ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Пес по кличке Винк выскочил из-под дома, где у него было любимое место, и бросился навстречу коляске, громко лая всю дорогу.
– Интересно, что ел отец без меня? – сказала Ферн. – Он не любит готовить.
Винк не перестал лаять и тогда, когда узнал Ферн.
– Может быть, он ездил в город?
– Он просто ненавидит городскую пищу.
– После того, как он выгнал Троя, ему надо было нанять кого-то еще. Ведь у тебя столько работы на ферме, а тут еще готовить приходится.
Ферн почувствовала приятное волнение. Никто еще не пожалел ее до сих пор за то, что ей приходится так много трудиться. Она не могла понять, почему это пришло в голову только Мэдисону. Она считала, что он вообще понятия не имеет о том, что женщины должны работать. Может быть, в нем все-таки больше положительных качеств, чем она думает. Мэдисон остановил коляску перед домом.
– Заткнись, Винк, – крикнула Ферн. – Это же я.
Пес успокоился.
– Оставайся здесь, а я проверю, действительно ли твой отец дома, – сказал Мэдисон, вылезая из коляски.
Пес хотел опять начать лаять, но после грозной команды Ферн только взвизгнул и завилял хвостом.
Бакер Спраул вышел из дома в тот момент, когда Мэдисон вылез из коляски.
– Давно пора бы тебе уже быть дома, – сказал Бакер дочери, как бы не замечая Мэдисона. – В хозяйстве все к черту расстроилось без тебя. Где ты была все это время?
Мэдисон весь закипел от гнева.
– Она очень ушиблась при падении с коня, – сообщил он Спраулу голосом, холодным, как сталь, окидывая одновременно Бакера враждебным взглядом. – Я привез ее сюда при условии, что она будет лежать в постели, по крайней мере, до конца недели.
– Ферн никогда в жизни и дня не провела в постели, – сказал ее отец, глядя в упор на Мэдисона, – не говоря уже о неделе. – Тут у нее дел невпроворот. К тому же в доме есть нечего.
– Я сейчас мигом что-нибудь приготовлю, – сказала Ферн, вылезая из коляски, сжимая при этом крепко зубы, чтобы не закричать от боли.
– О еде пока рано думать, – сказал отец. – Нужно разобраться со скотиной. Твои быки бродят черт знает где. Двоих я отловил на моем поле. Если они залезут в кукурузу старика Клакстона, он начнет стрелять. Тогда ты ответишь перед ним и передо мной.
– С Розой случится сердечный приступ, если она узнает, что ты села на лошадь, – сказал Мэдисон.
– Отнеси вещи в дом, – сказала она ему, стараясь избегать его взгляда. – Я потом ими займусь.
– И начинай сразу же кастрировать бычков, – добавил ее отец. – Еще немного и они начнут прыгать через забор к коровам.
– Я этим сейчас займусь, – сказала Ферн. Быстро разнуздав своего коня, она хотела прыгнуть в седло прежде, чем Мэдисон мог остановить ее.
Она думала, что вот сейчас ей будет больно, когда бралась рукой за седло. Она была готова к адской боли, вставляя ногу в стремя. Но никак не ожидала, что боль поразит ее с такой страшной силой, когда она сделала попытку перекинуть ногу через круп коня. У нее закружилась голова. Она теряла сознание. Все поплыло у нее перед глазами, она не смогла удержаться в седле. Она падала.
Ферн не могла поверить в такое. Неужели она настолько слаба и беспомощна, что не в силах сесть на своего коня?
– Я же сказал, что тебе еще рано ездить верхом, – сказал Мэдисон, подхватывая ее на лету. – Отправляйся прямо сейчас в кровать и не смей вставать до завтра. Я приеду утром навестить тебя.
– Ничего подобного, – возразил Спраул. – Кто же будет работать?
Даже вся в тисках боли, чувствуя себя так, как будто ее схватил и держит гигантский спрут, Ферн заметила, как Мэдисон весь напрягся при этих словах отца. Он замер на месте, обдумывая что-то.
– Мне безразлично, кто будет работать, – сказал Мэдисон, поднося Ферн к коляске и осторожно опуская на сиденье, с которого она поднялась лишь несколько минут назад. – Мне плевать на то, что быки вытопчут поля и сожрут кукурузу Клакстона.
Он привязал ее коня к коляске, а потом повернулся к отцу Ферн.
– И я надеюсь, что эти быки покроют всех коров в радиусе ста миль от Абилина. Это твоя скотина, Спраул. Это твои проблемы.
Мэдисон вновь положил мешок с вещами Ферн в коляску.
– Что ты делаешь, черт возьми? – спросил Спраул.
– Я отвезу Ферн назад к Розе, где о ней позаботятся должным образом.
– Она моя дочь, – заорал Бакер, – и я говорю, что она останется здесь и будет работать.
– Говори, что хочешь, – сказал Мэдисон совершенно спокойно, – я везу ее назад.
– Она останется, – зарычал Спраул, угрожающе приближаясь к Мэдисону.
У Ферн сердце останавливалось от волнения. Мэдисон был высокий, но слишком изящный. Отец Ферн походил на медведя, а годы постоянного труда сделали его здоровым, как вол. Она не помнила, чтобы он когда-нибудь дрался. Даже Трои уклонялся от схватки с ним.
Когда Мэдисон садился в коляску, Спраул напал на него без предупреждения.
Ферн закрыла глаза, боясь увидеть, как Мэдисона будут сбивать с ног, но, услышав грохот падающего тела, посмотрела и увидела, что на земле лежит ее отец. Прежде чем Бакер успел встать, Мэдисон прыгнул в коляску, взмахнул кнутом и погнал лошадей прочь от фермы. Они уезжали под аккомпанемент лая Винка и проклятий отца Ферн.
– Не думай, что я удираю потому, что я трус, – говорил Мэдисон, сворачивая на дорогу, ведущую в город. – Просто не чувствую себя вправе бить твоего отца.
Ферн была слишком ошеломлена увиденным, чтобы отвечать. Менее чем за пятнадцать минут Мэдисон перевернул ее привычный мир вверх ногами. Скотина останется без присмотра, но Ферн было плевать на это.
Ее отец приедет в город рано или поздно, но ей и на это было наплевать. Еще несколько дней назад Трои, отец и скот было все, о чем она думала. Сегодня она о них почти не вспоминала. Все ее мысли были только о Мэдисоне. И об этих чертовых быках.
Она засмеялась. И стоило ей только засмеяться, она уже не могла остановиться, хотя ребра от этого ужасно разболелись.
– Чему смеешься? – спросил Мэдисон.
– Тому, что ты сказал про быков, – ответила она, едва сдерживая смех. – Я представила, как быки гоняются за коровами по всей округе, а папа преследует их с ружьем, и быки оглядываются на него, боясь, что он их подстрелит, подсчитывая одновременно, скольких коров они уже успели покрыть.
Она опять разразилась громким смехом.
– Уверена, что никакая дама о таком думать не станет или не признается, что думает о чем-то подобном.
– Ты считаешь, что отец будет преследовать их? – спросил Мэдисон.
– Если он не дурак, то не станет этого делать. Просто дождется, пока они все вернутся, слишком усталые после своих подвигов, чтобы убегать опять.
Ферн снова засмеялась, но боли были такими сильными, что она перестала смеяться.
– Ты не должна одна ухаживать за скотиной.
– После того, как папа прогнал Троя, мы так и не смогли найти себе нового работника. Я предупреждала отца, но он меня не слушал.
– Почему он прогнал его?
– Они ни в чем не соглашались друг с другом.
– Уверен, что Джордж мог бы найти вам работника.
– Почему ты так уверен, что твой брат может решить все проблемы?
– Потому, что он от рождения умел это делать.
– Тогда почему же он не адвокат Хэна?
– О, это совсем другое дело. – Мэдисон замолчал, а Ферн стала размышлять о противоречивой натуре Мэдисона.
То он злится на нее, а то дерется с ее отцом из-за того, что тот хочет заставить ее работать на ферме.
Мэдисон был так же непостижим для нее, как и те перемены, которые происходили в ней самой.
Ей следовало бы беспокоиться об отце, но она не беспокоилась. Ей нужно было возвращаться к своей прежней жизни, но вместо этого она возвращалась к миссис Эббот и страстно желала узнать Мэдисона получше.
Более всего она опасалась, что общение с Мэдисоном ослабит ее сопротивляемость, сделает ее уязвимой. Ведь все эти годы она весьма успешно подавляла в себе женское начало.
Это пугало ее до смерти, и она понятия не имела, что может произойти с ней завтра, но даже если перед ней открывается прямой путь в ад – она пойдет по этому пути. Она уже не вольна была в своих поступках.
– В Абилине часто устраивают вечеринки? – спросил Мэдисон. Вопрос был такой неожиданный, что Ферн не сразу ответила.
– Я не знаю. Я никогда не хожу на вечеринки.
– Почему же?
– Никогда не было такого желания.
– Я-то думал, что ты любишь приключения.
– Кто-то, может, и любит, но не я.
– Ни разу не была?
– Ни разу.
– А со мной пойдешь?
Ни один мужчина еще никогда не приглашал ее на вечеринку. Ни один не посмел.
– В этом городе ты не можешь пригласить меня на вечеринку.
Никто здесь не одобряет моего поведения.
– Я тоже не одобряю твоего поведения, но все же, как насчет вечеринки?
– Если ты не одобряешь того, что я делаю, как ты можешь приглашать меня?
– Я не сказал, что не одобряю твоего поведения в целом, просто мне не нравится кое-что из того, что ты делаешь.
– Это одно и то же.
– В таком случае ты не знаешь мужчин.
Она не знала мужчин, но не хотела признаться ему в этом.
– Ты не отвечаешь на мой вопрос, – сказала Ферн, – почему ты приглашаешь меня на вечеринку?
– Я не знаю здесь других женщин.
Она хотела, чтобы ее смех прозвучал скептически, но он был больше похож на презрительное фырканье.
– А тебе и не надо их знать. Они сами упадут к твоим ногам.
– Кажется, ты этого не хочешь. Ты что считаешь, что девушки не должны общаться со мной?
– Я не это имею в виду, сам знаешь. Я уверена, что миссис… ну, кто бы там ни устраивал вечеринку, пригласит множество незамужних женщин.
– А что, если я не желаю быть очарованным местными красотками?
Ферн чуть не присвистнула.
– Да с твоей внешностью они через десять минут соберутся возле тебя, как стадо гусынь.
– Значит тебе нравится моя внешность? Я-то был уверен, что на твой взгляд кусок речной глины выглядит лучше меня.
– Ты сам знаешь, что ты красивый мужчина, – сказала Ферн, сама не веря в то, что произносит такие слова. – И ты прекрасно знаешь, что можешь очаровывать женщин. Это только со мной ты превращаешься в зверя.
– Твои замечания обо мне изумительны, – сказал Мэдисон, – но мы отошли от первоначальной темы. Итак, ты пойдешь со мной на вечеринку?
– Кто ее устраивает?
– Миссис Маккой.
– Жена мэра! – воскликнула Ферн. – Она меня на порог не пустит. С ней чуть ли обмороки не случаются, когда я попадаюсь ей на глаза.
– Тебе нужно будет надеть платье, но я не вижу в тебе ничего такого, от чего люди могли бы падать в обморок.
– Выходит такая, какая я есть, я тебе не нравлюсь? – спросила Ферн, закипая.
– Я не сказал об этом ни слова, – ответил Мэдисон. – Я уверен, миссис Маккой возражает только против твоей манеры одеваться.
– А ты бы взял меня на вечеринку в той одежде, которая на мне сейчас?
– Это же вечерний бал. Я бы и сам не пошел туда в той одежде, которая на мне сейчас.
– Почему же?
– Ты всегда уклоняешься от прямых ответов на вопросы?
– О чем ты говоришь?
– Пятнадцать минут назад я спросил тебя, пойдешь ли ты со мной на вечеринку. Ты не только уклонилась от ответа на вопрос, но и совершенно сбила меня с толку. Спрашиваю тебя опять. Ты пойдешь со мной на вечеринку к миссис Маккой?
Ферн почувствовала, как что-то оборвалось у нее внутри. Было такое ощущение, что ей предложили попробовать какую-то вкусную еду, но не дали ее съесть.
Вечеринка, – сказала она себе. Да, она хотела пойти на вечеринку. Сама не зная почему. Раньше она никогда не испытывала ни малейшего желания ходить на вечеринки. Некоторые знакомые ребята дразнили ее одно время из-за того, что никто не приглашает ее, но перестали, поняв что она сама не хочет туда ходить.
Тут дело не в вечеринке. Она просто хочет быть вместе с Мэдисоном. Эта мысль вообще ее ошарашила. Она никогда не хотела идти куда-либо с мужчиной.
– Спасибо за приглашение, но я не могу принять его. – Ей казалось, что она говорит равнодушно. Если бы он только догадывался, как она хотела пойти.
– Ты ведь не боишься надеть платье? Или, может быть, тебе нечего надеть.
– Дело не в этом.
У нее не было платьев. Она сожгла все до единого восемь лет назад.
– В чем же дело?
– Там не будет никого из тех, кого бы я хотела видеть, и меня там никто не захочет видеть.
– Там буду я.
Она знала, что он просто дразнит ее, хочет, чтобы она согласилась. Ферн надеялась, что он не понимает, какую боль причиняют ей его слова. Ее глупое сердце хотело верить этому.
– Ты только что говорил, что мне нужно оставаться в постели.
– Вечеринка состоится через две недели. К этому времени ты уже поправишься и даже разберешься со своими быками. Надеюсь, они успеют все-таки отдать дань своим юношеским увлечениям.
– Почему тебя так беспокоят быки? – спросила она, надеясь, что он забудет про вечеринку. – Держу пари, ты быков никогда в жизни не видел.
– Не только видел, но и кастрировал. Меня чуть не вырвало при этом. – Мэдисон внимательно посмотрел на Ферн. – Не нравится мне твой взгляд.
Ферн засмеялась.
– Не беспокойся. Ты в безопасности. Не стану я разочаровывать твоих подружек.
– Ты считаешь, что я повеса?
– Могу поспорить, что сотни женщин в Бостоне с нетерпением ждут твоего возвращения.
– Может быть, одна-две и заметили мое отсутствие, но вовсе не скучают без меня. Есть старая пословица – лучше синица в руках, чем журавль в небе. К ухажерам это подходит. Женщина может вздыхать о поклоннике, который пребывает в дальних краях, но любовник, которого она, так сказать, держит в руках, ей дороже.
– Уверен, что ты говоришь на основании собственного опыта.
– Да, у меня большой опыт. Я покорил всю женскую половину Бостона.
Ферн улыбнулась.
– Я думаю, ты преувеличиваешь. Иначе, что же тогда осталось отдыхающим на берегу океана?
– Ты сочувствуешь ухажерам, любовникам, отдыхающим, но только не мне.
Ферн почувствовала, как сердце чаще забилось в ее груди. Он просто флиртует и развлекается. Что ж, ей тоже следует флиртовать, но она оробела. Даже случайно произнесенное слово Мэдисона пронзало ее грудь, как стрела.
– Обойдешься и без моего сочувствия.
– Тогда я предлагаю презирать меня. Ты всегда сможешь отказать мне в приглашении на танец.
– Я не откажу тебе.
– Как мне заставить тебя пойти со мной?
– Я бы пошла, если бы ты честно сказал мне, зачем это тебе нужно.
– Значит договорились.
– Я сказала, я бы пошла. От тебя можно ожидать всего на свете. Например, ты наврешь с три короба, а потом я поверю, и ты же будешь смеяться надо мной.
– Ты думаешь, что я способен на такое?
Его поведение смущало ее. Он выглядел расстроенным, как будто ему действительно было не все равно, что она о нем думает. Ее волновало это. Она чувствовала себя все время такой беспомощной рядом с ним, что теперь не могла не испытывать некоторого удовольствия. Может быть, ей не следовало радоваться, но она радовалась.
– Наверное, мне не нужно было этого говорить, – сказала она, – но мы ведь только тем с тобой и занимаемся, что ссоримся и попадаем друг из-за друга в разные передряги. Я думаю, ты вовсе не такой, каким хочешь казаться. Я знаю, что я не такая, какой кажусь тебе.
– Тогда давай начнем сначала. Прямо с сегодняшнего дня.
Ферн думала, что эта поездка в город никогда не кончится. Да, она понимала, что хотела бы начать с Мэдисоном с самого начала. Вот почему, кстати, она и пошла к нему тогда в тюрьму. Но потом она задумалась об их отношениях и пришла к мысли, что если они начнут все сначала, это вызовет только новые страдания. Мэдисон очаровывал ее, она признавала это, но очарование не было поводом для продолжения отношений, из которых ничего толкового получиться не может. Не важно, как закончится суд над Хэном – все равно, связи Мэдисона с Ферн придет конец. Он уедет в Бостон к своим богатым, красивым и притягательным женщинам. Он будет смеяться вместе с ними над Канзасом и шутить по поводу местных баб. Он, разумеется, будет рассказывать про Ферн и потешаться над ней.
Нет, надо кончать с этим. А почему бы не закончить прямо сейчас?
– Не думаю, что это хорошая мысль.
– Ты о вечеринке или о том, чтобы начать сначала?
– Я о том и другом.
Как она могла сказать ему, что он разбудил в ней, нечто такое, о чем она и думать боялась? Он разбудил в ней женщину. Как она могла сказать ему, что не хотела признавать этого, боролась с женским началом в себе все эти долгие годы?
– Ты подумаешь над моим предложением?
– Нет.
– Очень жаль.
Ферн увидела, как у ее ног разверзлась пропасть. Надо было сменить тему разговора. В конце концов, она могла бы выйти из коляски и пойти пешком. Но она этого не сделала.
– Почему? – спросила она.
– Абилин так и не увидит превращение гадкого утенка в прекрасного лебедя. И обиднее всего то, что ты сама этого не увидишь.
Ферн отвела взгляд в сторону. Она не хотела, чтобы Мэдисон видел боль в ее глазах.
– Не надо, – сказала она. – Я знаю, как я выгляжу. Мэдисон взял ее за подбородок и медленно, чтобы не причинять ей боль, повернул ее лицо, заставив Ферн смотреть ему прямо в глаза.
– Ты знаешь, что я думаю о том, как ты выглядишь?
– Пожалуйста, – она хотела отвернуться, но он не позволил ей этого сделать.
– Я вижу перед собой молодую женщину, которая пытается спрятаться от себя самой, потому что она боится признаться себе в том, что она симпатичная, так как после этого ей придется делать то, чего она боится.
– Хватит! – крикнула Ферн, вырываясь из рук Мэдисона.
Мэдисон остановил коляску. Он взял Ферн за плечи и повернул к себе лицом.
– Было бы жестоко с моей стороны не разуверить тебя в том, что ты уродлива. Напротив, ты красива и женственна.
– Только потому, что я ношу штаны…
– Если бы я думал, что ты веришь в себя, я бы ничего не имел против штанов, – сказал Мэдисон, – но я не хочу, чтобы ты носила их из-за страха перед собой.
– Я не боюсь. Я…
– Ты боишься, что мужчина может целовать тебя, поэтому стараешься быть непривлекательной.
– Не говори глупостей. Я…
– Но я тебя знаю лучше, чем ты думаешь, и я намерен открыть тебе глаза, чтобы ты могла увидеть себя.
– Каким образом?
Нежно привлекая ее к себе, Мэдисон приподнял ее подбородок и посмотрел ей в глаза.
– Вот таким образом.
И он запечатлел нежный поцелуй на ее губах.
У Ферн перехватило дыхание, сердце бешено колотилось. Весь мир исчез. Она оказалась где-то между раем и адом.
Она вся размякла от прикосновений Мэдисона. Ни один мужчина не мог поколебать ее, однако Мэдисон практически сломил ее сопротивление. Никогда еще она не хотела сдаться так охотно на чью-то милость, как в этот миг.
Его губы на ее губах были теплыми и шелковистыми. Она ощущала теплоту его дыхания. Она вдруг похолодела вся от возбуждения, но в следующий момент ее кинуло в жар. Она думала, что потеряет сознание.
Мэдисон заставил ее отвечать на его поцелуй. Она задышала чаще, когда он коснулся кончиком языка ее нижней губы. Она не могла пошевелиться, не видела ничего вокруг себя. Для нее существовал только Мэдисон.
Когда она сделала попытку отстраниться, Мэдисон обнял ее крепче и поцеловал долгим страстным поцелуем. Ферн чувствовала желание, влечение к этому человеку. Ей казалось, что на улице слишком жарко. Ферн знала, что она в опасности. Это уже был не тот томный первый поцелуй. И это не был поцелуй, вызванный любопытством и жалостью к ней. Это был поцелуй чувственный и опасный.
Напуганная, Ферн отпрянула. Ее дыхание было неровно, глаза широко открыты.
– Тебя надо целовать часто, – пробормотал Мэдисон. – Ты должна понять, что ты очень привлекательная женщина. Трои делал это с тобой? Скажи, ведь поэтому он единственный человек во всем Абилине, для кого у тебя есть добрые слова?
Очарование прошло. Ферн почувствовала, что гибнет.
– Нет, – сказала она, отстраняясь от Мэдисона. Она старалась подавить в себе страх, который всегда испытывала от мужских прикосновений, даже случайных. Ей нужно было успокоиться и сказать ему, чтобы он прекратил и никогда больше ее не трогал.
– Тогда скажи, почему он тебе так нравился.
– Не скажу.
– Когда-нибудь скажешь.
Она содрогнулась. Ее воля была практически сломлена. Она делала отчаянные усилия взять себя в руки. Надо сказать ему, чтобы он оставил ее в покое. Прямо сейчас.
– Я не могу принять твоего приглашения, – сказала она ему.
– Почему?
– Я не хочу идти на вечеринку. Но дело не только в этом. – Она не смотрела на него. Она не могла. – Я не хочу, чтобы меня касались и целовали. Я не хочу, чтобы мужчины делали это со мной.
Мэдисон не мог понять, что смущало его больше – его собственные действия или слова Ферн. Ему совершенно неожиданно пришла в голову мысль пригласить ее на вечеринку. Отказ Ферн обидел его. Сначала, возможно, он хотел поцеловать ее, чтобы просто подразнить, но это переросло в нечто большее. Может быть, он хотел вызвать в ней чисто женские чувства, но был шокирован сам, не в меньшей степени, чем она.
Ему стало казаться, что все это не имеет больше никакого отношения к его желанию дразнить ее или смущать ее. Она состояла не только из овчинного жилета и испанских шпор. Где-то глубоко в ней была запрятана ее женская подлинная сущность, о которой она и сама только смутно догадывалась.
Ее отказ очень огорчил его. Он подозревал, что Ферн старается сохранять дистанцию между ними, но не предполагал, что она станет возводить высокий забор. Никогда раньше, вплоть до этого мгновения, он не осознавал, как она нужна ему.
Теперь-то он понял.
Ферн проснулась, но не хотела вставать, предпочитая лежать в постели, прислушиваясь к звукам в доме, и думать.
Она старалась не вспоминать Мэдисона, но он, казалось, проник во все утолки ее сознания. Она только о нем и могла думать. Ей никак не удавалось выкинуть его из головы.
Она больше не ненавидела его, но от этого ей легче не становилось. Стало только хуже. Лучше бы она ненавидела его лютой ненавистью, которая испарилась бы сразу же после его отъезда из Абилина. Может быть, она бы и думала о нем потом время от времени, как думают о катастрофах или стихийных бедствиях, но не более того.
Она любила его. Теперь это было ясно. Стыдно признаться в этом, но ничего не поделаешь. Она призналась себе в этом.
Странная все-таки это была любовь. Она не приносила ей ни малейшего успокоения. Любовь эта была подобна вражескому вторжению. Ферн не могла больше контролировать свои чувства. Она могла кричать на Мэдисона, спорить с ним, обзывать его по-всякому и понимать в то же время, что она любит его. Она могла говорить ему, чтобы он отправился в свой Бостон и никогда не возвращался назад, но она знала, что на самом деле этого не хочет.
Одна мысль о том, что она никогда его не увидит, вызывала у нее панику. Почему этот человек так не похож на других? Почему он не выходит у нее из головы? Она ни одному мужчине больше не позволит занимать такое большое место в ее жизни. Все это пройдет, надо только забыть его.
Но как она могла забыть Мэдисона, если вкус его поцелуев все еще был у нее на губах?
Все свою жизнь она считала мужчин своими соперниками. Она презирала женщин, которые теряли голову от одного прикосновения мужчины, и чьей единственной целью было добиваться мужского внимания. Теперь, после этих волшебных поцелуев, она стала понимать женщин лучше. Но желание Мэдисона драться за нее, его твердое намерение защищать ее поколебало Ферн еще больше.
Он считал, что она привлекательная, но хотел, чтобы она почувствовала себя красивой. И это ее настораживало. Никто из мужчин не будет хотеть такого просто так, бескорыстно. У него должны быть свои скрытые мотивы.
Может быть, он просто флиртовал с ней. Возможно, после бесчисленных побед над женщинами он пресытился и захотел чего-нибудь остренького. А что если ему стало жалко ее? Подобно прекрасному принцу он хотел разбудить спящую красавицу. Немного лести, немного внимания, несколько мимолетных поцелуев, и он может возвращаться в Бостон, теша себя мыслью, что доставил ей немало приятных мгновений.
Наверное, так оно и есть. Человек вроде Мэдисона Рэндолфа не может интересоваться всерьез какой-то там Ферн.
А вдруг она все же интересует его?
Она вновь почувствовала его поцелуй на губах. Он был такой чудесный, волнующий и абсолютно искренний. Что бы ни думал о ней Мэдисон, когда они встретились впервые, что бы он не намеревался делать в будущем, этот поцелуй был настоящий. Она это чувствовала.
Но что это значит? Она не, знала в данную минуту. Однако Мэдисон не из тех людей, которые умеют хранить секреты. Скоро она узнает.
А пока ей надо вставать. Роза-то уже встала. Да и миссис Эббот тоже. Ферн не могла разобрать, о чем они говорили, но их голоса слышала явно. Голос миссис Эббот был резкий и строгий. Казалось, она постоянно жалуется на что-то. Роза говорила мягким, но уверенным голосом. Она не болтала так много, как миссис Эббот, но заставляла собеседника прислушиваться к каждому своему слову.
Ферн удивлялась, как удается Розе вызывать к себе такое почтение и уважение. Даже восхищение. Она понимала, что дается это ей нелегко, хотя казалось, что происходит это совершенно естественно.
(У Розы ничего не вышло бы, если бы она носила штаны и лезла из кожи, чтобы казаться мужчиной. Она сильная, уверенная в себе женщина, но она и очень женственная по натуре.)
Но если даже Ферн в глубине души и сожалела о времени, в течение которого боролась против всего женского в себе, она не могла отделаться от мысли, что мужчины желают обладать ее телом. Она видела перед собой безликого мужчину, который срывает с нее платье, трогает ее грудь, покрывает ее тело поцелуями и наваливается на нее. Это было ужасно. Нет, такого она не хотела. Никогда в жизни.
Совершенно расстроившись, она решила встать. Но только успела сбросить с себя одеяло, как услышала, что кто-то подъехал к дому на лошади.
Раздался сильный стук в дверь и голос миссис Эббот.
– Мистер Спраул, вы не должны ломиться к женщинам в такую рань. Мы еще не совсем одеты.
Ее отец! Ферн вся напряглась. Он приехал за ней. Ни Джорджа, ни Мэдисона в доме нет. Теперь некому его остановить.
