ГЛАВА 11
— Себастьян, старина, твой ход. Себастьян резко отвел взгляд от окна. Циклопы с тупыми лицами таращились на него. Он подавил слабую дрожь, когда сквайр Блейк опустил монокль, который носил на золотой цепочке вокруг шеи.
— Внимательность, мой мальчик, — ключ к успеху, когда ты играешь с такими очаровательными и умными созданиями, как эти.
Девони захихикала, обмахиваясь веером карт, зажатым в тонких пальцах с кроваво-красными ногтями, больше похожими на маленькие кинжальчики. Триция лукаво взглянула на сквайра и, шутливо погрозив пальчиком, прищелкнула языком, как рассерженная белка. Себастьян ненадолго развлек себя мыслью придушить ее шнуром от портьеры в следующий раз, когда она так сделает.
Он растянул губы в улыбке и бросил карты на стол, проигрывая взятку.
— Прошу прощения, сквайр. Я что-то никак не могу сосредоточиться. Но могу заверить вас, что не очарование моих партнерш отвлекает меня. — По мнению Себастьяна, у его партнерш не было никакого видимого очарования.
Триция похлопала Себастьяна веером по руке.
— Надеемся, — она подмигнула Девони, — что это не статуя Афродиты, которая видна из окна.
Ее глупая шутка вызвала у обоих женщин взрыв смеха. Девони уронила карты на стол. Сдавленное хихиканье сквайра Блейка перешло в сильнейший приступ кашля, который грозил закончиться апоплексией, на что Себастьян чрезвычайно надеялся. Легкий звук шагов за дверью заставил его вскинуть голову. Но это была всего лишь горничная, вносившая в гостиную вычищенную медную плевательницу. Себастьян скрыл свое разочарование за сердитым взглядом, который заставил женщину попятиться в коридор. Когда же он перестанет прислушиваться к каждому шагу, каждому шороху за дверью, ожидая Пруденс?
За последнюю неделю она не провела и минуты с ним наедине. Пруденс неизменно спускалась из своей комнаты к обеду. Но встречаясь с ней глазами, Себастьян обнаруживал, что взгляд девушки полон презрения, причину которого он не мог отыскать, и это заставляло его сердце сжиматься от боли. Стопка писем, адресованных ей, лежала на столе нетронутой. Каждый день, на рассвете, он мерил шагами библиотеку, прислушиваясь к эху своих шагов. Этим утром, отчаявшись дождаться Пруденс, он вернулся в постель и провалялся до полудня, проснувшись еще более вялым и раздражительным, чем прежде.
Под столом туфелька Девони, украшенная бантами, уже в третий раз, скользнула по его ноге. Триция завладела другой его ногой. Себастьян чувствовал себя так, словно оказался опутанным какой-то змеевидной лианой, которая будет высасывать из него кровь до тех пор, пока не выпьет всю до капли.
Бронзовые с позолотой часы на каминной полке отсчитывали бесконечные минуты, пока Девони собирала свои карты и целое столетие раздумывала, какой из них пойти.
Себастьян расслабил узел галстука. На всю оставшуюся жизнь он стал добровольным пленником изящной гостиной и огромного дома, утонченная роскошь которых угнетающе действовала на него. Во всем убранстве чувствовалась рука Триции: в хрупких фарфоровых статуэтках, расставленных на позолоченной каминной полке, крошечных розах, вышитых на парчовых диванных подушечках, легких линиях чайного столика в стиле шератон. Все это заставляло Себастьяна чувствовать себя неуклюжим гигантом, помещенным в кукольный домик.
Панический ужас обуял его. Каждый прожитый день приближал его ко дню свадьбы, к тому некогда желанному дню, когда он станет хозяином «Липовой аллеи» и навсегда останется жить в этом бутафорском мире.
Взгляд Себастьяна снова метнулся к двери. Он едва сдержал порыв взбежать по лестнице и вытащить Пруденс из ее комнаты за тугой узел волос. Если ей хочется увидеть, как ведет себя простой крестьянин, видит Бог, он будет более чем счастлив показать ей это.
Чайный сервиз тонкого фарфора стоял на столе. Себастьян свирепо взглянул на свою пустую чашку. Он ненавидел чай. Ему до смерти хотелось эля (Эль — английское крепкое пиво, светлое и густое.), охлажденного в быстрых водах горной речушки.
Сердце Себастьяна встрепенулось, когда серый котенок спрыгнул с тисовой изгороди и, распушив хвост, промчался по лужайке мимо окна, преследуемый Борисом. Себастьян приподнялся со стула и увидел, как Пруденс выбежала из-за изгороди и, приподняв юбки своего строгого черного платья, бросилась всед за собакой. Волосы свободно развевались на ветру. Она наступила на подол своей нижней юбки и едва не упала. В одно мгновение животные и девушка скрылись из вида в рощице лайковых деревьев, прилегающей к лужайке.
Девони забарабанила ногтями по столу. Сквайр со щелчком открыл серебряную табакерку и засунул щепотку табака в свой луковицеобразный нос. Себастьян дико огляделся вокруг, недоумевая, не пригрезилась ли ему вся эта сцена?
— Разве вы не видели? — возмутился он. Триция обмахивалась своими картами.
— Это всего лишь Пруденс вышла на послеобеденную прогулку.
Девони сделала свой ход и кокетливо произнесла:
— Чудесный день для прогулок, не правда ли?
— Ничто так не улучшает пищеварение, как ежедневный моцион, — объявил сквайр Блейк и громко высморкался в платок.
Себастьян медленно опустился на стул. Не удивительно, что Пруденс старалась выглядеть как можно незаметнее. Все в этом доме обращались с ней так, словно она была невидимкой.
Себастьян попытался сосредоточиться на игре, но обнаружил, что в волнении измял в руке все карты.
— Еще чаю, сэр? — Старик Фиш в белых перчатках удерживал перед ним поднос.
— Нет! — рявкнул Себастьян.
Старик Фиш отступил, с осуждением глядя на Себастьяна, имевшего наглость отказаться от чая.
Но ровным голосом вышколенного, привыкшего ничему не удивляться слуги произнес:
— Очень хорошо, сэр. Возможно, позже. Себастьян схватил дворецкого за руку. Поднос угрожающе покачнулся.
— Ни сейчас. И не позже. Ни вечером. Ни следующим утром. Никогда.
Нездоровый цвет лица дворецкого стал еще на оттенок бледнее. Себастьян обнаружил, что все сидящие за карточным столиком с изумлением уставились на него. Он встал, уронив на стол испорченные карты.
— Ради Бога, прошу меня извинить. У меня разболелась нога. Я немного вздремну.
Себастьян заставил себя прижаться к напудренной щеке Триции. Тяжело опираясь на трость, он вышел из гостиной и прикрыл за собой дверь, краем уха уловив сочувственные возгласы, летевшие ему вслед.
Оказавшись вне поля зрения обитателей гостиной, Себастьян бросил свою трость в горшок с апельсиновым деревом, стоящий в холле. Через парадную дверь он вышел на крыльцо и, старательно обходя окно гостиной, прошел через лужайку. Себастьян миновал лаймовую рощу и вышел на заросший луг. Высокая трава, как море, волновалась вокруг него, склоняясь к земле под порывами ветра. Островки васильков и лютиков утопали в изумрудной зелени.
Темные тучи заслонили солнце, и на луг легла тень.
— Пруденс! — Его крик потонул в шелесте трав и шепоте ветра в листьях деревьев.
Солнце выбрало этот момент, чтобы бросить вызов тучам, и вновь запестрел луг всеми красками лета. Себастьян прикрыл глаза от слепящих лучей. Густой сосновый лес на другом краю луга словно парил в голубой дымке. Он зашагал к нему, влекомый спасительной прохладой и тишиной.
Слуха Себастьяна достиг жалобный женский плач. Он отвел в сторону косматую сосновую ветку. Пруденс стояла на коленях, склонив голову, на камне, который нависал над неподвижной гладью пруда. Волосы упали ей на лицо, открывая шею ласковым солнечным лучам.
Себастьян опустился рядом с ней, вздохнув с облегчением от того, что нашел беглянку, и нежно коснулся ее поникшего плеча.
— В чем дело, девочка? Что случилось? Пруденс вскинула голову. Слезы смочили ее темные ресницы.
— Я опоздала. — Девушка в ужасе указала рукой на подножие холма позади себя. — О, Себастьян!
Он чуть не потерял равновесие, когда она бросилась к нему на грудь. Себастьян не знал, было ли ее страстное восклицание адресовано ему или коту. Он был поглощен ощущением прелести того, как тонкие пальцы девушки гладили его сюртук.
Пруденс всхлипывала, уткнувшись лицом ему в шею, а он обхватил ладонью ее голову, разглядывая поверх нее предмет, который девушка указала. Пучки серого меха торчали из мшистой впадины. Озадаченная морщинка пересекла лоб Себастьяна.
— Пруденс, где твом очки?
Его безразличный тон заставил девушку испуганно затихнуть.
— У меня на тумбочке, полагаю. Я забыла их. Я одевалась к чаю перед тем, как выбежать на улицу.
Себастьян не мог не заметить, что она также забыла и свой корсет. Волнующая округлость и мягкость девичьей груди вызывали у него головокружение.
Пруденс вытерла глаза его галстуком.
— Ворота парка открыты всего несколько минут. Я не знала, что Борис отвязан. Мой бедный, дорогой Себастьян, — бормотала она. — Как ужасно.
— В самом деле, ужасная кончина для несчастной белки, — сухо произнес Себастьян.
Девушка взглянула на него широко раскрытыми глазами. Мужчина улыбался. Она медленно перевела взгляд на подножие холма, ее глаза сузились до ярко-фиолетовых щелок. В этот момент кот Себастьян выскочил из-за дерева с выгнутой спиной. С громким лаем, переходящим в жалобное поскуливание, следом за ним трусил Борис. Котенок пятился боком, шипя, словно маленький демон. Взмахом одной мохнатой лапы он прочертил алый след на блестящем носу Бориса. Взвизгнув от боли, дог отскочил назад и помчался к усадьбе, поджав хвост. Котенок улегся на бок и принялся вылизывать себя своим розовым шершавым язычком.
Себастьян откинул голову и от души захохотал.
— Но я думала, что Борис разорвал… — Пруденс зажала рот рукой, но веселый смешок все-таки успел сорваться с ее губ. Слезы радости заструились по ее щекам. Себастьян вытер их пальцами.
— Сквайр Блейк скорее бы съел твоего котенка, чем этот трусливый остолоп. Не далее, чем вчера за чаем я видел, как старикан пожирал глазами павлинов.
Это вызвало у Пруденс взрыв веселого смеха. Обессилев, она прильнула к плечу Себастьяна. Он обвил смуглой рукой ее за талию и крепче прижал к себе. Губы мужчины коснулись ее щеки. Слишком поздно девушка осознала, что его объятие было совсем не родственным.
Бесконечность последней недели забылась, когда Себастьян коснулся губами мягкой, не знающей пудры, щеки девушки. Ее глаза были плотно закрыты, а руки крепко сжаты в кулаки на его плечах. Себастьян прижался губами к ее пушистым ресницам и слизал солоноватые капельки, застывшие в уголках глаз. Он покрыл легкими поцелуями мокрое от слез лицо, прильнул к ее рту, проникнув языком между приоткрытых ему навстречу губ. Этот поцелуи еще сильнее разжег медленный, постоянный огонь в паху. Себастьян нежно обнял девушку, притягивая ее бедра к своей жаждущей плоти. Для него уже было недостаточно находиться внутри ее изумительного рта. Он хотел быть внутри нее везде. «О, Боже», — подумал Себастьян. Он безнадежно влюбился в эту милую, неловкую, очкастую старую деву.
Он спрятал лицо в укромной впадинке на ее шее.
— О, девочка, я так скучал по тебе.
Установилось долгое молчание. Пруденс толкнула кулачками Себастьяна в грудь и вскочила на ноги, словно камень, на который она опиралась коленями, внезапно превратился в раскаленные угли. Тяжелая копна волос разметалась по плечам.
Себастьян встал рядом с девушкой, все еще дрожа от желания.
— В Лондоне хватило бы одного мимолетного взгляда на твои волосы, чтобы все придворные щеголи поняли, почему пудра и парики начинают надоедать.
Пруденс вздернула подбородок, и он увидел, что страх мелькнул в ее глазах.
— Вы следили за мной.
Нотка обвинения послышалась в голосе девушки. Себастьян сделал нерешительный шаг вперед. Она настороженно отступила от него. Себастьян сомкнул руки за спиной, стараясь выглядеть истинным деревенским джентльменом.
— Я забеспокоился, когда увидел, что ты побежала за собакой. Парадоксально, что я должен постоянно напоминать тебе, но в округе бродят грабители. Тебе не следовало бы выходить без сопровождения.
— Не менее парадоксально, что я должна напомнить вам, лорд Керр, но грабители есть и в гостиной моей тети. Так что здесь не более опасно, чем там. Было бы так же просто для вас уронить мне на голову бюст Платона, как и утопить меня в пруду, хотя первое преступление было бы не таким чистым.
Себастьян был еще слишком возбужден и снедаем желанием обладать ею, чтобы понять, о чем она говорит. Его взгляд скользнул по матовой коже, открывающейся взору под расстегнутым воротом ее платья, затем спустился вниз по телу к пальцам ног, выглядывающим из порванных чулок.
— Мне страшно подумать, что такие мужчины как я могли бы сделать, застав тебя в таком уязвимом состоянии и в таком уединенном месте.
Пруденс усмехнулась.
— Вам совсем не страшно думать об этом. Совсем наоборот, дядя Себастьян, — язвительно добавила она. — Мое уязвимое состояние — просто удача для вас.
Его брови сошлись на переносице.
— Каким же негодяем ты должна считать меня? Пруденс выводило из себя то, что несмотря на его репутацию бандита и убийцы, ее по-прежнему зачаровывало дразнящее прикосновение его губ, быстрая смена эмоций на его мужественном лице. Ее губы упрямо сжались, и девушка поспешила отвернуться от Себастьяна, пока она не попросила у него прощения за то, что он вынужден убить ее.
— Я считаю вас худшим из негодяев. Если вы желаете и дальше играть любящего дядю, вам лучше поискать другую жертву. Какую-нибудь простушку, которую вы сможете научить мошенничать в висте и будете баюкать на коленях, прежде чем всадить ей между лопаток свой грязный кинжал.
Пруденс содрогнулась, когда его рука скользнула под ее волосы и обхватила шею. Она бы предпочла удар или пощечину этой убийственной нежности.
— Мне бы очень хотелось баюкать тебя на коленях, — пробормотал Себастьян. «Или лучше на чем-нибудь другом».
Большим пальцем мужчина медленно гладил нежную кожу возле уха, и Пруденс знала, что он чувствует сумасшедшее биение ее пульса. Она отбросила ласкавшую ее руку.
— Прекратите! Ненавижу, когда вы прикидываетесь добрым.
Рука Себастьяна сомкнулась на ее предплечье. Ее слова, наконец, начали проникать сквозь чувственный туман к его сознанию. Он осторожно повернул девушку лицом к себе.
— Было бы более естественно, если бы я задушил тебя твоим чулком?
Пруденс ощущала жар его прикосновения сквозь легкую ткань платья. Она больше не могла скрывать страх, от которого предательски дрожали губы и срывался голос.
Руки Себастьяна опустились. Его глаза потемнели до цвета грозовых туч, спустившихся над ними.
— Бог мой, детка, я только пошутил. Что такого я сделал, что ты так меня боишься?
Бессильная ярость охватила Пруденс.
— Пока ничего. Но я не знаю, что вы намерены сделать. Вы, должно быть, нашли мою маленькую речь весьма трогательной, когда я обещала не быть вам обузой. Вы ведь прекрасно знали, что я не проживу достаточно долго, чтобы стать обузой кому бы то ни было. — Говоря это, она отступала назад, бессознательно приближаясь к самой кромке каменистого берега и глубокому пруду, покоящемуся внизу. — Больше всего меня ужасает, что вы не были достаточно честны и мужественны, чтобы взять на себя ответственность за свое собственное решение. Вы позволили своим людям думать, что кто-то другой хочет, чтобы я умерла, и навязывает вам свою волю, в то время как вы сами жаждете от меня избавиться.
Ее нога ступила на край выдающейся над прудом скалы. Себастьян ринулся к ней. Страх обуял девушку, и она развернулась, чтобы убежать. Слишком поздно Пруденс вспомнила, что за ее спиной была бездна. Ее нога ступила в пустоту, и девушка упала с теплого камня в прохладную воду.
Пруд затягивал ее в свои глубины. Она пыталась вырваться наверх, обдирая руки о камни.
Юбки облепили ноги, сковывая движение. Скользкие водоросли, как щупальца гигантского спрута, опутали тело. Девушка барахталась в теплой воде, еще больше запутываясь в их зеленых нитях. Отчаяние и страх затуманивали сознание, почти лишая разума. Спазм сдавил горло, и прежде чем она успела сделать вдох, воды пруда сомкнулись над ней.
Обессилив, ее тело обмякло и стало медленно погружаться на илистое дно. Сознание еще не покинуло ее, и девушка наблюдала за игрой солнечного света на потревоженной ее падением воде до тех пор, пока все вокруг не стало таким же серым, как глаза Себастьяна.
