ГЛАВА 16
К концу июня Брекенридж и окрестности украсились свежей зеленью осин и тополей. Желтые и пурпурные полевые цветы пестрели на лугах. Реки, совсем недавно скованные снегом и льдом, величественно несли свои голубые воды, вздымая белые гребешки пены. А озера в тех местах, где рудничные выработки не мутили воду, смотрели в ясное небо; в их спокойных водах отражались белые облака и сверкали солнечные лучи. Даже двое священников воодушевились, глядя на великолепие лета в высокогорном краю, хотя их постоянные разъезды плохо сказывались на здоровье отца Рабануса.
По причине частого отсутствия священников Кэт так и не исповедалась, однако совесть ее не мучила. Пока она не видела своего соучастника по греховным деяниям, ей удавалось забыть, что это грехопадение свершилось. Кэт оставила хозяйство на Мэри Бет и Нолин, а дела – на Коннора, удостоверилась, что у Дженни в монастырской школе и у Джимми на руднике все в порядке, и целыми днями гуляла по округе с детьми Шона.
Написав матери об исчезновении Ингрид, она выбросила из головы мысли о том, как Шон воспримет измену жену, так же как изгнала из памяти воспоминания о той ночи, проведенной в объятиях Коннора. Ничего плохого не случилось. Ребенка не предвиделось, а Коннор, очевидно, не питал к ней никаких чувств, кроме похоти, иначе он бы предложил Кэт выйти за него замуж.
Она убеждала себя, что рано или поздно Шон вернется домой, и они вместе будут растить его детей. Коннор не раз жаловался на то, какую причудливую форму приобретает его дом благодаря усилиям Дидерика, поэтому было бы неплохо, если бы Шон купил у Коннора его половину. Тогда Коннор Маклод убрался бы из ее жизни к огромному облегчению их обоих. Так размышляла Кэт, в то время как Фиба и Шон-Майкл резвились на летнем солнышке.
Вскоре приехали отец Коннора и Мейв, беременность которой уже стала заметной. Она разрушила планы Кэт на будущее, заявив, что намерена забрать детей Шона в Денвер.
– Раз, судя по всему, мать бросила их, – сказала Мейв, – лучше им быть поближе к отцу.
– Но я могу о них позаботиться, – попыталась возражать Кэт.
– Таскать их в салуны, полные пьяниц, ты считаешь проявлением заботы и ответственности?
Кэт покраснела. Кто рассказал Мейв об этой драке в салуне, которая случилась в тот единственный раз, когда Кэт взяла Фибу и Шона-Майкла на воскресную демонстрацию «Брекенриджской Лиги борьбы за трезвость»? Коннор, разумеется, не мог выдать ее во время одной из своих поездок в Денвер. Он пообещал ей, что ничего не скажет Мейв, и Кэт верила его обещанию.
– Им хорошо со мной, мама. А Шон болен, он не может присматривать за двумя детьми.
– Они будут жить со мной и Джеймсом, – сказала Мейв.
– Но, мама, ты же сама ждешь ребенка.
– Ну и что?
– Тебе будет слишком трудно управляться.
– Глупости! Никогда в жизни я не чувствовала себя лучше.
– И не выглядела красивее, – добавил Джеймс.
Кэт была вынуждена признать, что мать пребывала в отличном здравии и настроении, и все же ей не хотелось расставаться с детьми.
– Мама, теперь, когда Ингрид уехала, я думала, что мы с Шоном будем вместе растить детей… как только он поправится.
– Если тебе так хочется детей, Кэтлин, – сказала мать, – лучше бы ты вышла замуж и завела своих. Не надо так сильно привязываться к детям Шона. Он женится снова и…
– Но ведь Ингрид не умерла. Она может…
– Они не венчались в церкви, – возразила Мейв. – На этот раз я позабочусь, чтобы Шон женился на хорошей девушке-католичке. Кстати, почему ты до сих пор не нашла мужа для Мэри Бет и Нолин?
– Только не из-за нехватки поклонников, – пробормотала Кэт. В ее гостиной по выходным всегда было полно влюбленных горняков.
– Если ты все же надумаешь выйти замуж, Кэтлин, советую тебе присмотреться к Коннору. Он будет тебе отличным мужем.
Кэт побледнела и перевела разговор на другую тему.
Первого июля ее мать и Джеймс уехали вместе с Фибой и Шоном-Майклом. Их отъезд разбил ей сердце. Что касается детей, то их настолько взбудоражило предстоящее путешествие на поезде в Денвер, что они казались вполне довольными жизнью. Коннора, как обычно, не было в городе. Кэт решила, что он избегает ее. Ужасно скучая по племянникам, она ринулась осуществлять другие замыслы.
Первым делом Кэт решила навестить сестру Фредди, которая посочувствовала по поводу отъезда детей.
– Тебе нужно снова выйти замуж, Кэт, – сказала она. – Тогда у тебя будут свои собственные дети.
– Ты говоришь в точности, как мама, – прошептала Кэт.
– Как насчет Коннора? Вы с ним живете в одном доме, а судя по тому, что ты мне рассказывала, тебя страшно влечет к нему.
Кэт залилась слезами.
– Господи, – сказала сестра Фредди, – я не хотела довести тебя до слез. Я просто подумала, раз уж вы…
– Я не хочу говорить об этом, – всхлипнула Кэт. – Коннор не намерен на мне жениться. Полагаю, нам с тобой нужно снова взяться за борьбу против пьянства.
– Но я обещала преподобной матери больше не ходить по салунам, а Коннор обещал шерифу, что…
– …что мы не будем входить внутрь салунов. Но кто сказал, что мы не можем что-то делать снаружи?
– Матери Хильде это не понравится, – упорствовала Фредди.
– Почему? Мы просто будем останавливать людей у входа и убеждать их идти не в салун, а в церковь, пожертвовать свое время обители Святой Гертруды или Святого Иосифа. Подумай, как будет рада преподобная мать Хильда, получив помощь мужчин в ремонте. Они ведь могут пристроить еще одну комнату к больнице Святого Иосифа. Бог знает, как больница мала. Доктора производят ампутации в той же комнате, где лежат выздоравливающие. Понравилось бы тебе лежать с пневмонией, в то время как кому-то отрезают ногу?
– Твой пример неудачен, – сухо заметила Фредди, – потому что в больнице Святого Иосифа женщины не лежат.
– Верно. Им нужна отдельная палата для женщин. Нечестно предоставлять больничные услуги мужчинам, в то время как женщины таковых не получают.
– Этот аргумент не произведет впечатления на горняков, которые каждый месяц вносят деньги на содержание больницы Святого Иосифа.
– Фредди, ты придешь в следующее воскресенье или нет?
– Приду.
Второй проект касался отдаления Коннора в пространственном отношении. Осуществить этот план предполагалось с помощью Дидерика. Плотник собирался построить заднее крыльцо, от которого Кэт отказалась, так как склон в этом месте был слишком крутым для излишне большого крыльца, предусмотренного Дидериком. Взамен она предложила ему построить на ее стороне дома восьмиугольную башню.
– С окнами цветного стекла и балконом, – добавила Кэт. Она читала, что такое строение есть в Аспене, и рассудила: если у нее будет своя собственная комната в башне, она сможет чувствовать себя так, будто не живет в одном доме с Коннором.
Конечно, теперь, когда дети уехали в Денвер, а Ингрид сбежала, можно было бы настоять на том, чтобы жить отдельно. Но Кэт не осмеливалась предложить Коннору разделить дома. Он слишком часто уезжал из города, поэтому кто-то должен был присматривать за его детьми. Одноглазый уже успел отвыкнуть от своих прежних обязанностей и целыми днями сидел в новом кафе Барни Форда «Сэдл Рок», вспоминая о былом со своими закадычными дружками. Поэтому Кэт решила, что не может окончательно отдалиться от Маклодов; кроме того, следовало заботиться об интересах Шона. Если Кэт не станет жить в одном доме с Коннором, он попытается отстранить ее от решения деловых вопросов, а ей этого вовсе не хотелось.
– Так ты сможешь построить мне комнату в башне? – обратилась Кэт к Дидерику.
– Конечно, миссус. Я фам построить замок, если фы хотеть.
– О, башни достаточно. Почему бы тебе не начать сегодня же?
* * *
– Привет! – крикнул Коннор, входя в пустую тихую комнату, соединявшую его дом с домом Шона. Он настолько привык к постоянной сутолоке, донимавшей его с тех пор, как Кэт стала вести общее хозяйство, что от этой тишины почувствовал себя неуютно. Его не было дома две недели. Сначала он инспектировал рудник «Запоздалый» в районе Снейк-Ривер, потом заехал в Денвер, чтобы обсудить соглашение, о котором Шон договорился с английскими инвесторами, заинтересованными в развитии многообещающего рудника «Девушка из Чикаго».
«Кэт где-то прячется», – подумал Коннор. Он усмехнулся при этой мысли и стал гадать, где бы она могла находиться. Две недели отсутствия позволили на многое взглянуть другими глазами, и Коннор уже не опасался испытать неловкость, снова увидев Кэт.
– Здравствуйте, мистер Маклод. – Из кухни появилась Нолин Пратт. Ее белокурые кудряшки обрамляли миловидное личико, перепачканное в муке. – Я занимаюсь выпечкой, – объяснила она, хотя это и так было видно.
– Где все остальные? – спросил Коннор.
– Ну… Одноглазый, как всегда, в городе со своими дружками. Джимми на руднике, а ваша дочь в своей комнате делает уроки.
– Это что-то необыкновенное, – пробормотал Коннор. – А где мисс Кэт?
– Наверное, надоедает людям насчет пьянства, – раздался голос Дженни, которая отложила свои книжки и вышла встретить отца.
– Но, мисс Дженни, вы же знаете, что это не так, – поспешила вмешаться Нолин.
– Она занималась этим в прошлое воскресенье. И в позапрошлое тоже. Стоило тебе, папа, уехать из города, как Кэт мигом занялась тем, чем ты ей запретил заниматься. Горняки ворчали как незнамо кто, а все из-за нее. К тому же, преподобная мать Хильда ужасно рассердилась, когда услышала, что Кэт снова вовлекла сестру Фредди в свои походы. – Дженни хихикнула, вспоминая сцену, доставившую немало веселья ученицам школы Святой Гертруды. – Она назвала Кэт негодной девчонкой и сказала, что прошлась бы линейкой по ее заду, если бы застала ее за тем, как она сбивала с толку сестру Фредди. И еще мать Хильда сказала, будто это Кэт виновата в том, что теперь все в городе зовут сестру Фредерику сестрой Фредди. А Кэт ответила, что раз люди называют ее сестрой Фредди, значит они любят и уважают ее, а следовательно, это поможет улучшить отношения между церковью и горожанами, – тараторила Дженни. Тут она заметила, что отец вовсе не сердится на Кэт, и даже посмеивается над описанием поединка между нею и настоятельницей. – Ты бы поговорил с нею, папа, – торопливо добавила Дженни. – Правда, к твоим словам Кэт прислушивается не больше, чем к словам матери Хильды.
– Я это заметил, – мрачно пробормотал Коннор. Он не мог поверить, что Кэт снова взялась проповедовать трезвость. Она ведь обещала! И занимается этим за его спиной! Пока его нет в городе! – Где она сейчас? – сердито спросил Коннор.
– В Десятимильном каньоне, – сказала Нолин. В ответ на удивленный обеспокоенный взгляд Коннора она пояснила: – Все три рудника забастовали.
– Наверное, из-за того, что Кэт пытается проследить, чтобы они не могли выпить в воскресенье, – предположила Дженни.
– Не понимаю, мисс Дженни, почему вы так не любите мисс Кэт, – удивилась Нолин. – Если бы не она, ваш шкаф не был бы набит новыми платьями, а каждый парень в городе не ходил бы влюбленным в вас.
Дженни залилась краской.
– Когда она уехала? – спросил Коннор.
– В прошлый понедельник. Взяла с собой Мэри Бет, чтобы сменить Хортенс на «Кольце Ингрид». А Хортенс она собиралась перевести в Десятимильный каньон, чтобы там следить за стряпней и спальными помещениями на трех рудниках.
– Какого черта она не подождала меня?
– Мисс Кэт не знала, где вы и когда вернетесь, мистер Маклод, поэтому поехала сама улаживать дела с этой забастовкой, – объяснила Нолин.
– Черта с два у нее что-нибудь выйдет, – проворчал Коннор и снова подхватил саквояж.
– Папа, ты что, уже уезжаешь? – воскликнула Дженни.
– Да, уезжаю, – отрезал он.
* * *
Коннор злился на Кэт всю дорогу до Десятимильного каньона. Там он нанял лошадь и добрался до «Сестры Кэти», где управляющий выделил ему койку для ночлега и сообщил, что Кэт находится дальше по каньону на «Серебряной сигаре» или на «Покойной жене».
– А что слышно насчет забастовки? – спросил Коннор.
– Дело улажено, – сказал управляющий. – Им вдруг ни с того ни с сего показалось, что рудник ненадежный и работать на нем опасно. Заявили, что мы покупаем гнилой лес для крепежа, чтобы сэкономить деньги. Уж не знаю, как мисс Кэтлин удалось убедить их, что это не так. На мой взгляд, она ничего не соображает в крепеже, но все же горняки взялись за работу. Помогло то, что они попробовали обед, приготовленный этой самой Хортенс. Теперь она будет стряпать здесь два дня в неделю. Так или иначе, а мисс Кэтлин пошла дальше. Поговорила с каждым, вот что она сделала. Уж не знаю, о чем, но я считаю, достаточно горнякам побеседовать с хорошенькой девушкой, чтобы успокоиться и прекратить забастовку.
Крепежный лес? Коннор никогда не скупился, если дело касалось безопасности работающих на руднике.
– Ты проверял лес, который мы получали для крепежа? – спросил он.
– Все было в порядке. Это только слухи. Вы же знаете, что за народ горняки.
– Подобные слухи могут разорить нас, – с беспокойством заметил Коннор. – Ты уверен, что это не имеет ничего общего с трезвостью?
– Все знают, что мисс Кэтлин стоит за трезвость, – сказал управляющий. – Так что это тоже могло повлиять.
* * *
– Это не имеет никакого отношения к забастовке, – убеждала его Кэт. Коннор застал ее на руднике «Покойная жена».
– Я дал слово Уиллу Айлифу, – упрямо повторял Коннора. – А ты…
– …с тех пор ноги моей не было в салуне. Мы оставались на улице. – Кэт не могла удержаться от самодовольной улыбочки. – Ты мне не сторож. Я свободная женщина, и если я хочу убедить людей не пить по воскресеньям…
– Если ты закроешь салуны, то одновременно закроешь все наши рудники.
– Здесь, в Десятимильном каньоне? Они не ездят выпить в Брекенридж. Все наши рудники работают. Если ты выслушаешь меня, то я тебе докажу: эти волнения не имеют ничего общего с моей борьбой за трезвость. Раз уж мне удалось прекратить забастовку, ты должен понять – трезвость тут ни при чем.
– Хорошо, я тебя выслушаю. Управляющий на «Сестре Кэти» говорил мне что-то о крепежном лесе.
– Не только это. Слухов великое множество: о лесе, о динамите, о пище, о канатах подъемника. На «Серебряной сигаре» нам с Хортенс пришлось подниматься и опускаться на подъемнике, чтобы доказать надежность механизма. – Коннор побледнел. – После того, как мы проделали это пять раз, они почувствовали себя круглыми дураками.
– Надо полагать.
– И возобновили работу.
– Не понимаю, почему они вдруг решили, что мне нельзя доверять.
Кэт вздохнула.
– Я много говорила с горняками. Проследила, откуда взялись эти слухи. Ты помнишь Дженкинса?
– Управляющего, которого мы уволили с «Кольца Ингрид»?
Кэт кивнула.
– Он шныряет вокруг, подпаивает людей и намекает на то, будто наши рудники небезопасны, будто мы срезаем углы, потому что у нас не хватает капитала, чтобы вести разработку иначе, и что мы уволили его, потому что он пожаловался на наши упущения.
– Флеминг, – прошептал Коннор.
– Наверное, – согласилась Кэт. – И не только Дженкинс замешан в этом. В двух других случаях слухи распускали рабочие, которых наняли на рудники недавно. Дженкинс исчез, как только я появилась здесь, но тех двоих я уволила. Они пригрозили, что поднимут против нас Ассоциацию горняков. Сейчас, кажется, все идет хорошо, но….
– Я поговорю с Пэтом Морриси. Он возглавляет Ассоциацию.
– Я с ним уже поговорила, но он не склонен обсуждать деловые вопросы с женщиной. Наверняка, думает, что это несерьезно. И все-таки у меня появилось много друзей среди горняков.
– А это значит, я полагаю, ты получила еще несколько предложений руки и сердца.
– Какое тебе до этого дело? – дала отпор Кэт. Заметив, как удивился Коннор, она смягчилась. – В любом случае, теперь у меня есть люди, которые будут следить за теми, кто распускает слухи, так что если снова возникнут беспорядки, может быть, нам удастся пресечь их с самого начала.
– Ты хорошо поработала, – скрепя сердце признал Коннор. – Но в следующий раз, может быть, дождешься меня?
– Чтобы три рудника простаивали несколько дней?
* * *
– Это что еще за чертовщина? – оторопело уставился Коннор на второй этаж над той половиной дома, где жила Кэт. Это строение появилось за те три дня, что они отсутствовали.
– Это моя восьмиугольная башня, – с гордостью заявила Кэт. – Будет очень красиво.
Дидерик спустился вниз по приставной лестнице и с вызовом посмотрел на Коннора.
– Миссус гофорит делать башня. Я и делать, – объяснил он.
– Все нормально, Отто, – прошептала Кэт. – Это моя башня, и я за нее плачу. Ты должен быть доволен, – обратилась она к Коннору. – Твой дом будет в полном твоем распоряжении после того, как я переберусь на второй этаж.
Коннор грустно взглянул на Кэт.
– Я никогда не говорил, что хочу, чтобы ты выехала из моего дома.
– Миссус хотеть фы фыезжать. Фот почему я строить восьмиугольный башня с комната.
– В таком случае, нужно было уточнить, что значит «восьмиугольный», – не замедлил дать отпор Коннор. – Это значит, что у башни должно быть восемь сторон, а у этой только пять.
Пока Кэт огибала дом, чтобы сосчитать стороны башни, Дидерик, побагровевший от злости, шагнул к Коннору, замахнувшись своим молотком.
– Что ты делаешь, Отто? – крикнула Дженни, наблюдавшая с крыльца за происходящим. – У тебя такой вид, будто ты собираешься стукнуть папу. – Дидерик отпрянул, а Дженни торжествующе заявила отцу: – Разве я не говорила, что все неприятности случились из-за ее походов против пьянства? Ты ведь это выяснил?
– Дело вовсе не в этом, – сказала Кэт. – Ты прав насчет числа сторон, Коннор, но я полагаю, что и пяти достаточно.
– Зимой ты там замерзнешь, – предупредил Коннор, – но не думаю, что он управится так быстро.
– Ради Кэт управится, – заметила Дженни. – Ах, да, только что приезжал какой-то человек на коне и сообщил, что на «Первой жиле» волнения.
Коннор выругался.
– Это точно из-за нее, – продолжала Дженни. – Горняки думают, что она собирается запретить выпивку в спальных помещениях после работы.
– Они пьют в спальнях? – спросила Кэт. Коннор лишь выразительно взглянул на нее и снова вскарабкался на козлы коляски. Вслед за ним села и Кэт.
– Думаю, тебе лучше остаться дома, – буркнул Коннор.
– Это рудник Шона, и я должна быть там, – последовал решительный ответ.
Прибыв на место, они обнаружили, что ночная смена слоняется вокруг подъемника. Коннор, быстро оценив ситуацию, заметил двоих новых работников, которые, судя по всему, и спровоцировали недовольство, выражавшееся в том, что горняки не хотели работать на хозяев, которые преграждают им путь у двери салуна, когда они приходят в город выпить; хозяев, которые угрожают уволить их за то, что они пропустят стаканчик-другой в воскресенье. Коннор бросил на Кэт многозначительный взгляд.
Кэт, слушавшая все претензии сидя в коляске, поднялась во весь рост и громко спросила:
– Я уволила хоть одного человека, который входил в салун? – Горняки молчали, и Кэт продолжила: – Я кого-нибудь не пускала в салун, если он хотел войти? – Послышался неразборчивый гул голосов. – Или вы, такие застенчивые парни, боитесь пройти мимо такой большой и страшной женщины, как я? А может, вас отпугивает сестра Фредди? – В толпе послышался смех. – Так в чем же дело? спросила Кэт. – Пусть вы не согласны со мной, но не думаете же вы, что я не имею права высказывать свое мнение?
– Мы слышали, вы собираетесь выгонять любого, кто выпьет самую малость, – признался один из горняков.
– Вы хотели сказать, того, кто пьяным полезет в подъемник?
– Пет, мэм. Любого, кто полезет в рудник налакавшись, надо гнать в шею.
– Я увольняю людей, если они не умеют работать. Так поступал и мой брат. Кто сказал, что я изменю это правило?
Горняки посмотрели на новеньких.
– На кого вы работаете? – твердым голосом задал вопрос чужакам Коннор. – На нас или на Флеминга? – Потом он обратился к остальным. – Большинство из вас знает меня. Я даю вам слово, что ваша работа безопасна. Но вам следует не раз подумать, когда кто-нибудь из пришлых попытается подбить вас на стачку, выдав вам мешок вранья. Тогда вы потеряете заработок, а не парень, которому Флеминг заплатил за то, чтобы мой рудник закрылся.
– Ну, думаю, об этом мы позаботились, – с удовлетворением сказала Кэт, когда они ехали обратно.
– И мне не хочется снова заботиться об этом. Надо бы тебе утихомириться со своей борьбой за трезвость… по крайней мере, пока не закончится судебное разбирательство.
– На это могут понадобиться годы.
– Это случится гораздо раньше, если мы разоримся по твоей милости.
Кэт вздохнула.
– Ладно. Все равно отец Дайер уезжает из города, – сказала она. – На какую-то конференцию методистов.
– Благодарение Богу за эту маленькую милость. Некоторое время они ехали молча. Коннор был доволен, что решил хотя бы одну проблему. Кэт злилась, что Коннор требовал от нее отказаться от принципов в интересах дела. Неожиданно он прервал ее размышления, воскликнув:
– Ты только посмотри на это! – Коннор показал на большой дом, строившийся на вершине холма. – Кто строит дом на Никкель-Хилл!
Кэт пожала плечами.
– Это новый особняк Медфорда Флеминга. Коннор разразился смехом.
– Не вижу ничего смешного.
– Не видишь? Но до сих пор на Никель-Хилл строили только дома, пользующиеся плохой репутацией. – Кэт непонимающе уставилась на него. – Короче говоря, Никель-Хилл – один из трех районов «красных фонарей». – Коннор вспомнил время, когда его смущала даже мысль о том, чтобы упомянуть в присутствии Кэт о районе «красных фонарей». Приятно быть на дружеской ноге с женщиной и чувствовать себя с нею спокойно и уверенно.
– О, Боже мой, – хихикнула Кэт. – Интересно, знает ли Флеминг о своих соседях?
– Очевидно, не знает, и, надеюсь, никто ему об этом не скажет, по крайней мере, пока дом не будет построен.
* * *
Кэт купила лошадь и старалась каждый день ездить верхом. Обычно ее ежедневная прогулка верхом составляла две мили за пределы города и две мили обратно. Иногда она ездила одна, иногда – в компании с кем-нибудь из мужчин. Несколько раз Кэт приглашала Дженни поехать вместе с ней, но девушка отказывалась. Дочь Коннора проводила послеобеденное время за учебниками, и Кэт не могла не приветствовать такое прилежание, даже если подозревала, что это всего лишь предлог, чтобы отклонить приглашение. Она была убеждена, что Дженни, запершись в своей комнате, сладко подремывает на кровати.
Единственным, кто интересовался стремлением Кэт стать отличной наездницей, был Дидерик. В тот день он три раза спросил Кэт, поедет ли она верхом. Наконец, Кэт оседлала лошадь, лишь бы доставить ему удовольствие. Она предполагала, что плотник пытается загладить свою вину за то, что ошибся в числе сторон башни. Это навело Кэт на мучительные раздумья: а в состоянии ли он вообще построить башню? Не хотелось бы ей находиться там, когда налетит первая зимняя метель и сдует эту надстройку.
Может быть, следовало пригласить Элайаса Нешхолда, чтобы он оценил прочность конструкции? Ведь он рекомендовал Дидерика как мастера по резьбе, а не как строителя. В Брекенридже было много причудливых домов, построенных в такой спешке, что они перекашивались или угрожающе кренились, норовя свалиться на головы жильцам. Не из таких ли строителей Отто Дидерик? Но нельзя сказать, что он из торопливых. Строительство башни продвигалось так медленно, что Кэт задумалась: быть может, Коннор прав, утверждая, что ее новая комната будет готова только к зиме.
Так она раздумывала, направляя лошадь вверх по склону холма, когда вдруг заметила струйку дыма со стороны дома Коннора. С минуту Кэт удивлялась, почему это ни с того ни с сего решили топить в теплый день. Потом она сообразила, что дом горит, крикнула об этом ближайшему прохожему и подстегнула свою лошадь, до сих пор не изведавшую хлыста. Испуганное животное поднялось на дыбы и помчалось вниз, но попало ногой в одну из ям на улице и упало, сбросив Кэт в пыль. Она вскочила, бросила виноватый взгляд на пострадавшую лошадь и помчалась к своему дому, выкрикивая имена тех, кто, по ее мнению, мог находиться внутри:
– Коннор! Дженни! Нолин! Одноглазый! Дидерик!
Никто не отзывался, пока Кэт бегала вокруг дома, отыскивал способ проникнуть внутрь. Из окна гостиной Коннора уже вырывалось пламя, фасад тоже был в огне. Кэт кинулась за дом, где была боковая дверь, которая вела в спальню Коннора.
Кэт многое знала о чикагских пожарах. Слышала множество историй о гибели людей, и детские страхи ожили в ней с новой силой. Однако она знала, что Дженни спит в своей спальне. Кэт сорвала с себя нижнюю юбку, намочила ее в ведре с водой, оставленном на заднем дворе, потом замотала голову и бросилась в горящий дом, пытаясь пробраться сквозь гущу дыма к спальне Дженни. Наконец Кэт добралась до ее кровати, встряхнула девушку, но в ответ послышался лишь сдавленный кашель. Очевидно, Дженни наглоталась дыма, густые черные клубы которого уже наполнили холл.
Кэт быстро захлопнула дверь и, бросившись к окну, распахнула створку. Теперь оставался лишь один безопасный выход. Она стащила Дженни с кровати, проволокла через всю комнату к окну, положила на подоконник так, что голова девушки свесилась наружу, а потом перебросила и ее ноги. Бессильно опираясь о стену, Кэт сознавала, что теперь и сама должна выбраться из дома и оттащить Дженни в безопасное место, но, казалось, силы оставили ее. Она видела окно, еще не затянутое дымом, но была не в состоянии подтянуться и перегнуться через подоконник. В глазах у нее потемнело, и Кэт потеряла сознание.
* * *
– Коннор, где тебя носит, черт возьми? Ты что, не слышишь пожарный колокол?
– Я только что получил известие с «Кольца Ингрид», что…
– Проклятие, горит дом на Френч-стрит.
– На Френч-стрит? – Коннор повернул назад и через пару минут увидел посреди дороги лошадь Кэт, потом языки пламени, вырывавшиеся из окон его гостиной и столовой. Дочь он нашел лежащей без сознания под открытым окном, из которого клубами вырывался дым.
К тому времени, как он отнес Дженни подальше от дома, прибыл первый пожарный. Коннор приказал ему присмотреть за дочерью, а сам влез в окно. Когда он уезжал, Дженни спала, а значит, тот, кто ее спас, до сих пор находится в доме. Коннор обнаружил Кэт на полу комнаты, полной дыма, и потащил ее наружу, в отчаянии вспоминая, кто еще из его домочадцев мог находиться дома. Джимми был на руднике. Одноглазый, наверняка, в городе. Дидерик… Где, черт побери, Дидерик? И Нолин? Боже милостливый, не здесь ли она?
Шатаясь Коннор выбрался на задний двор, неся на руках Кэт, и наткнулся на плотника, который бежал с таким видом, будто его поразили в самое сердце.
– Господи! – воскликнул Дидерик. – Она умерла? Миссус умерла?
– Где Нолин?
– С монахини Сфятой Гертруды, она и другой дефушка.
– Моя дочь чуть не погибла в этом проклятом огне, и Кэт тоже. Она пыталась спасти Дженни.
Дидерик, бледный как смерть, попробовал взять Кэт из рук Коннора.
– Иди отсюда! – рявкнул на него Коннор. – Где ты был, черт тебя дери, когда начался пожар?
В ответ Дидерик разрыдался.
