Глава 19
Желтый свет луны, почти такой же теплый и золотистый, как солнечный, струился через окно ее комнаты. Она подумала, что, должно быть, сейчас уже почти полночь, и все равно так жарко. После того, как Джону удалось влезть по лестнице на сеновал, она быстро собрала все тряпье, что принесла из мастерской Брэндана, и сделала для него какое-то подобие постели. Добравшись до нее, Джон сразу же рухнул. Сознание его угасло словно пламя свечи, погашенное холодным ветром.
Бэнни завела в стойла лошадей постояльцев и провела большую часть дня рядом с Джоном, как будто это могло ему помочь выздороветь. Он проспал весь день. Ближе к вечеру ей удалось разбудить его и заставить проглотить немного бульона.
А сейчас ей нужно снова пойти и посмотреть, как он там. Все равно жара и тревога за него делали сон невозможным. Бэнни накинула на плечи темную накидку для того, чтобы скрыть под ней белую ночную рубашку. Она бесшумно спустилась вниз и выскользнула из дома.
Широко открыв дверь конюшни, Бэнни впустила туда лунный свет и теперь хорошо различала знакомые предметы. Она нашла фонарь и поднялась на сеновал.
Джон дышал тяжело, из груди его вырывались хрипы. Охваченная внезапной тревогой, Бэнни подбежала к нему. Она зажгла фонарь, и хотя на сеновале, где даже маленькая искра могла вызвать пожар, это было очень опасно, Бэнни в данный момент это совсем не волновало. Она поднесла фонарь поближе к лицу Джона.
Он застонал, беспокойно задвигался, страдальческая гримаса скривила его рот. О, Боже! Неужели ему так больно?
– Проклятье… не умирай, – хрипло прошептала Бэнни. – Держись!
«Это какой-то кошмар!» – подумала она. Через какой же ужас пришлось ему пройти с тех пор, как она в последний раз видела его? Совершенно очевидно, что он был ранен дважды. Но что еще с ним случилось? Что принесло ему такие муки? Он снова застонал, и Бэнни дотронулась до его плеча, чтобы разбудить, но тут же отдернула руку. Он был настолько горячим, что это уже нельзя было объяснить жарким воздухом. Приподняв фонарь повыше, Бэнни отодвинула немного повязку и посмотрела на рану – она была сильно воспалена.
Раздумывать было некогда. Бэнни начала быстро перебирать те лекарства, которые она взяла на полке в мастерской Брэндана, Эликсир Витриола. Она смутно припоминала, что мать лечила этим ее братьев, когда у них был жар или лихорадка. Но, каким образом, можно заставить Джона принять это лекарство?
– Джон! Никакого ответа.
– Джон! Проснись! – резко сказала она, надеясь разбудить его хотя бы на несколько минут. Его состояние было гораздо хуже, чем утром.
– Бесс? – пробормотал он.
– Я принесла тебе попить.
Он поморщился.
– Флип?
– Нет, не флип. Лекарство. Тебе нужно выпить его.
Он лежал на животе, что еще больше затрудняло положение: она не могла просто немного приподнять его и посадить. Но когда он заговорил с ней, то повернул к ней лицо. Бэнни приоткрыла ему рот и влила порядочное количество жидкости ему за щеку.
– Глотай!
Когда он проглотил первую дозу, она влила ему вторую, а потом третью – так, на всякий случай. Потом, она устроилась поудобнее и начала ждать, когда лекарство подействует. Он начал дрожать. Несмотря на страшную жару, ему было холодно, его знобило, значит, лекарство не подействовало.
Бэнни побежала к колодцу и набрала полное ведро воды. Их колодец был одним из самых глубоких в поселке, поэтому вода в нем была очень холодная.
Взобравшись на сеновал, Бэнни намочила в воде тряпку и начала протирать Джону лицо и спину. Он дернулся, бормоча что-то бессвязное. У него начался бред: обрывистые воспоминания о детстве, совсем недавние события, бои.
Бэнни уже дважды меняла воду, потому что та становилась слишком теплой. У нее начала болеть спина, но она снова и снова делала то, что было в ее силах, чтобы спасти Джона. Равномерные движения влажной тряпкой но его телу успокаивали ее и, она надеялась, его тоже. Он перестал, наконец, беспокойно метаться, и уже можно было разобрать многое из того, что он произносил. Бэнни нахмурилась. Она ничего не понимала. Конечно, он бредил, но такими длинными предложениями, что…
Она наклонилась еще ниже, чтобы не пропустить ни слова.
Наконец, его тело начало потихоньку остывать. Она устало бросила тряпку в ведро. Через маленькое окошко было видно, что небо уже посветлело – она провела здесь большую часть ночи. Бэнни настолько устала, что уже не смогла бы спуститься с этой проклятой лестницы.
Ее накидка лежала совсем рядом, и, зевнув, она опустилась на нее и подложила руки под голову. Ей нужно отдохнуть всего минутку, просто собраться с силами. Вдруг Бесс смутно припомнила, что хотела обдумать что-то очень важное, но мысль ускользнула от нее.
Первым после пробуждения ощущением Джона была жара, вторым – постоянная и сильная боль в плече. Он попытался открыть глаза. Мысли были какими-то бессвязными, и его расстроило, что он не может думать с присущей ему ясностью. Соломинка щекотала ему щеку, и он повернул голову, чтобы сдуть ее.
Бесс! Не более чем в трех футах от него. Свободно раскинувшись на сене, с руками под головой, она сейчас была похожа на ребенка. Бэнни нахмурилась во сне. Что ее тревожит? Он должен защитить ее от всех тревог. Что она делает здесь, на сене? Джон заставил себя оторвать от нее взгляд и осмотреться. Что-то знакомое. Сеновал, где они…
О, черт! Он вспомнил, что пошел на встречу со своим связным, что она не состоялась. Почему-то его враги уже ждали его там. Он попытался убежать. А потом эта страшная боль в спине. Он так быстро терял силы, и ему некуда и не к кому было пойти. Он вспомнил, что добрался до этой конюшни и упал на ближайшую охапку сена. После этого воспоминания были отрывочными и беспорядочными. Какая-то лестница, и он по ней поднимается. И Бесс, и ее прохладные успокаивающие руки, ее голос, проникающий в его сознание. И кошмары. Он их не помнил, но знал, что они были. После них остались только темнота, пустота, насилие и уверенность в том, что, непонятно почему, но именно он во всем виноват.
Бэнни открыла глаза.
– Здравствуй, Бесс!
– Джон.
Элизабет сонно улыбнулась ему, и он почувствовал острую боль сожаления, что никогда ранее не видел, как она просыпается.
Бэнни села и откинула назад волосы. Джон заметил, что выражение ее лица изменилось. Теперь оно было не приветливым, а каким-то настороженным. Он провел много времени, пытаясь научиться читать те чувства, которые она глубоко прятала, и у него неплохо получалось. Но сейчас он вдруг обнаружил, что не может ничего понять. Она была закрыта для него.
Ну, а что тут странного? Он был ее врагом. Вполне возможно, что он стрелял в кого-нибудь из ее семьи. Ему еще повезло, что она сама его не убила.
– Как ты себя чувствуешь? – медленно, осторожно, выбирая слова, спросила Элизабет.
Он пошевелил левой рукой и, к величайшему облегчению, обнаружил, что может ей свободно двигать, хотя это и доставляло сильную боль. По крайней мере, рука работает.
– Болит… чуть-чуть. Но сильно.
– У тебя был жар, – она слегка нахмурилась, потом опустилась рядом с ним на колени и потрогала его лоб. – Кажется, все уже прошло. Хочешь есть?
– Немного.
– Я тебе принесу чего-нибудь попозже, – в ее голосе не было прежней теплоты и сочувствия.
Джон почувствовал себя уязвленным. Он то думал, что она будет хоть немного рада тому, что он чувствует себя лучше.
– Я вымою тебя.
Она принесла ведро с водой. Как всегда ее движения были уверенными, грациозными, ловкими.
– Что произошло?
– Бой. В меня стреляли.
– Я не слышала ни о каких боях в этом районе.
– Маленький.
– Маленький, – медленно повторила она, и ее руки застыли у него за спиной. – Это все?
– Все, что я помню, – он попытался улыбнуться ей, но Бесс не ответила. Она внимательно посмотрела на него.
– Ты не хочешь мне больше ничего сказать? – решительно спросила девушка.
Бэнни вела себя странно. Конечно, она имеет право сердиться на него, принимая во внимание, что между ними произошло. И все же ему показалось, что проблема не в этом. Было что-то еще, что тревожило и настораживало ее.
– Что? – осторожно спросил он.
– Ну, я просто думала, что ты делал все это время.
– Скучал по тебе, – Джон попытался отвлечь Бесс от опасного направления, которое принимал их разговор.
Он даже не знал сначала, что произошло. На него обрушился поток воды. Отплевываясь, он приподнялся на здоровой руке и уставился на Бесс. В ее глазах огнем полыхал гнев.
– Ты… ты… Как ты мог? Как ты мог, ты, бессовестный лгун. Ты не больший идиот, чем я. Нет, это я идиотка, потому что не поняла этого сразу.
У него пересохло во рту. Проклятье! Три года он играл эту роль, и ни у кого не возникало даже тени подозрения. А теперь все полетело к черту, и все, потому что он связался с этой женщиной, с самого начала зная, что этого делать нельзя.
Она уже стояла на верхней ступеньке лестницы.
– Куда ты?
– Тебя сдавать!
Он почувствовал почти облегчение оттого, что теперь ему не придется контролировать каждый жест.
– В ночной рубашке?
Она посмотрела на себя, как будто забыла, во что была одета.
– О, Боже, – прошептала она, и ее голова исчезла из его поля зрения.
Но через минуту Бэнни снова поднялась наверх.
– Лошадь еще здесь.
Она прошла через весь сеновал и подошла к окну, бормоча что-то, чего он не мог слышать.
– Какая лошадь?
– Моей матери.
– И что?
Она снова бросила на него уничтожающий взгляд. Если бы Бесс была мужчиной, из нее вышел бы отличный офицер. Все, что ей понадобилось бы – вот этот взгляд, и все подчиненные боялись бы ее как огня.
– А то, что она еще дома. То, что она еще не уехала к Адаму. То, что я не могу вернуться домой, иначе мать меня увидит.
– А!
Он снова откинулся на сено. Значит, Бесс еще не уходит.
