Глава 10
«Выходи за меня замуж, Молли»! Что за чертовски глупая идея! Какой бес в него вселился? Это открытое зеленое платье оживило его воспоминания и вызвало страсть, но не только у него, как заметил Рубел – у каждого не совсем старого мужчины, пришедшего на танцы.
Рубел беспокойно метался и ворочался остаток ночи, но к тому времени, когда бентамский петух Молли пропел гимн воскресному утру, он еще не разобрался со своим неразумным поведением накануне.
Он размышлял: как Молли восприняла его слова? Испугалась его неожиданного предложения? Он видел – испугалась! Рот приоткрылся, глаза округлились. Она очень тихо сказала:
– Спокойной ночи, Джубел, – и закрыла дверь.
«Спокойной ночи, Джубел» было произнесено таким хриплым голосом! От этого воспоминания он почувствовал комок в горле… и боль в паху.
Она не ответила на его предложение, но он и не ожидал ответа. Черт, он вообще не ожидал, что сделает ей предложение! «Выходи за меня замуж», – сказал он. «Выходи за меня замуж!» За «меня» – кого? Ведь Молли ничего не знает о том, как обстоят дела! Она даже не знает, кто на самом деле сделал ей предложение прошлой ночью! А когда узнает…
Эти танцы были сущим адом от самого начала до конца. Но, с другой стороны, как он смел надеяться на что-либо другое? О чем он думал, где была его голова, когда он предложил ей устроить танцы? Нет, когда он решил, что она их устроит! Снова и снова Рубел проклинал свою привычку идти напролом и молниеносно принимать решения.
После случившегося в прошлом году он должен был бы предполагать, что танцы ничего не решат. А что вообще можно решить и как? Разве все не его собственный глупейший обман?
Ему вспомнился Клитус Феррингтон. Рубел знал почему – оттого, что его мысли были полностью заняты Молли, танцующей в гостиной в объятиях банкира. Кому она принадлежала? Знать бы правду! Сама Молли в этом не сомневалась, пока он не приехал в Блек-Хауз и не тряхнул яблоню. А упавшие с яблони плоды оказались сплошь подгнившими: он расстроил ее отношения с женихом, заставил устраивать приемы людям с языком гадюк, принудил, нарушив традицию, взять на постой лесорубов. Гнилые яблоки!
Ему пришла в голову мысль: если ее отношения с Клитусом порвутся, это, пожалуй, только к лучшему! Он был бы чертовски плохим отцом для детей!
А сам он? Это же анекдот столетия – Рубел Джаррет, отец пятнадцатилетней девочки, уже почувствовавшей свою женскую силу, одаренного, но весьма своенравного подростка и двух маленьких мальчишек, хотя и закравшихся в его сердце и вернувших ему в некотором смысле дни детства, но которым, скорее всего, вскоре суждено превратиться в таких же непослушных и неприветливых подростков, как их старший брат.
Кого он хочет обмануть? Им нужен мудрый, опытный мужчина, который сумеет этим детям заменить отца. А мудрость Рубел лишь разыгрывал, напуская на себя вид знающего жизнь человека. Последняя ночь ясно показала это. Он никому не смог бы доказать, что не виноват перед Молли в прошлом.
И он не только причинил ей много горя, сбежав от нее, но он еще и вернулся год спустя, чтобы вообще перевернуть ее жизнь вверх дном. Вдобавок ко всему, он лгал ей! Несомненно лгал, хотя все время стремился сказать правду.
К тому же это была не просто ложь, а целое нагромождение лжи! Один обман тянул за собой другой, еще более коварный. Почему, черт побери, он не исчез из ее жизни однажды и навсегда? Зачем ему понадобилось смотреть, как она танцует всю ночь в объятиях Клитуса Феррингтона, словно нарочно дразня его тем платьем, в котором была в ту ночь, когда они занимались с ней любовью?
Танцы оказались чертовски глупой затеей, он понял это, встретив Молли наверху лестницы в этом платье. Стоило ему бросить один взгляд на нее – и все, о чем он мог думать, так это только о том, как бы снять с нее платье! А когда она еще до начала танцев запальчиво потащила его вниз по ступенькам крыльца, будучи в необыкновенном возбуждении, он понял: она без ума не от него, а от этого чертова банкира!
В то время как Клитус оглядывал преображенный Блек-Хауз, а Молли с чувством торжества следила за выражением его лица, Рубел наблюдал за Молли. Ему захотелось расплющить Клитусу нос за отказ порадоваться преображению дома вместе с невестою. Но в то же время он испытал облегчение оттого, что Клитус не попытался лицемерно скрыть свои чувства.
Уязвленная, Молли стояла на крыльце. Рубел едва сдерживался, чтобы, утешая, не обнять ее. Он ушел, оставив Молли наедине с Клитусом, но считал минуты в нетерпеливом ожидании, когда же зазвучит музыка, и он закружит Молли по залу в своих объятиях, не нанося при этом вреда ее репутации.
Но когда заиграла музыка, они с Молли так и остались стоять в разных концах гостиной. На мгновение он поймал ее взгляд и понял, что даже один-единственный танец в его объятиях станет последним ударом по ее репутации. Он, конечно же, будет прижимать к себе Молли слишком крепко – просто не сможет сдержать себя, и он будет слишком пристально смотреть ей в глаза, и каждый из присутствующих без труда прочтет те чувства, что отразятся в его взгляде, – он вряд ли сумеет их скрыть.
Они украдкой смотрели друг на друга сквозь толпу, в то время как воспоминания, казалось, носились по залу среди танцующих – воспоминания о той ночи, случившейся год назад… сладостные… мучительные…
Рубел говорил Молли правду, стараясь объяснить, почему влюбленный мужчина сбежал от нее после первой же ночи. Он съел то самое райское яблоко, которое зажгло его желанием, а потом, словно почувствовав удар в спину, он покинул Эппл-Спринз.
Его лишала сил мысль, что он уехал из города, не попрощавшись и не попытавшись утешить девушку, объяснить свое поведение, извиниться перед ней. Он причинил ей зло непреднамеренно! Просто вовремя не осознал, какую подлость совершает.
Целый год он грезил сладкими снами, вспоминая их ночь в сторожке. Когда же он понял, что не в состоянии забыть эту девушку, он решил вернуться в Эппл-Спринз, чтобы понять, почему та ночь с Молли Дюрант для него незабываема.
Воспоминания кружились вокруг него в звуках музыки, но что за воспоминания приходили на ум Молли? Едва ли приятные! Несмотря на то, что он, наверное, явился самым ярким событием в ее жизни, Рубел знал теперь цену, которую пришлось Молли заплатить за ту ночь. Оборотная сторона медали оказалась для нее безобразной, и в том была его вина.
Он вернулся в Блек-Хауз и снова причинил ей боль! На этот раз даже большую, пожалуй. Он не смог остановить крики ее младшей сестры, уличившей их в страсти, – крики, достаточно громкие для того, чтобы их услышали все обитатели дома и даже, не исключено, на улице. Он не смог выправить положение и, как сказала Линди, это было не его дело! Он не удержался и выгнал Джефа из дома, хотя все это не касалось его еще больше! И он силой отослал Линди в ее комнату. Рубел не смог удержаться от многих поступков, совершать которые не должен был. И самое главное, от чего он не удержался, – от обещания жениться на Молли Дюрант! Он не дал себе труда призадуматься! «Выходи за меня замуж, Молли!» «Выходи за меня замуж!» Черт побери его грязную душу, если, лежа здесь, под крышей ее дома, в постели и осознавая, что он самый подлый обманщик на всей Божьей земле… черт побери вместе с душой и его шкуру, если он сейчас не находит это предложение самой лучшей идеей, когда-либо приходившей ему в голову!
Но хуже всего то, что ничего из этого не выйдет! Если бы он остался год назад, хотя бы для того, чтобы сказать вежливое «до свидания», тогда, может быть, что и вышло бы. И если бы он не лгал ей, выдавая себя за другого, наверное, что-либо стоящее могло получиться. Но он год назад не сказал ей даже «до свидания», а, вернувшись, выдал себя за другого. Предложением о замужестве он поставил Молли в такое положение, которое неизбежно снова причинит ей боль. Однажды она обнаружит, что он солгал ей, и тогда выбросит его из Блек-Хауз за шиворот. И не то, чтобы он не заслуживал этого… Он-то, конечно, заслуживал, но вот Молли – нет!
К тому времени, как Рубел побрился и оделся, окрепла его уверенность, что самое худшее ждет его впереди. Он сейчас спустится, пройдет на кухню и увидит Молли. Что же, черт возьми, он ей скажет? И что ему скажет она? Больше, чем когда-либо раньше, ему сейчас хотелось исчезнуть из Блек-Хауз. Он спустился по задней лестнице, смущаясь, как невеста-девственница.
Молли стояла спиной к лестнице, разбивая в кастрюлю яйца, в то время как Шугар, единственный человек, находившийся в кухне кроме нее, взбивала тесто для лепешек. Рубел вошел, не сомневаясь, что сейчас провалится сквозь землю, однако ничего подобного не произошло.
При звуке его шагов Молли обернулась. Ее глаза округлились. Он старался понять выражение ее лица, но не смог. Она не была сердита – Молли вскидывала голову, когда сердилась. А как запрокинула голову, когда направила на него двустволку в день его прибытия! Сейчас ее лицо, казалось, было покрыто гипсовым слоем, и не было никакой возможности что-либо по нему прочитать.
– Молли…
Она заставила его замолчать, отрицательно покачав головой, и отвернулась к яйцам. Едва дыша, Рубел наблюдал за ней. Наконец, она обернулась.
– Молли, я…
Снова она покачала головой:
– Не говори ничего… Совсем ничего не говори!
Она возвратилась к своему занятию. Рубел смотрел, как она готовит болтушку из яиц. Ему не было видно содержимого кастрюльки, но он мог понять, что она делает, по движению рук, сильным взмахам локтя… Его сердце забилось быстрее. Ему захотелось пересечь комнату, обнять ее и…
И что, Джаррет? Что? Накормить ее еще одной ложью?
Голос Шугар проник в тот мрачный туман, в котором тонул Рубел.
– Я похожа на лебедя, если вы не выглядите сегодня утром утомленным до изнеможения, мистер. Неужели от вчерашних танцев? Идите сюда и налейте себе чашку кофе.
Словно придя в себя после долгого приступа паралича, Рубел двинулся с места. Он налил себе кофе. Когда Молли взглянула на него снова, то улыбнулась, как делала это каждое утро всю прошлую неделю.
– А ты хочешь кофе? – спросил он, протягивая чашку.
– Позже. Садись. Яйца готовы. Шугар заканчивает выпекать лепешки.
Рубел занял свое обычное место. Молли поставила перед ним тарелку с яйцами и жареным беконом. Шугар принесла горку лепешек.
– Может быть, на этой неделе нам с малышами удастся подстрелить кабана.
– Было бы здорово, – ответила Молли. – Если однажды придет на ужин хотя бы половина тех, кто обещал придти, нас спасут только кабаньи окорока.
– И бекон кабана, – вставила Шугар. – Бекон у нас кончается.
Последние слова негритянки потерялись в звуках шагов по лестнице. Линди! Рубел прожил в Блек-Хауз только неделю, но уже узнавал утреннюю походку каждого, спускавшегося по лестнице. Рубел подумал: чувствовала ли раньше Молли, заслышав его шаги, такое же смятение, какое он испытывал теперь, зная, что должен будет взглянуть в лицо Линди?
Непроизвольно Рубел посмотрел на Молли, в его глазах стоял вопрос. В то мгновение, когда Линди вошла в кухню, Молли пожала плечами. Он заметил смесь тревоги и веселья в выражении ее лица. Они оба повернулись к Линди. Чтобы рассеять беспокойство, Рубел подмигнул Молли.
Одетая в скромное, не новое, но довольно милое платье из муслина с узором из веточек, Линди выглядела юной девушкой, приближающейся к порогу расцветающей женственности. Волосы были перехвачены лентой на затылке, а на чистом лице светилась неподдельная улыбка. Когда Рубел увидел эту улыбку, его первой мыслью было, что и Молли, должно быть, выглядела так же в свои пятнадцать лет.
Он перевел взгляд на испуганное лицо Молли. Станет ли Линди такой же красивой, как и ее сестра?
Линди проскользнула на свое место за столом.
– Мистер Джаррет?
Рубел резко повернулся к ней, но в глазах Линди не было и тени коварных замыслов. Не в состоянии… нет, скорее, боясь заговорить, Рубел только кивнул, чтобы она продолжала.
– Можно, Джеф пойдет с нами в церковь?
В церковь? Сегодня воскресенье? «Ну, а что ты думал, Джаррет? За субботой обычно следует воскресенье», – сказал он себе. Один взгляд, брошенный на Молли, сообщил ему, что она поражена не менее, чем он, тем, что сегодня нужно идти снова в церковь.
Они пошли в церковь. Все было, как и раньше, но только на этот раз они с Молли шли рядом, а между ними – Сэм, одна рука малыша, разумеется, была у рта, он, как всегда, посасывал свой палец, другой рукой ребенок держался за Рубела. Вилли Джо шел по другую сторону, тоже держа его за руку. Они обвились вокруг него, как лозы жимолости вокруг старой сосны, что было ему приятно.
Когда он удрал из Эппл-Спринз, то причинил боль многим, не только одной милой и наивной девушке. Через нее он причинил боль и ее близким, даже этим вот малышам.
«Не девушке, а женщине», – поправило его, скорее, тело, чем разум. Он желал Молли!.. такую близкую… такую недоступную…
Во главе процессии, пристойно беседуя, шли Линди и Джеф. Сначала они попытались было отстать от остальных, разумеется, нарочно. Рубел знал все эти уловки из собственного опыта: позади всех они могли свободно держаться за руки и обмениваться взглядами. И Молли об этих уловках догадывалась тоже.
У ворот Блек-Хауз она вывела эту парочку вперед, сразу же вслед за Тревисом, который шел впереди всех по улице, раскланиваясь направо и налево. Ему так хотелось, чтобы сбылась его мечта о школе святого Августина, что мальчишка готов был кланяться каждому встречному. И его сестра достаточно сильно любила брата, чтобы пожертвовать многим, лишь бы сбылась его мечта. Рубел хотел поговорить об этом с Тревисом, но не стал. Он и без того слишком часто вмешивался в семейные дела.
– Идите вдвоем впереди, пожалуйста, – сказала Молли Линди и Джефу, – мы с малышами пойдем следом.
Линди и Джеф обменялись понимающими взглядами, им ясен был истинный смысл просьбы Молли, но они пошли впереди, не сказав ни слова.
Промямлив «доброе утро», Джеф вообще не произнес больше ни звука, его красное, как свекла, лицо, выдавало смущение. Рубел хотел, чтобы парень пошел в церковь, несмотря на вчерашние события. Он надеялся, Джеф – уже достаточно взрослый мужчина, чтобы отнестись спокойно к сложившейся ситуации. Но, конечно, молодой лесоруб еще не был достаточно взрослым, чтобы принять на себя ответственность за судьбу Линди.
Когда они прибыли в церковь, первый же взгляд, брошенный на Клитуса, стер из головы Рубела все мысли о его собственных неблагоразумных поступках. Клитус стоял на ступеньках церкви в ожидании Молли – тот самый Клитус, которому Рубел с удовольствием расплющил бы нос и вышвырнул бы из жизни Молли, тот самый Клитус, за которого Молли выйдет замуж, оставив Рубела плавать в море сочиненной им лжи. Позорное предложение руки – чьей? своей или Джубела? – не оставляло ему надежду когда-нибудь выбраться на берег.
Но сегодня Рубел не намеревался сидеть всю службу позади жениха с невестою. Молли по дороге в церковь волновалась, что ей делать, если в церкви окажется Клитус. Отважится ли он сесть с ним рядом после событий последней ночи? Она не хотела, видимо, но если Клитус возьмет ее за руку, что ей останется делать? А что сделает он сам? Позволит Клитусу сопровождать Молли в церковь и сидеть с ней рядом?..
Молли не удивилась, увидев Клитуса на ступенях церкви. Скорее, она была бы удивлена, если б он не пришел. Не потому, что Клитус был слишком религиозен, нет, его нельзя было назвать слишком набожным, но в Эппл-Спринз сын банкира просто обязан был ходить в церковь каждое воскресенье, а во время летней недели церковных праздников – так каждый день. В Эппл-Спринз посещение церкви было необходимостью, социальной и деловой.
Клитус стоял возле преподобного отца, обсуждая, должно быть, благотворительный обед или другое какое мероприятие для прихожан, на котором священник смог бы собрать вместе всю паству. Или они обсуждали, как спасти Молли Дюрант от грехопадения?
Преподобный отец заговорил первым:
– Молли, какой приятный сюрприз! Рад видеть, что вы стараетесь посещать службы более регулярно, чем прежде. Особенно это важно после ночи веселья, – добавил отец Келликот. – Я имею в виду танцы.
Молли ощетинилась. Она слышала, как Джубел кашлянул, но прежде чем он успел заговорить, Молли ринулась в двери церкви, оставив без ответа священника.
Клитус последовал за ней, вклинившись между Малышом-Сэмом и Молли.
– Я тоже рад тебя видеть, Молли.
Оттеснив Рубела, он взял Молли за руку, сжав ладонь так сильно, что вырывать ее было просто опасно, вышла бы… небольшая драчка, а скандал никому не был нужен. Молли вынужденно позволила Клитусу повести себя к скамье, на которой они сидели в прошлое воскресенье. Однако не успели они еще сесть, как Молли увидела Джубела. Он занял место на скамье перед ней, заставив упираться взглядом ему в спину, и в течение всей долгой службы она не могла думать ни о чем, кроме как об этом сидящем перед ней мужчине, Джубеле Джаррете.
Малыш-Сэм склонил голову на колени Джубела и заснул, как и в прошлое воскресенье, а Джубел, как и в прошлый раз, вытянул руку вдоль спинки скамьи, и Молли смотрела на его руку… смотрела и вспоминала, как эта рука обнимала ее несколько часов назад, как этой же рукой он опирался о дверной косяк над головой, когда делал ей свое невероятное предложение.
Во время пения псалмов она различала его слегка фальшивый баритон. Молли вспомнила, как он напевал мелодию, когда они танцевали в темной гостиной, и ей вдруг стало жарко. В первый раз за сегодняшнее утро она позволила себе вспомнить, как решительно он выгнал Джефа из дома, предотвратив беду, которой она боялась все предшествующие дни. Молли вспомнила гнев, яростный, но все же сдерживаемый, и его слова. Здесь, в церкви, она вспомнила каждое слово, обдумала и нашла, что он сказал именно то, что следовало. Действительно, они оба поступали, как взрослые люди, что, кстати, трудно. Он сказал об этом вслух и весьма убедительно попросил Линди не совершать ту же ошибку, которую Молли когда-то допустила в отношении его брата.
Он говорил о страсти, возрастающей с годами, и это поразило ее. Он не намеревался говорить столь откровенно и смело, она не сомневалась, но она ничем не могла помочь ему вчера, а сейчас удивлялась: то, что он сказал, – правда? Восхищение – какой же этот человек откровенный, серьезный, сострадательный и страстный! – заставило ее сердце биться быстрее. И, вероятно, Линди и Джеф тоже почувствовали его правоту. Эти двое сидели на скамье с Джубелом по другую сторону от Малыша-Сэма и вели себя настолько естественно, что большего нельзя было и требовать от двух молодых людей, увлеченных друг другом. Изредка их локти соприкасались, когда они пели псалом и склоняли головы, складывая ладони. Со стороны казалось – случайно, но, без сомнения, молодые люди были благодарны священнику за приверженность к длинным молитвам.
Молли не сводила глаз с мужчины, сидевшего перед ней. Черные волосы вились по шее. Черная кожаная жилетка облегала тугие мускулы. Она представила его гладко выбритое лицо, зачастую серьезное, иногда тревожное, порой насмешливое. А рядом с ней в Божьем храме сидел другой мужчина – ее жених! И только об одном она не позволяла себе думать – о невероятном предложении Джубелом своей руки.
Оно потрясло ее. Молли едва не задохнулась от волнения. Конечно, слова вырвались у него неожиданно, он не собирался делать ей предложение, то был лишь результат случайного стечения обстоятельств, гнева и неудовлетворенного вожделения. Молли знала это, вернее, понимала разумом, но сердцем ей хотелось верить в обратное.
Да, его слова были случайны, но ведь именно случайные слова и поступки, выходя из глубины внутренней сущности человека, обнажают истину. Впрочем, не все так просто…
Так или иначе, но предложение Джубела оставалось словно забытым в течение нескольких дней. Он отправлялся выполнять задание компании, а Молли прилагала все усилия, чтобы поддерживать порядок в доме, где воцарилась суматоха из-за множества новых постояльцев и посетителей таверны. Она поставила второй стол, как и решила в субботнюю ночь танцев, и количество посетителей таверны возросло не только в воскресенье, но и на неделе. Приготовление пищи и уборка, необходимость приветствовать и провожать гостей отнимали много времени и, конечно, были утомительны, но Молли находила домашние обязанности просто благодеянием, поскольку теперь они почти целыми днями не виделись с Джубелом.
Однако, как ни трудно ей было не танцевать с Джубелом в субботу, это не шло ни в какое сравнение с мучением изо дня в день почти не разговаривать с ним.
Как только закончился воскресный обед, он позвал с собой Джефа, и они ускакали куда-то верхом. По делам, сказал Джубел. Молли никогда не думала, что делами нужно заниматься и по воскресеньям.
Она осталась в доме, полном гостей, среди которых был и Клитус. Он чувствовал себя одиноким, покинутым и сердился.
Молли уговаривала себя: надо быть благоразумной, необходимо дать Джубелу время подумать, и она сама не готова обсуждать его предложение. Разве не она отказалась говорить в то самое утро? Он пришел на кухню на следующее утро, видимо, готовый к разговору.
Может быть, он уже передумал? «Хотел извиниться?» – терзалась Молли. Она видела это по его лицу, слышала в голосе. Не по тому ли она и отказалась говорить с ним? Он раскаивался, в то время как она не желала отказаться от радости, наполнившей сердце! Молли старалась не признаваться себе в этом.
Рано или поздно они, конечно же, поговорят. В конце концов, разве не назвал он их взрослыми людьми? Взрослыми – значит, разумными, здравомыслящими, практичными и… одинокими.
Одиночество! Она была покинута одним Джарретом и боялась оказаться покинутой снова – другим. Боялась остаться одной в пучине бытия, боялась все больше с каждым ударом сердца. Если он уедет… когда он уедет…
Тейлоры пришли на воскресный обед и задержались после того, как все другие гости разошлись. Молли не удивилась, увидев их, она вспомнила, как они веселились в субботу. Но если она думала, что ее неприятности с Тейлорами закончились на танцевальном вечере, то ошибалась. Клитус был прав: одни танцы в субботнюю ночь ничего не могли изменить.
– Мы принесли документы, чтобы обсудить их с вами, мисс Дюрант, – сказал мистер Тейлор.
Тревис терпеливо ждал, стоя возле школьного учителя и его жены.
– Документы?
– На усыновление, – объяснила Анни Тейлор.
Молли словно вылили на голову ведро ледяной воды.
– Судья придет через две недели, – сказал Тейлор. – Если вы подпишите документы до его прихода, дело может быть ускорено и Тревис не упустит шанс поступить в школу святого Августина.
Молли пытливо вглядывалась в такое вызывающее, но такое дорогое лицо брата… которого она теряла. Даже если он поступит в школу, будет ли он по-прежнему членом их семьи? Молли сомневалась.
– Нет необходимости в усыновлении, мистер Тейлор.
– Молли… – начал Тревис.
– Мистер Джаррет помог мне изыскать средства, чтобы послать Тревиса в школу. Мы оценим любую помощь, какую вы сможете оказать нам, но Тревис и без усыновления сможет попасть в школу святого Августина, когда начнутся занятия. Почему бы нам не пойти сейчас в гостиную и не обсудить стоимость всего необходимого: книг, одежды и других вещей?
– Каким же образом вы изыскали средства? – поинтересовался Тейлор.
– Если вы думаете заработать необходимое количество денег обедами и ужинами в таверне, то это просто смешно, – высказала свое мнение Анни Тейлор. – Вы никогда не сможете столько заработать…
– Извините, миссис Тейлор, – перебила Молли и обратилась к ее супругу: – Я нашла деньги, чтобы послать Тревиса в школу. Меня интересует, могли бы вы помочь ему со вступительными экзаменами и зачислением в школу? Или вы хотите все-таки уточнить…
– Не слишком обольщайтесь, мисс Дюрант, – прервал ее Тейлор. – Конечно, вы должны понимать, как сильно моя жена рассчитывала на усыновление…
Молли посмотрела на подавленную женщину, уголки ее губ опустились, в черных глазах Анни Тейлор блестели слезы. Молли взъерошила волосы Тревиса. Удивительно, но он вел себя достойно.
– Кто не хотел бы иметь Тревиса своим сыном, миссис Тейлор! Но он член нашей семьи. Вам не составит труда найти другого ребенка. Тревису мы не позволим покинуть нас.
– Другого ребенка? Но такого сообразительного…
– Детям нужна любовь, миссис Тейлор, так же, как и образование. У множества детей в этом мире нет никого, кто бы их любил. – Молли посмотрел на Тревиса. – Но таких нет в нашем доме.
Хотя Анни Тейлор и была близка к тому, чтобы расплакаться, а школьный учитель разозлился, они ушли, дав обещание помочь Молли подготовить Тревиса к школе.
Тревис медлил. Это было первое воскресенье, которое, как могла вспомнить Молли, он не проводил с утра до вечера у Тейлоров. Скоро Молли поняла причину, почему он задержался. Тейлоры еще не вышли за ворота, как Тревис скептически спросил:
– Как, Молли? Ты намереваешься продать Блек-Хауз по совету Клитуса? Ты не ответила на вопрос учителя!
– Никогда не продам! – поклялась Молли.
Они стояли на крыльце. Налетавший ветерок был теплым, даже знойным. Пчелы жужжали возле кустов жимолости. Молли спустилась с крыльца, села на качели и начала слегка раскачиваться, отталкиваясь пятками от земли.
– Иди сюда, Тревис. Я все объясню.
Тревис отказался сесть на качели, устроившись на перилах крыльца.
– Я никогда не продам этот дом. Его построил наш дедушка. Я понимаю, ты не знаешь ему цену…
– Я в этом не разбираюсь, Молли. Учитель Тейлор говорит…
– Я знаю, что говорит Тейлор. Но как бы я ни уважала учителя, Джубел прав, нужны не только хорошие умственные способности, чтобы занять достойное место в мире. Здравый смысл и знание своих корней сопутствуют счастью человека.
– Ты влюблена, не так ли?
– Влюблена?
– В Джубела Джаррета.
Молли почувствовала, что краснеет. Слово «влюблена» не соответствовало тому, что она чувствовала к Джубелу.
– Нет… я… э… я не знаю, как ответить тебе, Тревис. Быть влюбленной – это что-то вроде пылкого девического увлечения, это не…
– Линди рассказала мне о прошлой ночи.
Молли качалась на качелях, выслушивая нотацию от ребенка, который, она была уверена, еще воспринимал женщин лишь как кого-то, кто убирает дом и готовит для него еду.
– Он не имел права целовать тебя!
– Ты так думаешь?
– И у него не было права говорить подобные вещи Линди и выгонять из дома Джефа.
Молли изучающе посмотрела на серьезное лицо юнца.
– Я сама целовала его в ответ, Тревис. А Линди… ну, я уверена, Линди не все рассказала тебе. Ты не можешь возражать против того, чтобы Джубел поучил ее, что значит быть ответственной молодой леди.
– Клитус прав.
– Клитус?
– Он чего-то хочет, Молли! Джубел Джаррет чего-то хочет, и от тебя, и от всех нас!
Молли нахмурилась. Странно было слышать, каким образом этот мальчик, претендовавший на то, чтобы слыть весьма смышленым, объяснил их с Джубелом связь.
– И чего же он хочет, Тревис? Ты знаешь? Или Клитус знает?
– Клитус сказал, Джубел хочет, чтобы ты слыла распутной женщиной среди жителей нашего города. Учитель Тейлор сказал…
– Хватит! Сейчас же замолчи! – возмущенно захлестнуло ее, Молли встала. – Я не хочу знать, что сказал Тейлор, потому что он ничего не понимает, и он не знает, что происходит в нашем доме. Я повторяю, он не знает, Тревис. Мистер Тейлор – умный мужчина, он учит тебя… как ты это называешь?.. обстоятельно думать? Не значит ли это, что ты не смеешь выносить какое-либо суждение, пока не разберешься во всем и не учтешь всех фактов?
– Но…
– Тейлор лишь повторяет городские сплетни, Тревис, – Молли, выпрямившись, стояла перед ним, – и ты ошибаешься, Джубел Джаррет не намерен превращать меня в распутную женщину. Он лишь превратил сплетников в этом городе в настоящих стервятников, – она посмотрела на дверь дома, потом снова повернулась к брату. – Тебе интересно, как я собираюсь изыскать средства, чтобы послать тебя в школу?
Соскользнув с высоких перил крыльца, Тревис пожал плечами:
– Это нереально. Тейлор говорит, ты не сможешь.
Цинизм Тревиса заставил Молли весь остаток воскресения размышлять, чем закончатся их отношения с Джубелом.
Несколько горожан, включая священника и его сплетницу-жену, пришли на ужин. Шугар приготовила оставшееся мясо, испекла свежий кукурузный хлеб и подала простоквашу. Миссис Келликот не могла остановиться, расхваливая кухню Блек-Хауз.
– Представьте, у вас такая прекрасная повариха, но никто из нас ничего не подозревал!
Молли хотела ответить, что никто и не приходил в Блек-Хауз, чтобы отведать блюда Шугар, пока не появился Джубел, возбудив в городе всеобщий интерес. Она желала бы знать, много ли горожан считают ее распутницей, как сказал Тревис. Некоторые – без сомнения, но, конечно, не все относятся к ней, как к падшей женщине, хотя она и пускает на постой холостяков. Один из холостяков, во всяком случае, очень дорожит ее репутацией и великодушен по отношению к детям. Да, Молли ясно видела; люди сплетничают, не зная правды.
После ужина Молли села на крыльцо, убеждая себя, что она вовсе не ждет Джубела, просто ей нужно побыть одной и подумать. Линди – в своей комнате, малыши – в кровати, а Тревис еще не вернулся от Тейлоров, к которым убежал после их разговора.
Рубел нашел ее тихо сидящей на качелях. Он остановился на верхней ступеньке крыльца, огляделся и увидел Молли. Его сердце забилось быстрее, тысяча разнообразных чувств всколыхнулись в душе, и прежде всего – страсть, а потом уже чувство вины, угрызение совести, ощущение безнадежности… Прежде всего, была страсть! Вожделение и любовь. Любовь? Его глаза ласкали неясный силуэт. Ему казалось, она тоже смотрит на него, но издали он не мог видеть ее глаз и понять их выражение.
Что она почувствовала, выслушав его порывистое предложение руки? Он сделал шаг к ней. Коли на то пошло, а что чувствует он сам?
Одной из причин, почему он взял Джефа с собой за город, было нежелание думать о предстоящей ночи, Молли и своих необдуманных словах. По другой, вполне очевидной причине он хотел удержать Джефа подальше от Линди, чтобы у Молли был бы поспокойней день.
Но был ли у нее день спокойным? Или одиноким? Был ли ее день таким же одиноким, как и у него? Сев рядом с ней на качели, Рубел спросил небрежно, хотя ком стоял у него в горле:
– Как прошло воскресенье?
– Хотелось бы, чтоб лучше.
Он повернулся к ней, нахмурившись.
– У меня был ужасный день, – пояснила Молли.
По его просьбе она рассказала о разговоре с Тревисом, опустив слова юнца об ответственности Джубела за ее репутацию. Рубел положил руку на спинку качелей. Ситцевый рукав коснулся его руки.
– Хочешь, я поговорю с ним?
– Думаю, не стоит. Когда мы продадим лес, и он сможет поступить в школу святого Августина, может быть, тогда он увидит…
– Что, Молли?
– Что в семье его любят, и что мы не такие уж глупцы!
Они тихо раскачивались. Рубел вдыхал запах жимолости – запах Молли. В тусклом вечернем свете его глаза искали ее глаза.
– Нам следует поговорить о…
Она так быстро соскочила с качелей, что Рубел чуть не упал на землю. Сохранив равновесие, он нашел опору, схватив Молли за плечи.
– Почему нет?
Она отказывалась смотреть ему в глаза.
– Я не могу.
Ее голос был таким ровным, он не смог уловить признаки малейшего волнения.
– Не можешь, что?
«Услышать, как ты забираешь свои слова обратно», – подумала Молли.
– Обсуждать… говорить о…
Его руки скользнули по ситцевым рукавам к плечам. Он обнял ее, проведя большим пальцем по высокому воротнику платья.
– О чем? О браке? Страсти? О чем, Молли?
– Ни о чем. Я ни о чем не могу говорить.
– Я не думаю, что у нас с тобой есть выбор.
Она резко повернулась к нему лицом:
– Хорошо, мы поговорим. Ты сболтнул, не подумав! Предложил мне выйти за тебя замуж, потому что в тебе говорила… страсть. Ты часто так делаешь!
– Часто? – он удивился.
Она старательно избегала его взгляда:
– Говоришь, не подумав!
– О, Молли, нет!
– Что нет? Не напоминать, что ты сболтнул глупость прошлой ночью? Не напоминать, что, прежде чем что-либо сказать, следует подумать?
Он пристально смотрел на нее, сердце стучало. Она все поняла! Как она сумела? Знала ли она, кто он? Нет, не знала, иначе сказала бы ему прямо, а не ходила вокруг да около. Молли всегда была честной и откровенной.
– Откуда ты знаешь, что я не думал?
– Не думал, что?
– Не думал… прежде чем сказать.
Она посмотрела, наконец, ему в глаза. Лунный свет касался ее лица, мерцая на слезах и отражаясь от влажной кожи век, и оставлял полосы на губах. Приблизив к ней свое лицо, Рубел приник к полосам лунного света, пробормотав:
– Я думал, Молли… – конец фразы был заглушён поцелуем.
Она открыла свои губы ему навстречу, но, когда он попытался прижать ее к себе сильнее, воспротивилась. Молли отчаянно поборола поднимавшуюся в ней волну желания. Она не могла позволить себе подобное сейчас. Она должна сдерживать свои чувства так же, как Джубел советовал сдерживать их Линди. Они обе должны держать себя в узде.
– Тогда почему?
– Что почему?
– Почему ты сделал мне предложение?
Почему он сделал ей предложение? Он задавал себе этот вопрос весь день и не находил ответа. Конечно, он приехал в Эппл-Спринз немногим больше недели назад, не намереваясь жениться на Молли Дюрант, и как он только смог за такое короткое время изменить свое решение? Она спрашивала его – почему?
– Я не знаю, – ответил он честно.
Молли внимательно взглянула на Джубела. Она искривила губы, как будто старалась защититься от нападения, и отступила на пару шагов, наткнувшись на стул. Он потянулся, чтобы поддержать ее, но она увернулась.
– Если ты сам не знаешь, почему, тогда вряд ли мы сможем обсудить предложение, не так ли?
– Молли, подожди, послушай…
Она открыла дверь и вошла в холл. Тишина, с которой отворилась дверь, вызвала новые слезы у нее на глазах; ведь до прибытия Джубела Джаррета дверь пронзительно скрипела… как и все остальное в Блек-Хауз, включая и ее саму!
Особенно ее саму!
