Глава 12
Джон услышал крики, доносящиеся из дома Джоунзов, раньше, чем увидел его. Дети визжали, выли, смеялись, как будто они то ли веселились, то ли кромсали друг друга.
Самое младшее поколение Джоунзов умело развлекаться. Джон пробрался между бегавшими друг за дружкой на поляне напротив дома ребятишками. Они не обращали внимания на английского солдата: слишком были заняты тем, что бросали снег друг другу в лицо.
Видимо, их было не больше семи, хотя Джону казалось, что больше – так много ручек мелькало в воздухе. Все мальчики были светловолосые, здоровые и краснощекие. Среди них была только одна девочка – уже знакомая Джону рыжеволосая девчушка – она довольно ловко забрасывала мальчишек снежками. Рыжие локоны выбились из-под ее вязаной шапочки. Она прицелилась и бросила снежок. Мальчишка быстро увернулся и снежок упал на ногу Лэйтона.
– Джон! – Ее глаза засверкали от радости, и она подбежала к нему. – Что ты здесь делаешь?
Он присел на корточки и посмотрел на нее.
– Сара! Как твой котенок?
– Все хорошо. Толстеет. Мама говорит, что я даю ему слишком много молока, – девочка улыбнулась и сказала: – Ты хотел бы взглянуть на Пиклз?
Джон оглянулся. Пока он разговаривал с Сарой, мальчишки окружили его. Все шестеро стояли, выпятив мальчишеские упрямые подбородки и скрестив руки на груди, напоминая своих отцов. Они не были настроены враждебно, но и дружелюбными не казались. Интересно, что они собираются предпринять?
– Извини, Сара, но я не могу пойти посмотреть котенка, сейчас я пришел к…
– Бэнни, – убежденно вставила она.
– Откуда ты знаешь?
– Она нравится тебе? – Сара светилась, как новенькая монета, в больших глазах было понимание, что делало ее гораздо старше.
– Я должен отдать ей кое-что.
– Подарок?
– Да.
– Рождественский подарок? – переспросила она радостно.
– Да.
Сара положила свою крохотную ручку на его ладонь:
– Я покажу тебе, где она. Пошли.
– Спасибо.
Они торопливо направились к дверям дома Джоунзов.
– Знаешь, дедушка не очень-то тебе обрадуется.
– Да?
– Да. – Она искоса посмотрела на него. – Он не станет сильно кричать на тебя, если я буду там.
Девочка была права.
В гостиной и столовой стояло много больших столов, покрытых белыми скатертями, уставленных серебряными сахарницами, солонками и подсвечниками. Женщин не было видно. Они, скорее всего, хлопотали на кухне. Зато в уютной комнате, куда они с Сарой вошли, было полно мужчин. Как только они увидели Джона, все сразу же поставили кружки на стол и вскочили на ноги.
И снова у Джона чуть было не вырвался стон. Но вместо этого он наклеил на лицо обычную глуповатую улыбку.
– Привет, с Рождеством.
– Что ты здесь делаешь? – неприветливо бросил ему Кэд.
– Да, вот… пришел в гости к Бесс.
– Пришел в гости к Бесс? Ну, хватит. Сколько же эти красномундирники будут совать нос в наши дела? Эй, ты, убирайся прочь?
– Па? Может быть, ты разрешишь ему остаться у нас? – глядя куда-то в сторону, произнес один из братьев Бэнни.
– Что? – Кэд грозно посмотрел на него. – С какой стати я позволю ему сделать это?
– Ну, мы вроде как… в долгу перед ним.
– Как это? – На шее у Кэда выступили красные пятна. – В каком же мы это долгу перед красномундирниками?
– Он… спас Бэнни. – Неохотно сказал Брэндан.
– Спас ее? От чего?
– Ну, это было в ту ночь, когда она подвернула ногу.
– Он был там в эту ночь? Какие же вы дураки! Как вы могли быть так неосторожны? Вы же все могли…
– Отец, – спокойно начал Брэндан, – может быть, мы отложим эту дискуссию до того времени, когда наши гости разойдутся? Это, в конце концов, касается только нашей семьи.
– Раз так, ладно, пошли, – Кэд схватил Джона за руку и подтолкнул его в столовую.
– Ты можешь подождать здесь – сказал он и вышел.
Вернулся он через некоторое время с кружкой в руке:
– На вот. Выпей. – Он поставил перед ним большую кружку с элем. – Я зайду за тобой, тогда мы поговорим. – Он повернулся к нему спиной и пошел в гостиную, чтобы услышать весь рассказ от своих сыновей.
Джон сидел, опершись о стену, и допивал эль, когда увидел хозяина таверны, распахнувшего дверь из гостиной и направлявшегося к нему.
– Не могу поверить, что я буду встречать Рождество с проклятым идиотом, – пробормотал себе под нос Кэд.
Он подошел к Джону и посмотрел на него:
– Ты остаешься на праздничный ужин, – приказал Джоунз-старший и пошел обратно в гостиную.
Лэйтон так и не увидел Бесс до самого ужина. Он сидел в углу гостиной и пил пиво, которое любезно предложили хозяева. Впрочем, он давненько ничего лучше не пил. Ему уже начинало казаться, что владение таверной имеет свои преимущества. Он чувствовал, что ему было здесь необычно хорошо. Мебель была больших размеров, сделанная для высоких и сильных людей. Казалось, никто не обращал на него внимания, за исключением того момента, когда он обернул подставку для ног. Они спорили между собой о зерновых и ружьях, и даже дважды чуть было не подрались. Он сделал вывод, что им определенно именно так нравилось проводить время.
Какая странная семья. Его задание заняло бы одну-две минуты, и хотя он хотел потратить остальное время на углубление своего знакомства с Джоунзами, исключительно в интересах своей работы, он обнаружил, что действительно очень заинтересовался этой семьей, которая родила и воспитала Бесс. Это была любящая семья, но в то же время и требовательная, все члены должны были знать свое место и выполнять связанные с этим обязанности. Казалось, в ней не было места для индивидуальности. Небольшие разногласия по бытовым вопросам, которые порождали споры, были еще позволительны, но не больше – никаких значительных расхождений во взглядах на мир быть не должно было.
Когда их пригласили за стол, Джон слегка удивился, обнаружив, что он сидит рядом с Бесс. На ней было то зеленое платье, в котором она была в день смотра. Оно навеяло на него приятные воспоминания.
– Джон, привет, – сказала Элизабет ласково, и ему показалось, что она произнесла его имя по-особенному, не как все. – Извини, что не вышла к тебе сразу. Мне сказали, что ты здесь, но мне нужно было помочь маме на кухне. Я только что освободилась.
– Не беспокойся.
– Они хорошо с тобой обращались? – спросила она.
Он улыбнулся.
– Да, очень хорошо. Отличное пиво.
– Да, у папы всегда отличное пиво.
Она опустила глаза на стол:
– Рада, что ты здесь.
– И я тоже. Как нога?
Ее бросило в жар при воспоминании о том, как Джон нес ее через лес. Она не могла поверить в то, что он сидит рядом с ней, такой большой и красивый, и в то же время было странно быть так близко с ним, и не сметь дотронуться до него.
– Уже лучше. Я не наступала на нее два дня, и сейчас она болит только, если я со всей силы стану на нее. – Бесс посмотрела на него.
В его бледно-голубых глазах светилось искреннее внимание.
– И это только благодаря тебе, благодаря твоей заботе обо мне. Спасибо, Джон.
– Это тебе спасибо.
На другом конце стола прозвучал громкий голос Кэда:
– Давайте-ка кушать.
Стол ломился от угощений: жареной свинины и утятины, пудингов, тушеного карпа, желе, различных овощей, в том числе и целой тушеной тыквы. «Еды хватило бы, чтобы накормить всю роту», – подумал Джон.
Он ел мало и еще меньше говорил, внимательно наблюдая за тем, как Джоунзы умудрялись поддерживать беседу и одновременно с воодушевлением поглощать пищу. Бесс ела не меньше любого из своих братьев, за исключением разве что Адама. И делала она это с таким бессознательным наслаждением, что просто сводила его с ума. Адам ел так много, как ни один человек, знакомый Джону. Но огромное количество поглощаемой пищи никак не сказывалось на нем – он был весел и подвижен, что особенно удивило Лэйтона, который не представлял, как человек, съевший столько, мог вообще передвигаться.
На десерт подали горы всяких сладостей. Бесс уговорила Джона попробовать всего понемножку, но и себя не обидела, как следует отведав всех блюд.
Бэнни положила в рот очередной кусочек яблочного торта, и даже глаза закрыла от удовольствия. Она язычком аккуратно слизнула крошку в уголке рта. Джон с трудом подавил желание сделать то же самое, но своим языком. Раньше ему не нравилось смотреть на кого бы то ни было, когда человек ел. Почему же сейчас ему было приятно это делать? Ему вдруг страшно захотелось быть причиной того наслаждения, которое отразилось у нее на лице.
– Элизабет, – резко сказала мать. – Ты не знаешь, что леди должна кушать мало.
Бенни положила ложку на стол:
– Извини, мама.
Она знала, что мать все время наблюдает за ней, хотя Мэри поверила объяснению Кэда по поводу присутствия за ужином английского солдата, – он сказал, что им нужно получить от него кое-какие сведения, – она все равно весь вечер приглядывалась к Джону. Бэнни уже знала, что позже состоится разговор на тему о «неподходящей дружбе».
– Ну, Мэри, пусть она поест, – сказал Кэд. – Она здоровая девушка. Ей нужно быть сильной.
– Хорошие манеры остаются хорошими манерами, Кэд.
Он передернул плечами.
– Джон, как дело с крепостью?
– Нормально. После пожара уже перебрались туда. Но еще много работы.
Как бы невзначай, Кэд спросил:
– И кто это мог сделать?
Джон пожал плечами:
– Кто знает. Все были так растеряны. Одним кажется одно, другим – другое.
– Так что, капитан Ливингстон не собирается расследовать это дело?
– Не знаю. Слышал что-то насчет амуниции.
– Амуниции?
Джон кивнул и следующие свои слова произнес с набитым сладостями ртом:
– Амуниции, ружей. Не знаю. Думаю, в следующий раз прятать нужно получше, может быть.
– Может быть… Может быть, – повторил Кэд задумчиво.
Джон вытер подбородок салфеткой и встал.
– Было очень вкусно. Нужно идти.
– Я провожу тебя до конюшни, – предложила Бэнни.
– Элизабет, – предупреждающе воскликнула мать.
– Я сейчас вернусь, мама.
Бесс быстро пошла одеваться, чтобы мать не успела ничего возразить. Джон попрощался с Сарой.
Они медленно шли через двор к калитке. Было очень холодно. Дул резкий ветер, и Бэнни, поежившись, посильнее укуталась в свою новую накидку, которую она сшила взамен потерянной в ночь налета на лагерь британцев.
В конюшне было тепло, пахло сеном и лошадьми. Когда Бэнни вошла туда, она откинула капюшон. Джон вошел вслед за ней. На улице завывал холодный ветер, здесь же было тихо и темно.
– Бр-р-р. Холодно.
– Да. – Он неуклюже переступил с ноги на ногу.
– Спасибо, что пришел навестить меня.
– Рад, что тебе лучше.
Казалось, он не знал, что ему делать с самим собой. Он посмотрел на потолок, на нее, затем снова перевел глаза на потолок и снова на нее.
– Тебе надо идти, пока не стало еще холоднее.
– Да, – сказал Джон, но и не шевельнулся, чтобы вывести лошадь.
В конце концов, он вытянул руку, сжатую в кулак:
– Вот.
– Что?
– Для тебя.
– Для меня? – Она подставила руку под его кулак, и он разжал пальцы. На ее ладони полилась струйка блестящих скользких бусинок.
– Что это?
– Подарок тебе.
Он купил ей подарок. Потеряв дар речи, она стояла, зажав бусы в руке, и смотрела на него.
– Вот.
Он взял бусы и надел на нее. Его движения были такими осторожными, это было, как она успела заметить, порой так же характерно для него, как и его сила. Бусинки были гладкими и теплыми, они легко скользили по ее шее.
– Они теплые.
– Да, они были на мне, – признался он.
– На тебе?
– Чтобы не потерять. – Он показал на свою шею. – Я носил их здесь.
– Ах!
Она, казалось, была не способна двигаться. Не торопясь, он протянул руку, взял бусы и опустил их в вырез ее платья.
Бесс почувствовала, как они скользнули по груди.
– Вот так, – прошептал он.
У нее закружилась голова. Она ничего не могла поделать с этим. Ей показалось, что какие-то светящиеся волны струятся от его бронзовой кожи и касаются ее и, отражаясь от нее, вновь возвращаются к нему.
О, Боже, дела совсем плохи. Лэйтон выполнил свой долг. Больше ничего уже узнать невозможно. И все-таки он был все еще здесь, наедине с ней в этой конюшне, за стеной выл ветер, а в нескольких шагах отсюда праздновала Рождество ее семья. Вместо того чтобы уйти, он представлял, как бусинки гладко скользят по ее нежной коже. Мысленно он скользил вместе с ними.
– Это в знак благодарности, – с трудом проговорил он.
– За что? Это я в долгу перед тобой.
– За музыку.
Завывание ветра превратилось в жалобный стон одинокой скрипки. Скрипки, которая будет звучать еще печальнее, когда он уйдет. А он уйдет – он знал это, он предвидел это. Джон сожалел о том, что не может даже дотронуться до Бесс. Но именно невозможность близости с ней ему придавала силы. Если бы он мог остаться, забыв о приказах, о своей работе. Остаться с ней не на два – три месяца, которые, он видимо, пробудет здесь, а на всю жизнь.
– Я должен идти. – Он знал, что Элизабет думала, что они прощаются до следующего дня. И даже этого хватило, чтобы ее глаза потускнели. А что же будет, когда он придет, чтобы проститься с ней навсегда? А он молил Бога, чтобы у него была такая возможность: сказать Бесс последнее «прощай», когда наступит время.
– Да, я понимаю…
– Можно мне еще придти послушать твою музыку?
Она нежно улыбнулась ему. Ее мягкая линия губ красиво выделялась на фоне резких черт лица.
– Да. Приходи послушать музыку.
