ГЛАВА 15
Себастьян выглядел настолько ошеломленным, что уже вряд ли удивился, если бы она выпустила облако сигаретного дыма ему в лицо. При других обстоятельствах Пруденс могла бы счесть эту сцену комичной. Он продолжал в изумлении таращиться на нее, а она сжимала в руке графин с бренди. Резное горлышко сосуда врезалось в нежные подушечки пальцев.
Себастьян медленно, не отрывая глаз от Пруденс, начал закрывать дверь. На мгновение, в чем-то усомнившись, оставил ее приоткрытой и, наконец, захлопнул. Он обошел вокруг кресла, на котором сидела девушка, словно она была диким зверем, требующим от него крайней осторожности в обращении.
Пруденс опустила голову. Она расчесала скрученные локоны и теперь волосы тяжелой накидкой лежали на ее плечах.
Себастьян указал на полупустой графин.
— Ты выпила все это?
Девушка смутилась и пожала плечами.
— Я нечаянно толкнула его, когда услышала твои шаги в коридоре. Подозреваю, что старик Фиш будет недоволен.
Себастьян поглядел на темное пятно возле кресла с явным облегчением. Пруденс поднесла графин к губам, чтобы сделать первый глоток, но он вырвал его у нее из рук.
— Тебе обязательно нужно подкрепляться бренди, чтобы разговаривать со мной?
— Я пришла сюда не разговаривать с тобой.
Мужчина издал странный звук, словно в горле у него внезапно пересохло. Она указала на одежду, аккуратно сложенную на комоде атласного дерева.
— Я пришла, чтобы вернуть твой плед.
Себастьян повернулся к ней спиной и сделал большой глоток бренди, прежде чем поставить графин на каминную полку.
— Ты никогда не задумывалась над тем, что может случиться, если Триция обнаружит тебя здесь?
— Она не обнаружит.
Он круто повернулся, устремив на девушку подозрительный взгляд.
— Как ты можешь быть уверена в этом?
Пруденс глянула на мужчину поверх очков.
— Триция имеет привычку подмешивать перед сном опий в свой пунш. Я позволила себе добавить несколько лишних капель.
Себастьян откинул голову и рассмеялся.
— Из тебя получилась бы прекрасная леди-разбойница.
— Лучшая, чем ты. Я бы то и дело не подставлялась под пули и не падала с лошади. Тебе всерьез следует задуматься над поисками иных средств к существованию.
— Я уже нашел. Муж богатой графини.
Пруденс опустила глаза и разгладила на коленях ночную рубашку. Себастьян вздохнул.
— Ты сидишь в чужой комнате как самый невинный из ангелов и говоришь, что отравила свою тетю. Боюсь, я не смогу помочь тебе спрятать тело. В убийстве я не силен.
Девушка бросила на него укоризненный взгляд.
— Я тоже. Ты же знаешь, что я бы никогда не смогла причинить боль Триции. — Она отвела глаза не в силах встретиться с его взглядом. — Во всяком случае, умышленно.
Себастьян опустился перед ней на колени и спрятал ее ладони в своих. Пруденс сжала колени, чтобы сдержать дрожь в них.
— Пруденс, я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушала меня. Я — нехороший человек. Я — достойный презрения преступник и двуличный негодяй. Я продал бы собственную мать за шанс заполучить жену с титулом. Мои нетипичные всплески нравственности и самообладания там, где дело касается тебя, в любой момент могут иссякнуть, и последствия будут мрачными и трагическими. — Он приподнял ее подбородок вверх, удостаивая девушку одной из своих самых обворожительных улыбок. — Ты слышишь?
Она слабо кивнула и улыбнулась в ответ.
— Очень хорошо, — заключил Себастьян. Он поднялся и распахнул дверь так резко, что она ударилась о стену. — Тогда немедленно уходи из моей спальни.
Пруденс подскочила с кресла. Она чувствовала на себе его взгляд, ощупывающий ее тело, когда шла к двери. На ней не было ни халата, ни пеньюара, только ночная рубашка. Скромная одежда закрывала девушку от горла до щиколоток, но неяркий свет одинокой свечи, проникая сквозь тонкую ткань, рельефно высветил мягкие линии прелестного тела.
Пруденс протянула руку за спину Себастьяна и закрыла дверь. Ее пушистая макушка коснулась подбородка мужчины, и девушка услышала его судорожный вздох.
Он отошел от нее, развязывая галстук. Его смех был натянутым.
— Для умной девушки ты делаешь иногда весьма странный выбор. Ты пришла в уединенную часть дома, усыпив единственного человека в пределах слышимости крика. Тебе не приходило в голову, что даже если ты захочешь уйти, я могу не отпустить тебя?
— Я не боюсь тебя.
Себастьян развернулся на каблуках, срывая с себя сюртук.
— Значит, ты — дура. Я буду не первым распутным родственником мужского пола, воспользовавшимся зависимым положением женщины, даже среди вашей высокомерной знати.
Пруденс наклонилась, подняла его галстук и аккуратно сложила.
— Ты пытаешься убедить меня или себя?
— Я не уверен. Но тебе лучше уйти, пока мне не удалось убедить себя.
Пруденс уселась в кресло, небрежно откинулась на спинку и скрестила ноги в лодыжках. Себастьян рывком развязал шнуровку своей рубашки. Словно ищущая ласка возлюбленной, мерцающий свет свечи отыскал золотую поросль, покрывшую гладкие мускулы его груди. Во рту у девушки пересохло, и ее охватило неясное волнение. Она подтолкнула очки выше на нос.
Себастьян беспомощно уставился на Пруденс, словно надеясь, что она может исчезнуть сама по себе. Он провел рукой по волосам и освободил их от атласной ленточки. Выражение его лица было таким диким, что девушка испугалась, ожидая, что он вот-вот бросится на нее с боевым кличем горцев. Последнее могло бы разрядить обстановку. По крайней мере, тогда она бы знала, в каком он состоянии.
— Все, что я пытаюсь втолковать тебе, детка, — проговорил Себастьян мягко, и от нежности, звучавшей в его голосе, руки Пруденс покрылись гусиной кожей, — это то, что ты, в действительности, совсем меня не знаешь.
Пруденс спокойно встретила его взгляд. Ее голос был таким бесстрастным, словно она перечисляла химические формулы, а не пересказывала эпизоды из жизни.
— Ты убежал с гор в тринадцатилетнем возрасте, прежде чем Киллиану Мак-Кею удалось вышвырнуть тебя из замка твоего отца. Первым, что ты украл, была головка сыра, потому что ты был голоден.
Себастьян опустился на край кровати. Девушка продолжила:
— В то время ты был никудышним разбойником, не то, что теперь. Поэтому тебя поймали и бросили в тюрьму, приговорив к повешению. Родственник твоей матери нашел тебя, освободил и забрал с собой во Францию. Там ты принял свою первую ванну и получил краткое, но основательное образование. — Пруденс вопросительно взглянула на Себастьяна. — Как я осведомлена?
— Бесподобно, — сдержанно ответил он. — Продолжай.
— Ты вернулся в Шотландию несколько лет спустя, повзрослев и поумнев, и приступил к своей выдающейся деятельности в качестве Ужасного Шотландского Разбойника Керкпатрика, сея ужас вдоль шотландской границы, планируя и мечтая о дне, когда сможешь вернуться в Высокогорье и отомстить подлому Мак-Кею.
— Осторожнее. Ты становишься сентиментальной.
— Прошу прощения. Это моя слабость.
— Я заметил. Вместе с тем, что очертя голову бросаешься в ситуации, к которым не готова.
Пруденс почувствовала, что ее самообладание ослабевает.
— После сегодняшнего бала я поняла, что мне нечего терять.
Себастьян поднялся с кровати. Девушка сдержала желание повернуться, когда он, двигаясь по комнате с кошачьей грацией, обошел ее кресло и остановился сзади.
Теплые пальцы мужчины обхватили подбородок и приподняли ее голову вверх.
— Тебе, моя дорогая, есть много чего терять. Его губы коснулись ее губ в короткой сдержанной ласке.
Пруденс задрожала, когда Себастьян отпустил ее. Кожа головы покалывала, и девушка с изумлением поняла, что он расчесывает ей волосы. Мужчина тянул щетку вверх, поднимая шелковистые пряди и превращая их в трескучее облако.
Пруденс смущенно склонила голову, позволив себе принять эту неожиданную ласку. Она нежилась, восхищенная своими ощущениями от простого прикосновения расчески к коже головы и ее плавному путешествию по своим волосам. Волна неописуемой радости затопила девушку. Она вновь испытала давно забытое удовольствие от того, что о ней заботятся. Когда она была ребенком, папа подолгу распутывал ее непослушные локоны. То же чувство безопасности и надежности испытывала она и сейчас. Однако Пруденс не позволяла себе забывать, что ее безопасность рядом с этим мужчиной зависела только от его порядочности и была иллюзорной.
Себастьян собрал ее волосы на макушке в пышный хвост и расчесывал его плавными, медлительными движениями. Слабый стон удовольствия вырвался из горла Пруденс, и она закрыла глаза.
Низкий бархатный голос Себастьяна, соблазняя, ласкал слух, грозя смять ее оборону.
— Итак, ты знаешь, кто я. Могу я рассказать, кто ты?
Пруденс нервно рассмеялась, не открывая глаз.
— В этом нет никакой тайны. Я не состою в родстве с разбойниками или французами, ждущими своего часа. Я всего-навсего Пруденс Уолкер, незамужняя племянница и бедная родственница Триции де Пьерлон.
Себастьян перекинул массу ее волос на одно плечо, открывая миниатюрное ушко, и жарко зашептал:
— Ты стала жить с Трицией после того, как умер твой отец. Тетя печально покачала головой, гляди на маленькое невзрачное существо, каким ты была, и сказала, что у тебя слишком много мозгов, чтобы когда-нибудь ты составила приличную партию.
Девушка вздрогнула. Она хотела отстраниться, но Себастьян крепко удерживал ее за волосы, зажатые в его кулаке. Пруденс была вынуждена выслушать беспощадную правду о себе из его уст.
— За годы, которые ты прожила рядом с тетей, она выводила перед тобой нескончаемую вереницу ухмыляющихся молодых сынков напыщенных пасторов и пожилых сквайров. С каждым выходом в гостиную на встречу со своими поклонниками ты становилась все умнее, — Себастьян намотал волосы на руку, туго скручивая их, — и невзрачнее.
Слезы щипали ей глаза. Как он может быть таким жестоким? Себастьян отпустил ее волосы и они рассыпались по спине и плечам. И от жгучего унижения, которому он с наслаждением подверг ее, Пруденс спряталась за их плотной завесой.
Но Себастьян был неумолим. Он обошел кресло и присел на корточки перед ней.
— Что говорила тебе Триция? Она говорила, что твой нос слишком тонок, а зубы выступают вперед, поэтому тебе не стоит слишком часто улыбаться?
Пруденс закусила нижнюю губу и отвернула лицо от его жадного взгляда. Мужчина обхватил ее лицо ладонями и повернул голову девушки к себе. Его большие пальцы погладили черные крылья ее бровей.
— Она выражала тебе свое сочувствие по поводу твоих густых бровей, бледной кожи?
— Прекрати!
Девушка больше не могла вынести то, что он видел ее унижение, и подняла руки, чтобы отстранить его ладони от своего лица. Себастьян поймал оба запястья в одну руку и снял с нее очки. Она отвернулась, пытаясь смахнуть слезы.
— Ты не устала прятаться, Пруденс? За этими очками? За книгами? За Трицией? Тебе не было одиноко все эти годы?
Она пыталась вырваться, не в силах остановить слезы, щекочущие ей щеки.
— Я не была одинока. У меня была счастливая жизнь, пока не появился ты.
— Счастливая жизнь? Сидеть целыми днями, уткнувшись в книги? Жить жизнями других людей, потому что нет своей собственной? Счастливая жизнь без единого события, способного расшевелить, всколыхнуть ее?
— Значит, ты думаешь, что я за этим пришла сюда?
Девушка, наконец, вырвалась из рук Себастьяна и вскочила с кресла. Она стояла спиной к нему, прислонившись к столбику кровати.
Себастьян медленно выпрямился.
— Зачем ты пришла сюда, Пруденс?
— Я думала, что небезразлична тебе. — Она добавила чуть слышно. — Я бы оставила тебя в покое. Тебе незачем было напоминать мне, что я уродлива.
Веселый смех Себастьяна разрушил гнетущую тишину спальни. Пруденс бросилась к двери. Одним прыжком он оказался перед ней и загородил выход. Девушка отпрянула от него, но мужчина обнял ее и крепко прижал к себе, делая сопротивление бессмысленным. Пруденс спрятала лицо на его груди, прижавшись щекой к мягким завиткам, не в силах отказать себе в последнем удовольствии: почувствовать сладость его объятий.
Себастьян потерся щекой о ее волосы.
— Скажите мне, мисс Уолкер, если вы так чертовски умны, как вы могли поверить лживым заверениям завистливой женщины, давно оставившей в прошлом расцвет своей юности?
Его сердце колотилось под ее губами. Долгое время Пруденс не могла постичь значения произнесенных им слов.
— Разве ты не видишь, что сделала с тобой зависть Триции? — Себастьян снова взял ее лицо в свои ладони, отводя назад волосы. — Ты самая необычная и самая красивая женщина из всех, которых я видел. Я хочу тебя с той самой секунды, когда ты навалилась на мою сломанную лодыжку. Глаза девушки расширились в изумлении, и Себастьян засмеялся.
— Когда ты на меня так смотришь, все, чего я хочу, — это положить тебя под себя и вкушать каждый дюйм твоей чудесной белой кожи.
— Ты, конечно же, несерьезно это говоришь?
— Давай снимем вот это, хорошо? И я покажу тебе, как я серьезен.
Себастьян сжал рукой мягкую ткань и потянул вверх. Пруденс прильнула к его плечам.
— Но ты даже не поцеловал меня. Язык мужчины прошелся по краю ее уха.
— Я это сделаю, — прошептал он. — Везде.
Руки Себастьяна поднялись по ее бедрам, потянув за собой рубашку.
— Свеча, — сказала Пруденс с отчаянием.
— Я знаю. Одной свечи недостаточно. Я бы хотел отнести тебя в бальный зал и любить под канделябром. — Его пальцы слегка коснулись ее живота. — Интересно, что подумал бы об этом старик Фиш?
Пруденс изогнулась в его руках.
— Себастьян! Ты говоришь ужасные вещи. Я имела в виду, чтобы ты погасил свечу.
Он слегка отстранился от девушки, нежно улыбнувшись.
— Больше никакого прятания, любимая. Никаких масок. — Себастьян прижался ртом к ее уху. — Пожалуйста, дорогая, будь обнаженной для меня.
Пруденс никогда не представляла себя адресатом такой необычной просьбы. Но любящая улыбка Себастьяна была неотразима, и она подняла руки, подчиняясь. Горячий румянец пополз вверх по ее коже, и девушка зажмурила глаза, веря, как ребенок, что если она не видит его, то и он ее не видит. Тихий стон мужчины доказал, что она ошибалась.
Пруденс инстинктивно вскинула руки, чтобы прикрыться, отчаянно желая скрыть изъяны: слишком длинные ноги; груди, чересчур тяжелые для такой тонкой фигуры. Себастьян поймал руки девушки, переплетя ее пальцы со своими, и отвел назад, прижимая их к двери над головой. Даже с закрытыми глазами она чувствовала на себе его жаркий, восхищенный взгляд.
Себастьян упивался ее красотой. Ее волосы, поглощая свет свечи, приобрели густой оттенок старого вина. Вид их, растекающихся по ее алебастровой груди, воспламенял его страсть и, в то же время, усмирял ее странным желанием защитить. Под холодной чопорностью и упрямой гордостью Пруденс скрывался редкой прелести цветок, хрупкий и нежный.
Она спрятала лицо в своих волосах.
— Пожалуйста. Я так стесняюсь.
— Чего? Совершенства?
Девушка решилась открыть глаза. Себастьян опустил их переплетенные руки, чтобы коснуться кремовой кожи между ее грудей. Даже следа не осталось от его насмешливости.
— Все стоящее, что я когда-либо имел, я украл. Ты — единственный дар, который мне преподнесли.
Он поднял ее ладони к своим губам. Пруденс шагнула от двери и растворилась в его объятиях, зная, что Себастьян никогда не забудет безумную чувственность ее обнаженного тела, прижимающегося к накрахмаленным складкам его одежды. Рот мужчины прильнул к ее губам с болезненной нежностью.
Себастьян не мог поверить в чудо того, что прижимал к себе податливое тело девушки. Слишком часто он мечтал об этом, чтобы принять как должное. Чувство вины перед ней несколько омрачало его радость, и Себастьян поспешил отогнать его. Пруденс пришла к нему на его условиях и не ставила своих.
Девушка захватила губами язык Себастьяна, приглашая его исследовать свой рот. Соски ее затвердели и приподнялись, и он ощутил приятную тяжесть в паху. Себастьян чувствовал свое возбуждение, жаждущее освобождения, жаждущее позволить его рукам и рту бродить по этому чудесному и щедрому телу. Но он пока не мог позволить себе этого удовольствия.
Пруденс погрузила руки в его волосы и прижала голову мужчины к себе, когда он наклонился и ласково взял в рот ее грудь. Его язык закружил по темному соску, и Себастьян почувствовал ее дрожь от этих прикосновений.
— Себастьян, пожалуйста. Я не могу даже думать.
Он опустился на колени перед ней, заполняя углубление ее пупка своим языком.
— Хоть раз в жизни, Пруденс, перестань думать.
Девушке ничего не оставалось, как подчиниться, когда его пальцы раздвинули шелковистые завитки между ног. Он пробормотал проклятие, больше похожее на молитву, и скользнул глубже, чтобы тщательно исследовать углубления и выпуклости ее медового лона. Пруденс распахнула рубашку мужчины и ухватилась за его плечи в отчаянной попытке сдержать стон наслаждения, рвущийся из горла. Прохладное полированное дерево, к которому она прижималась спиной и ягодицами, казалось частью какого-то иного, разумного мира. Инстинкт самосохранения нашептывал ей оттолкнуть Себастьяна, но его тихий голос был заглушен страстным зовом плоти, приказывающим ей довериться и открыться навстречу его искусным ласкам.
Она прерывисто задышала, когда его пальцы, смоченные горячим нектаром, неторопливо продвигались вперед, пока не отыскали упругий болезненный бутон, скрывающийся за бархатистыми лепестками. Колени подкосились от испытываемого ею наслаждения. Себастьян обхватил руками ее ягодицы и погрузился ртом в темный треугольник завитков с нежнейшим поцелуем.
Ее стыдливый вздох затерялся во вспышке нового, неведомого ощущения, когда Себастьян нежно, но решительно продвинул палец вглубь лона, лаская девушку изнутри. Тело Пруденс дрожало, мелкие капельки пота выступили на переносице.
Внезапно наслаждение сменилось некоторым дискомфортом, вызванным настойчивым движением его пальцев. Девушка разочарованно вздохнула, когда Себастьян, заметив гримасу боли на ее лице, убрал руку.
— О, Боже, Пруденс, ты так напряжена.
— Извини, Себастьян. — Ее голос был едва слышен. — Я не хотела.
Мужчина со стоном ликования обхватил девушку за ноги и приподнял, прижимаясь щекой к нежной коже ее живота. Пруденс обняла его за плечи. Он прошел через комнату, уложил ее на кровать и принялся снимать рубашку. Девушка потянула за угол атласное покрывало, чтобы прикрыть свою наготу.
— Моя нежная Пруденс, — сказал Себастьян, присоединяясь к ней на кровати и придавливая покрывало своим телом. — Я не упрекал тебя. — Он подыскивал слова, с трудом сдерживая присущую ему откровенность. — Восхитительное, никем не изведанное твое тело лишь служит доказательством того, какой высокой и бесценной привилегией ты меня награждаешь.
Он оперся на локоть и пробежал пальцами по гладкому плоскому животу.
Брови девушки сошлись, образуя морщинку на лбу.
— Как бы это сказал Ужасный Шотландский Разбойник Керкпатрик?
Медленная, чувственная улыбка Себастьяна заставила кровь Пруденс мчаться по венам с головокружительной скоростью. Он прижался ртом к ее уху.
— Что-нибудь скандальное вроде: «Ох, детка, ты и не представляешь, как глубоко я жажду войти в тебя».
Его палец погрузился в нее, наслаждаясь ощущением медовой влаги.
— Ты хочешь меня, ангел? Ты горячая и влажная, и твоя жажда так же сильна, как и мое желание наполнить тебя.
Пруденс всегда мечтала когда-нибудь услышать такие слова от любимого человека, но не подозревала до сих пор, какую силу и власть они будут иметь над ней.
— Негодяй, — выдохнула она, растворяясь в его нежных ласках.
Себастьян погрузил в ее лоно еще один палец, зная, что лишь готовность может облегчить предстоящую боль. Девушка повернула к нему лицо, цепляясь за его плечи, чтобы полнее утолить ноющую жажду, охватившую все тело. Он отвел прядь волос с ее влажных губ и приник к ним ртом. Мир сузился до их слившихся в жарком объятии губ и тел. Бедра девушки раздвинулись, давая его руке господство над ней. Пальцы мужчины двигались по собственной воле, подстраиваясь к ритму языка, омывающего ее рот. Почувствовав, как Пруденс изогнулась и задрожала под ним, Себастьян позабыл о терпении, о нежности, позабыл обо всем на свете. Единственное, что он понимал и признавал, — это низкий стон наслаждения, вырвавшийся из ее горла, и нежные сжатия ее лона вокруг его пальцев.
Себастьян приподнялся над девушкой.
— Мне не хочется причинить тебе боль, детка.
— Я знаю. — Она пробежала кончиками пальцев вдоль его бледного твердого шрама под подбородком. — Ты не причинишь мне боли. Ты не похож на своего отца, Себастьян.
Он смотрел на нее; его глаза — сверкающие дымчатые алмазы.
— Есть ли что-нибудь, чего Джейми не рассказал тебе?
Пруденс отвела взгляд, гладя ладонями его руки, наслаждаясь их мускулистой упругостью.
— Триция всегда говорила, что я пронырливая барышня. — Девушка обняла его за шею и прижалась губами к шраму.
Кожа Себастьяна покалывала от ее прохладного прикосновения. Ничто в его жизни не подготовило его ко встрече с ней. Ни мимолетные связи с женщинами до того, как он встретил Трицию; ни их неистовые совокупления, оставляющие его к утру выдохшимся и совершенно опустошенным. Для Себастьяна Керра было мало любви в занятии ею. Он уже давно подозревал, что был ущербным, как и его отец.
Вот и сейчас здесь эта женщина-дитя осмелилась сказать ему, что он ошибался. И предлагала себя, чтобы доказать это.
Себастьян заключил девушку в объятия, прижимая к себе, словно хотел согреть теплом и бархатной мягкостью ее кожи свою душу. Он поцеловал пушистые волосы.
— Позволь мне доставить тебе удовольствие, ангел, — пробормотал Себастьян и скользнул вниз по ее телу, целуя там, где лунный свет оставлял на коже дрожащие лужицы. Ее утонченный аромат — эта головокружительная смесь жимолости, жасмина и мускуса — сводил с ума.
Попытка Пруденс сжать колени позабылась, когда нестерпимое желание вновь почувствовать прикосновения Себастьяна овладело ею. Он нежно раздвинул бедра девушки. Его рот коснулся ее теплой плоти, стремясь дать утешение там, где прежде причинял боль.
Пруденс мысленно поблагодарила Себастьяна за то, что уложил ее на кровать, прежде чем начал это сумасшествие, иначе ноги не удержали бы ее. Девушка вплела руки в его волосы, светлые пряди скользили, словно шелк, между пальцами. Она откинулась назад, закрыла глаза и отдалась во власть восхитительных ощущений. Его прекрасный рот завораживал, выделывая вещи, которые она никогда даже в своих самых смелых мечтах не могла себе представить. Новизна этого наслаждения была темной, таинственной и необычайно сладостной. Пруденс изогнула свой гибкий стан, открываясь ему навстречу.
Не прерывая сумасшедшего ритма языка по пульсирующему бугорку горячей плоти, Себастьян погрузил пальцы глубоко в нее. Пруденс выкрикнула его имя хриплым от страсти голосом, который не узнавала сама. Ослепляющий водопад блаженства обрушился на нее, и девушка, едва не задохнувшись от страсти, задрожала среди подушек.
Тяжелые веки вздрогнули, приоткрылись, и Пруденс увидела склоненное над ней озабоченное лицо Себастьяна.
— Я испугался, что ты можешь лишиться чувств.
Ее губы изогнулись в застенчивой улыбке.
— Я не принадлежу к типу девушек, которые лишаются чувств.
Он коснулся ее губ и прошептал:
— Посмотрим, что я тут могу сделать.
Рука Себастьяна опустилась, чтобы расстегнуть крючки на бриджах. Пруденс покусывала свою нижнюю губу, стремясь унять дрожь. Не желая, чтобы он увидел ее страх, девушка протянула руку и загасила свечу в тот момент, когда Себастьян выскользнул из бриджей.
Темнота окутала их черным бархатным балдахином. Ее рука вспорхнула и легла на плечо мужчины. Глаза медленно привыкали к густой тьме, которую не мог рассеять лунный свет, пробивающийся между портьер. Пруденс оценила силу воли и терпение Себастьяна, прислушиваясь к частым, гулким ударам его сердца.
Она подставила лицо его поцелую, и их тела переплелись в страстном единении: его мускулистое бедро поймало в ловушку обе ее ноги, живот прижался к ее животу. Кожа горела от жаркого прикосновения его восставшей плоти. Себастьян приподнялся над ней, и девушка обвила его шею руками.
Он заглянул в ее глаза и увидел в их фиолетовых глубинах то, о чем ему меньше всего хотелось вспоминать в этот момент. Было бы так просто похоронить свою вину и сомнения в ее доверчивом теле, но почему-то он не мог овладеть ею обманом. Пруденс сама пришла к нему, но он должен удостовериться, что она знает цену приносимой жертвы.
Себастьян, не мигая, встретился с ее взглядом.
— Ты ведь понимаешь, что это ничего не меняет. Я все равно должен жениться на Триции.
Какой-то эгоистичный демон внутри него мучительно взвыл, когда Пруденс исчезла. Вот так просто. Всего секунду назад она была здесь, а в следующую ее не стало. Тело девушки оцепенело. Все, что было тающим теплом между ними, вдруг застыло.
Кровь отхлынула от лица Пруденс, когда его слова кинжалом пронзили ей сердце.
— Дай мне встать, — потребовала она.
Жаждущая плоть мужчины касалась шелковистых завитков между ее ног. Мускулы его напряглись от соблазна войти в ее медовое лоно, разбить ледяные покровы, растопить лед жаром своего желания, заставить снова и снова выкрикивать его имя со страстной несдержанностью.
Капельки пота выступили у Себастьяна на лбу.
— Ты не можешь просить меня остановиться. Это нечестно.
— Что ты знаешь о честности?
Отчаяние придало его голосу жесткие нотки.
— Ты сама пришла ко мне. Я думал, что ты все понимаешь.
— Дай мне встать, — вновь потребовала девушка, чеканя каждое слово.
Себастьян слетел с нее, словно она в него выстрелила. Пруденс никогда еще не испытывала такой болезненной пустоты. Без тепла его тела она почувствовала свою уязвимость и стыд за свою наготу. Девушка села на колени, прижимая покрывало к груди.
— Ты говорил, что я тебе небезразлична. Как ты можешь жениться на ней?
Себастьян уставился на пурпурный балдахин, положив голову на сложенные руки.
— У меня нет выбора. Триция может дать мне то, что мне нужно.
— А что тебе нужно, Себастьян? Деньги? Возможность получить титул? Городской дом в Лондоне?
Его голос был низким и хриплым.
— Респектабельность.
Пруденс рассмеялась.
— Респектабельность? Я имела респектабельность всю свою жизнь и могу заверить тебя, что в этом нет ничего необычного.
Девушка закрыла ладонями лицо. Себастьян поймал ее запястья в свои руки и нежно обнял.
— Послушай меня, Пруденс. У нас есть шанс на счастье, который выпадает не всем людям в этом мире. Я могу быть с тобой и лелеять тебя до конца наших жизней. Позволь мне заботиться о тебе.
Она съежилась.
— Что ты мне предлагаешь? Несколько часов перед рассветом после того, как Триция усыпит себя до бесчувственности? Поцелуй украдкой в кладовой? Новое платье ко дню рождения?
Себастьян дотронулся губами до ее волос.
— Я предлагаю тебе целую жизнь нежности. Триция никогда нас не заподозрит.
Пруденс повернулась к нему лицом.
— А если я забеременею? Что тогда? Ты скажешь, что это ребенок конюха? Или дворецкого?
Краска залила его щеки.
— Я могу защитить тебя от этого. Я знаю способы.
Себастьян надеялся, что был искренен. Но представив ее стройное тело с округлившимся животом, он вдруг ощутил такую острую тоску, что это чувство доставило ему почти физическую боль и потрясло до глубины души.
Он не сделал попытки остановить ее, когда девушка высвободилась из его объятий и соскочила с кровати. Горечь в ее глазах погасила последнюю искру надежды, и все же Себастьян не смог удержаться, чтобы не попытаться еще раз.
— Ты знаешь свою тетю лучше, чем кто-либо. Думаешь, у Триции не будет любовников после того, как мы поженимся? Это в порядке вещей в ее мире.
Пруденс, укутанная в одеяло, прошла к двери и присела, чтобы поднять свою ночную рубашку.
— Но не в моем.
Себастьян Керр, который всю свою жизнь закусывал губы до крови, но не позволял себе никого умолять, мягко попросил:
— Пожалуйста, Пруденс. Не оставляй меня.
Руки девушки остановились в своем движении. Она оглянулась и встретила его тоскливый взгляд. Рубашка скользнула вниз, прикрывая тело девушки, и одновременно на пол упало покрывало. Себастьян увидел, как в лунном свете сверкнула ее кожа.
Девушка прикоснулась к дверной ручке. Себастьян соскочил с кровати и пересек комнату в два шага. Его ладонь накрыла ее руку.
— Ты должна пообещать мне, что не выдашь меня Триции. Жизнь нас обоих зависит от этого.
Пруденс смотрела перед собой.
— Поклянись, что не сделаешь этого. Девушка подняла глаза. Себастьян отшатнулся, пораженный презрением в ее взгляде.
— Клянусь. — Она открыла дверь. — Между нами никогда ничего не может быть, потому что у меня нет денег, а у тебя, Себастьян Керр, нет мужества.
Тихий стук закрывшейся перед ним двери прозвучал громче, чем пистолетный выстрел. Себастьян шел к креслу как слепой. Палец ноги коснулся чего-то твердого, и он задержался, чтобы не раздавить холодную сталь и тонкое стекло очков Пруденс. Он осторожно положил их рядом со своей щеткой для волос. Среди зубьев щетки длинный темный волос переплетался с его светлым и более коротким.
Утомленно вздохнув, Себастьян уставился на свой плед, который лежал, аккуратно сложенный на комоде. Он взял его в руки, и спрятал лицо в мягкой шерсти, глубоко вдыхая аромат Пруденс.
Девушка дрожащими руками повернула ключ в замке. Она прижалась лбом к двери своей комнаты и, набравшись мужества, взглянула на свою кровать. Вот она, с пышно взбитыми подушками, с покрывалом, края которого подоткнуты под матрац. Кровать, которая никогда не узнает тела мужчины, бесстыдно разбросанных одеял, острого запаха сигаретного дыма и бренди. Кровать аккуратная и строгая, словно старая дева.
Ноги девушки подкосились, не в силах удержать ослабевшее от ласк Себастьяна тело. Пруденс повернулась и ухватилась за край туалетного столика, взглянув на свое отражение в зеркале. Пряди волос, упавшие на лицо, оттеняли белизну кожи.
Сегодня был конец. Конец всему.
Часы на каминной полке глухо тикали в тишине, издевались над ней, называли лгуньей. Сегодня только начало. Годы замужества Триции простирались перед ней годами томительного заточения, где каждая минута будет приносить мучения и боль. Она, возможно, сможет вынести все это, если Себастьяну наскучит ее холодная сдержанность. Это лишь подтвердит ее худшие подозрения: она для него только развлечение, легкий флирт, охотно забываемый в пылких объятиях другой женщины. Будет ли он добиваться Девони или какой-нибудь другой нортамберлендской красотки? Себастьян был искушен в любовных делах. Даже сейчас у него, возможно, есть любовница в Лондоне или Эдинбурге.
Но в глубине души Пруденс была уверена, что Себастьян не отступится. Он будет продолжать пробивать ее слабую оборону своей любовью и настойчивостью. Сколько потребуется для этого нежных взглядов через стол? Сколько игр в вист? Сколько невинных прогулок по парку? Сколько его дразнящих, обворожительных улыбок, прежде чем она сдастся и станет его любовницей, превращая их любовь в ад для них обоих? Себастьян уже разбил ей сердце, но если же они будут близки, он уничтожит ее душу.
Пруденс опустила взгляд и обнаружила, что ее ногти оставили уродливые царапины на ореховом дереве туалетного столика. Она посмотрела на свое отражение, уверенная, что зеркало вдребезги разобьется от ужаса ожидающего ее невыносимого будущего.
Девушка все еще чувствовала запах Себастьяна на своей коже. Она стояла на пороге чего-то чудесного, но была обманута его амбициями и своей гордостью. Пруденс обняла себя руками, раскачиваясь взад и вперед. Боль с острыми краями скручивала ее внутренности. Во всем мире не хватило бы опия, чтобы заглушить ее.
Пистолет Себастьяна поблескивал на ее туалетном столике. Она забыла вернуть его. Гладкий ствол был отполирован до блеска с величайшей нежностью. Ни одному инструменту смерти не следует быть таким ухоженным, таким безупречно прекрасным.
Со странным спокойствием Пруденс подняла крышку своей шкатулки вишневого дерева. Она провела пальцем вдоль шва атласной обивки, и фальшивое дно легко поднялось. Кожаный мешочек и тонкий стержень лежали завернутые в бархат с тех пор, когда отец вручил их ей. Он называл это гарантией на будущее.
Ее пальцы быстро и точно совершали привычные действия, и девушка почувствовала себя так, словно наблюдает за собой со стороны. Она наклонила мешочек, наполняя ствол пистолета порохом, не рассыпав при этом ни грамма, протолкнула пулю тонким золотым шомполом. Заряженное оружие тяжело легло на ее ладонь.
Не в силах больше выносить назойливое тиканье часов в нависшей тишине, Пруденс набросила халат, отомкнула дверь и вышла в коридор. Она сошла вниз по лестнице и прошла через бальный зал. Свечи были погашены, и длинная комната утопала в лунном свете. Разбитый бокал для шампанского лежал в янтарной лужице.
С каждым шагом мрачный гнев нарастал в ней. Хотела бы она услышать, как утром речистый жених Триции будет объяснять, почему ее мертвая племянница плавает, словно Офелия, в пруду для рыбок.
Пруденс остановилась и смахнула злую слезу. Почему она должна убивать себя? Она должна убить Себастьяна.
Девушка в волнении кружила по залу. Высокое трюмо между двумя окнами отражало образ испуганной, вздрагивающей Медеи среди холодных, бесстрастных мраморных богов.
«Бог дал тебе мозги, дитя. Используй их».
Папа, именно папа почувствовал безрассудные страсти, таящиеся под ее внешним спокойствием; именно папа требовал контроля над собой, уверяя, что она сможет найти выход из любой ситуации. Но ее мозгу не под силу была эта горькая утрата, эта невыносимая тоска по чему-то прекрасному, чего она никогда не будет иметь. Пруденс разглядывала оружие в своей руке, зная, что не сможет им воспользоваться.
Но и остаться в «Липовой аллее» девушка не могла. Она не собиралась наблюдать, как Себастьян превращает их жизнь в прах. Она не помощница ему в этом. Она пойдет наверх, упакует сундук и с ближайшей каретой уедет в Лондон.
Принятое решение не успокоило Пруденс. Ей все еще хотелось ударить по чему-нибудь, закричать, нашуметь. Девушка распахнула двери на террасу. Алая маскарадная маска перекатывалась по каменным плитам, подхваченная ветром.
Голос раздался из темноты, его резкий тон несколько смягчился сочувствием.
— Где же ваш очаровательный костюм, Пруденс? Или вы почувствовали необходимость вернуть его истинному владельцу?
Девушка медленно повернулась, вглядываясь в пустоту зала. Мужская рука осторожно взяла пистолет Себастьяна из ее безвольных пальцев.
Маскарад провалился.
