Глава 18
Весенние деньки
Под мартовским солнцем лед в гавани почернел и стал таять. А в апреле уже была голубая вода, и снова берег покрылся пеной. Заработал маяк. Как-то вечером залив Четырех Ветров снова озарился его сиянием.
«Я так рада снова видеть его, — сказала Энн в первый вечер появления света на маяке. — Я скучала по нему всю зиму. Северное небо казалось мне таким одиноким и пустым».
Деревья покрылись новыми нежными светло-зелеными листочками. Над лесами гавани расстилалась изумрудная дымка. Туман лежал на равнинах у моря.
В Долине снова задули ветры, от которых пахло соленой морской пеной. Море смеялось, сверкало и прихорашивалось как завзятая кокетка. Школа и рыбацкая деревушка очнулись от зимней спячки и вернулись к работе. Просторы гавани запрудили белые паруса. На берегу моряки готовились к плаванию, чинили снасти и зашивали паруса. Вскоре открылась навигация.
— В такой весенний день, как этот, — сказала Энн, — я точно знаю, что будет чувствовать моя душа после воскресения.
— Иногда весной мне кажется, что я мог бы стать поэтом, если бы вернулась моя молодость, — заметил капитан Джим. — Я ловлю себя на том, что все время прокручиваю в голове те стихи, которые я учил со школьным директором шестьдесят лет тому назад. В другое время они меня не беспокоят. Весной же я чувствую себя обязанным взбежать на скалы или выйти в поле и закричать.
Капитан Джим пришел в тот день в маленький дом, где жили Энн и Гилберт. Он принес хозяйке дома ракушек для сада и небольшой пучок травы, которую нашел во время своих прогулок по дюнам.
— Эта трава очень редко встречается на этом берегу, — сказал он. — Когда я был мальчиком, здесь росло множество подобной зелени. А сейчас и пучочка не увидишь. А когда нужна именно эта трава, ее и вовсе не сыскать. Ее можно найти только случайно. Бродишь по берегу и вдруг спотыкаешься. И сразу воздух вокруг наполняется ароматом. Смотришь под ноги и находишь вот это. Я обожаю ее запах. Она всегда заставляет меня думать о моей матери.
— Ей, наверное, тоже очень нравилась эта трава? — спросила Энн.
— Не думаю, что она знала ее. По-моему, она никогда не встречала такую траву. Просто так пахла мамина парфюмерия. От этой травы пахнет чем-то таким… Не молодостью, нет, но… От нее веет чем-то надежным, полезным, испытанным, как от матери. Невеста школьного учителя всегда клала пучок этой травы в коробочку со своими носовыми платками. И вы можете положить немного туда, где храните свои. Мне не нравятся запахи всех этих синтетических покупных духов. Запах натуральных трав гораздо лучше.
Идея украсить края цветочных клумб ракушками сначала не вызвала у Энн большого энтузиазма. Но она не хотела ранить чувства капитана Джима. Поэтому она сделала вид, что по достоинству оценила его предложение, которое на самом деле вовсе не нравилось ей. Энн стала бурно благодарить капитана. Но когда капитан Джим, с гордостью взявшись за работу, украсил каждую клумбу большими молочно-белыми ракушками, Энн, к своему собственному удивлению, обнаружила, что эффект, произведенный ракушками, ей очень нравится. В городе или даже в Долине они не имели бы такого вида, но здесь, в старомодном прибрежном саду «дома мечты», они смотрелись прекрасно.
— Да, они действительно очень мило выглядят, — сказала Энн.
— Клумбы невесты школьного директора тоже всегда были мастерски украшены. Она была специалистом по цветам и всему, что с ними связано. Она с такой любовью смотрела на них, так нежно прикасалась к ним, что они начинали расти, как ненормальные. У некоторых людей есть такие способности. У вас, миссис Блайз, мне кажется, тоже есть.
— Вот уж не знаю! Но я люблю мой сад, люблю работать в нем. Проводить время, ухаживая за зелеными растущими созданиями, видеть каждый день новые ростки — это все равно, что иметь отношение к мирозданию, я так думаю. Мой сад, как вера, как надежда. Нужно только немного терпения.
— Я всегда удивляюсь, когда смотрю на маленькие коричневые сморщенные семена и думаю о том, что из них вырастет такая красота, — сказал капитан Джим. — Когда я размышляю над семенами, мне кажется очень понятным то, как наши души будут жить в других Мирах. Никогда не поверил бы, что в этих маленьких созданиях есть жизнь, если бы не видел собственными глазами, что получается из них в результате чудесных превращений.
Энн, которая считала дни до того момента, когда у нее будет ребенок, не могла уже совершать долгие прогулки к маяку. Но мисс Корнелия и капитан Джим часто приходили к ней в дом. Мисс Корнелия вносила много радости в жизнь Энн и Гилберта. В каждый визит они много смеялись над ее забавными репликами. Иногда, когда в маленьком доме гостила мисс Корнелия, приходил и капитан Джим. И тогда было что послушать. Они вели между собой словесную войну, вступая в конфликты. Мисс Корнелия наступала, капитан Джим защищался. Однажды Энн упрекнула капитана за его стычки с мисс Корнелией.
— Я обожаю вести с ней беседы, миссис Блайз, — усмехнулся нераскаявшийся грешник. — Это величайшее наслаждение в моей жизни. Ее язычок и столб оживит. А ведь и вы с доктором не меньше наслаждаетесь, слушая ее.
На следующий день капитан Джим принес Энн букет майских цветов. Сад был наполнен восхитительными ароматами весеннего вечера. На побережье лежал туман молочного цвета, его покрывала поцелуями серебряная луна, покоящаяся в окружении серебряных звезд, сиявших над заливом. Над землей расстилался колокольный звон, который сливался с тихим весенним гулом моря. Майские цветы, принесенные капитаном Джимом, удачно завершили очаровательную композицию, созданную волшебницей-ночью.
— Я не видела еще ни одного такого цветка этой весной. Я так соскучилась по ним, — сказала Энн, погрузив лицо в букет.
— Их невозможно найти у нас в Четырех Ветрах или где-нибудь поблизости. Они растут только очень далеко, за Долиной. Я совершил сегодня небольшое путешествие и нарвал их для вас. Я думаю, это последние весенние цветы, больше таких не увидишь. Их сезон подходит к концу.
— Какой вы добрый и заботливый, капитан Джим! Никто больше, даже Гилберт, — сказала Энн, указывая в его сторону, — не вспомнил, что я так люблю майские цветы.
— Ну, у меня было еще и другое поручение. Я должен был наловить форелей для мистера Хаварда. Он их обожает, и это единственное, что я могу сделать в ответ на его доброту, в ответ на те услуги, которые он мне оказывал. Я принес ему форель и остался на целый день. Мы с ним долго разговаривали. Он очень любит разговаривать со мной, хотя я просто старый, никому не нужный моряк, а он солидный, прекрасно образованный человек. Просто он относится к тому типу людей, которые не могут молчать, когда им плохо. А здесь не так-то легко найти того, кто тебя выслушает. Здешние жители очень недоверчиво относятся к нему, потому что считают, что он неверующий. Не думаю, что это в точности так. По-моему, на острове есть несколько неверующих, но его можно назвать еретиком. Еретики, конечно, очень безнравственные люди, но с ними очень интересно общаться. У них другой взгляд на Бога. Они как бы находятся под впечатлением, что Его трудно найти, что совсем не так. Мне кажется, большинство из них находят Его в конце концов. Не думаю, что убеждения мистера Хаварда могут причинить мне много вреда. Единственная проблема, которая возникает у меня с мистером Хавардом, это то, что он слишком умный. Он считает себя самым умным и хитрым. Он убежден, что должен жить согласно своему мировоззрению, и все время начинает обсуждать новые способы того, как попасть на небо. По его мнению, традиционные способы, практикуемые основной частью населения, никуда не годятся. Но когда-нибудь он успокоится и будет смеяться над самим собой.
— Ну, во-первых, мистер Хавард был методистом, — сказала мисс Корнелия с такой интонацией, будто между методистами и еретиками нет большой разницы.
— Знаете, мисс Корнелия, — ответил капитан Джим мрачно, — иногда мне кажется, что, не будь я пресвитерианином, я был бы методистом.
— Подумаешь, — не замолкала мисс Корнелия. — Если бы вы не были пресвитерианином, то уже не имело бы большого значения, кем бы вы были. Да, кстати, раз уж мы заговорили о ереси, я вспомнила, что принесла вам, доктор, книгу, которую вы дали мне почитать. «Естественное право в духовном миру». Я не прочла и трети этого произведения. Я могу читать глубокомысленные трактаты, я могу читать какую-нибудь бессмыслицу, но эта книга не относится ни к тому, ни к другому.
— В ней содержатся некоторые еретические идеи, — сказал Гилберт, — но я предупреждал вас об этом, прежде чем дать эту книгу, мисс Корнелия.
— О, меня не беспокоит то, что эта книга — ересь. Я могу читать безнравственные вещи, но не переношу глупость, — непримиримо заявила мисс Корнелия. На этом она сочла нужным остановиться, так как, по ее мнению, какое-то там «Естественное право» не заслуживает большого внимания.
— Раз уж мы заговорили о книгах, «Безумная любовь» наконец-то подошла к концу. Две недели назад пришло окончание, — заметил капитан Джим мечтательно. — Это продолжалось сто три главы. Книга закончилась как раз на их свадьбе. Думаю, они решили все свои проблемы. Хорошо, что хоть в книгах возможно полное решение всех проблем. Жаль, что нигде больше такое невозможно.
— Я лично никогда не читаю романы, — сказала мисс Корнелия. — Вы не слышали, как чувствует себя Джорджи Рассел, Джим?
— Да, по пути домой я заходил навестить его. С ним все нормально, хотя он, как всегда, варится в бульоне всевозможных проблем, бедняга. Правда, он сам все заварил, но от этого ведь не легче.
— Он ужасный пессимист, — сказала мисс Корнелия.
— Ничего подобного. Он просто никак не может найти то, что ему надо в жизни.
— А разве это не пессимизм?
— Нет. Пессимизм — это когда человек и не надеется что-нибудь найти, а Джорджи до этого пока еще не дошел.
— У вас и для дьявола найдется ласковое словечко, Джим Бойд.
— Слышал я историю об одной настырной пожилой леди, но для дьявола у меня нет добрых слов, мисс Корнелия.
— Да вы вообще в него хоть верите? — серьезно спросила мисс Корнелия.
— Как вы можете спрашивать у меня такое, когда знаете, что я убежденный пресвитерианин, Корнелия?
— Вы верите или нет? — настаивала мисс Корнелия.
— Я верю в то, что слышал однажды от одного священника. Он сказал, что сила зла живет и действует, — ответил капитан Джим. — Я верю, Корнелия. Можно называть это дьяволом, или силами зла, или как вам нравится. Но это существует. И все неверующие и еретики в мире не смогут доказать, что ничего подобного не существует, так же как они не могут доказать, что Бога нет.
— Кстати, раз мы завели разговор о дьяволе, — сказала мисс Корнелия. — Мне кажется, что Билли Бут продался ему. Вы слышали о его последней проделке?
— Нет. А что он натворил?
— Он вышел из себя и сжег новый коричневый костюм своей жены, который она купила в Шарлоттауне за двадцать пять долларов. Он сделал это только потому, что решил, что мужчины стали с восхищением смотреть на нее в церкви, когда она надела свой новый костюм. Как это похоже на мужчин!
— Миссис Бут очень миленькая, а коричневый цвет больше всего идет ей, согласился капитан Джим.
— Но разве это может послужить причиной для того, чтобы бросить ее новый костюм в печку? Билли Бут — последний дурак, он превращает жизнь своей жены в какой-то кошмар. Она целую неделю рыдала над этим костюмом.
— Буты все со странностями, — сказал капитан Джим. — Когда-то Билли казался самым нормальным, самым здравомыслящим среди многих жителей. Но после свадьбы все странности, унаследованные им от родителей, вышли наружу. А его брат Дэниел всегда был каким-то ненормальным.
— У него каждый день были вспышки гнева. Его жене приходилось делать всю работу за него, пока он был не в себе. Когда он умер, друзья прислали ей письмо с соболезнованиями. Если бы мне пришлось написать ей что-нибудь по поводу смерти ее мужа, то я написала бы только поздравления. Его отец, Абрам Бут, противный старикашка, был горьким пьяницей. Он напился на похоронах своей жены, говорил заплетающимся языком и икал. «Я не пи-и-и-л много, я просто не-е-е-хорошо себя чувс-вс-вс-тву-у-ю-ю». Я хорошенько огрела его зонтиком по спине, когда он проходил мимо. Это протрезвило его на какое-то время, пока выносили гроб из дома. Молодой Джонни Бут должен был вчера бракосочетаться, но не смог, потому что, видите ли, заболел свинкой. Как это похоже на мужчин!
— А что он мог поделать, если действительно заболел, бедный парень?
— Не стала бы я сочувствовать ему, если бы была Кейт Штерн. Я не знаю, как он умудрился заболеть свинкой, но я знаю, что свадебный ужин был приготовлен, и все испортится до его выздоровления. Какие расходы! Он должен был переболеть свинкой, когда был еще ребенком.
— Мисс Корнелия, вам не кажется, что вы слишком многого хотите?
Мисс Корнелия посчитала ниже своего достоинства отвечать на эту реплику и повернулась лицом к Сьюзан Бэйкер, старой пряхе с мрачным лицом и добрым сердцем. На несколько недель ее пригласили поработать в маленьком доме. Она только что вернулась из Долины, куда ездила в гости.
— Как поживает тетя Мэнди? — спросила мисс Корнелия.
Сьюзан вздохнула.
— Очень плохо, очень плохо, Корнелия. Боюсь, скоро она будет уже на небесах, бедная.
— О, нет! Бог этого не допустит, будь уверена, — воскликнула мисс Корнелия.
Капитан Джим и Гилберт посмотрели друг на друга. Затем они неожиданно покраснели и вышли.
— Пришло время, когда не смеяться — просто грех, — сказал капитан Джим, задыхаясь от хохота. — Они обе — замечательные женщины!
