ГЛАВА 35
Пруденс чувствовала под своей щекой что-то теплое и до боли родное. Она сняла свои разбитые очки, открыла глаза и обнаружила, что лежит на груди Себастьяна.
Они распластались в траве перед хижиной арендатора, отброшенные чудовищным взрывом. Вернее, перед тем, что осталось от хижины. А осталась лишь дымящаяся груда камней и искореженных, почерневших бревен.
Пруденс взглянула на Себастьяна и увидела, что он тоже пришел в себя и озирается вокруг. Дымчатые глубины его глаз лишили ее присутствия духа, и она снова уронила голову ему на грудь.
— О, дорогой. Надеюсь, ты не сердишься. Боюсь, я взорвала твоего деда.
Было чертовски больно, но Себастьян умудрился пожать плечами.
— С общественной точки зрения — это достойное порицания, но нравственно правильное решение.
Он поцеловал ее волосы. Пруденс болезненно поморщилась, когда его губы тронули неглубокий порез на виске.
— А ты, оказывается, великолепная актриса. Тебе следовало бы нанять менеджера и сделать великолепную карьеру на сцене.
— Могу я вначале принять ванну? — пробормотала она. — Я думала, что сигара доконает меня. Они просто отвратительны, правда?
— Ужасны. Я сам подумываю о том, чтобы отказаться от них.
Клубы едкого черного дыма портили красоту лазурного неба, поднимая искры и пепел высоко над верхушками сосен. Конь Мак-Кея мирно пощипывал траву у ручья.
Себастьян тихо спросил:
— Ты пришла из-за меня. Почему?
Пруденс стащила плед со своих плеч и аккуратно сложила его.
— Чтобы отдать тебе это.
— А не для того ли, чтобы дать мне вот это?
Он коснулся ее губ своими губами, чувствуя на них привкус крови и дыма. Пруденс зашевелилась на нем и слабо застонала. Себастьян весело засмеялся.
— Хотя у этой позы есть несколько весьма интригующих преимуществ, не могла бы ты все-таки развязать мне руки?
Он сел, постанывая от мучительной боли в опухших руках. Пруденс опустилась на колени у него за спиной.
— Не знаю, паренек, — поддразнила она, — стоит ли мне это делать?
— Стоит, детка, еще как стоит.
Девушка распутывала узел потемневшими от копоти пальцами с обломанными ногтями. Кровь из ранки сбегала у нее по щеке, и она стерла ее рукой.
Волна дрожи прошла по телу Себастьяна.
— Оставайся у меня за спиной, Пруденс. Оставайся у меня за спиной и закрой глаза.
Но Пруденс Уолкер Керр никогда ни от чего не отводила глаз. Крик ужаса вырвался из ее горла, когда д'Артан, шатаясь, вышел из руин хижины.
Его фартук и бриджи висели на нем лохмотьями. Кожа на лице обуглилась и потрескалась, из страшных ран тонкими струйками стекала кровь. Но с этого чудовищного, изуродованного взрывом лица свирепо и ясно сверкал один уцелевший глаз. Хриплый рев вырвался из его груди.
Себастьян почувствовал, что Пруденс зашевелилась у него за спиной, и повернулся, как щитом прикрывая ее своим телом.
— Черт возьми, Пруденс, оставайся позади меня!
Но со связанными руками Себастьян был беспомощен, он представлял собой прекрасную живую мишень для исходящего яростью и болью д'Артана.
Пистолеты Пруденс лежали в траве в нескольких футах от нее, и она отчаянно потянулась к ним, не обращая внимания на дикие ругательства Себастьяна. Виконт поднял руку с зажатым в ней пистолетом и навел его на девушку. Она застыла, растянувшись на животе в траве.
Глаз д'Артана сфокусировался на Себастьяне и презрительно сощурился. Он, пошатываясь, шагнул к своему внуку, сжимая пистолет в изуродованных пальцах.
— Ты, маленький ублюдок, — сказал он скрипучим и злобным голосом. — Лучше бы мне никогда тебя не видеть. Ты был неудачником всю свою жизнь: неудачник как разбойник, неудачник как шпион, неудачник как мужчина. Меня от тебя тошнит. Ты такой же, как и твой отец.
С неимоверным усилием, стиснув зубы так, что заходили желваки под враз побелевшей кожей, Себастьян поднялся на ноги.
— Ты всегда ненавидел меня, верно? Твоя игра в любящего деда никогда не была для меня убедительной.
Д'Артан расхохотался, откинув назад голову.
— Я презирал тебя. Я испытывал к тебе отвращение. Каждый раз, глядя на тебя, я видел его. Брендана Керра. Грязного дикаря, который погубил мою дочь, мою единственную дочурку… — Его голос дрогнул.
Пруденс проглотила горький комок, даже сейчас испытывая жалость к этому обезумевшему от горя старцу, столько одиноких лет вынашивавшему в душе боль потери. Но Себастьян не был повинен в бедах д'Артана.
Девушка крепко обхватила пальцами холодную рукоятку пистолета, и оружие уютно улеглось в ее маленькой теплой ладошке. «Дай Боже, чтобы это был не тот пистолет, из которого я стреляла», — молила она, поднимая его.
Голова д'Артана дернулась.
— Моя дорогая Мишель, единственное прекрасное творение, которое я создал в своей жизни. Ты! — Его голос взвился до визга, когда померкли последние остатки разума. — Ты, грязный монстр. Ты украл и изнасиловал мою дочь, а этот трус Мак-Кей спустил тебе это с рук.
С возрастающим ужасом Пруденс поняла, что он считает Себастьяна Бренданом Керром.
Д'Артан поднял пистолет и нацелил его прямо в сердце внука, намереваясь свершить возмездие над человеком, которого яростно ненавидел в течение тридцати лет.
— Я отправлю в преисподнюю всех шотландцев, прежде чем распрощаюсь с жизнью. И всех англичан.
Себастьян отбросил с глаз прядь волос и храбро предстал перед своим безумным обвинителем.
— Мы будем там, чтобы приветствовать их у ворот ада, — сказал он своему деду, — ты и я.
Д'Артан взвел курок своего пистолета.
— Ты больше никогда не украдешь чужого ребенка.
Пруденс крепче сжала в руке оружие, положила палец на спусковой крючок и прицелилась. Но как, оказывается, нелегко убить живого человека, каким бы опасным и ненавистным он не был для тебя. Фигура д'Артана двоилась и расплывалась перед ее глазами в бесформенную массу.
Виконт шагнул вперед.
— Ты больше никогда не украдешь чужую невесту, как ты украл невесту этого слабака Мак-Кея.
Сильный, резкий голос прогремел над полянкой:
— Мою беременную невесту, сукин сын.
Раздался выстрел. Красное пятно расплылось на груди д'Артана. Он изумленно застыл, силясь понять, что же с ним произошло, затем покачнулся назад и рухнул в ручей. С тихим журчанием вода обтекала внезапно возникшую на ее пути преграду, смывая с щуплого тела виконта копоть и кровь.
Пруденс выпустила оружие из дрожащих пальцев. Себастьян медленно повернулся к Мак-Кею, который стоял позади них с дымящимся пистолетом в руке. Двое мужчин впервые за долгие годы сошлись лицом к лицу. Взгляд Пруденс тревожно метался от одного к другому, отмечая сходство, которого она не находила раньше. У обоих широкие, гордо расправленные плечи, слишком длинные для мужчин ресницы. Морщинки вокруг ртов, прорезавшиеся от смеха и долгих страданий.
«Как мы все могли быть так слепы?» — недоумевала Пруденс. Серые глаза Себастьяна расширились от запоздалого прозрения. Но это были не глаза его матери, а глаза отца.
Пальцы девушки судорожно сжали сухой пучок прошлогодней травы. Наконец, она поняла странную связь, которую ощущала со своей первой встречи с Мак-Кеем; преследующие ее, такие знакомые, но до поры неузнанные черты лица в лице другого человека — его сына. Не ее папу напоминал он ей. Он напоминал ей Себастьяна. Слезы радости и облегчения потекли по щекам Пруденс.
Мак-Кей подошел к Себастьяну и принялся развязывать его руки.
— Долгие годы носил я в себе это подозрение, — сказал он глухо. — Я обожал твою мать. Я сбежал в Грецию, потому что стыдился того, что соблазнил ее до произнесения клятв. Я планировал вернуться осенью, когда мог сделать ее своей женой по праву.
— Вы немного опоздали, не так ли?
Пруденс поморщилась, услышав презрение в голосе Себастьяна. Мак-Кей сделал шаг назад, нервно теребя веревки в искривленных недугом пальцах.
— Когда я вернулся, твоя мать приходила ко мне. Она клялась, что любит Керра, что ты его ребенок, а не мой.
— И вы поверили ей?
— Я анализировал ее поступок в течение тридцати лет, пытаясь отыскать причину для лжи. Почему она сказала мне такое? Чтобы защитить меня? Защитить всех нас?
Себастьян опустил голову, растирая посиневшие запястья. Слова, которые он произнес, вышли прямо из его сердца.
— Нет. Потому что ей было стыдно. Потому что мама чувствовала себя грязной. После того, что он сделал с ней, она посчитала себя недостойной такого прекрасного человека, как вы.
Губы Мак-Кея судорожно скривились.
— Такого прекрасного, как я…
Он покачал головой и ссутулившись, подошел к трупу д'Артана.
Руки Себастьяна сжались в кулаки. Он ничем не мог помочь Мак-Кею. У него слишком много своей боли, с которой надо справиться.
Пруденс сидела в траве, обняв плечи руками. Слезы проложили светлые дорожки по ее покрытым сажей щекам. Себастьян опустился рядом с ней и нежно заключил жену в объятия, позабыв в этот миг о пульсирующей боли в плече. Он зарылся лицом в ее волосы, словно их аромат мог развеять раз и навсегда удушливый смрад, в котором петляла его непутевая жизнь до встречи с Пруденс. Он коснулся губами ее шеи и поймал языком прозрачную слезинку.
Жаркое солнце ласкало спину Пруденс. Они льнули друг к другу, поглощенные внезапно наступившим покоем, благословляя свое невероятное спасение, и не услышали треска сучьев в подлеске и голосов приближавшихся к ним людей.
Что-то холодное и влажное уткнулось в лоб Пруденс. Шершавый язык лизнул ей щеку. Она открыла один глаз, выглянув из-за плеча Себастьяна.
Пруденс увидела прямо перед собой зловонную собачью пасть с желтыми клыками и капающую с них вязкую слюну. Она похолодела. Была только одна такая уродливая собака во всей Англии. Девушка попыталась заговорить, чтобы привлечь внимание Себастьяна, но слова не шли с языка.
Себастьян, озадаченный ее внезапным оцепенением, поднял голову и проследил за ее взглядом, с недоумением рассматривая от туфель с бантиками и атласных нижних юбок до сощуренных янтарных глаз невесть как появившуюся перед ними Трицию.