Из-за предательства Торна меня захлестнуло множество противоречивых чувств. Сначала я больше разозлилась, чем испугалась. Мне даже и в голову не приходило, что каким бы подлым не был мой кузен, он не появится, чтобы освободить меня. Но теперь стало понятно, что это так. Уверенная, что все мои попытки выбраться еще больше поощрят его продлить мое заключение, я решила подождать.

«Чем быстрее братец поймет, что ему не удастся вывести девчонку из себя, тем быстрее вернется и освободит ее, – с тоской подумала я. – Вот уж он посмеется надо мной! Ну, подожди, дай мне только добраться до тебя! Я сверну твою противную, костлявую шею!»

Покусывая нижнюю губу, пленница чердака предвкушала свою месть, кипя от злости: «Как я, которая прекрасно знает натуру этого человека, могла попасться в сети Торна?» Я еще больше распаляла свою ярость, представляя, как сведу с ним счеты, освободившись из своей темницы.

Из прошлого опыта мне хорошо было известно, что ругаться на моего кузена бесполезно. Он будет только нагло лгать, защищая себя. Даже если дядюшка Эсмонд и заподозрит его ложь, тетушка Джулиана защитит сынка, как это обычно бывало. И Торн опять останется безнаказанным. Сделав несколько острых и едких замечаний по поводу недостатков дядюшки Эсмонда, тетя Джулиана будет настаивать, что их «дорогой» сыночек не совершал того, в чем его обвиняют. А потом, возмущенная от нанесенного ей оскорбления, тетя выйдет из комнаты, презрительно фыркнув и подчеркнуто игнорируя дядю Эсмонда, как какого-нибудь грязного бродягу – разносчика опасной и заразной болезни. И после этого, как обычно, дядюшка покорно позволит замять это дело.

– Выпороть бы его, как следует, этого Торна, – как бы ни к кому не обращаясь, порицательно скажет бабушка Шеффилд, – иначе он вырастет и станет выродком, как мой брат Квентин, и, без сомнения, закончит жизнь на виселице.

После этих слов, дядюшка Эсмонд покраснеет и будет бормотать всякие оправдания, почему моего кузена никогда не наказывали.

К сожалению, о моих родителях нельзя было сказать, что они нас не наказывали. Поэтому мне нужно было тщательно продумать план своей мести, иначе могло здорово влететь. Постепенно, пока я, скрючившись, лежала в сундуке, упираясь головой и коленями в его жесткие стенки, у меня начал созревать план.

Давно, когда еще тетя Джулиана была маленькой девочкой, у нее был пони, который не устраивал ее, потому что недостаточно быстро скакал. Она колола его шляпными булавками и пихала в бока ногами. В результате пони взбесился и понес ее в лесистый парк, окружающий Хайклифф Холл. Джулиана зацепилась за низко растущую ветку, вылетела из седла и, приземлившись, сильно растянула связки на лодыжке.

Теперь меня не покидала мысль о резвом красавце-скакуне Торна, Нью-Форесте, и о том, как он дико отреагирует, если я воткну в него одну из своих шляпных булавок. Мой кузен не очень-то хорошо держался в седле, резко дергая за вожжи и жестоко пришпоривая своего пони. Я была почти уверена, что он не сможет справиться со своим норовистым коньком, рассерженным быстрым, но точным уколом булавки, и с позором будет выброшен из седла.

«Вот уж посмеюсь, когда кузен, жалкий и униженный, растянется на земле!»

Я увлеченно размышляла о том, какую взбучку задам Торну, потому что ни капельки не сомневалась, что он испытывает величайшее наслаждение от той шутки, которую проделал со мной.

Последняя мысль отрезвила меня. Оказалось, что прошло уже много времени, а мой кузен все еще не вернулся. «Где же он может быть?» – сомнения роились в моей голове.

– Торн! – повелительно крикнула я, властно стуча кулаком по крышке сундука. – Торн, открывай! Ты уже пошутил, хватит, а не то я так закричу, что ты оглохнешь!

Но ответа так и не последовало, и тут я полностью убедилась, что на чердаке никого нет, а мальчишка ушел и совсем забыл обо мне. Но, что хуже всего, вероятно, кузен и не собирался возвращаться. По спине пробежала дрожь, сомнений не оставалось, Торн никому не укажет моего местонахождения, иначе, его разоблачат и все узнают, что он сделал с доверчивой девчонкой.

Я была так ошеломлена, как будто сильно ударилась и потеряла сознание и даже не могла сообразить, что теперь делать. Невозможно было представить, что Торн мог так ужасно поступить со мной. Мне даже сначала не хотелось верить в это.

«Ну, конечно же, ты ошибалась», – думала я. Но постепенно холодная неумолимая рука начала сжиматься где-то в глубине души от сознания, что этот негодяй бросил меня. Дыхание стало неровным, а сердце бешено забилось в груди.

«Ты должна что-нибудь придумать, Лаура, – успокаивала я себя, стараясь побороть возрастающую панику. – Ты должна что-нибудь придумать».

Я заставила себя сделать несколько глубоких вздохов и постаралась расслабиться, чтобы хоть немного успокоиться. Затем, отбросив в сторону пыльные костюмы, неуклюже повернулась, стараясь добраться до замочной скважины и получше рассмотреть ее. Заглянув в отверстие и ничего через него не увидев, я поняла, что кузен не вынул из замка ключ, и это меня немного подбодрило. Мне бы только найти, чем повернуть ключ изнутри, и тогда я буду свободна.

Пошарив в сундуке вокруг себя, я нащупала острый конец длинного и плотного пера и вытянула его из какой-то шляпы.

Разбросав груду одежды, которая так мешала, мне с трудом снова удалось подобраться к замочной скважине. Осторожно засунув кончик пера в замок, я принялась манипулировать ключом. Через несколько минут в скважине появился тусклый серый свет, и ключ со звоном упал на пол.

Я могла бы заплакать от досады и разочарования, потому что ключ достать было невозможно, вместе с ним пропала и моя надежда выбраться из сундука.

Не знаю, сколько прошло времени. Мне казалось, что я сижу в этом сундуке уже несколько часов. Становилось жарко и душно. Со лба катился пот, оседая капельками на верхней губе, ладоши тоже вспотели. Одежда прилипла к телу, и все вокруг и внутри меня казалось липким и влажным. Как бы я не старалась оставаться спокойной, в моем сердце росло беспокойство, становилось трудно дышать.

Снаружи мелкий весенний дождик превратился в настоящую бурю. Я слышала, как струи дождя бьются о крышу и стучат в окошко чердака. Шум дождя эхом отдавался на чердаке, и мне казалось, что это какое-то зловещее существо стучится в крышку сундука и требует впустить его внутрь. От сильного, удушливого запаха лаванды стало плохо: закружилась голова, кожа покрылась потом и мурашками.

У меня вдруг возникло ужасное ощущение, что задыхаюсь. Как дикое, попавшее в капкан животное, я принялась колотить кулаками в крышку сундука и взывать о помощи. Призывы оказались напрасны. Я кричала до тех пор, пока совсем не обессилела и не охрипла. Вскоре мне стало ясно, что никто не услышит мои крики. Задыхаясь от недостатка воздуха, маленькая пленница тяжело повалилась на содержимое сундука, не обращая внимания даже на то, что острый каблук какой-то туфли впился в ее бок.

Не в состоянии больше сдерживать слезы, я разрыдалась от испуга и ярости. Бесполезно было ругать Торна, а заодно и себя за то, что так легко попалась на его удочку. Испытывая острую тоску, я поняла, что если умру здесь на чердаке, запертая в сундуке, никто никогда не узнает, что со мной произошло.

В унылые зимние вечера, когда ветер жутко завывал в торфяниках, мы, дети, обычно собирались у камина и слушали, как мои кузены Чендлеры шепотом рассказывали множество историй о привидениях, о загадочном доме дядюшки Драко, Стормсвент Хайтсе, в котором когда-то произошло страшное преступление и два тела были замурованы в стене, где пролежали несколько веков, пока дядюшка Драко и тетушка Мэгги не решили отремонтировать старое, разрушенное поместье.

Сейчас я вдруг вспомнила все эти страшные истории. Сундук показался мне склепом, темным, душным и полностью изолированным от мира живых. «Неужели этот сундук окажется моим гробом, – размышляла я, – и через много лет кто-нибудь придет на чердак, найдет мои останки и похоронит их в безымянной могиле на кладбище, как дядюшка Драко и тетушка Мэгги предали земле те два скелета, обнаруженные в стене дома.

Мое воображение так сильно разыгралось, что я довела себя до состояния истерики, когда вдруг ключ в замке сундука повернулся, крышка широко открылась и надо мной склонились Джеррит и Николас. Их темные, цыганские лица были мрачными, как грозовые тучи. Торн, которого держали за шиворот, болтал ногами в воздухе и визжал от ярости, извивался, как рыбка на крючке, пытаясь освободиться от крепкой хватки Джеррита.

– Все закончилось, ты свободна, Лаура, – ласково сказал Ники. Решительное выражение лица мальчика смягчила улыбка, когда он увидел меня, испуганную и заплаканную. – О, Лаура, с тобой все в порядке?

– Ники! О, Ники! – всхлипывала я, бросаясь в его объятия. – Я так испугалась. Мне… мне нечем было дышать! Я думала что… умру здесь!

– Успокойся, успокойся, крошка. Все хорошо. Теперь уже все закончилось. – Ники крепко прижимал меня к себе, успокаивающе поглаживая мне спину. – Ну, давай, вытирай свои слезы, а не то глаза станут красными и потухнут, тогда уж точно, каждый захочет узнать от чего ты так расстроилась. И черт знает, что начнется тогда. Хорошая моя девочка. – Он попытался усмехнуться, стараясь успокоить меня.

– Вот, возьми, – Ники вытащил из сундука довольно грязный, пожелтевший от времени кружевной платок и сунул мне в руку. – Вытри нос. Вот и хорошо. Теперь тебе полегчало чуть-чуть, крошка!

Увидев, что я начинаю успокаиваться, Ники сжал кулаки и повернулся к Торну.

– А теперь послушай, ты, скользкий маленький червяк! – мальчик говорил отчетливо, пихая что-то бормочущего Торна в грудь. – Мы уже все устали от твоих идиотских выходок и больше не собираемся их терпеть, слышишь? Лаура же могла задохнуться здесь, мерзкая ты тварь! Что ты собирался с ней сделать, если бы я не заподозрил неладное и не выбил из тебя правду, Торн? Оставить ее здесь? Ты, ей богу, самый настоящий кровожадный монстр! Но на этот раз, ты не останешься безнаказанным, это уж точно. Тети Джулианы здесь нет, и она тебя не спасет, как обычно, и не услышит твоих криков о помощи. Таким образом, ты в моих руках, также как и бедняжка Лаура была в твоих. Сейчас я задам тебе такую трепку, которую ты действительно заслуживаешь, отвратительный родственничек!

– Подожди! – Джеррит заговорил с Ники, как с глупым юнцом, останавливая его, подняв вверх руку. – Подумай немного. Нужны ли нам неприятности, которые последуют за тем, как мы проучим этого презренного дурака? Папа наверняка разозлится, ты сам знаешь, каково это будет. А Торн сразу же полетит к тете Джулиане поплакаться. Давай оставим все как есть. С Лаурой все в порядке, а с этим маменькиным сынком мы разберемся в более удобное время и в подходящем месте.

Его губы изогнулись в презрительной улыбке, и он толкнул Торна. Затем Джеррит внимательно посмотрел на Ники, и на какое-то мгновение между братьями возникло непонятное мне напряжение. Только со временем я поняла, что эти взгляды были красноречивее слов, которые, если б их произнесли, подобно ящику Пандоры, обнажили бы страшные, уродливые вещи, без всякой надежды навсегда забыть о них. Даже тогда, несмотря на мой юный возраст, что-то в поведении Джеррита неприятно напоминало мне его деспотичного отца, и от такого сходства меня бросало в дрожь.

Сейчас, как и раньше, в старой Англии, существовал закон о том, что только один сын (хотя у дяди Драко их было несколько), старший, может быть наследником и стать, в свое время, главой рода, человеком, которому все члены семьи должны подчиняться, несмотря на то, что он сам плевал на всех, кроме Бога и короля. Джеррит как раз и был таким наследником. Мне кажется, Ники вспомнил об этом, потому что внезапно покраснел. В наступившей тишине, с его губ сорвались ругательства и язвительные слова.

– Мне никто не будет указывать, Джеррит! – резко заявил Ники. – Никто, а меньше всех ты! И я не прошу тебя делить со мной ответственность за мои поступки. Не прошу! Иди вниз, если боишься, – усмехнулся он, – и стань таким же ябедой, как Торн. Мне плевать! Тебе от этого никакой пользы не будет. Папа не выносит нытиков, поэтому ты из этого ничего не выгадаешь. А может быть тебе, как обычно, хочется показать себя лучше меня? Ну, тогда иди, делай как знаешь. А если останешься, то позволь мне рассчитаться с этим идиотом!

После этих слов, Джеррит угрюмо поджал губы. Не знаю, что он собирался ответить, но тут, без всякого предупреждения, Ники, как бешеная собака, набросился на Торна, вырвав его из рук брата так внезапно и сильно, что тот отлетел в сторону, наткнувшись на лошадку-качалку. Ники же с Торном повалились на пыльный пол чердака.

Хотя обоим мальчикам исполнилось по одиннадцать лет, Ники был гораздо больше и тяжелее Торна, который казался младше своего возраста и практически ничего не понимал в драке, потому что все время прятался за юбку своей мамочки. И я не удивилась, увидев, как он беспомощно барахтался на полу, подобно жуку, внезапно перевернутому на спину. Мое настроение заметно улучшилось, когда его лицо приобрело испуганное и встревоженное выражение.

Я сразу же перестала плакать и ликующим голосом закричала:

– Дай ему в нос, Ники! Разбей его противное лицо! Однажды я наблюдала драку каких-то потрепанных девок из кабака в деревне и сейчас вспомнила некоторые их реплики.

– Какая же ты грубая, кровожадная девица, Лаура! – холодным тоном заметил Джеррит, осуждая мое, совсем недостойное леди, поведение. Он стоял и отряхивал пыль со своей одежды. – Я это запомню. – Его глаза посмотрели на брата. – Хватит, Ники! Я тебя предупреждаю. Ты знаешь, как папа относится к дракам. Я не хочу, чтоб меня выпороли из-за того, что какой-то засранец не в состоянии сдержать себя.

– Не вмешивайся, Джеррит, а не то пожалеешь об этом! – бросил ему брат сквозь стиснутые зубы, одновременно нанося основательный удар в челюсть Торна. Затем, замычав от боли, прорычал: – Этот… сопливый щенок наконец-то получит то, что ему давно причитается, и ты не сможешь… мне помешать!

После этих слов глаза Джеррита потемнели от только ему одному известных эмоций, а челюсти сурово сжались. В эту минуту, в полумраке чердака, он показался гораздо старше своих тринадцати лет и стал так похож на своего отца, что я даже вздрогнула, по моему телу побежали мурашки.

«Однажды этот парень станет очень опасен», – подумалось мне. Я воспринимала всю ситуацию уже не как восьмилетняя девочка.

Необходимо сказать, что все, за исключением тети Мэгги и моего отца, боялись дяди Драко. И поэтому-то было ясно, почему я предчувствовала, что Джеррит, когда вырастет, будет не только разделять взгляды своего отца, но и унаследует его характер.

Пока мы с Джерритом наблюдали, стычка на чердаке переросла в настоящее побоище. Торн явно терпел поражение. У него был подбит глаз и разбита губа. Но, тем не менее, должна признать, что он защищался, как мог. Ники, который не привык к такой девчоночьей тактике, как царапание и вырывание волос, тоже порядком досталось. На его лице появились глубокие, красные царапины от ногтей, а на левой руке красовались отпечатки острых зубов Торна.

На чердаке был полный бардак. Повсюду валялась сломанная мебель. Хрупкий деревянный стул, на который Ники толкнул Торна, развалился на части. Пол был усеян острыми деталями разбитых китайских часов, которые впивались в катающихся на полу мальчиков. Из-за поднятой пыли ничего нельзя было разглядеть.

Торн изловчился и, освободившись, попытался встать на ноги. Но не успел он сделать и пару шагов, как Ники ухватил его за рубашку и разорвал ее пополам. Наклонив голову, как нападающий козел, мальчик пошел на таран и боднул Торна в живот. Они оба повалились на овальное зеркало и осколки с грохотом посыпались на пол. Стоял такой ужасный грохот, что я была уверена, все в доме слышали его.

Наверное, Джеррит подумал то же самое и быстро произнес:

– Ради бога, Ники! Ты хочешь, чтобы папа и все обители дома с минуту на минуту заявились сюда!

Но Ники не обращал на брата никакого внимания и жаркая схватка продолжалась. Схватив поломанную бамбуковую птичью клетку, Торн так сильно съездил ею Ники по голове, что чучело соловья выскочило из гнезда и полетело через широко открытую дверцу, а клетка оказалась прямо на голове Ники. Сорвав с себя этот отвратительный бамбуковый воротник, мальчик забросил его на полку и схватил одну из фарфоровых кукол, которые так испугали меня сначала, и жестоко ударил ею Торна по лицу. Голова куклы отломалась и покатилась по полу. Каким-то чудом она не разбилась и сейчас смотрела на меня своими невидящими глазами из груды изъеденных мышами подушек. Заныв, как придавленный кот, Торн отпрянул назад и повалился на пол, дрожа и корчась в агонии. Его руки были прижаты к лицу. Между пальцами, из разбитого носа и ран на щеках сочилась кровь.

– О, боже! – воскликнул Джеррит и быстро ринувшись на Ники, обхватил его вокруг груди железной хваткой, прижав руки к туловищу.

Тот брыкался и ругался. Но Джеррит крепко держал его.

– Да успокойся же ты, дурак! Успокойся! – резко приказал он и, как следует, встряхнул своего брата. – Мы все будем очень счастливы, если ты не убьешь этого рыдающего идиота!

И, как обычно, дверь в этот момент распахнулась. На пороге появился дядя Драко, сопровождаемый тетей Мэгги, папой с мамой и дядей Эсмондом. От одного вида моего грозного цыганского дяди, чье слово среди других авторитетных особ было для меня законом, мое сердце ушло в пятки. Я была совершенно уверена, что настал час расплаты за наше ужасное поведение. Джеррит и Николас были похожи на двух солдат, застигнутых военным патрулем во время ужасающего правонарушения. Даже Торн прекратил свои кошачьи завывания. В резко наступившей тишине дядя Драко обвел взглядом чердак и нас, детей. Все мы имели весьма потрепанный вид. Он осуждающе посмотрел на Джеррита и Николаса, едва (к моему облегчению) скользнул взглядом по мне и, наконец, остановился на Торне. Драко смотрел на него оценивающе, даже, можно сказать, с неприязнью. Дядя не сделал даже и шага в сторону Торна, чтобы помочь ему, хотя было очевидно, что истекающему кровью мальчику было очень больно. Без всякого сомнения, при других обстоятельствах, папа занялся бы разборкой этого происшествия. И, прежде чем узнать, что привело Торна к такому состоянию, он бы, в первую очередь, позаботился о нем. Но, так как здесь был дядя Драко, папа предоставил ему право разбираться со всем этим. Тетушка Мэгги, которая могла осмелиться вступиться за Торна, не любила его и поэтому даже не попыталась подойти. Даже дядя Эсмонд и мама не решились стать на сторону моего кузена, когда дядя Драко своим низким, обманчиво вкрадчивым голосом требовательно произнес:

– Что здесь происходит?

Естественно, никто из нас детей не отважился ответить ему, или даже взглянуть на него. Мы все очень боялись дяди. А к тому же, как я уже сказала, его боялись все.

Дядя Драко был высоким, крепко сложенным человеком. Хотя ему уже было около сорока лет, на его могучем мускулистом теле не было даже и намека на полноту. Многие годы он легко побеждал в драках не одного мужчину, потому что ему приходилось не только содержать свое обширное имение Стормсвент Хайтс в порядке, но и держать под строгим контролем постоянно бунтующих рабочих на опасных каолиновых разработках Чендлеров. Его черные, без намека на седину, волосы блестели как агат. Ходили слухи, что дядюшка хорошо владел кинжалом, который принадлежал одному из его цыганских предков. Темное, цвета бронзы лицо, казалось, было высечено из гранита. Из-за резких корнуоллских ветров, с годами, лицо дяди Драко обветрилось. От глаз разбегались мелкие морщинки, а вокруг полного рта залегли глубокие складки, придавая облику мужчины поразительный, но суровый вид. Орлиный нос этого человека был сломан еще в юности, но это нисколько не портило черты его лица. До сих пор некоторые считали дядю красивым, хотя были и многие другие, которые клялись, что у него лицо проклятого Тибурна и предсказывали, что, несмотря на все свои успехи в жизни, он все равно однажды окажется на виселице.

Сейчас, рискнув взглянуть на дядю из-под опущенных ресниц, я увидела, что его густые брови были нахмурены. Такого типа испугался бы и храбрый взрослый человек. А я содрогнулась от мысли, что могу оказаться мишенью для дядюшкиного гнева.

– Ну? – снова холодным, отрывистым голосом спросил Драко. От страха я опустила глаза и принялась теребить свою длинную косу. – Мне кажется, я задал вопрос, а так как я не люблю ждать, то надеюсь, среди вас найдется хоть один храбрец в состоянии ответить мне!

Джеррит, который был самым старшим из нас и поэтому должен был взять инициативу в свои руки, неловко кашлянув, прочистил горло. Но, прежде чем он успел открыть рот, тетя Джулиана, которая, мягко говоря, была слегка полновата и имела определенные трудности, когда взбиралась по ступенькам, поднялась на чердак и испуганная и запыхавшаяся ринулась вперед.

– О, боже! Торн! Мой мальчик! – закричала она, увидев своего истекающего кровью и распростертого на полу сына. – Что с тобой произошло? Что с тобой сделали эти варвары?

Окинув нас сердитым, обвиняющим взглядом, тетушка уже готова была броситься на помощь моему кузену, но слова дяди Драко остановили ее. Это очень удивило меня, потому что было известно, что никто, никогда не смел приказывать тете Джулиане.

– Оставайся там, где стоишь, Джулиана, – резко приказал дядя Драко, – и возьми себя в руки, потому что я не выношу истерик. Сдается мне, единственное, что здесь серьезно пострадало, это лишь тщеславие Торна. Его раны не глубоки, чтоб о них волноваться, и, хотя нос у него наверняка сломан, я еще не слышал, чтоб от этого кто-нибудь умер. Сомневаюсь, что Торн будет первым, но несколько недель он проболеет. Кроме того, если этот сорванец решил драться, то должен научиться вести себя как мужчина, а не ждать, что с ним будут цацкаться как с младенцем.

– Сломан! – тетя Джулиана задрожала, когда до нее дошел смысл сказанного. – Ты думаешь, что его нос сломан? О, мой бедный, красивый мальчик! Его лицо теперь изуродовано, вы, тем не менее, стоите и ничего не делаете! Вы изверги! Как вы посмели? Что вы вообще знаете о чувствах бедного юноши? У тебя-то их уж точно никогда не было, Драко. Ты всегда был жестоким, бессердечным дьяволом, – произнесла она таким тоном, как будто исполняла роль в трагической драме. – И твои сыновья, кажется, пошли по твоим стопам.

– И я очень рад этому, – сухо, подчеркнуто медленно, произнес дядя Драко, – потому что не испытываю никакого сострадания к любому бесхарактерному выскочке, который, чтобы уйти от ответственности, прикрывается женщиной, как щитом. А теперь, давайте выясним, что же здесь все-таки произошло, пока Торн не умер от потери крови.

Хотя кровь еще действительно стекала по болезненно-бледному лицу Торна, я, тем не менее, была уверена, что последние слова дяди Драко предназначались тете Джулиане. На его губах заиграла сардоническая улыбка, когда она открыла от возмущения рот и, прижав ко лбу вышитый носовой платочек, принялась шарить у себя в корсаже, пытаясь извлечь оттуда флакон с нюхательной солью. Тетушка всегда нюхала ее, если дела шли не так, как ей хотелось.

– О! Мне плохо! – простонала она. – Эсмонд! Ты, что собираешься вот так стоять и позволять своему отвратительному кузену запрещать мне хоть чем-то помочь твоему сыну?

– Дорогая, – заметил дядя Эсмонд, стараясь говорить непринужденно. – Я не знаю ни одного человека, который бы смог помешать тебе делать то, что ты пожелаешь. Поэтому, не понимаю, почему тебе нужно мое вмешательство.

– Я всегда знала, что когда наступает решительный момент, ты не поддержишь меня, – фыркнула тетя Джулиана, испепеляя дядю Эсмонда обвинительным взглядом.

– Хватит! – рявкнул дядя Драко, испугав всех нас и заставив замолчать тетю Джулиану, чья пышная грудь вздымалась от нового оскорбления. – Я хочу получить объяснения прямо сейчас, Джеррит?

Наконец, грустная история была рассказана. В результате, Джерриту и Николасу сделали строгое предупреждение, но они чудом избежали порки, потому что дядя Драко понял, что мальчишки защищали свою родственницу. А меня папа во всеуслышание упрекнул, что я, оказавшись такой дурочкой, попалась на удочку Торна. Как обычно, Торн избежал наказания от своих родителей, но, как и заметил дядя Драко, нос был сломан, что портило его красивое лицо. Теперь он затаил злобу на Ники и старался избегать его, как только мог.

В моих глазах Николас приобрел славу рыцаря в сияющих доспехах, и я начала ходить за ним по пятам, как верный сторожевой пес, постоянно настороже, если ему грозила какая-нибудь опасность. Несмотря на то, что этот мальчишка постоянно говорил мне, что ему не нужна защита девчонки, он тайно наслаждался тем, что стал предметом моего преклонения, моим героем. Ники всегда шел гордой, развязанной походкой, когда я упрямо продолжала следовать за ним. Джерриту же, наоборот, все это не нравилось. Он часто посмеивался над нами, с отвращением качал головой и называл нас «Принц и Шиповник».