12

Гилберт провел две недели в Новой Шотландии, стреляя бекасов, — даже Ане не удалось уговорить его отдохнуть целый месяц, — и Инглсайд встретил первые ноябрьские дни. Темные холмы с тянущимися вдоль них рядами еще более темных елей выглядели мрачными и суровыми в рано опускающемся на землю вечернем сумраке, но Инглсайд цвел огнями каминов и смехом, хотя прилетавшие с Атлантики ветры пели грустные песни.

— Почему ветер не весел, мама? — спросил однажды вечером Уолтер.

— Потому что он вспоминает все скорби мира от начала времен, — ответила Аня.

— Он стонет просто потому, что воздух такой сырой, — презрительно фыркнула тетя Мэри Мерайя, — а моя спина меня просто убивает.

Но бывали дни, когда даже ветер весело резвился в серебристо-серой кленовой роще, и дни, когда воздух оставался неподвижен и было только ласковое осеннее солнце, спокойные тени обнаженных деревьев, протянувшиеся через всю лужайку перед домом, и морозная скованность заката.

— Посмотрите на ту белую вечернюю звезду над ломбардским тополем в углу сада, — сказала Аня. — Всякий раз, когда я вижу такую красоту, мне хочется просто радоваться тому, что я живу.

— Ты говоришь такие странные вещи, Ануся. Звезды самое обычное дело на острове Принца Эдуарда, — заявила Мэри Мерайя, а про себя подумала: «Звезды! Что за вздор! Будто никто никогда не видел звезд. А знает ли Ануся, какой ужасный перерасход продуктов имеет место на кухне каждый день? Неужели она не знает о том, как безрассудно Сюзан Бейкер тратит яйца и добавляет топленое масло там, где вполне хватило бы того жира, что стекает с мяса во время жаренья? Или Анусе все равно? Бедный Гилберт! Неудивительно, что ему приходится работать без отдыха!»

Ноябрь ушел в серых и коричневых тонах, но к утру снег соткал свое старинное белое чудо, и Джем, сбегая вниз по лестнице к завтраку, с восторгом закричал:

— О, мама, теперь уже совсем скоро Рождество и к нам придет Санта-Клаус!

— Неужели ты до сих пор веришь в Санта-Клауса? — Тетя Мэри Мерайя приподняла брови.

Аня бросила встревоженный взгляд на Гилберта, и тот сказал серьезно и веско:

— Мы хотим, тетя, чтобы дети владели доставшейся им в наследство сказочной страной так долго, как смогут.

К счастью, Джем не обратил никакого внимания на тетю Мэри Мерайю. Ему и Уолтеру не терпелось выбраться в новый чудесный мир, куда зима принесла свое собственное очарование. Аню всегда огорчало, что красоту нетронутого снега так быстро портят следами, но этого было не избежать, к тому же для нее оставалась, и в избытке, красота вечерней поры, когда запад пламенел над побелевшими долинами и фиолетовыми холмами, а сама Аня сидела в гостиной перед горящими в камине поленьями горного клена. Она думала о том, как восхитителен всегда свет камина. Он был горазд на самые разные неожиданные шалости: то одна, то другая часть комнаты внезапно становилась видна, а затем вдруг снова исчезала в полумраке, в огне то появлялись, то пропадали удивительные картины, тени то подползали, то неожиданно отскакивали. Снаружи, за большим, не занавешенным шторами окном, на лужайке призрачно отражалось все происходящее в комнате, и тетя Мэри Мерайя сидела совершенно прямо — она никогда не позволяла себе «сидеть развалясь» — под высокой сосной.

Гилберт «сидел развалясь» на кушетке, стараясь забыть о том, что один из его пациентов умер в этот день от пневмонии. Маленькая Рилла пыталась съесть свои розовые кулачки, лежа в украшенной оборками корзинке. Даже Заморыш, подвернув под себя большие белые лапы, отважился замурлыкать на коврике у камина — к большому неудовольствию тети Мэри Мерайи.

— Кстати, о кошках, — сказала она, хотя никто и не говорил о них, — неужели все кошки Глена посещают нас по ночам? Как кто-то мог спать прошлой ночью под эти кошачьи завывания, я, право же, не в состоянии постигнуть. Конечно, моя комната выходит окнами на задний двор, так что, вероятно, я единственная, кто может всецело насладиться бесплатным концертом.

Но прежде чем кому-либо пришлось ответить ей, в комнату вошла Сюзан и сообщила, что встретила в магазине Картера Флэгга миссис Эллиот и та обещала зайти в Инглсайд, когда сделает покупки.

Сюзан, однако, не добавила, что миссис Эллиот с тревогой сказала:

— Что случилось с миссис Блайт, Сюзан? Я видела ее в церкви в прошлое воскресенье и нашла, что она выглядит очень усталой и озабоченной. Я никогда не видела ее такой прежде.

— Я могу сказать вам, что случилось с миссис Блайт, — ответила Сюзан мрачно и решительно. — У нее сильнейший приступ тети Мэри Мерайи. А доктор, похоже, не видит этого, хотя готов целовать землю, по которой ступает его жена.

— Что же еще ожидать от мужчины? — пожала плечами миссис Эллиот.

— Как хорошо! — сказала Аня, вскакивая, чтобы зажечь лампу. — Я так давно не видела мисс Корнелию. Теперь мы будем в курсе всех последних событий!

— Еще бы! — отозвался Гилберт довольно сухо.

— Эта женщина — злая сплетница, — суровым тоном заявила мисс Мэри Мерайя.

Но тут, вероятно впервые в жизни, Сюзан со страстью выступила на защиту мисс Корнелии.

— Неправда, мисс Блайт! И Сюзан Бейкер никогда не согласится спокойно стоять и слушать, как порочат доброе имя миссис Эллиот! Злая! Надо же такое сказать! Вам, мисс Блайт, когда-нибудь доводилось слышать пословицу — чья бы мычала…

— Сюзан! Сюзан! — воскликнула Аня умоляюще.

— Прошу прощения, миссис докторша, дорогая. Я признаю, что забыла свое место. Но есть вещи, которые нельзя стерпеть. — После этого дверь хлопнула, как двери редко хлопали , в Инглсайде.

— Ты видишь, Ануся! — сказала тетя Мэри Мерайя значительно. — Но я полагаю, что, пока ты согласна смотреть сквозь пальцы на такого рода выходки прислуги, никто ничего не сможет с этим поделать.

Гилберт встал и направился в библиотеку, где усталый человек мог рассчитывать хоть на какой-то покой. А тетя Мэри Мерайя, не любившая мисс Корнелию, отправилась в свою спальню. Так что, войдя в гостиную, мисс Корнелия застала там одну Аню, вяло и безвольно склонившуюся над корзинкой Риллы. Мисс Корнелия против обыкновения не стала сразу же выкладывать весь свой запас новостей. Вместо этого, отложив в сторону свою шаль, она села рядом с Аней и взяла ее за руку.

— Аня, душенька, что с вами? Я знаю, происходит что-то неладное. Вас изводит эта старая убийственно милая душа — Мэри Мерайя?

Аня сделала попытку улыбнуться.

— Ах, мисс Корнелия, я знаю, глупо с моей стороны обращать на это такое внимание, но сегодня один из тех дней, когда мне кажется, что я просто не могу больше выносить ее. Она… она буквально отравляет нам жизнь…

— Почему вы не скажете ей прямо, что она должна уехать?

— О, мы не можем сделать это, мисс Корнелия. Во всяком случае, я не могу, а Гилберт не хочет. Он говорит, что никогда больше не сможет уважать сам себя, если выставит за дверь родственницу.

— Вздор! — горячо и убедительно заявила мисс Корнелия. — У нее куча денег и отличный собственный дом. Просто сказать, что ей лучше уехать и жить в нем, — разве это называется «выставить за дверь»?

— Я знаю, но Гилберт… Не думаю, что он до конца понимает сложившуюся ситуацию. Его так часто нет дома, и, право же, все это такие мелочи, что мне даже стыдно…

— Понимаю, душенька. Те самые мелочи, которые оказываются ужасно большими. Конечно, мужчине этого не понять. У меня есть знакомая в Шарлоттауне, которая хорошо знает Мэри Мерайю Блайт, и она говорила мне, что мисс Блайт никогда в жизни ни с кем не могла подружиться… Что вам нужно, так это просто набраться достаточно силы воли, чтобы сказать, что вы больше не намерены мириться с ее присутствием.

— Я чувствую себя как во сне, когда пытаешься бежать, но можешь только волочить ноги, — печально отвечала Аня. — Если бы это было только иногда, но это каждый день… Завтраки, обеды и ужины превратились в какой-то кошмар. Гилберт говорит, что он больше не может резать ни жаркое, ни курицу.

— Это он заметил, — презрительно фыркнула мисс Корнелия.

— Мы теперь никогда не можем побеседовать за едой, так как она непременно скажет что-нибудь неприятное, едва лишь кто-то заговорит. Она постоянно делает замечания детям и всегда старается привлечь внимание к их недостаткам, когда у нас гости. Прежде мы так приятно проводили время за столом, а теперь! Ее раздражает смех, а вы знаете, как мы все любим посмеяться. Кто-нибудь обязательно заметит что-нибудь смешное — или, вернее, замечал раньше. Она ничего не может обойти молчанием. Сегодня она сказала: «Гилберт, не дуйся. Ты поссорился с Анусей?» И все только потому, что мы были молчаливы. Вы знаете, Гилберт всегда бывает немного подавлен, когда ему не удается спасти пациента, который, по его мнению, должен был выжить. А потом она прочла нам нотацию — предупредила, что мы не должны быть безрассудны и что не следует долго держать обиду друг на друга. Конечно, мы посмеялись над этим потом — но в ту минуту!.. Она и Сюзан не ладят друг с другом. И мы не можем помешать Сюзан бормотать себе под нос то, что вежливым никак не назовешь. И это было уже нечто большее, чем бормотание, когда тетя Мэри Мерайя заявила однажды, что в жизни не видела такого лгуна, как Уолтер, — она слышала, как он рассказывал Ди длинную сказку о своей встрече с человеком, живущим на Луне, и хотела в наказание за ложь промыть ему рот водой с мылом. В тот раз Сюзан дала ей генеральное сражение… А еще она внушает детям всевозможные отвратительные представления. Так, она рассказала Нэн о девочке, которая была непослушной и умерла во сне, так что Нэн теперь боится засыпать. А Ди она сказала, что, если та всегда будет хорошей девочкой, родители в конце концов, несмотря на ее рыжие волосы, полюбят ее так же, как любят Нэн. Гилберт по-настоящему рассердился, когда узнал об этом, и поговорил с ней довольно резко. Я так надеялась, что она обидится и уедет — хотя мне было бы очень неприятно, что кто-то покинул мой дом, чувствуя себя обиженным. Но она только сказала, что вовсе не хотела причинить кому-либо вред, и ее большие голубые глаза при этом наполнились слезами. Она слышала, что двойняшки никогда не бывают одинаково любимы, и ей показалось, что нам больше нравится Нэн и что бедная Ди чувствует это! В результате она проплакала всю ночь, и Гилберт счел, что был груб и жесток… и извинился.

— Чего же еще ждать от мужчины! — заметила мисс Корнелия.

— Ох, мисс Корнелия, мне не следовало бы говорить все это. Стоит мне вспомнить о том, сколько счастья в моей жизни, как я чувствую, что это мелочно с моей стороны — обращать внимание на подобные пустяки… пусть даже они лишают жизнь ее красок и свежести… К тому же тетя Мэри Мерайя не всегда такая противная — она довольно мила иногда…

— Рассказывайте кому-нибудь другому! — саркастически бросила мисс Корнелия.

— Да… и даже добра. Услышала как-то раз, что я хочу чайный сервиз, и заказала его для меня в Торонто — по почте! Ах, мисс Корнелия, он такой отвратительно некрасивый!

У Ани вырвался смешок, перешедший во всхлипывание. Затем она снова рассмеялась:

— Не будем больше говорить о ней. Мне уже не так тяжело теперь, после того как я выложила все это точно ребенок. Взгляните лучше на маленькую Риллу, мисс Корнелия. Какие у нее прелестные ресницы, когда она спит! И давайте, как всегда, поболтаем в свое удовольствие.

К тому времени, когда мисс Корнелия ушла, Аня окончательно вернула себе душевное равновесие, но все же еще какое-то время продолжала сидеть в задумчивости у горящего камина. Она не все рассказала мисс Корнелии. Она никогда ничего не рассказывала Гилберту. Их было так много, этих мелких неприятностей…

«Таких мелких, что невозможно жаловаться на них, — думала Аня. — И тем не менее это те мелкие неприятности, что, словно моль, прогрызают дыры в жизни и губят ее».

Тетя Мэри Мерайя с ее привычкой вести себя как хозяйка дома… Тетя Мэри Мерайя, приглашающая гостей и не предупреждающая об этом ни единым словом, пока они не подъедут к воротам… «Она делает все для того, чтобы я чувствовала себя чужой в собственном доме». Тетя Мэри Мерайя, передвигающая мебель, когда Ани нет дома. «Надеюсь, ты не возражаешь, Ануся; я подумала, что стол здесь гораздо нужнее, чем в библиотеке». Тетя Мэри Мерайя с ее по-детски жадным любопытством, ее бесцеремонно прямые вопросы о самом личном и сокровенном… «Всегда входит в мою комнату, не постучавшись, всегда принюхивается — нет ли где дыма, всегда взбивает подушки, которые я перед тем старательно примяла, всегда намекает, что я слишком много болтаю с Сюзан, всегда придирается к детям. Мы должны все время одергивать их, чтобы они вели себя хорошо, и все же нам это не всегда удается».

— Противная тетя Мевая, — отчетливо произнес Ширли в один ужасный день. Гилберт хотел дать ему шлепка, но Сюзан поднялась во всем своем оскорбленном величии и воспрепятствовала этому.

«Мы запуганы, — думала Аня. — Все в этом доме начинает вращаться вокруг вопроса: будет ли тетя Мэри Мерайя довольна? Мы не хотим признать это, но это правда. Все, что угодно, лишь бы она не вытирала слезы с великодушным видом. Так не может продолжаться».

Аня вспомнила слова мисс Корнелии о том, что Мэри Мерайя Блайт никогда ни с кем не дружила. Ужасно! И, сама столь богатая дружбой и друзьями, Аня внезапно почувствовала прилив сострадания к женщине, которая никогда не имела ни одного друга, у которой впереди не было ничего, кроме одинокой, тревожной старости, и никого, кто пришел бы к ней за покровительством и исцелением, за надеждой и помощью, за сердечным теплом и любовью. Конечно же, они могли бы быть более терпеливыми по отношению к ней. В конце концов, их раздражение лишь поверхностное. Оно не может отравить глубинные источники жизни.

— Просто у меня был ужасный приступ жалости к себе, — сказала Аня, вынимая Риллу из ее корзинки и с трепетом ощущая прикосновение маленькой округлой атласной щечки к своей щеке. — Теперь он прошел, и я испытываю благотворный стыд.