ГЛАВА 22
С раздражением запустив пятерню в волосы, Люк вышел из публичной библиотеки, которая располагалась на углу главной площади Лексингтона. Мистер Квик до сих пор не достал так необходимую Люку книгу – том Чарлза Ньюболда, содержащий столь современные идеи по земледелию, что некоторые считали их радикальными.
Честно говоря, Люк не увлекался чтением, но старательно изучал все, что касалось земледелия и скотоводства, обуреваемый желанием увеличить производительность фермы. Впрочем, этим исчерпывались все его устремления. Жизнь Люка протекала достаточно спокойно, не сотрясаемая волнениями и страстями. Правда, была еще Ханна Редвайн, но их отношения были слишком удобными, чтобы думать об этом, как о страсти.
И все-таки Люк чувствовал какую-то внутреннюю неудовлетворенность и сам удивлялся этому. Казалось, он имел так много: любящую семью, которая упорной работой прокладывала себе путь к благополучию на самой прекрасной земле на свете к западу от гор, женщину, которая ничего не хотела от него, кроме доставляемого им удовольствия. У Люка не было видимых причин желать от этой жизни чего-то большего.
Погруженный в свои невеселые мысли, он чуть не столкнулся с маленькой женщиной, одетой в полосатое платье, которая пересекала площадь, держа в руке большую плетеную корзину; шляпа висела на ленте у нее за спиной.
– Извините, – торопливо произнес Люк. – Я… Он осекся и уставился на женщину, пораженный охватившим его чувством невероятного восторга. Забыв даже улыбнуться, Люк с трудом выдавил из себя:
– Здравствуй, Мария!
Она смущенно улыбнулась:
– Здравствуй, Люк Эдер.
Люк понимал, что неприлично так пялить глаза, но ничего не мог с собой поделать. Мария удивительно изменилась с тех пор, как он привез ее шесть месяцев назад в Лексингтон. Ее розовое платье, прикрытое фартуком работницы, было одновременно и практично, и скромно, и кокетливо. Прямые черные волосы девушка зачесала назад и перевязала лентой. Только выглядывавшие из-под платья мокасины выдавали ее индейское происхождение. Картина, которую представляла Мария, стоя перед ним со скромной полуулыбкой и глазами, такими огромными и ясными, как небо над Кентукки, внезапно заставила Люка почувствовать себя странно ожившим.
– Ну? – она первой нарушила затянувшееся молчание.
– Извини, – просияв улыбкой, выдавил юноша. – Я не хотел тебя смутить. Я просто удивился, увидев тебя, Мария. Ты выглядишь так прекрасно, как… как….
– Как белая женщина, – подсказала девушка.
Люк не мог понять, насмехается ли она над ним или же дразнит.
– Ты прекрасна, Мария, просто прекрасна.
– Спасибо, – просто ответила девушка, надевая шляпу.
– Как мальчик?
– Гедеон? Хорошо. Девушки мисс Нелли страшно балуют его.
– Значит, он стал Гедеоном?
– Я решила, раз нам приходится жить среди христиан, то лучше ему носить христианское имя.
Люк рассмеялся:
– Среди христиан? Держу пари, что женщины из церкви Уолнат-Хил едва ли согласятся с этим.
– Между прочим, Нел Вингфилд приютила нас. А многие ли бы из этих женщин решились на такой шаг?
«Ни одна, – подумал Люк. – Я бы тоже не сделал этого», – признался он себе, ощутив волну предубеждения, которая накатывала на него всякий раз при мысли об индейцах.
Однако сейчас Люк неожиданно ощутил непонятное чувство вины.
– А как ты живешь? – меняя тему разговора, поинтересовался он. – С тобой хорошо обращаются?
Девушка пожала плечами.
– Много стирки, уборки, беготни с поручениями и всякого такого, – она показала на корзину, доверху наполненную лентами и цветами из магазина Троттеров.
– Так значит, условия тебя устраивают? – допытывался Люк.
– Даже если и нет, разве у меня есть выбор? – с негодованием, столь неожиданно сменившим ее ровное настроение, спросила Мария. – Очевидно, ты просто не понимаешь, Люк Эдер, как я жила раньше. Я была свободна! Я могла, если мне этого хотелось, весь день собирать цветы, могла играть с детьми из деревни, петь с ними или слушать рассказы старших…
– … могла голодать зимой или умереть от болезни, – продолжил за нее Люк.
Мария упрямо вздернула подбородок:
– По крайней мере, все, что я имела и делала, было моим.
Люк сокрушенно покачал головой:
– Мне очень больно слышать, что ты несчастна.
– А как еще я могу себя чувствовать, живя среди людей, убивших мою семью? Единственное, что помогает мне терпеть – это то, что моя мать была одной из вас и всегда хорошо отзывалась о белых. А вот Гедеон выглядит вполне счастливым. Он уже забыл, как жил раньше.
Мария пристально смотрела на Люка, удивляясь выражению его зеленых глаз, потом хрипло рассмеялась.
– Ты злишься на меня, да? – спросила она. – Потому что я не чувствую благодарности за эту жизнь, которую ты подарил мне, и тебе не позволяю испытать удовлетворение от того, что ты проявил огромное милосердие к презренной шони?
Люк схватил ее за руку:
– Мария!
Девушка снова посмотрела ему в глаза, и он замолчал, потому что многое из сказанного было правдой. Люка, действительно, разочаровало, что Мария неудовлетворенна своей жизнью. Он не хотел от нее благодарности, но почему-то ее счастье было очень важно для него.
– Возможно, тебе просто не хватает общения. Ты слишком замкнулась в себе: я впервые вижу тебя в городе.
Мария окинула равнодушным взглядом площадь и центральную улицу города.
– Для меня здесь нет ничего интересного, Люк.
– А как насчет этого заведения? – он кивнул на здание за спиной.
– Что это? – спросила девушка.
– Публичная библиотека, глупая. Люди берут там книги.
– Я бы сказала, что это ты глуп, – с жаром возразила Мария. – Я же индейская дрянь и не умею читать, – она резко повернулась и отошла в сторону.
Люк схватил ее за руку и снова повернул к себе лицом, негодуя на свою бесчувственность.
– Дай пройти, – тихим, но полным гнева голосом произнесла Мария.
– Только, когда ты позволишь мне извиниться. Я сказал глупость. Я должен был сначала подумать.
Но глаза Марии остались холодными.
– Отпусти меня, – снова попросила она. – Неужели ты хочешь, чтобы весь Лексингтон увидел тебя в компании индианки?
– Мне это безразлично, – ответил Люк. – Кроме того, ты же только наполовину индианка.
– О, понятно! – горько рассмеялась Мария. – То, что моя мать была белой, делает меня для тебя более приемлемой?! Но это не имеет никакого значения, Люк. Я воспитана как шони и до глубины своей языческой души принадлежу этому племени. Эти юбки и шляпка – единственное, что изменилось во мне. В душе же я – краснокожая и останусь ей до конца своих дней!
– Это не делает тебя хуже, Мария.
– Лжец! Я знаю, как ты относишься к индейцам!
Ее гнев оказался заразительным. Люк так резко отпустил руку Марии – почти оттолкнул, – что девушка отшатнулась назад, едва не потеряв равновесие.
– А я знаю, как я отношусь к неразумным женщинам, – в сердцах выпалил Люк. – Я их терпеть не могу!
С этими словами он повернулся и ушел. Однако его тут же охватило непонятное чувство вины, совершенно не связанное с оскорблением, которое Люк бросил в лицо Марии. Он никогда не приходил в ярость, но что-то в этой девушке не давало ему покоя, заставляя одновременно отталкивать ее и вызывая желание прижать к себе, защитить.
Люк шел стремительными шагами, взволнованный и одновременно разраженный встречей с Марией. Черт возьми, как же с ней трудно! И почему она кажется такой хрупкой и обиженной? Спокойная красота девушки только подчеркивала ее неожиданное упрямство и непокорность. Люк всеми силами старался убедить себя в том, что Мария – просто индианка, продукт какого-то дикого наследия, породившего воинов, укравших Ребекку, но – тщетно. Старайся – не старайся, он не мог объединить ее с безликим ненавистным народом, она стала для Люка слишком настоящей, слишком близкой…
Прислонившись к зданию, называемому публичной библиотекой, Мария смотрела, как уходит Люк, сердитым жестом запустив пятерню в рыжие волосы. Высокий, широкоплечий, он легко нес свое сильное тело и выглядел, как сказали бы девочки мисс Нелли, просто шикарно. А эти прямые черты лица, уверенные манеры, улыбка, от которой подкашиваются ноги…
Боже, одернула себя Мария, Люк ведь ненавидит индейцев! Тем не менее, казалось, он ищет ее расположения. Подумав об этом, Мария презрительно улыбнулась: она не верила в искренность предлагаемой им дружбы. Да, очевидно, пока Мария будет изменять дикой, беспокойной крови шони, которая бьется в ее жилах, пока будет одеваться, говорить и поступать, как белая женщина, Люк Эдер будет интересоваться ею. Но он льстит себе, если считает, что достоин этого.
Девушка повернулась и посмотрела на вывеску на здании, затем провела пальцем по углублениям в камне, повторяя очертания букв. Ее мать умела читать и не раз показывала Марии, как странные маленькие символы складываются в слова. Эми Паркер рассказывала дочери, что у белых людей дети, чуть старше Гедеона, уже учатся узнавать значение этих символов.
Неожиданно, не давая себе времени подумать о том, что толкнуло ее на этот шаг, Мария распахнула дверь и вошла в библиотеку. Внутри было тихо; в воздухе стоял сладковатый мускусный запах. Взяв себя в руки, Мария направилась к столу, за которым сидел пожилой мужчина и читал книгу в кожаном переплете, держа ее перед самыми глазами.
– Простите, пожалуйста, – робко обратилась к нему девушка.
Человек поднял глаза и тут же расплылся в мягкой детской улыбке.
– Да, мисс, – проговорил он с небольшим присвистом, очевидно, из-за плохо подогнанных вставных зубов.
– Могу ли я взять домой книгу?
Морщины на лице мужчины углубились, поскольку улыбка стала еще шире: он пришел в восторг от ее просьбы. Скоро Мария узнала, что Абрахам Квик просто обожал делиться с другими своими любимыми книгами. А пока, опираясь на красиво отполированную ореховую палку, мистер Квик показал девушке труды по всем существующим вопросам: от спаривания животных до теологии.
Мария не смогла сдержать улыбку. Мистер Квик с энтузиазмом проводил для нее экскурсию в чудесный мир книг. Наконец он спросил, что же она хочет почитать.
Девушка смущенно опустила глаза, слишком внимательно изучая пол под ногами.
– Я… Я точно не уверена, что меня интересует, мистер Квик. Вы знаете, я ведь не умею читать.
Она уже приготовилась услышать презрительное замечание по этому поводу, но его не последовало. Напротив, Абрахам Квик уже спешил к книжной полке с тонкими голубыми томами.
– Учиться – никогда не поздно, – счастливым голосом произнес он. – Это поможет вам начать: «Королевский алфавит», новое издание из Бостона.
Мария осторожно взяла книгу и перелистала страницы. Ей нравилось ощущать их в руках, нравились маленькие черно-белые рисунки, запах краски. Она растерянно взглянула на мистера Квика:
– Я не знаю, с чего начать. Библиотекарь весело хихикнул.
– Да, начало – это самое важное, – взяв девушку под руку, он провел ее к столу и заставил сесть. – Сомневаюсь, что вам понравятся эти скучные назидательные истории, но скоро вы сможете перейти к более интересному чтению.
Однако Марию с самого начала увлекло то, что каждый символ на странице означает звук, а звуки складываются в понятные слова. К концу дня она уже выучила буквы и даже смогла повторить коротенькие стишки из алфавита.
– В – это вишня, приятная на вид, – говорила Мария, когда мистер Квик показывал букву. – Б – бей в барабан. Л – леди, прическа до небес, – она хихикнула от этого описания столь невероятных размеров прически и спросила: – Можно мне взять домой эту книгу?
Лицо мистера Квика стало строгим.
– Только при одном условии, мисс Паркер.
Мария напряглась. Безусловно, несмотря на дружелюбие библиотекаря, он, как большинство белых, считает, что все индейцы – воры…
Но Абрахам Квик снова улыбнулся:
– Я позволю вам взять ее, если вы пообещаете вернуться сюда через неделю для следующего урока.
Мистер Квик ничего не просил за свои уроки. Он сам получал от них огромное удовлетворение. Успехи Марии летом и осенью 1806 года стали и его успехами.
За все это время Мария ни разу не позволила себе задуматься о том, почему ей так важно научиться читать. Но по мере продвижения к цели этот вопрос терял свою остроту. Она нашла себе что-то по душе в мире белых, что-то, что имело значение.
– Ну, Сара Эдер, вот уж никогда не думала, что ты умеешь врать.
Сара обиженно надула губки:
– Скоро ты поймешь, Люси, что это правда. Этот «дивный джентльмен», как ты называешь его, – мой брат Хэнс. Просто он никогда не задерживается надолго в Лексингтоне.
Айви Атвотер, которая с рассеянным видом, от нечего делать, слушала болтовню своей младшей сестры, посмотрела туда, куда показывала Сара, скользнув взглядом в сторону двери танцевального зала Кэддика.
Хэнс Эдер действительно выглядел просто великолепно в красивых, орехового цвета брюках и модно пошитом сюртуке, с кружевами на запястьях и у ворота. Его волосы, подстриженные гораздо короче, чем диктовала мода, словно золотой ореол обрамляли поразительно красивое лицо.
Так вот он каков, Хэнс Эдер, о котором так восхищенно шептались лексингтонские красавицы, мужчина, обладавший большим, чем очарование всеми признанного красавца. Никому не известным способом Хэнс Эдер сколотил небольшое состояние и выгодно вложил его в корабельное предприятие. Суда Эдера имели глубокую осадку, но могли ходить не только в океане, а преодолевали пороги Огайо в Луисвиле и спускались до Нового Орлеана, откуда открывался путь на Лондон. Это удивительное, изобретательное предприятие за очень короткое время обогатило Хэнса Эдера.
Айви хотелось познакомиться с ним, но Хэнса постоянно окружал целый букет прекрасных щебечущих женщин. Разумеется, Хэнс Эдер вряд ли обратит внимание на такую некрасивую, книжную девушку, почти старую деву в свои двадцать пять лет.
– Он никогда долго не задерживается здесь, – объясняла Сара Люси. – Мама говорит, что Хэнс всегда был таким беспокойным. Пойдем, Айви, ты должна с ним познакомиться. Я хочу обязательно представить вас друг другу, прежде чем мой братец снова исчезнет.
Хэнс уже привык к жеманным подружкам своей сестры, трепещущих веерами, искусно стреляющих глазами и уверенных в том, что мир сразу упадет к их ногам, стоит им только этого захотеть. Подобных девиц было полно в Лексингтоне. Но как только он взял хрупкую руку Айви и почувствовал ее необычно крепкое пожатие, то неожиданно для себя понял, что эта девушка отличается от всех.
Хэнс сразу заметил, что Айви трудно назвать красивой: слишком широко расставленные глаза, правда, их приятный цвет напоминал бренди, сквозь который просвечивал огонь свечи; маленький, задорный, вздернутый носик; тонкие губы, да и улыбка скорее дружелюбная, чем очаровательная.
Волосы цвета ореха были причесаны без причуд: просто убраны со лба, что придавало чертам Айви очаровательную серьезность.
Когда Хэнс поднес к губам руку девушки, то поймал себя на мысли, что не хочет, чтобы она захихикала при этом. Если Айви сделает это, решил он, значит, она такая же, как все.
Айви осталась серьезной и спокойно поинтересовалась, как его дела.
– Сейчас гораздо лучше, спасибо, – ответил Хэнс и пригласил ее танцевать.
Вскоре весь танцевальный зал буквально гудел от сплетен. Все только и говорили о том, что распутный Хэнс Эдер, любимец женщин, которого без устали преследовала добрая дюжина красавиц Лексингтона, кажется, увлекся Айви Атвотер… Никто бы не поверил в это, если бы его ухаживание не происходило у всех на глазах.
Безусловно, Айви – очень хорошая девушка, дочь одного из самых уважаемых профессоров Пенсильванского университета, но она считалась «дурнушкой». Кроме того, Айви порой слишком откровенно высказывалась по вопросам, которыми женщине не принято даже интересоваться. Самые отчаянные сплетницы указывали еще на один недостаток Айви: в свои двадцать пять лет она уже явно вышла из возраста невесты.
Хэнс не мог остаться безразличным к любопытным взглядам окружающих, озадаченному выражению лица брата Люка, понимающим улыбкам родителей; заметил он также и кислые лица близнецов Бисли, которых частенько навещал последние две недели. Но все это не имело решающего значения. Хэнс был очарован Айви, которая с такой естественной грацией танцевала все кадрили, в то время как он со знанием дела распространялся о самых различных вопросах, начиная от вождения судов по реке и кончая радикальными философскими теориями Джозефа Бученэна по поводу человеческой природы.
– Между прочим, недавно я купил участок земли к северу от Хай-стрит, – разглагольствовал Хэнс. – Собираюсь построить там самый красивый дом в Лексингтоне.
– Вы же только что сказали, что большую часть времени проводите в Луисвиле?
– Это правда. Но мне нужен приличный дом, куда бы я всегда мог вернуться.
Айви улыбнулась:
– Как это современно, мистер Эдер, как практично.
Смех невольно зародился в глубине его глаз, затем вырвался наружу.
Айви нахмурилась:
– Мое замечание показалось вам неоригинальным, мистер Эдер?
– Неоригинальным?! Да оно просто грубое!
– Тогда почему же вы смеетесь? – недоумевала Айви.
– От восторга. Большинство молодых дам просто млеют, когда я упоминаю о своем богатстве.
Айви постаралась остаться серьезной:
– Мистер Эдер, я уже не молода и никогда не млею.
– Именно поэтому вы так обворожительны. Кстати, если вам не слишком претит мой материализм, я бы пригласил вас завтра покататься.
Хэнсу хотелось до краев заполнить свою жизнь присутствием Айви Атвотер. Ему было приятно просто находиться с ней рядом. Никогда еще Хэнс не встречал женщины настолько серьезной и лишенной лицемерия, которое, по его твердому убеждению, так присуще всему прекрасному полу.
Хэнс привык обращаться с женщинами двух типов. Одни считали себя настоящими леди, были жеманны, стреляли глазами и определенно намекали, что в свои тридцать два Хэнс уже должен устраивать личную жизнь. Другие – наглые, похотливые амазонки движения переселенцев – не привыкли сдерживать порывы своего тела.
Айви Атвотер не походила ни на кого из них. Она была сама по себе, без дешевого кокетства и без жеманства девицы из гостиной. Щедрая сердцем, умная и прямая в суждениях, она обладала сильным, захватывающим очарованием. Айви смотрела на Хэнса прямо и открыто и больше интересовалась его человеческими качествами, чем тем, что он может ей дать.
Хэнс ухаживал за Айви очень старательно. Почти каждый день он наносил ей визиты, водил гулять, вывозил кататься, ходил вместе с ней в книжную лавку Тилфорда. Преподобный Рэнкин и его паства были поражены, когда Хэнс Эдер стал регулярно посещать церковь.
Но лучшими часами Хэнс считал те, которые они проводили с Айви наедине – ему всегда стоило огромного труда организовать их. В мае на его земельном участке, на нежном весеннем ковре из цветов Хэнс устроил пикник.
– Мистер Эдер, – произнесла Айви, опуская листок мяты в стакан с лимонадом.
– Я не отвечу вам, пока вы не согласитесь называть меня по имени, – прервал ее Хэнс.
Она улыбнулась:
– Хорошо, Хэнс. Ты уже неделю в Лексингтоне. Скажи, это не повредит твоему бизнесу?
– Возможно, возможно, – беззаботно ответил Хэнс. – Но мои партнеры, братья Тараскон, обо всем позаботятся в порту.
– Ты никогда не рассказываешь о своем бизнесе, Хэнс.
Он колебался, раздумывая над тем, какова будет ее реакция, если она узнает всю правду. Единственный опыт в речном пиратстве убедил Хэнса, что подобные занятия – не для него. Однако его всегда привлекали большие деньги, которые давали ощущение собственной значимости.
Хэнсу удалось найти более приемлемый и более прибыльный путь добывания денег. С тех пор как порт Нового Орлеана был захвачен мистером Джефферсоном и открыт американским кораблям, Луисвил переживал свой расцвет. Огромные судоходные реки Запада обеспечивали выход в любую часть света. Этот источник ждал своего освоения.
Хэнс с энтузиазмом присоединился к братьям Тараскон, которые организовали грандиозное предприятие: строительство океанских судов ниже водопадов на Огайо. Компаньоны были не очень разборчивы в том, что перевозили, будь то виски в бутылках, краденые меха или зерно. Главное состояло в том, что прибыли получались потрясающими.
– Хэнс?
Голос Айви вывел Хэнса из задумчивости; он понял, что не ответил на ее вопрос и поспешно сказал:
– Я занимаюсь перевозками.
– Какими?
– Перевожу все, что сочту нужным.
– Ты уклоняешься от ответа, Хэнс.
Хэнс улыбнулся своей очаровательной улыбкой, растопившей уже не одну дюжину сердец. Но Айви лишь внимательно посмотрела на него.
– Просто я не хочу лишать себя удовольствия общаться с тобой и не говорить о делах.
Девушка медленно покачала головой:
– Ты разочаровываешь меня.
Хэнс рассмеялся. Обычно женщины льстили ему, легко верили каждому его слову. Но Айви требовала от Хэнса откровенности, заставляла больше проявлять себя. Он подозревал, что ее увлекает сложное дело кораблевождения, сеть распределения, которая простиралась от Пенсильвании до Нового Орлеана и дальше. Но Хэнс не хотел посвящать Айви в темные стороны своего предприятия, хоть в чем-то разочаровывать ее. Ему было очень важно хорошее мнение Айви о себе. Меняя тему разговора, он спросил девушку о ее семье.
– Мы из Бостона, – ответила Айви. – Отец преподавал в Гарвардском колледже древнюю литературу. К сожалению, руководство факультета сочло радикальными некоторые из его идей, и ему стало трудно там оставаться. Он был готов к переменам, когда услышал об организации Пенсильванского университета.
– Да, университету повезло. Мой брат Израэль высоко отзывается о преподавании твоего отца.
– Некоторые его идеи действительно очень увлекательны, – согласилась Айви.
Хэнс удивленно поднял брови:
– Неужели?
– Мои родители всегда поощряли учебу, даже ту, которая считается неинтересной для женщин. Тебе известно, что многие идеи Джона Локка берут начало в его переписке с леди Мэшем?
Склонив голову набок, Хэнс добродушно рассмеялся:
– Признаюсь, Айви, некоторые участки моего мозга покрыты паутиной. Ты – свежий ветерок, который поможет ее сдуть.
Девушка просияла своей открытой улыбкой:
– Кажется, ты открыл мое призвание, Хэнс.
Айви Атвотер была единственной женщиной из всех, которых он знал, которая не требовала от него ни денег, ни обязательств жениться. Она щедро распахивала ему свою душу, ничего не требуя взамен. Этим летом 1806 года Хэнс забыл обо всем на свете: о том, что его жизнь менее чем достойна восхищения, что он постоянно использовал людей для осуществления своих целей, и расстраивал родителей. Казалось, часть доброты Айви перешла и к нему, сгладив его дурные черты.
Общество в Лексингтоне гудело, словно улей, обсуждая эту неправдоподобную связь. К великому неудовольствию красавиц и их честолюбивых матушек, парочка везде появлялась вместе. Айви не обращала внимания на подобные разговоры, но Хэнсу они стали надоедать.
Однажды осенним вечером он одержал победу на лошадиных бегах на плантации Бисли, и сестры-близнецы подарили ему серебряную чашу. По обычаю, победитель должен быть награжден поцелуем хозяек, но Хэнс просто ушел с поля, волоча по земле жакет и на ходу развязывая галстук. Сопровождаемый злобными взглядами близнецов Бисли, он отдал чашу Айви, которая сидела под дикой яблоней.
– Ты ведешь себя ужасно, – укорила его девушка. Хэнс взял рюмку виски у проходившего мимо слуги, залпом выпил ее и лег рядом с Айви на траву.
– Я никогда не отличался хорошими манерами, любовь моя.
Айви изо всех сил старалась не улыбаться его ленивой усмешке, золотым, спутанным ветром волосам.
– Хэнс, своим равнодушием ты убиваешь их насмерть.
Но он лишь рассмеялся и расстегнул рубашку; его обнаженная грудь блестела от пота.
Айви без всякого смущения окинула Хэнса восхищенным взглядом.
– Откуда эти шрамы? – спросила она.
Хэнс рассеянно провел рукой по груди.
– Боевые, – просто ответил он, – но не с войны. В юности я слыл большим скандалистом.
Айви неодобрительно сжала губы:
– Надеюсь, все это осталось в прошлом: ненавижу драки без повода.
По лицу Хэнса скользнула ленивая усмешка.
– Я абсолютно мирный человек, – заверил он, затем подобрал упавшее дикое яблоко и принялся внимательно разглядывать его. – Есть старая примета, – задумчиво произнес Хэнс. – Если, не поморщившись, съесть дикое яблоко, то непременно завоюешь любовь того, о ком мечтаешь.
– Это легче сказать, чем сделать, – поддразнила его Айви.
Хэнс посмотрел на нее с вызовом и сразу откусил большой кусок; Айви внимательно наблюдала за выражением его лица. Хэнс жевал медленно, явно смакуя каждый кусочек. Он совершенно спокойно съел все яблоко и выбросил огрызок.
– Ну? – торжествующе спросил Хэнс, театрально разведя руки в сторону.
Девушка постаралась быть серьезной.
– Еще никто и никогда не производил на меня такого ошеломляющего впечатления.
Хэнс со смехом обнял ее. Вечер казался ему таким мягким, теплым, напоенным ароматов цветов; вдалеке играл скрипач, разговаривали гости. Хэнс ощущал какой-то священный трепет. Он знал множество женщин, но ни одна из них не действовала на него так, как Айви. Она была подобна покрывалу, отдаляющему его от окружающей действительности. Айви защищала Хэнса от грубости, заставляла чувствовать, что они вдвоем принадлежат совершенно другому миру.
Но реальность вторглась в их жизнь в лице Фарли Кэддика. Этот надменный, самовлюбленный молодой человек, выходец из одной из самых знатных семей в Лексингтоне, ненавидел Хэнса за его ошеломляющую красоту и бешеный успех у женщин. Совсем недавно, в карточной игре, Хэнс избавил Фарли от любимой лошади, и тот до сих пор не оправился от удара.
– Да, Хэнс Эдер, – жеманно картавя «р», произнес Фарли. – Я и не знал, что у тебя есть жилка благотворительности: презирая лучших певчих птичек Лексингтона, ты сидишь в компании серенького воробышка.
Хэнс бросил быстрый взгляд на Айви. Единственным признаком того, что она услышала оскорбительные слова Фарли, были выступившие на ее щеках красные пятна.
– Оставь нас в покое, – тихим, напряженным голосом произнес Хэнс.
Однако Кэддик даже не сдвинулся с места.
– Что ты хочешь доказать, Эдер? – дерзко спросил он. – Ты решил быть джентльменом, или красавицы наконец поняли, что ты – просто негодяй? – Фарли хрипло рассмеялся. – Вообразите, обольстительный Эдер опустился до того, что развлекает маленькую серенькую голубку. Бьюсь об заклад, что вы оба в отчаянии, не так ли?
Фарли несколько расстроился от того, что Хэнс не клюнул на наживку, и, надеясь взбесить его, продолжил:
– Конечно, я могу ошибиться насчет леди. Возможно, некоторые из книг, которые она постоянно читает, чему-то и научили ее. Интересно, когда же мисс Атвотер поделится с нами секретом своего очарования? Скажи Хэнс, она на самом деле такой «сухарь», как мы привыкли думать?
Ослепленный яростью, Хэнс вскочил на ноги и, не раздумывая, послал кулак в самодовольно ухмыляющееся лицо Фарли.
Кэддик с воем упал на бок; из носа у него лилась кровь. Но Хэнс снова набросился на обидчика, осыпая проклятиями и в горячке совершенно забыв про Айви. И только когда Натаниэль Кэддик и другие оттащили его от Фарли, он заметил растерянное лицо девушки с пятнами унижения на щеках. В глазах Айви стояло разочарование. Хэнс моментально понял, что она не одобрила его поступок.
Откуда-то, словно огненный гигант, появился Рурк, размахивая кулаками и требуя объяснений.
– Низкое животное! Он первый напал на меня, – хныкал Фарли. – Его нужно выпороть.
– Выгнать его! – пролаял отец Фарли. – Выкинуть как мусор!
Хэнс вырвался из рук державших его мужчин и, широко улыбаясь, отошел в сторону.
– Эскорт необязателен, – презрительно бросил он. – Я прекрасно знаю дорогу.
Хэнс на минуту остановился, окинув взглядом жаждавшую скандала толпу вокруг яблони, нашел глазами Айви.
Выражение ее лица с ужасной прямотой говорило о том, что тот образ, который он так старательно строил, разрушен. Айви отступила на шаг и повернулась к нему спиной.
Шагая по темным пыльным улицам Лексингтона, Хэнс с особой ясностью вспоминал этот полный безграничного разочарования взгляд, которым пронзили его глаза цвета бренди, и понимал, что совершил непоправимую ошибку. Айви никогда не простит ему этот необдуманный поступок и то, что он так легко потерял над собой контроль.
Движимый раскаянием, Хэнс направился в таверну и выпил там столько виски, что этого хватило бы на дюжину молодцов. То же самое он проделал и в других кабачках, но не получил желаемого эффекта.
Все еще не чувствуя себя настолько никчемным и низменным, чтобы осознать глубину своего падения, Хэнс, стукнув монетой по стойке бара, выскочил из пивной и направил стопы к заведению мисс Нелли. Кажется, сейчас это было именно то, что нужно, раз приличная женщина отвергла его.
Однако этим вечером ни одна из девочек: ни сочная медноволосая Дорин, ни экзотическая Черрис не понравились ему. Даже Бэлла, щекотавшая язычком ему ухо, шепча заманчивые предложения, не могла вывести Хэнса из состояния самобичевания.
Он уже собрался уходить, когда его внимание привлекла незнакомая девушка, которая несла через гостиную поднос со стаканами.
Незнакомка была хороша: маленькая, с черными блестящими волосами и голубыми дикими глазами с густыми черными ресницами. Выступающие скулы, гордо поднятый подбородок, аккуратный носик, гладкий лоб делали ее еще более привлекательной. Тело девушки было крепким и упругим. Боже, а какой восхитительный ротик! К удивлению Хэнса, вся она производила впечатление невинности.
Внезапно его охватило сильное желание. Хэнс улыбнулся и, почувствовав себя почти в своей тарелке, преградил девушке путь.
Расставив ноги и уперев руки в бока, он развязно произнес:
– Не так быстро, милашка. Я бы не отказался провести несколько часов в твоем обществе.
Девушка попыталась обойти его:
– Я не занимаюсь этим.
Высокомерные нотки, слышавшиеся в ее голосе, заставили Хэнса задуматься.
Какое-то время он молча рассматривал девушку, затем рассмеялся:
– Боже, как же я сразу не разглядел?! – Хэнс дерзко погладил смуглую, цвета меди, щеку незнакомки. – Ты ведь индианка, моя девочка?
Что ж, он получит еще большее удовлетворение, выместив свой гнев на столь прелестном экземпляре так ненавидимой им расы.
– Пойдем, маленькая скво, – взяв из рук девушки поднос, проворковал Хэнс, – мы с тобой немножко повеселимся.
– Не трогайте меня, – процедила она сквозь зубы.
Неожиданно чья-то мясистая рука крепко схватила его за плечо. Резко повернувшись, Хэнс увидел перед собой Джека, который работал у Нел вышибалой.
– Это не та девочка, что нужна тебе, – произнес Джек.
Хэнс вырвался, слегка покачнувшись.
– Какая разница? – спросил он. – Я заплачу вдвойне.
На шум вышла Нел Вингфилд и взяла Хэнса за руку.
– Мистер Эдер, – начала она официальным тоном, что еще больше взбесило Хэнса. – Боюсь, мне придется настоять на том, чтобы вы оставили Марию в покое. Она не выдается ни за какую цену.
Мария благодарно взглянула на Нел: уже, не первый раз та отказывалась от предлагаемых за нее больших денег. Хотя Нел утверждала, что хорошая помощь по хозяйству важнее всего, Мария подозревала, что не только соображения практичности заставляли Нел защищать ее. Под внешней грубостью женщины скрывалась широкая, как река Кентукки, и сентиментальная натура. Выяснив, что Мария – девственница, Нел охраняла это достоинство так же рьяно, как собственные деньги в сейфе.
– Отнеси поднос на кухню, – распорядилась Нел. – Можешь закончить работу завтра утром.
Покачиваясь от облегчения, Мария вышла из зала, затем через черную дверь выскользнула из кухни и направилась в бунгало, где они жили с Гедеоном. Вдохнув прохладный ночной воздух, она неожиданно поняла, что дрожит, и без сил прислонилась к стене, растирая руками плечи.
«Мистер Эдер», – так назвала его Нел. Это имя укололо Марию как игла. Она недоумевала, кем может приходиться Люку этот красивый пьяный господин. Возможно, братом, хотя между ними не было сходства. Светловолосый мужчина выглядел намного старше Люка. Хищный взгляд его блестящих голубых глаз, окруженных крошечным веером морщин, упрямые линии рта, жестокость, прозвучавшая в голосе, когда он понял, что перед ним индианка – все это очень напугало девушку. Да, такой человек умел яростно ненавидеть.
Тяжело вздохнув, Мария прислушалась к хору кузнечиков, наполнявшему воздух, и направилась к своему домику. Она уже почти достигла двери, когда стальная рука схватила ее за горло.
Обдав Марию сильным запахом виски, кто-то прошептал:
– Я здесь, маленькая скво.
