ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Церковь оказалась совсем не такой, какой ее ожидала увидеть Кристиана.
Во-первых, она надеялась, что Стюарт или Джеффри проводят ее в церковь, а вместо них у главных ворот ее ждал Гэрет, который выглядел скованно в новом сюртуке. Его густые волосы были гладко зачесаны и аккуратно связаны на шее. Кристиана чуть было не передумала идти, но у нее не было другого выхода.
Она так тщательно одевалась, что вдруг почувствовала себя смешной в своей широкополой розовой шляпке, которая закрывала ей глаза. Ее широкое пышное платье развевалось, приоткрывая атласные туфельки.
Они шли пешком две утомительные мили и молчали. Нельзя сказать, что совсем молчали, но их разговор свелся к сдержанному обсуждению погоды и других подобных глупых вещей.
Церковь тоже была не такой, какой представляла ее себе Кристиана. Не было никакой мессы, никакого прославления Бога, никаких других знакомых восхвалений, не было мистического звона колоколов.
Она вспомнила, как в последний раз была в церкви с Артуа. Он ходил в церковь только тогда, когда там исполнялась особенно хорошая музыка. Они сидели под золочеными сводчатыми потолками и слушали хор, состоящий из двухсот сильных высоких и низких голосов, которые наполняли огромный собор такими прекрасными и магическими звуками, что казалось, что они уже попали в рай.
А сейчас она сидела в маленькой каменной церкви только с двумя узкими окнами рядом с молчаливым мужчиной, с которым она спала, и который теперь держится с ней, как с чужой.
Все пришедшие в этот день в церковь обитатели окрестностей вытягивали шеи, чтобы лучше рассмотреть новую родственницу Ларкиных, а также Гэрета Ларкина, чье появление в церкви тоже было явлением необычным.
Да, Джеффри и Стюарт были совершенно правы. Преподобный отец Финкл оказался старым болтуном. Гэрет сообщил ей по дороге сюда, что английские священники не исповедуют прихожан. Это вызвало у нее такое же раздражение, как фальшивая нота в церковном хоре.
Она наблюдала за викарием, за его худым страдальческим лицом и попыталась представить себе, как бы она сказала ему: «Отче, простите меня, я перерезала горло человеку». Нет, она не смогла бы ему исповедаться. Он, наверное, упал бы в обморок от ее признания.
Это было совсем не то, что ей хотелось. А ей хотелось, чтобы была привычная для нее процедура, чтобы было таинство исповеди. Ей хотелось во время исповеди снять с себя груз и получить отпущение грехов, когда священник говорит: «Pax tecum, пусть будет мир с тобой».
Она стала смотреть на цветные стекла окон и чувствовала себя словно ребенок, которому не разрешают вертеться. Она попыталась прочитать про себя литанию Пресвятой Деве, но не смогла вспомнить текст. Она забыла слова «исцеление больных» и «прощение грешников» шли до или после слов «врата рая» и «утренняя звезда».
А кроме того, бесконечное повторение слов «Непорочная дева Мария», «чистая незапятнанная матерь Божия» только портили ей настроение.
Кристиана почувствовала большое облегчение, когда служба закончилась. Она быстро направилась к двери мимо любопытных взглядов местных прихожан, даже не глядя, идет Гэрет за ней или нет.
— Ну и что? — спросил весело Гэрет. — Я это называю потерей времени. Пропало такое прекрасное утро. Он поравнялся с ней и зашагал рядом. Кристиана взглянула на пего.
— Тогда почему ты пошел?
— А почему ты пошла? — спокойно спросил он. Она задумалась на мгновение, пока они шли по пыльной дороге в тени деревьев.
— Я думала, что от этого мне станет легче. Я думала, что викарий заменит мне священника. Я думала, что смогу исповедаться, и что Бог может простить меня.
Гэрет тихо рассмеялся. Он уже снял галстук и парадный сюртук и нес их небрежно через плечо.
— Ну и простил тебя Бог?
— Не будь таким глупым, — ответила Кристиана, — я даже не исповедовалась. Этот старый болтун совсем не похож на настоящего священника.
Гэрет снова замолчал. Они молча шли по дороге, каждый со своими мыслями.
— Мне кажется, я больше не верю в Бога, — вдруг сказала Кристиана.
— Здесь наши пути разошлись, — весело ответил Гэрет, ямочка заиграла у него на щеке, — потому что я совершенно определенно верю в бога.
— Не шути, когда я богохульствую.
— Я не шучу. Ни капельки. Но мне совсем не нужно, чтобы какой-то человек в церковной одежде исповедовал меня и я, конечно, совсем не верю, что рядом со старым Финклем стоит Бог.
Кристиана пристально посмотрела на него.
— А где же еще искать Бога, если не в церкви? Гэрет улыбнулся ей.
— Я думаю, Бог в самой земле. И доказательством является уже то, что солнце всходит и заходит, что звезды светят на небе, что каждую весну просыпается природа и все начинает расти. Каждый маленький цветок в твоем саду — это своего рода чудо. Есть ли на свете что-нибудь такое, чего не могла бы дать земля? По-моему, это самое настоящее доказательство существования Бога.
Кристиана задумалась.
— В этом есть смысл, — согласилась она.
— Ты подумай хорошенько, есть ли что-нибудь на свете, в чем ты очень нуждаешься и чего у тебя нет? Я, конечно, не имею в виду твое желание иметь двадцать платьев или горничных, которые готовили бы тебе ванну, подавали шелковые веера и всякую прочую чушь. Есть ли у тебя что-нибудь такое, что ты потеряла и без чего ты не можешь жить?
Она надолго задумалась.
— Наверное, нет. Но мне хотелось бы… Мне хотелось бы вернуть свою скрипку, — она взглянула на Гэрета, не смеется ли он над ней. — Я очень скучаю по музыке.
— Ты умеешь петь, я слышал, как ты поешь в саду.
— Какой ужас! — воскликнула смущенная Кристиана.
— У тебя красивый голос, — заверил ее Гэрет, Кристиана остановилась, следя глазами за жаворонком, парящим в просторном голубом небе.
— Это не одно и то же. У меня была прекрасная скрипка. Она издавала такие совершенные звуки, словно это было пение ангелов…
— Ты выращиваешь прекрасные цветы, — продолжал Гэрет.
Странно, но это так ее обрадовало, что она сразу забыла о своей скрипке.
— Правда? Ты так думаешь? Ты видел, как хорошо все стало расти? Скоро должны расцвести тюльпаны. Я не могу дождаться, когда они расцветут. Интересно, какие они будут; красные, белые или разноцветные? И розы растут очень хорошо. Они нравятся даже миссис Хэттон. На следующий год они будут еще лучше.
— На следующий год, — тихо сказал Гэрет, — тебя здесь не будет, а сад опять весь зарастет сорняками.
У Кристианы все похолодело внутри. Она сделала слабую попытку улыбнуться.
— Интересно, какие цветы растут в Новом Орлеане? Ты не знаешь?
Гэрет пожал плечами.
Это правда, — вдруг резко спросил он, — что ты собираешься работать в «Разбитой Чаше»?
— Да. Я думаю, приятно иметь немного своих денег.
— Мне не нравится эта идея. Кристиана пожала плечами.
— Если бы я был твоим… братом, я бы запретил тебе.
— Но ты им не являешься. Ты мне не брат, не отец, не любовник, поэтому у тебя нет никакого права запрещать мне.
— Разве мы не были с тобой вместе? Кристиана вспыхнула от неожиданного оборота, который принял разговор.
— Послушай, Кристиана, тебе в самом деле не следует там работать. Это плохая затея. Это не совсем приличное место.
Кристиана тряхнула головой.
— К твоему сведению, я там уже была. Не такое уж это ужасное место.
Гэрет был настолько поражен, что она рассмеялась.
— Не может быть. Я не верю. Когда это могло быть?
— Ричард и Стюард взяли меня с собой, мы навестили Полли, и я познакомилась с мистером Таббсом. Знаешь, он владелец пивной.
— Я прекрасно знаю, кто такой Таббс, — нетерпеливо сказал Гэрет.
— Как сказал бы Даниэль : Таково мое решение, и споры закончены.
— Не надо мне цитировать моего брата. Мне это совершенно не нужно. А по этому поводу, что говорит Даниэль?
— Так мне цитировать его или нет?
Кристиана никогда не видела Гэрета таким взволнованным, и она почувствовала, что это доставляет ей большое удовольствие.
— Не могу поверить, что Ричард и Стюарт взяли тебя с собой в «Разбитую Чащу», — продолжал он, как будто не слыша, что она ему сказала. Они должны были подумать прежде, чем так поступать.
— Они не хотели, но я их уговорила, — призналась Кристиана.
— Я в этом не сомневаюсь, — Гэрет был явно недоволен. — Меня только удивляет, что Даниэль и Джеффри не пошли с вами.
— Они бы пошли, — Кристиана едва сдерживала смех, — но ты и Даниэль учили Джеффри, как вести бухгалтерские книги.
Гэрет остановился посреди дороги, глядя на нее, как будто пришел конец света.
— Черт возьми! — взорвался Гэрет, и Кристиана чуть не подпрыгнула.
Он сошел на край дороги и ударил ногой по дереву, отступил, оглянулся кругом и снова стал бить ногой по дереву.
— Все говорят, что ты такой благоразумный и спокойный, а я теперь так не думаю.
— Да, я был таким, — закричал Гэрет. — Я был спокойным всю мою чертову жизнь! А знаешь, почему? Я тебе скажу почему! Потому что раньше тебя не было здесь, ты здесь не расхаживала с гордым видом, доставляя всем беспокойство. Вот почему!
Кристиана поправила шелковые розовые ленты, что свисали с ее шляпы, ожидая, когда он прекратит кричать. Ей пришло в голову, что если бы это случилось месяц назад, его гнев страшно напугал бы ее, но сейчас он больше смешил, чем пугал.
— И что я теперь должен делать? — продолжал он. — Ты околдовала моего отца, околдовала мою собаку. Мои братья теперь лгут мне, только чтобы угодить твоим эгоистическим капризам. А что хуже всего, они по полдня торчат в твоем саду, разглядывая твои цветы.
— Нет, это не правда.
— Как куча ленивых дураков. А твой чертов брат увез мою сестру на другой конец света, чтобы их там живьем съели краснокожие дикари.
— Сейчас ты говоришь так же, как миссис Хэттон, — заметила Кристиана, стараясь не улыбаться. Но она не могла отказать себе в удовольствии снова подколоть его. — А кроме того, все твои «чертово то», «чертово это» объясняются тем, как считает Джеффри, что характер твой портится в связи с тем, что ты стареешь.
— Мне тридцать, — закричал Гэрет, — и характер у меня нормальный!
Он остановился и перевел дыхание. Когда он снова заговорил, голос его был низким и спокойным.
— У меня нормальный характер, и я не стар.
— Как сказал бы Даниэль… — начала Кристиана, но Гэрет резко оборвал ее.
— Если ты сейчас начнешь мне цитировать этих чертовых древних римлян, я не отвечаю за свои действия.
Кристиана хотела засмеяться, но решила сдержаться. Она красноречиво пожала плечами и пошла дальше. Гэрет догнал ее и зашагал рядом с ней.
— А что касается миссис Хэттон, — сказал он своим обычным спокойным голосом, — Джеффри и Стюарт говорят, что она слышит звон свадебных колоколов.
Кристиана вскинула брови.
— Как это? — не понимая, спросила она.
— Ну это у нас есть такое выражение, это значит, что она надеется, что ты и Даниэль скоро поженитесь.
Кристиана взглянула на Гэрета, чтобы убедиться, что он не смеется над ней. Но он не шутил.
— Как такая идея могла прийти ей в голову?
— Я думал, ты лучше знаешь. Джеффри и Стью говорили мне, что вы все время секретничаете, как воры.
— Даниэль добр ко мне. Я могу обо всем с ним поговорить. Вот и все.
— И о чем же вы с ним разговариваете?
«О Франции, — ответила она про себя. — О том, что чувствуешь, когда убиваешь человека, в то время, как брат этого человека стоит за дверью и смеется над тобой. Об этих вещах я не могу говорить с тобой. Я боюсь, что ты станешь презирать меня».
— Да так, обо всем, — неопределенно пожала она плечами.
— А что Даниэль думает о «Разбитой Чаше»?
— Он считает, что очень хорошо, что теперь у меня есть подруга, и что мне пойдет на пользу общение с Полли.
Гэрет сердито засмеялся.
— Я так не считаю. Полли… немного свободно ведет себя со своими поклонниками. Мне бы не хотелось, чтобы ты переняла ее привычки.
Кристиана приподняла брови и посмотрела на Гэрета тем холодным взглядом, который выводил из себя маркизу Пьерфит.
— И ты еще называл меня снобом! Как смеешь ты критиковать Полли. Да это просто детские шутки по сравнению с тем, что я узнала от тебя.
Эти слова заставили Гэрета задуматься. Кристиана была этим очень довольна. Она взглянула на дорогу и увидела Дога, ковыляющего им навстречу. Он радостно вилял хвостом и с глупым видом свесил язык.
— А что касается «Разбитой Чаши», то — мир вокруг нас меняется, и мы меняемся вместе с ним.
Она поспешила к Догу, который опрокинулся на пыльную дорогу и бил хвостом.
— Я ненавижу эту чертову латынь, — устало сказал Гэрет. — Послушай, Кристиана, — позвал он, но она не слушала его, гладя Дога по животу и ласково разговаривая с ним, как обычно женщины разговаривают с животными.
Она не обращала на него внимания пока его тень не упала на нее.
— Я не шучу. Я не хочу изображать из себя тирана, но я не перенесу, если ты станешь работать в «Разбитой Чаще».
Она подняла голову и, сурово сдвинув брови, бросила на него строгий взгляд из-под полей шляпы.
— Ты сам себе противоречишь. Ты говоришь, что у тебя хороший характер, а сам кричишь на меня, Ты говоришь, что ты не тиран, а сам отдаешь мне приказы. У тебя нет никаких прав на это.
— Нет, есть права, черт возьми!
— Нет их у тебя, черт возьми! Ты снова начинаешь этот разговор.
Дог, лежа на пыльной дороге, тревожно переводил взгляд с Гэрета на Кристиану и обратно.
Кристиана поднялась на ноги и вздохнула.
— Послушай меня, Гэрет Ларкин. Как бы ты чувствовал себя, если бы ты проснулся однажды утром, а фермы твоей нет? Овцы, коровы, куры — все исчезло, все, до последнего камешка.
— Я тебя не понимаю.
— Потому, что я еще не закончила. Потерпи и послушай. Предположим, это случилось. А затем представь, что твой брат Ричард или Даниэль, неважно кто, отвез тебя куда-то в совсем незнакомое и непривычное для тебя место. Предположим, они отвезли тебя ко двору короля Георга и оставили там. И сказали бы тебе: «Вот, Гэрет, теперь ты будешь жить здесь».
— Я бы сбежал, а может быть, еще отлупил бы их по их задницам.
Кристиана вскинула руки кверху.
— Ты меня не слушаешь, Гэрет. А что если бы было невозможно уехать оттуда? И ты вынужден бы был там оставаться. Каждый день тебе пришлось бы общаться с политиками и послами, быть свидетелем всяческих интриг, и ты совершенно не понимал бы, чего от тебя хотят и что ты должен делать. А все смотрели бы на тебя и говорили: «Он чужой, он совершенно бесполезен. Он зависит от нашей доброты. На него просто приятно смотреть вот и все».
Некоторое время Гэрет молча смотрел на Кристиану. Щеки ее порозовели, глаза сверкали.
— А потом вдруг кто-то говорит тебе, — продолжала она, — что есть что-то, что ты можешь делать, что-то, что поможет тебе не чувствовать себя чужим. Ты можешь уже выше держать голову, ты почувствовал, что ты на что-то способен. Ты бы позволил кому-нибудь запретить тебе заняться этим?
Она ощетинилась, как сердитый котенок.
— Да, наверное, не позволил бы, — признался он. Гэрет сел напротив нее у дороги и взял ее за руку.
— Кристиана, ты неверно меня поняла. Я совсем не хочу, чтобы ты чувствовала себя так, как будто у тебя ничего нет. Я совсем не хочу, чтобы ты чувствовала себя бедной родственницей. Я просто беспокоюсь о тебе и о твоей безопасности. Что, если ты пойдешь домой, и за тобой увяжется какой-нибудь пьяный ублюдок. Сможешь ты защитить себя?
Она вздрогнула, губы ее крепко сжались.
— Ты не сможешь, моя милая. Ты маленькая и нежная, как ягненок. Я бы никогда не простил себя, если бы с тобой что-нибудь случилось.
Она отвернулась от него и смотрела на зеленые холмы. Лицо ее было спокойным, ничего не выражающим. Что-то непонятное мелькнуло в ее глазах, и Гэрету показалось, что она чуть не заплакала.
— Ты ведешь себя не честно со мной, — тихо сказала она. — Мне лучше, когда ты кричишь и бегаешь от злости кругами. Вместо этого ты называешь меня «милой» и говоришь со мной так, как будто ты мой возлюбленный. Это несправедливо.
Она убрала свою руку и поправила розовую ленту на своей шляпке.
— Это справедливо. И я твой возлюбленный, если быть честным.
— Нет, ты не мой возлюбленный! Он приподнял брови.
— А как еще это можно назвать, Кристиана? Как ты относишься к тому, что у нас было? Я целовал тебя, я держал тебя в своих объятиях, я занимался с тобой любовью. Ты сама позвала меня к себе, ты сама обнимала меня, я вошел в твое тело, и отдал тебе свое семя. И ты спала рядом с моим сердцем. Разве после этого я не стал твоим возлюбленным?
— Нет, не стал, — щеки ее покрылись красными пятнами, слезы дрожали у нее на ресницах. — Это означает, что ты только один раз и, по твоим словам против твоего желания, переспал со мной. Люди часто этим занимаются, животные тоже могут это. А возлюбленный — это совсем другое.
— Что же? — тихо спросил Гэрет.
— Возлюбленный, это тот человек, которому ты нравишься, который мечтает о тебе, который все время хочет быть с тобой, который ценит тебя. Это тот, кто восхищается тобой и говорит о тебе. Тот не возлюбленный, кто раз переспал с тобой и думает, что после этого можно от тебя избавиться.
В ее словах звучали печаль, горечь и обида.
Гэрет подошел к ней, повернул ее лицом к себя и взял за подбородок. Солнце отражалось в слезинках, дрожащих у нее на ресницах.
— Послушай меня, Кристиана. И подумай. Ты мне очень нравишься. Очень нравишься. И я восхищаюсь тобой. И не только потому, что ты красива, хотя ты действительно прекрасна. Я восхищаюсь теми усилиями, которые ты предпринимаешь, чтобы приспособиться к нашей жизни, восхищаюсь той заботой, которую ты проявляешь к отцу и к остальным. А что касается того, что я хочу от тебя избавиться, это совсем не так. Черт возьми, девочка моя, неужели ты думаешь, что одного раза для меня достаточно? Если бы это зависело только от меня, я бы вернул тебя назад в наш дом и в мою постель и занимался бы с тобой любовью каждую ночь всеми известными мне способами.
Она сидела совершенно неподвижно, глядя на него круглыми глазами. Легкий ветерок шевелил ленты ее шляпы и листья дерева над ними.
— И если ты считаешь, что тебе необходимо работать в «Разбитой Чаше», пожалуйста, работай. Попробуй. Но я буду приходить туда каждый вечер, чтобы проводить тебя домой. Я не позволю тебе одной по ночам бродить по дорогам. Ты меня слышишь?
Ее рука задрожала в его руке, и она кивнула головой.
— Спасибо тебе, Гэрет, — тихо сказала она. — Спасибо тебе большое. Для меня это очень много значит.
— Не понимаю, почему, — тихо засмеялся он.
— Правда, это важно. Я так хочу быть похожей на вас. Я хочу быть независимой и уметь постоять за себя. Так ужасно чувствовать себя одинокой и покинутой, чувствовать, что ты не такая как все. Иногда я себя чувствую так, как будто я живу сама по себе никому не принадлежа.
— Ты принадлежишь нам.
Она посмотрела на него с выражением боли и любопытства, как будто не веря ему.
— Ты принадлежишь нам, — повторил он, приблизившись к ней. Он притянул ее к себе, крепко прижимая к своей груди.
Некоторое время она сопротивлялась, плечи ее были напряжены и неподатливы его рукам, но потом она тихо вздохнула, обвила руками его шею и повернула к нему свое лицо.
Он нежно поцеловал ее. Губы его касались теплой нежной шелковистой кожи ее щек, лба, век, где еще дрожали на ресницах ее соленые слезы.
Когда губы их встретились, она издала гортанный звук, тело ее, казалось, таяло от соприкосновения с ним и становилось горячим, как теплое, яркое весеннее солнце.
Они отпрянули друг от друга, когда Дог начал отчаянно лаять и просовывать голову между ними, взобравшись на колени к Кристиане.
— Глупое животное, — пробормотал Гэрет, шлепнув его любя.
Кристиана засмеялась и взглянула на него затуманеным взором.
— Пошли, Гэрет, он напоминает нам, чтобы мы не забывали о своей репутации. Мы шокировали его тем, что сидим и целуемся на дороге.
— К черту репутацию, — сказал он, но сразу поднялся и протянул Кристиане руку, помогая ей встать на ноги.
— Шокирующее поведение, — подтрунил он над ней, — для благородной женщины из хорошей семьи?
— Но как раз именно то, чего можно ждать от девушки, работающей в баре, — возразила она, покраснев, и поправляя шляпу, которая съехала ей на спину.
Гэрет взял в руки один из ее густых локонов, лаская его пальцами, затем рука его скользнула по ее груди.
— Мне очень нравится эта девушка из бара. Может быть тебе лучше попросить Даниэля проводить сегодня домой. Это будет безопаснее. Длинная прогулка под ночными звездами по безлюдной дороге может оказаться слишком возбуждающей, моя милая.
Она засмеялась и весело посмотрела на него.
— Думаю, мне стоит рискнуть, Гэрет Ларкин, как говорили наши римские друзья…
— Не надо, — закричал он с тревогой в глазах, — что бы там они не говорили, скажи на нашем простом и родном английском языке. Даниэль поступает плохо, и я не хочу, чтобы ты перенимала его дурные привычки.
Она громко рассмеялась на его мольбу, но ничего не сказала, и они молча продолжали свой путь через луг к дому.
Впервые за эти дни они чувствовали себя уютно в обществе друг друга и смотрели друг на друга нежными восхищенными глазами.
— Наконец-то ты пришла, — закричала Полли. Ее лицо, усеянное веснушками, светилось радостной улыбкой. — Подожди минуточку, сейчас я покажу тебе, с чего нужно начинать.
Кристиана развязала ленты своей шляпки, наблюдая, как Полли ловко двигается в переполненной пивной. Ее сильные руки были заняты тяжелыми пивными кружками.
В пивной было душно. Воздух был наполнен кисловатым запахом эля и жареного мяса. Столики были заняты местными фермерами, которые, независимо от того, было это воскресенье или нет, собирались в таверне каждый вечер. Они вели разговоры о видах на урожай, о выращивании овец, а также обсуждали цены, которые предлагали лондонские торговцы.
Низкий смех Полли раздавался все время. Она двигалась по комнате, кокетливо улыбаясь одному, шлепая по руке другого и захватывая пустые кружки с освободившегося столика на обратном пути.
— Видишь, как это нужно делать, — провозгласила она, подойдя к Кристиане. — Сначала спроси, что они хотят заказать, затем иди к Таббсу, получи от него это и возвращайся к ним. Все довольно просто. И не позволяй никому цепляться к тебе.
Кристиана засмеялась вместе с Полли.
— А что делать, если они будут цепляться? — спросила она.
— Зови меня, — объяснила Полли, — и, если я не смогу вышвырнуть его отсюда, это сделает Таббс.
Она снова засмеялась и предложила Кристиане фартук.
— Сегодня мы постараемся закрыться пораньше, — добавила она, — чтобы можно было часик отдохнуть. Может быть нам самим удастся выпить пинту или две.
Кристиане совсем не нравился эль, но она не стала этого говорить.
— Бери столики отсюда до стены, — инструктировала ее Полли. — Сегодня ты начнешь, а постепенно освоишься.
Кристиана решила, что с работой она справится. Местные фермеры относились добродушно и терпеливо к ее медлительности.
— Это Кристиана; что живет у Ларкиных, — говорили они, представляя ее вновь пришедшим. И местные фермеры уважительно кивали головами, спрашивали о здоровье Мэтью и его сыновей и с восхищением отзывались о ферме.
— Никогда раньше у нас не было такого хорошего фермера, как Гэрет, — говорил один старик, — таким сыном любой мог бы гордиться. У этого парня все в руках горит. Если он бросит в грязь лошадиный помет, у него и он взойдет.
— У тебя хорошо получается, — прокомментировала Полли, передавая ей несколько тарелок с горячими блюдами. — Ты стала крепче по сравнению с тем днем, когда я впервые тебя увидела. Ты чертовски хороший работник.
Эти слова одобрения и веселая улыбка Полли согрели ее.
«Я могу работать, — подумала она, — я не беспомощна».
Кристиана засмеялась, увидев, как Полли столкнула одного парня со стула, когда он схватил ее руками за талию.
— Вот как, — весело бросила ей Полли через плечо, как будто вся сцена была разыграна ради Кристианы. Никому не позволяй лапать себя.
— Никто бы и не посмел, прокомментировал Таббс, наполняя три большие оловянные кружки и подавая их через стойку бара Кристиане. — Ты из Ларкиных, и никто из нашей округи не захотел бы связываться с братьями. Эти ребята обожают тебя, это действительно так. Ты бы послушала, когда они приходят. Только и слышишь: «Кристиана сделала это, Кристиана сделала то». Я не ожидал, что вы придете работать после того, как Полли привела вас сюда в первый раз.
Кристиана смотрела на него во все глаза, и теплое благодарное чувство наполнило ее.
— Это правда? — удивленно спросила она. Сначала она не поняла, почему эти слова наполнили ее счастьем, но потом осознала, что впервые за свои двадцать лет почувствовала себя членом семьи.
Самые веселые и шумные посетители таверны запели свои любимые застольные песни, и неожиданно для себя она подхватила последний куплет. Ее приятное сопрано заполнило таверну. Одобрительный смех и свист приветствовали ее, когда она закончила петь и засмеялась от удовольствия.
— Это Кристиана из семьи Ларкиных, — услышала она чьи-то слова, и они наполнили ее радостью.
Они с Полли стояли у стойки бара и отдыхали. У них был небольшой «передых», как сказала Полли. Вдруг двери таверны распахнулись, и в пивную вошли новые посетители.
— Черт возьми, — проворчала Полли, — только этого нам и не хватало.
Кристиана с любопытством разглядывала вновь пришедших, их было трое. Один из них, молодой джентльмен, был модно одет. Такого, отметила Кристиана, можно было вполне встретить на улицах Лондона или Парижа. Его слуга был одет во что-то темное. Третий — аристократического вида молодой человек-в модно причесанном парике и тщательно завязанном галстуке.
— Кто это? — спросила Кристиана, удивляясь неодобрительному восклицанию Полли.
— Тот, с каштановыми волосами в синем сюртуке, господин Джайлз, старший сын сквайра Торнли, а строит из себя чертова лорда. Второго парня я не знаю, но видно, что он очень высокого о себе мнения. Эти молодые лорды считают забавным для себя пообщаться иногда с простыми крестьянами, глядя на них свысока, — Полли грустно улыбнулась Кристиане. — Я всегда мечтала, что однажды какой-нибудь важный лорд войдет сюда, только раз глянет на меня, сразу влюбится и увезет меня отсюда, сделав своей возлюбленной. Но дело в том, что большинство из них противные и наглые молокососы, как эти.
Кристиана снова взглянула на джентльменов, которые усаживались в это время за стол. Их слуга смахивал со стола белым носовым платком воображаемую пыль, при этом он брезгливо морщился.
— Как будто этот чертов стол недостаточно чист, — сказала Полли с отвращением, — я обслужу их, если хочешь.
Кристиана хотела сказать Полли, что она и сама могла бы их обслужить, но Полли уже направилась к ним и резким голосом спросила, чего они желают.
Молодой человек с каштановыми волосами презрительно посмотрел на Полли.
— Начнем с того, Полли, что мне хотелось, чтобы нас обслуживала новая девушка. Мы уже сыты тобой по горло.
Слова его были грубыми и оскорбительными, они имели двойной смысл, и от этого щеки Кристианы загорелись. Итак, это был сын сквайра, которого Даниэль обучал латыни, готовил его к поступлению в университет. Даниэль был прав, называя его высокомерным отродьем.
Он с интересом разглядывал Кристиану.
— Подойди сюда, девушка.
Кристиана набрала воздуха, чтобы успокоить дыхание, и подошла к столу, высоко подняв нос.
— Ты недавно живешь здесь в деревне, не так ли, — требовательно спросил высокомерный молодой человек.
— Да, недавно, — гордо ответила она, — я живу здесь у родственников, пока не перееду в Новый Орлеан к своей семье.
Молодой человек был удивлен.
— Ты француженка, не так ли, девушка?
Слово «девушка» звучало очень неприятно, как показалось Кристиане, особенно, если его произносят таким высокомерным тоном.
— Должно быть, это маленький лягушонок, который живет у моего учителя латыни, — объяснил Джайлз Торнли своему другу. — Я слышал об этом.
Он снова повернулся к Кристиане, и ей захотелось залепить пощечину по его высокомерной физиономии.
— Таких, как ты сейчас много в графстве Эшби, в старом поместье Ношлай. Там сейчас мадам Альфор и другие.
У Кристианы перехватило дыхание.
— Мадам Альфор? Я знаю ее. Она здесь? В Англии? А другие? — сердце ее учащенно забилось. — А кто еще там есть? Вы не знаете их фамилий?
Молодой человек откинулся на спинку стула, глаза его светились интересом.
— Может быть и знаю, — признался он. Кристиане хотелось затрясти его, чтобы он быстрее назвал известные ему имена.
— Ну же! Кто именно?
Он улыбнулся своему другу, которого явно забавляло происходившее.
— Мне кажется, что мы можем заключить сделку: я назову тебе фамилии лягушатников, в поместье Ношлай…. а ты согласишься сегодня ночью согреть мою постель, девушка.
Кристиана замерла. Гнев охватил ее. В таверне стало тихо.
— Пастарайтесь запомнить, сэр, — сказала она ледяным тоном, — что мой титул не «девушка»: Я сестра маркиза Сен Себастьяна. Когда вы обращаетесь к тем, кто выше вас по происхождению, вы должны называть титул. Пожалуй, вас еще следует учить манерам, также, как вас учат латыни.
Джайлз Торнли покраснел от злости, а где-то в углу таверны раздался громкий презрительный смех.
— Ты дерзкая маленькая сучка, — начал Джайлз.
Кристиана очень спокойно взялась за спинку стула, на котором он сидел, выдернула стул из-под него, и молодой человек свалился на пол. Кристиана видела, как это делала Полли сегодня вечером.
Она повернулась спиной к нему и спокойно направилась прочь. Но оскорбленный Торнли, вскочив на ноги, бросился к ней и схватил ее за руку, не давая уйти.
— Как ты посмела? — выпалил он. — Как ты посмела? Я сделаю так, что это заведение закроют! Если ты еще раз позволишь себе такое, я сотру тебя в порошок! Ты грязная наглая маленькая сучка…
— Ни слова больше, Торнли.
Кристиана оглянулась и увидела позади себя Гэрета. Глаза его холодно сверкали, губы были плотно сжаты.
— Убери руку, не то я снесу твою высокомерную башку с твоих плеч. — Голос его был спокойным и чистым, и не было никаких сомнений в том, что он исполнит то, что обещает.
Джайлз не пошевелился. Глаза его сузились, желваки играли на скулах.
— Я это сделаю, — очень тихо сказал Гэрет, — и скажи своему другу денди, чтобы он убрал свою шпагу. Вас здесь только двое, а в этой таверне нет ни одного, кто не стал бы на мою сторону.
Кристиана стояла, не шевелясь, пока Джайлз не отпустил ее руку. Она быстро отошла в сторону, сердце ее громко стучало в тишине таверны.
— Убирайся отсюда, — сказал Гэрет Джайлзу, — и забудь о том молодом жеребце, которого я тебе собирался продать. Держись подальше от нашей фермы и от нашей Кристианы.
Джайлз оглянулся на присутствующих в пивной. Его встретили холодные взгляды местных деревенских жителей и фермеров.
— Я тебя знаю, — заявил он, — и я тебе этого не забуду.
— Очень хорошо, — ответил Гэрет любезным тоном, — постараемся и мы, чтобы ты этого не забыл.
— Я получила отставку, как выразилась Полли, — сообщила Кристиана Гэрету, который ждал ее верхом на лошади в глубине двора таверны.
— Кажется, ты расстроена, — удивленно заметил Гэрет.
— Так и есть. Было весело. Все так хорошо ко мне относились, и мне казалось, что я такая, как все, что у меня теперь есть свое место.
Гэрет молчал некоторое время, потом наклонился и взял ее руку в свою.
— У тебя есть свое место, Кристиана. Поехали домой.
Она подняла голову и посмотрела, как лунный свет играет в его волосах, освещая четкие линии его смелого лица.
Он поднял ее и удобно посадил на лошадь впереди себя. Его сильные руки обвились вокруг нее, его длинные ноги касались ее ног.
Он уверенно направил лошадь по темной дороге, и через несколько мгновений Кристиана, преодолев смущение, прислонилась спиной к его теплому сильному телу. Она вдыхала запах его кожи и прислушивалась к стуку его сердца.
— Спасибо тебе за то, что остановил Джайлза. Я действительно испугалась.
— Правда? По твоему виду этого не скажешь.
— Может быть я действительно не подхожу для работы в таверне, — призналась она.
— Да, это так, — согласился Гэрет.
Некоторое время они молча ехали верхом. Кристиана старалась не думать о близости Гэрета, о том, что руки его обнимают ее, что его сильные бедра прижимаются к ее ногам.
Но это было невозможно.
Она чувствовала, что для него это тоже было пыткой, потому что через несколько минут он тяжело вздохнул и коснулся губами нежного изгиба ее шеи, и она с готовностью повернулась к нему.
Тогда Гэрет остановил лошадь и повел ее в темноту деревьев. Кристиана пошла с желанием. Она отвечала на его жаркие поцелуи и ласки со страстью, которая потрясла ее.
— Я хочу тебя, — прошептала она, когда почувствовала, как его длинное твердое тело входит в нее. Когда же он содрогнулся, достигнув предела, и тяжело опустился на нее, она почувствовала радость и торжество, каких никогда не испытывала раньше.
