоть каплю собственного достоинства.

— Убирайся, возвращайся назад на свою несчастную ферму. Ты мне не нужен, я не хочу, чтобы ты оставался рядом. Даже видеть тебя больше не желаю.

Она не слышала, как Джош уходил, но чувствовала, когда он покинул ее. Кэрри казалось, что он уносит с собой часть ее самой, ее души. Изо всех сил она вцепилась в колесо, чтобы не побежать за ним следом, не упрашивать взять ее с собой Она уже начала воображать себе, как, хватаясь за стремя, слезно молит его разрешить ей остаться.

Гордость, подумала Кэрри. Должна же быть у нее гордость. Все Монтгомери были гордыми. Но Кэрри в данный момент себя такой не чувствовала. Она была одинокой, брошенной, бездомной.

Когда Кэрри услышала стук копыт и обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на Джоша ей показалось, что на его лице написаны те же горечь и боль, от которых разрывалось ее сердце.

Она сделала шаг ему навстречу.

Но тут его лицо вновь приобрело свое прежнее оскорбительно-беззаботное выражение. Он слегка прикоснулся к полям шляпы.

— Счастливо, мисс Монтгомери, — сказал он — Ваш визит доставил мне истинное наслаждение, — и подмигнул ей.

Это заставило Кэрри отвернуться, гордо выпрямившись, и, когда он ускакал, она даже не посмотрела ему вслед.

— Отменен? — спрашивала Кэрри. — Дилижанс на сегодня отменен?

— Сломалось колесо, — пояснил начальник станции. — Нам только что сообщили. Кроме того, возница мертвецки пьян. Вообще-то это ему не мешает в работе, но править дилижансом с тремя колесами он не сможет ни пьяным, ни трезвым.

— Понимаю. А как вы думаете, когда прибудет следующий дилижанс?

— Через неделю или около того, — сообщил начальник станции, не выказывая особого сочувствия.

Кэрри повернулась спиной к человеку в станционном окошечке. Неделя? Или даже больше?

Сев на пыльную скамью, Кэрри размышляла, как ей теперь быть.

Она может снять номер в ужасной маленькой дыре, которую все в Вечности величали «отелем».

«И что, — думала она, — что дальше?»

Она ничего не сказала Джошу о том, что у нее осталось мало денег. Она достаточно их захватила с собой в Вечность, но понемногу истратила почти все. Разумеется, она не жалела о потраченных деньгах — теперь у детей был уютный домик, — но сейчас она не могла позволить себе надолго остановиться в гостинице, сколь дешевой бы та ни была.

Открыв кошелек, Кэрри пересчитала наличность. Десять долларов и двадцать центов. Вот все, что имелось у нее после покупки билета на дилижанс.

«Деньги», — подумала она. То, о чем вечно твердил Джош, как будто они были для него самым важным в мире. Снова и снова она пыталась ему втолковать, что в жизни есть вещи и поважней, но он не верил.

Откинувшись на спинку скамьи, Кэрри прикрыла глаза. Как ей удастся прожить в этом городе хотя бы неделю, не имея денег? Чем она сможет заплатить за жилье и еду? Ей нужно телеграфировать отцу, чтобы он помог ей деньгами. Но и тут возникали трудности. Здесь, на далеком Западе, — еще не пользовались телеграфом, а письмо до Мэна могло идти недели и даже месяцы. Может, пойти в банк и взять там ссуду? А обеспечение? Двадцать два тюка с дамской одеждой, даже не совсем новой; и личными вещами?

Кэрри скривилась. Интересно было бы увидеть выражение лица Джоша, когда он, в очередной раз приехав в город, услышит историю о том, как мисс Кэрри Монтгомери была вынуждена, используя имя своего отца, достать деньги буквально из воздуха. Он, скорее всего, самодовольно ухмыльнется и скажет, что был прав — от нее самой никакого толку. Убери ее отца — и ничего не останется.

— Я сама сделаю это, — громко произнесла Кэрри.

— Вы что-то сказали, миссис Грин?

Кэрри рассмеялась.

— Нет, ничего. — Она встала. — Не знаете ли вы, где я могла бы тут найти работу?

Казалось, ее слова сочли остроумной шуткой.

— Работа? В этом городе? Да самым щедрым работодателем были вы на прошлой неделе. Поэтому люди и уезжают отсюда каждый день.

«Обнадеживающие новости», — подумала Кэрри. Улыбнувшись, она поблагодарила и вышла из здания станции. Оказавшись на улице, она подняла глаза к небу и натянула свои мягкие кожаные перчатки. Как она сможет достать денег? На что ей жить до следующего дилижанса?

Глядя на груду чемоданов в повозке и дремлющего в холодке возницу, она осознала, что еще не готова к тому, чтобы вернуться домой и признать перед всей семьей, что потерпела неудачу, что мужчина, ради которого она была готова на все, отверг ее.

Она еще не чувствовала в себе достаточно мужества и силы воли, чтобы вернуться затем, чтоб целыми днями проливать слезы. Кэрри словно слышала голоса братьев, упрекающих ее в том, что она испорчена и избалована — конечно, это не они баловали ее, — словно видела переживания матери и грустное лицо отца. Кроме того, она должна будет отчитаться перед старшим братом, на что истратила деньги, В отличие от остальных, отец не будет ее бранить, он просто не поймет ее, а это еще хуже.

Кэрри потуже натянула перчатки. Нет, она не может вернуться домой, как побитая собака, поджавшая хвост.