ГЛАВА 28
Даже спустя несколько часов после того, как они утром покинули свою огромную кровать, Мария продолжала ощущать на губах вкус Люка.
Она понимала, что это выглядит глупо, но не могла согнать со своего лица счастливую улыбку. Целый день ее не покидало чувство легкости и невесомости. Мария буквально летала, едва касаясь ногами земли, и даже боялась поверить в собственное счастье.
Вот уже три месяца они жили с Люком на его ферме. И за это время он стал такой же неотъемлемой частью ее существования, как сердце или как тот маленький комочек жизни, который, Мария уже не сомневалась, рос в ней.
Почти неделю или две ее беспокоили тошнота и тянущие боли, но это были хорошие признаки, потому что они подтверждали смутные подозрения.
Взяв за руку Гедеона, Мария направилась вверх по пологому склону на пшеничное поле, где работал Люк. Девушки мисс Нелли научили ее в свое время готовить и печь, и Марии очень хотелось угостить Люка еще теплой буханкой хлеба, которую она несла в корзине.
Женщина остановилась на краю поля и с минуту наблюдала за мужем, откровенно любуясь им. Только Люк мог до такой степени выглядеть единым целым с землей, на которой работал. Он всегда точно знал, что и где выращивать, и никогда бы не посадил картофель на жирной низменной земле, которая уродит пшеницу высотой в семь футов. Люк обладал каким-то врожденным даром земледельца, чутьем земли и времени.
Усиливающаяся жара июньского лета заставила Люка снять рубашку. Солнце так сияло на его напряженном от работы мускулистом теле, что у Марии неожиданно пересохло во рту, а на глазах выступили слезы, которые она всегда презирала. Обрамленное копной медных волос лицо Люка выглядело необычайно красиво.
Заметив Марию, Люк послал ей улыбку, за которую она была готова отдать жизнь и которая говорила красноречивее слов, как он любит ее.
Гедеон побежал вперед и бросился в крепкие объятия Люка.
Мужчины – большой и маленький – давно уже стали верными друзьями и отлично понимали друг друга. На добрую снисходительность Люка мальчик отвечал преданной любовью.
– Сегодня я пойду собирать камни, – с гордостью сообщил Гедеон. – Мария пообещала помочь мне, и уже завтра ты сможешь есть мамалыгу из настоящей индейской миски!
– Это было бы просто здорово!
– А как же ленч? – спросила Мария.
– Ей-богу, – взмолился Гедеон, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. – Я еще не проголодался после завтрака. Можно мне сейчас пойти в лес? Ну, пожалуйста.
– Хорошо, иди, – согласилась Мария. – Начни собирать в лесу на берегу ручья, а я скоро присоединюсь к тебе.
Люк и Мария с любовью наблюдали, как чуть ли не кубарем скатился он с холма и углубился в лес. Затем Люк надел рубашку и сделал несколько жадных глотков из фляги с водой, которую всегда держал под рукой. Наконец дело дошло и до хлеба.
Откусив приличный кусок, он широко улыбнулся:
– Так вот чем ты занималась все утро! А я-то думал, что ты пишешь!
– Я и статью для мистера Брэдфорда успела закончить, – с довольным видом сообщила Мария.
Люк смахнул с губ крошки и поцеловал жену в волосы.
– Ты превосходная писательница и готовишь отлично. Я очень горжусь тобой, да и ты, судя по всему, тоже.
Мария взяла руки Люка в свои и пристально посмотрела ему в глаза.
– Я, действительно, очень горда, но причина здесь в другом.
Он нахмурился, заметив, что она стала серьезной.
– Я жду ребенка, – с этими словами Мария поднесла к губам его руку и поцеловала.
Несмотря на то, что это было естественным результатом их любви, наполнявшей восторгом все ночи, Люк изумленно выдохнул. Все его самые неотразимые улыбки вмиг поблекли по сравнению с той, которую он подарил Марии, обнимая ее.
– Любимая, – прошептал он ей в волосы и начал покрывать лицо жены такими страстными поцелуями, что вся работа в этот день прекратилась бы, дай она ему волю.
Мария неохотно отстранилась.
– У нас еще слишком много дел, – вздыхая, проговорила она. – Гедеон, наверно, уже ушел на полмили вверх по ручью.
Люк помог жене подняться, затем нагнулся, чтобы сорвать совершенной формы маргаритку, выросшую на краю поля. Он вложил цветок в руку Марии и обнял ее, нежно целуя напоследок.
– Ночью мы закончим то, что начали сейчас, – весело и нежно прошептал Люк ей на ухо.
Мария покраснела и отстранилась:
– Люк Эдер, если ты так хорошо знаешь, что тебе нужно…
– То что? – с вызовом подхватил Люк.
– То ты сделаешь это! – выкрикнула она, сбегая с холма. Вслед ей раскатисто смеялся Люк.
Хэнс гнал лошадь до тех пор, пока та не задрожала и не начала протестующе фыркать. Только заметив, как она вспотела, он пустил ее шагом. Хэнс разгневался еще больше, осознав, что почти загнал это прекрасное животное. Он должен был знать, что ни одна лошадь не сможет бежать так быстро, чтобы унести его от собственных мыслей. Две кварты виски также не избавили Хэнса от ощущения предательства.
Пробираясь сквозь густой лес, заросший папоротником и цветущим горным лавром, он с яростью выдернул какое-то растение, но это не принесло ему облегчения. Тогда Хэнс отхлебнул большой глоток виски из фляги, но рот настолько привык к спиртному, что оно даже не обожгло. Выругавшись, он с яростью отшвырнул флягу.
Проблема заключалась в том, что ему было не на ком и не на чем выместить злобу и обиду. Родная мать давно умерла. Рурк и Женевьева настолько бескорыстны, что их трудно в чем-то обвинить. Даже Нел Вингфилд не являлась причиной его страданий. Ее единственная вина заключалась в том, что она сказала правду, которую так тщательно скрывали любящие родители.
Все существо Хэнса сотрясалось от дикого напряжения. В сравнении с сегодняшним состоянием даже убийственная ярость, владевшая им, когда он застрелил на дуэли Артиса Джадда, была ничем. Казалось, жизнь Хэнса потеряла основу, и он летел в пропасть, будучи не в силах остановить свое падение.
– Гедеон! – неожиданно прорезал тишину леса голос, чистый и красивый, как песня птицы.
Хэнс придержал лошадь и прислушался. Он сразу узнал этот голос, потом увидел и ее, Марию Паркер, теперь уже Марию Эдер. Да, она имела больше прав на это имя, чем он, Хэнс. Девушка стояла среди зарослей и выглядела такой же свежей и прекрасной, как само лето.
– Гедеон! – снова позвала она. – Гедеон, где же ты?
Даже несмотря на слегка нахмуренный в раздражении лоб, было ясно, что это очень счастливая женщина. Сжимая в руке маргаритку, Мария время от времени проводила ею по щеке и радостно улыбалась.
Напряжение Хэнса достигло предела. Спрыгнув с коня, он привязал его к кусту, почти испытывая облегчение от того, что нашел выход своей ярости.
Мария и Люк не имели права быть счастливыми и насмехаться над ним самим совершенством своей жизни. Теперь Люк стал старшим сыном. Он имел все: ведущее положение в семье, дорогую подругу сердца, ферму, которая сулила богатство.
Хэнс же не имел ничего, даже собственного имени. При мысли об Айви гнев красными волнами закрыл ему глаза. На сей раз он потерял ее окончательно.
Хэнс решил сравнять счет и отнять у Люка то, чем тот дорожил больше всего на свете. Он не успокоится, пока не разрушит их счастье своей местью.
Не думая о том, что делает, он перегородил дорогу Марии, яростно сверкая глазами. Молодая женщина в ужасе отпрянула от него, выронив маргаритку.
Хэнс злобно рассмеялся:
– Ты правильно делаешь, что шарахаешься от меня, маленькая скво. Мои чувства к тебе ничуть не изменились со времени нашей первой встречи. Сегодня я хочу закончить то, что мы начали тогда.
Совсем недавно те же самые слова Мария слышала от Люка и до сих пор находилась в теплом, счастливом ожидании предстоящей ночи. Сказанные теперь Хэнсом, они наполнили женщину холодным ужасом. Бессознательно приложив руку к животу, она взмолилась:
– Хэнс, пожалуйста!
Это было именно то, чего ему хотелось: жена Люка, умоляющая о милосердии. Со злобой запустив пальцы в густые волосы Марии, Хэнс запрокинул ее голову назад, чтобы женщина смотрела в его глаза. Мария не прочитала в них ничего, кроме ярости и жестокости.
Никто из них не заметил маленького мальчика, который выглянул из зарослей и тут же исчез.
Айви рассеянно ковыряла в тарелке, умудрившись не съесть ни одного кусочка. Мать, в конце концов, не выдержала:
– Дорогая, тебе нужно есть: ты слишком бледна. Пора уже забыть обо всем этом.
Айви посмотрела в окно, но увидела там не куст жасмина, а неотразимую улыбку Хэнса на его красивом лице.
«Зачем тебе понадобилось лгать мне?» – мысленно спросила она. Тоска в сердце, несмотря на боль, стала уже привычной, почти утешительной. Это было единственное, что напоминало ей, что она еще жива.
В этот момент к столу приблизился слуга.
– Вас спрашивают, мисс Айви, – проговорил он.
Радуясь предлогу уйти от сочувственных взглядов и вздохов, девушка поспешно вышла в вестибюль.
– Она ждет у черного хода, – объяснил слуга. Нахмурившись, Айви направилась к кухне. Возле крыльца, скрыв лицо под огромной шляпой, стояла пышно разодетая женщина.
Айви остановилась и с изумлением посмотрела на нее:
– Мисс Вингфилд?
Нел нервно теребила ленты на платье, пытаясь улыбнуться.
– Хэлло, мисс Атвотер! Могу я поговорить с вами? Она колебалась, явно ожидая, что ее немедленно прогонят. Но она еще не знала, что Айви совершенно лишена предрассудков.
– Входите, – немедленно пригласила девушка, взяв Нел под руку.
– Нет, я… – Нел бросила быстрый взгляд на горничную и кухарку, которые перестали работать и приготовились слушать. – Может быть, нам лучше выйти на улицу, мисс Атвотер?
– Конечно, – согласилась Айви, направляясь в сад за домом.
– Я должна вам кое-что сказать, – нерешительно начала гостья. – Нужно было сделать это еще три дня назад, но только сегодня я раскаялась в том, что натворила, – женщина рассеянно сорвала цветок жасмина и начала теребить его в руках. – Я встретила преподобного Рэнкина. Господи, этот человек должен был осудить меня за то, что я расстроила его прихожан, но – нет. Подумайте, он пригласил меня в свою паству.
Айви вовсе не удивилась этому: Адам Рэнкин являл собой образец христианской терпимости.
– Я рада за вас, мисс Вингфилд, – проговорила девушка.
– Мисс Атвотер, я пришла, чтобы просить у вас прошения. Я виновата в том, что буквально накануне свадьбы разлучила вас с мистером Эдером.
Айви отвела взгляд, почувствовав знакомую боль.
– Вы не виноваты, – убито произнесла она. – Ведь это Хэнс пришел в ваш… ваше заведение. Его неверность не имеет к вам никакого отношения.
– Мое заведение?.. – Нел явно выглядела растерянной; она с минуту подумала и покачала головой. – Ах да, теперь я вспоминаю: Хэнс действительно приходил, – Нел заметила выражение лица Айви и торопливо добавила: – Но совсем по иному поводу. Я должна была ему деньги, и он приходил за ними.
Плечи Айви задрожали от рыданий.
– Честное слово, мисс Айви, это все, что было. Да простит меня Бог, я предложила ему… компанию, но он отказался и вполне решительно.
Айви встрепенулась; глаза ее широко раскрылись:
– Это правда? Это, действительно, все, что было?
– Конечно!
– Но когда я спросила об этом Хэнса, он и не пытался оправдаться.
– Насколько я помню, мисс Атвотер, вы не очень-то позволили ему это сделать.
– О Господи, это правда! Я поговорила с сестрами Бисли и… – Айви неожиданно обняла Нел. – спасибо, мисс Вингфилд!
Какое-то мгновение Нел выглядела ошарашенной, потом ее лицо расплылось в улыбке.
– Надеюсь, что вы помиритесь. Несмотря на то, что у нас с Хэнсом масса разногласий, я всегда восхищалась им. Кроме того, преподобный Рэнкин говорит, что никогда не бывает поздно, – Нел рассмеялась. – А уж если он считает, что и мою душу еще можно спасти, тогда не существует ничего невозможного!
Женщина облегченно вздохнула, словно сбросив с души камень:
– Я должна идти, мисс Атвотер! Весь этот месяц я собираюсь обучать своих девушек готовить, заправлять постель и вообще наводить красоту в комнатах. Мое заведение будет преобразовано в приличный пансион.
Нел величественно удалилась, что-то напевая про себя и оставив Айви в полном смятении чувств: ей казалось, что после долгой темноты снова выглянуло солнце.
Айви улыбнулась и побежала к дому.
– Сэнфорд, – приказала она слуге, – вели заложить фаэтон. Я выезжаю немедленно!
После этого девушка направилась к родителям, которые все еще находились в столовой.
– Я ужасно ошибалась, – торопливо проговорила она, словно опасаясь, что ее перебьют. – Хэнс был ложно обвинен в… Боже, какой же я оказалась глупой, что поверила сестрам Бисли! Он не обманывал меня!
– Айви, о чем ты говоришь? – озадаченно спросил доктор Атвотер. – Ты несешь какую-то чепуху!
– Это не чепуха – радостно объявила Айви. – Я по-прежнему люблю Хэнса. О Боже, я даже не дала ему шанса объясниться!
Доктор Атвотер с силой стукнул кулаком по столу из орехового дерева, заставляя дочь замолчать.
– Выслушай меня. Ты не можешь вернуться обратно к Хэнсу Эдеру или как там его в действительности зовут. Ничто не может изменить того факта, кто он есть на самом деле.
Глаза Айви широко раскрылись:
– О чем ты говоришь?
Лицо миссис Атвотер стало мрачным.
– Джордж, она же ничего не знает! – женщина с жалостью посмотрела на дочь. – Милая, оказалось, что Хэнс – незаконнорожденный. Вот почему ты не можешь выйти за него замуж.
Пораженная этим открытием, Айви глубоко вздохнула: так вот что старалась объяснить ей Нел Вингфилд…
– Я не могу? Святой милосердный Боже! Мама, неужели ты думаешь, что это остановит меня?! Я отказала Хэнсу только потому, что считала, что он обманывает меня в более важном!
С этими словами Айви выбежала из комнаты, схватив по пути из вазы яблоко: к ней неожиданно вернулся аппетит.
Услышав крики Марии, Люк побежал еще быстрее, оставив Гедеона далеко позади себя. Когда мальчик сбивчиво описал светловолосого мужчину на черном коне, он сразу догадался, что это Хэнс.
Люк знал, почему брат решил выместить свой гнев на Марии. Весь город только и сплетничал о том, что произошло в прошлое воскресенье в церкви. Люк тоже поразился до глубины души, узнав, что Хэнс – не родной сын Рурка, и даже ощутил к нему искру сочувствия, когда Айви разорвала помолвку.
Но сейчас, мчась через лес, Люк чувствовал только гнев и холодный малодушный ужас: Мария была беременна и не могла постоять за себя, не причинив вреда ребенку.
Оказавшись на месте, Люк сразу заметил втоптанную в грязь маргаритку и разъярился еще больше, увидев, что Хэнс уже разорвал на Марии платье и теперь пытался раздеть ее.
Охваченный безудержным гневом, Люк схватил брата за воротник и отшвырнул от жены, затем, одним быстрым движением уложив его на землю, стукнул кулаком в лицо, до крови разбив скулу.
Подняв руки, Хэнс пытался закрыться от ударов, но Люк, бессвязно ругаясь, бил снова и снова по этому красивому лицу, ощущая какую-то черную радость. Сильнейший удар в живот буквально согнул насильника пополам. Люк прижал его коленом, чтобы Хэнс не мог откатиться в сторону, где-то в глубине сознания вспомнив другой бой, закончившийся смертью врага – Черного Медведя. Он понял, что добивается того же исхода.
Неожиданно сквозь красный туман, окутавший Люка, проник голос Марии.
– Люк, пожалуйста, остановись! Он ведь уже не сопротивляется! Ты же убьешь его!
– Вот именно! – прорычал Люк.
– Ты никогда не простишь себе этого!
Наконец он остановился и медленно выпрямился, чувствуя себя совершенно опустошенным и словно испачканным черным желанием убийства. Вздрогнув, Люк привлек к себе Марию:
– С тобой все в порядке?
– Она кивнула:
– Он… он долго пил. Я думаю, твой брат уже был не в своем уме.
Они посмотрели на неподвижное тело Хэнса: лицо залито кровью, нос разбит, один глаз заплыл.
Мария молча вытащила из кармана Люка носовой платок и приложила к ранам. Хэнс застонал от боли, пошевелился, затем приоткрыл здоровый глаз и осторожно провел языком по разбитой губе.
– Вставай, – грубо приказал Люк.
Хэнс медленно кивнул и, шатаясь, поднялся. Появился Гедеон, ведя под уздцы черного коня.
– Сейчас ты уедешь отсюда, – прохрипел Люк, яростно сверкая глазами. – Но если еще хоть раз появишься около меня или моей семьи, считай, что ты мертв.
Хэнс снова кивнул, твердо посмотрев на победителя.
– Я недооценивал тебя в детстве, братишка. Похоже, ты единственный в семье понимал, что мне ничего не нужно спускать с рук, – он заковылял к своему коню. – В моей жизни я делал очень много плохого, но никто, как ты, не умел все исправить.
Хэнс с трудом сел верхом и, встретившись взглядом с Марией, которая подала ему шляпу, проговорил:
– «Простите» – это слишком слабое слово извинения за то зло, которое я вам причинил.
Женщина кивнула и взяла его за руку:
– Я легко прощаю. Однако мне понадобится время, чтобы понять причины, по которым вы напали на меня, и поверить, что вам действительно было настолько плохо.
Хэнс надел шляпу, отсалютовав неуверенной рукой:
– Прощай, братишка.
– Ему может понадобиться врач, – прошептала Мария, глядя вслед всаднику.
– Он найдет его в соседнем округе, если еще соображает, что к чему.