Глава 1
В мансарде с зеленым фронтоном

— Слава Богу, я наконец покончила с геометрией, и с изучением, и с преподаванием, — сказала Энн Ширли, стуча пальцем по потрепанному томику Евклида, вытащенному из большого сундука с книгами. Она с триумфом захлопнула крышку сундука и села на него, глядя на Диану Райт серыми, как утреннее небо, глазами.

Мансарда была тенистым, наводящим на размышления очаровательным местом, каким и должны быть все мансарды. В открытое окно, у которого сидела Энн, веяло свежим теплым ветерком августовского полдня. На улице шелестели раскачиваемые ветром тополя. А за ними начинались леса, где вились тропинки влюбленных, дальше шли фруктовые сады со все еще плодоносящими яблонями, а вдалеке виднелись горы с заснеженными вершинами, белевшими на фоне голубого южного неба. В другом окне виднелся залив Святого Лоренца. А в нем, словно жемчужина, покоился Эбигвейт, мелодичное имя которого долгое время заменялось более будничным — остров Принца Эдуарда.

Диана Райт была уже замужней женщиной, но глаза ее оставались такими же черными и сверкающими, а румяные щеки с ямочками такими же очаровательными, как в те далекие времена, когда она и Энн на склоне фруктового сада дали обет вечной дружбы. На руках она держала маленькое создание с черными локонами, которое было известно жителям Эвонли, как «маленькая Энн Корделия». Эвонлийцы, конечно, знали, почему Диана назвала свое дитя Энн, но ломали головы над вторым именем — Корделия. В роду у Райтов или у Барри никогда не было Корделий. Миссис Хармон Эндрю предполагала, что Диана нашла это имя в каком-нибудь дрянном романе, и недоумевала, как это Фред мог позволить жене дать ребенку такое имя. Но Диана и Энн лишь загадочно улыбались. Они-то знали, откуда у маленькой Энн второе имя.

— Ты всегда ненавидела геометрию, — сказала Диана с улыбкой. — Хотя, думаю, ты в любом случае была бы рада преподавать.

— Да, мне это всегда нравилось, но только не геометрия. Эти три года в Саммерсайде прошли очень приятно. Когда я приехала в этот дом, миссис Хармон Эндрю сказала мне, что замужняя жизнь вряд ли понравится мне больше, чем преподавание. Очевидно, миссис Хармон, сторонница известного утверждения лучше терпеть собственные болезни, чем иметь чужие.

Из мансарды доносился смех Энн, такой же жизнерадостный и неудержимый, как в прежние времена. Внизу, на кухне, Марилла, мешавшая большой ложкой сливовое варенье, услышала этот смех и улыбнулась. Ничто в мире не делало Мариллу такой счастливой, как мысль о том, что Энн собирается выйти замуж за Гилберта Блайза, но любая радость приносит с собой и тень грусти. В течение трех лет Энн часто посещала дом в Саммерсайде: во время отпуска и в выходные. Теперь же всего лишь два раза в год.

— Слова миссис Хармон не должны волновать тебя, — сказала Диана тихо и умиротворенно, с чувством уверенности, приобретенным после четырех лет замужества. — Жизнь в браке, конечно, имеет свои плюсы и минусы. Не думай, что все всегда будет идти гладко. Но хочу заверить тебя, Энн: быть замужем за человеком, который тебе подходит, — счастье.

Энн сдержала улыбку. Важный вид всеведущего человека, какой был у Дианы, всегда немного забавлял ее.

«Думаю, что я все это испытаю, когда проживу в замужестве четыре года, подумала Энн. — Надеюсь, мое чувство юмора мне поможет».

— Готов ли дом, где вы будете жить? — спросила Диана.

— Да! Это я и хотела сказать тебе по телефону, когда звонила сегодня. Я, кстати, никак не могу до конца осознать тот факт, что в Эвонли есть телефон. Это звучит так нелепо, так современно для такого милого, тихого, старого уголка. Мистер Харрисон полагает, что телефон — самое необыкновенное из современных достижений, даже если знаешь, что половина разговоров прослушивается.

— Вот это самое худшее. Так неприятно слышать, как кто-то опускает телефонную трубку, когда ты кому-то звонишь. Говорят, миссис Хармон Эндрю настаивала на установке своего телефона на кухне, чтобы можно было одновременно и слушать телефонные звонки, и следить за готовящимся обедом. Вчера, когда ты звонила мне, я отчетливо слышала бой старых часов. Так что, несомненно, Джоси и Герти слышали нас.

— Ах вот почему ты спросила меня: «У тебя новые часы?» Я не могла понять, что ты имела в виду. Ну ладно, давай поговорим о более приятных вещах. На месте, где будет мой новый дом, все уже готово к строительству.

— Где, Энн?! Надеюсь, это неподалеку?

— Нет, в этом-то и проблема. Гилберт хочет поселиться в гавани Четырех Ветров, что в шестидесяти милях отсюда.

— Шестьдесят! Да там все шестьсот, — воскликнула Диана. — Да я никогда не выберусь дальше Шарлоттауна.

— Ты будешь вынуждена посетить Четыре Ветра. Это самая красивая гавань на острове. Там есть небольшая деревня под названием Сент-Мэри, доктор Дэвид Блайз практиковал там в течение пятидесяти лет. Ты знаешь, он дядя Гилберта. Теперь он собирается на пенсию, а Гилберт продолжит его дело. Доктор Блайз займется хозяйством, так что нам придется искать себе жилье. Не знаю толком, где это в действительности будет, но у меня есть маленький «домик мечты», обставленный по моему вкусу — милый крошечный замок в Испании.

— А куда вы собираетесь поехать в свадебное путешествие? — спросила Диана.

— Никуда. И не смотри на меня так, дорогая Диана-. Ты напоминаешь мне миссис Хармон Эндрю. Она, конечно, заметит, что у людей, которые не могут позволить себе свадебного путешествия, должно хватить ума не устраивать его. А затем она обязательно напомнит мне, что ее Джейн, когда вышла замуж, ездила в Европу. Я хочу провести свой медовый месяц в Четырех Ветрах, в доме моей мечты.

— И ты решила обойтись без подружек невесты?

— Где я их возьму? Ты, и Фил, и Присцилла, и Джейн давно опередили меня со свадьбами, Стелла преподает в Ванкувере, других близких друзей у меня нет, а посторонних я не хочу приглашать на свадьбу.

— Но ты собираешься надеть вуаль, не так ли? — поинтересовалась Диана.

— Да, собираюсь. Без этого невеста — не невеста. Помню, в тот вечер, когда меня привезли в Грин-Гейблз, Мэтью сказал, что я никогда не стану невестой, потому что никто не захочет жениться на такой невзрачной и скромной девушке. Но вот один иностранный миссионер захотел. Я считала, что миссионеры не могут позволить себе иметь красивую жену, если они собираются жить с ней среди каннибалов. Посмотрела бы ты на того миссионера, что женился на Присцилле. Он был такой же красивый и таинственный, как те идеалы, которые мы раньше себе придумывали, Диана. Я никогда не видела мужчину, одетого более изысканно, чем жених Присциллы, и он буквально бредил ее красотой. Правда, в Японии нет каннибалов.

— Твое свадебное платье сказочно красиво, — восхищенно проговорила Диана. — Ты в нем как настоящая королева, такая высокая и стройная. Как это тебе удается оставаться такой худой? Я все толстею и толстею.

— Полнота и стройность предопределяются свыше, — ответила Энн. — В любом случае миссис Хармон Эндрю не сможет сказать о тебе то, что она сказала обо мне, когда я приехала из Саммерсайда. Она бросила мне тогда: «Ну, Энн, ты такая же тощая, какой была всегда». «Стройная» звучит романтично, а вот слово «тощая» имеет совсем другой оттенок.

— Миссис Хармон все говорила о твоем приданом. Она даже допускала, что оно такое же милое, как приданое Джейн, но тут же оговаривалась, что Джейн-то вышла замуж за миллионера, а ты — за «бедного доктора», у которого нет ни цента за душой.

Энн засмеялась.

— Да, мои платья довольно миленькие. Я люблю красивые вещи. Помню мое самое первое хорошее платье, оно досталось мне от Мэтью. Он дал мне его для школьного концерта. До этого все мои вещи были такими неприглядными. В ту ночь мне казалось, что я перенеслась в другой мир.

— Это было в ту ночь, когда Гилберт декламировал стихи. А ты была такой рассерженной, когда он вдел твою розу в свой нагрудный карман. Тогда ты не могла себе и представить, что вы когда-нибудь поженитесь.

— Ну, это уже другой пример предопределения, — засмеялась Энн, когда они спускались вниз по ступенькам зеленой мансарды.