Утро похорон Элизабет было холодным и пасмурным, дул колючий ветер. Он принес с собою тучи и снег. С бушующего моря плыл плотный туман, прикрывая торфяники. Вереск и папоротники в эту ненастную погоду почернели и стали сырыми, а сами торфяники превратились в болота. Даже могилы на кладбище, находившемся недалеко от деревенской церкви, выглядели заброшенными и заросшими.

Мы похоронили Лиззи там, где покоилось несколько поколений владельцев Холла. Некоторые из них лежали в склепе, когда-то фамильном склепе Чендлеров, ныне принадлежащем Шеффилдам; другие покоились в могилах с гранитными памятниками у изголовья. Лиззи было только 28 лет – как и Клеменси. Таким еще рано умирать. Но, тем не менее, она была мертва, ее шея была сломана, а тело теперь на веки скрыто в гробу.

«Николас ошибался в своей жене, – думала я, стоя на кружащемся снегу и слушая, как ее отпевают, – Лиззи была не без страсти. В самом конце ее страсть оказалась особенно пылкой. На такую способны только мы, Чендлеры, – и это стало ее концом».

– О, Господь всемогущий, прими в свое царство душу усопшей сестры нашей, а мы предадим земле ее тело; земля к земле, прах к праху, а тлен к тлену… – монотонным голосом читал викарий, мистер Ирихарт.

Я наблюдала, как Ники положил на гроб огромный букет сиреневых хризантем. Цветы и листья дрожали на ветру, когда гроб подняли и понесли в склеп. Смуглое, окаменевшее лицо Ники было мрачным, его глаза были приоткрыты, поэтому, не могу сказать, о чем он думал, винил ли себя в смерти Лиззи… Зато Торн, который-то уж точно знал, что это из-за него сестра понеслась к разработкам с пистолетом в руке, стоял со слезами на глазах. Я знала, что, несмотря на то, что они были такими разными, Торн по-своему любил Лиззи и, должно быть, мучился, виня себя за то, что сыграл не последнюю роль в ее смерти.

Дядя Эсмонд за ночь, казалось, постарел лет на 20. Я никогда не видела этого человека таким старым и разбитым, и по лицу тети Мэгги поняла, что ей очень больно видеть его таким. Он страдал молча, так же как и бабушка Прескотт Чендлер. Ее прекрасное, но скорбное лицо было скрыто под черной вуалью. Тетя Джулиана, наоборот, стонала и истерично рыдала, пока, наконец, ее не увели домой и не дали успокоительного. Только Снобхан стояла с сухими глазами, без признаков сожаления на лице, с высоко вздернутым подбородком. Ее траурное платье было очень удачно скроено, чтобы скрыть беременность.

Не знаю, как она посмела показаться на похоронах Лиззи. К этому моменту, я уже догадывалась, что сказал Торн своей сестре в тот страшный день в библиотеке в Хайтсе. Снобхан была беременна от Ники.

Новогодние праздники прошли сдержанно. Новый 1848 год обещал быть ни чуть не лучше прошедшего. На разработках вновь начались беспорядки. Но сейчас почему-то не было попыток скрыть изощренных, злобных хулиганских выходок и воровства. Кто-то злонамеренно разворовывал собственность Чендлеров и разрушал то, что невозможно было унести. После нескольких таких случаев, работа в карьерах была приостановлена до тех пор, пока не будет привезено новое оборудование.

Даже, несмотря на то, что дядя Драко усилил охрану разработок, кто-то умудрился поджечь каменное здание, где размещалась контора и хранились документы. Из-за того, что там не оказалось насоса, чтобы погасить огонь, воду приходилось носить ведрами из огромного бассейна, и здание, простоявшее несколько веков и служившее Чендлерам еще со времен деда сэра Саймона, сгорело дотла. К счастью, дядя Драко хранил в Хайтсе дубликаты бухгалтерских книг. Правда, все остальные бумаги сгорели. Но, как говаривала тетя Мэгги, – Чендлеры выживут в любых условиях. Почти моментально было построено деревянное временное здание, и начались работы по возведению каменной конторы, точной копии сгоревшей.

На могилах на кладбище появились первые весенние цветы; жизнь продолжалась. У моего брата Гая и его жены Дамарис родился первый ребенок, сын, его назвали Флетчером. В Лондоне у Анжелики и ее мужа лорда Грейстоуна тоже родилась наследница, которую назвали Люсия и дали титул виконтессы Страттон. Мой брат Френсис уже стал капитаном своего собственного судна «Незнакомка», одного из клиперов «П. & Ч. Корабельной Компании». Юная Брайони, самая младшая из дочерей тети Мэгги, объявила о своей помолвке с достопочтенным Ричардом Тамерланом. Близнецам в этом году исполнилось пять лет, они росли как на дрожжах, обещая однажды превратиться в привлекательных молодых людей. Джеррит купил каждому по пони и Уилл, главный конюх, обучал мальчуганов езде верхом. Блед, двухлетняя дочь Александра и Ванессы, была хорошенькая, но застенчивая, как и ее мать. Уинстон и Изабель учились ползать и, по словам няни Энни, то, до чего не мог додуматься один, обязательно делал другой.

Снобхан стала еще толще, нося ребенка Ники. Наверняка кузен уже должен был догадаться, чей это ребенок. Но, конечно же, ни он, ни она даже не упомянули об этом и, к моему удивлению, Торн тоже молчал. Однажды переговорив, чтобы защитить свои же интересы, родственнички положили конец всем сплетням, которые возникли после безумного поступка Лиззи в день ее смерти. Хотя многие понимали, что Ники был неверен своей жене и, что Торн доказал это Лиззи, вызвав тем самым ее помешательство, имя Снобхан никогда не упоминалось. Не думаю, что кто-нибудь, кроме меня, когда-либо догадывался, что ее дочь Катарина, родившаяся в этом году, не была дочерью Торна.

С приходом весны на разработки, наконец, прибыли новые и отремонтированные насосы. Работы вновь возобновились – так же, как и новые попытки вредительства, хотя нанятая дядей Драко охрана помогла сохранить большую часть оборудования от поломок и уменьшить воровство. Но виновные оставались безнаказанными, пока, наконец, однажды за ужином Джеррит и Николас не пришли к выводу, что все эти безобразия в карьерах творит не группа озлобленных членов профсоюза, а один человек, который завидует либо каолиновой компании, либо самим Чендлерам; поэтому-то его и не могут поймать.

– Может быть, вы и правы, – задумчиво кивнул дядя Драко. – Что, по-вашему, нам нужно делать?

– Сначала на какое-то время уберем сторожей, – предложил Ники, – и я буду патрулировать разработки один. Кто бы это ни делал, он не будет знать, что я там и, возможно, начнет в открытую творить свою грязную работу.

– Решено, – медленно согласился дядя Драко. – Попробуем действовать по-твоему в течение нескольких недель.

Итак, сторожей убрали, но все безрезультатно. Из ночи в ночь, Ники сторожил, иногда ездил верхом или бродил украдкой среди куч кварца, прятался в маленьком деревянном строении, временно заменяющем контору. Но тот, кто проделывал все это, видимо, заподозрил подвох и даже не появлялся.

В начале лета Анжелика написала, что через две недели приедет к нам вместе с лордом Грейстоуном и двумя детьми. Тетя Мэгги очень разволновалась, и все домочадцы, за исключением Николаса, сняли траур по Элизабет и начали приготовления к небольшой вечеринке по поводу приезда родственницы. Мы с Ванессой помогали писать приглашения и, когда, наконец, наступил этот день, все было готово.

Серые башенки старинного поместья мерцали в свете сотен свечей в канделябрах главного зала, лившемся из окон, которые предварительно вымыли, и они сверкали, будто сделанные из ртути. Из открытых дверей доносился веселый смех и мелодичная музыка. Звуки струнного оркестра, который тетя Мэгги специально пригласила ради такого случая, удивительно гармонировали с жалобными криками чаек и мелодичным пением кроншнепов вдали. Тихое позвякивание хрустальных бокалов, когда их наполняли и осушали, сопровождалось тихими голосами слуг, снующих среди гостей с тележками, предлагая им закуски и напитки.

В углу располагался длинный стол, ломящийся от всевозможных яств. Там были: тарелки с ломтями жареной говядины, оленины, фазанами и дичью; отварным картофелем, посыпанным петрушкой, французской зеленой фасолью с очищенным миндалем, морковью и кабачками приготовленными с луком; горячими булочками и толстыми ломтями хрустящего хлеба. Все было теплым и постоянно подогревалось на жаровнях. На столе также стояли разнообразные фрукты и сыры, пирожные и конфеты, виноград и клубника с сахаром, острый чеддер, который таял во рту, дорогие шоколадные пирожные из Германии и восхитительные крошечные меренговые и ромовые шарики.

– И чего же ты пожелаешь, Лаура? – спросил Джеррит, когда мы подошли к столу.

– Конечно же, я хочу попробовать все! – смеясь, воскликнула я.

– Как всегда твое желание для меня закон, дорогая. Сначала он наполнил мою тарелку всем понемногу, а потом положил себе. Не увидев поблизости стульев, мы уселись прямо на лестнице, ведущей в правое крыло, тихо разговаривая и смеясь, как будто были молодыми влюбленными, хотя в этом году собирались отпраздновать шестую годовщину нашей свадьбы. Поев, мы поставили бокалы с шампанским и пошли танцевать. Не знаю почему, но я вдруг вспомнила, как в ту ночь, когда в Грандже праздновали день моего совершеннолетия и мы с Джерритом танцевали вальс, я впервые почувствовала на себе его руки. На мне тогда было белое платье, похожее на сегодняшнее кружевное розовое. «Неужели уже прошло семь лет?» – удивлялась я. Даже не верилось. Мой муж, возможно, тоже вспомнил, как впервые держал меня в объятиях, и от этого еще крепче сжал мою талию. Его глаза сверкали, когда он улыбался мне.

– Ты стала еще прекраснее, чем в ту ночь в Грандже, – прошептал Джеррит, и я поняла, что угадала его мысли, – и так же очаровательна, когда краснеешь, моя любимая.

Он легко поцеловал меня в губы, а потом музыка закончилась, разрушив очарование. Когда Джеррит вел меня к свободному стулу, то напряженно вглядывался в гостей в зале, как будто кого-то искал; на лбу появились вопросительные морщины.

– Ты видишь Ники, Лаура? – спросил он.

– Нет, – ответила я. – Но ведь прошло только восемь месяцев после смерти Лиззи, Джеррит, – напомнила я ему, – и он все еще в трауре. – Может быть, твой брат не захотел присутствовать на вечеринке.

– Я так не думаю. Торн тоже куда-то исчез, – спокойно заметил Джеррит.

– Торн? Какое это имеет отношение к Ники?

– Я объясню тебе позже, – вдруг резко сказал он. – Я должен прямо сейчас поехать на разработки.

– На разработки? – тихо воскликнула я, почувствовав вдруг странное беспокойство.

– Да, извинись за меня перед мамой и Анжел, ладно? – бросил Джеррит через плечо.

И он ушел по направлению к южной башне, а оттуда к люку, который открывал путь в туннель, ведущий к конюшням. Я долго смотрела ему вслед, беспокойно закусив губу. Как это похоже на мужчин! Достаточно вам сказать что-то, и вы не успокоитесь… Посмотрим, что же случилось… Упрямо сжав челюсти, я встала и последовала за мужем в южную башню, оттуда, освещая свой путь свечей, заблаговременно прихваченной в кабинете дяди Драко, спустилась в подземный коридор и побежала в конюшню.

Прохладный ветерок овевал меня, когда я карабкалась по лестнице, ведущей в конюшни. Она была довольно крутой. Поставив свечу и напевая, чтобы успокоить лошадей, которые заржали и зафыркали при моем появлении, я взяла уздечку и подошла к своему красавцу уэльскому коню Жоко. Он обычно возил двуколку. А так как Жоко был мал ростом, но с широкой спиной, на него будет легче взобраться и скакать без седла. Еще мне не хотелось беспокоить конюхов, потому что неизвестно, как те могли отреагировать на мой внезапный отъезд из Хайтса глубокой ночью, одной, одетой в красивое вечернее платье.

Я тихонько подошла к стойлу, сунула кусочек сахара коню и, оглянувшись на дверь в конюшню, чтобы убедиться, что меня никто не видит, вывела его наружу. Вокруг было тихо и безлюдно. Выйдя со двора, я сразу же вскочила на лошадь и поскакала к заброшенной сторожке. Миновав маленький пустой сеновал, Жоко пустился галопом, несясь, как ветер по торфяникам.

По моим подсчетам сейчас уже было где-то около полуночи, но ночь не была темной. Полная луна освещала путь, на чернильного цвета небе сияли яркие звезды. Дождя уже давно не было, поэтому земля была твердой. Так обычно бывает в Северном Корнуолле летом, когда солнце выжигает траву, высасывая из земли каждую капельку влаги. Копыта конька гулко цокали по сухой земле: он скакал быстро и не упрямился, когда я подгоняла его. Жоко напомнил мне пони Калико Джека, который давно уже умер.

Легкий ветерок витал в торфяниках и, казалось, будто вереск и папоротник кланялись друг другу с каждым его дуновением. Мне даже казалось, что они живые, как люди, и смотрят на нас тысячами глаз. Может быть, кому-то покажется смешным, но я, как и тетя Мэгги, любила торфяники, поэтому не боялась находиться здесь одна, только тревожилась, что сделает Джеррит, когда узнает, что его жена поехала за ним. «Очевидно, он разозлится», – подумала я, побледнев от этой мысли, так как характер мужа ничуть не изменился, хотя гнев его редко был направлен на меня. Поняв, что может случиться иначе, и Джеррит, скорее всего, разозлится, я чуть было не повернула назад в Хайтс. Но потом, подумав о Ники и Торне, которые, как подозревал муж, очевидно должны были встретиться на разработках, отважилась ехать вперед.

Почему двое мужчин вдруг решили уйти с вечеринки и пойти на разработки, – я не знаю. Но мне все это очень не понравилось. Очень не понравилось. Ники и Торн уже слишком долго ненавидели друг друга, чтобы по-дружески встретиться сегодня ночью. Джеррит что-то заподозрил. Что-то совершенно ужасное и, если мой муж попадет в опасную ситуацию, мы должны быть рядом. Я очень сильно любила его и только смерть могла нас разлучить.

Наконец показались разработки. Горы кварца причудливо светились в лунном свете, словно призрачные гиганты, возвышающиеся над торфяниками, уродливые, белые и безмолвные, как могилы. Подъехав ближе, я съежилась от страха. Казалось, что все замерло. Слой кварца был настолько толстый, что как вата поглощал все звуки… Все вокруг как будто затаило дыхание. Между холмами кружился ветер, поднимая меловую пыль, словно белый туман или духи витали в темноте. Я редко видела разработки ночью, а столь близко никогда. Теперь стало ясно, почему люди так легко поверили в истории о привидениях. А, может быть, потусторонние силы в действительности иногда посещали эти тихие и загадочные, зловещие места. Клубы белой пудры вздымались над торфяниками. Тишина нарушалась лишь всплесками воды, когда какое-нибудь насекомое или другое существо беспокоило гладкую поверхность прудов.

Все что я могла сделать, так это подталкивать Жоко вперед. Холмы, казалось, сжимались вокруг с каждым шагом лошади, постоянно покрывая нас своей мягкой, алебастровой пылью и окружая тишиной. Мне казалось, что я задыхаюсь, как в тот день на чердаке, когда Торн запер меня в сундуке. Но это было давно. Почему я вдруг подумала об этом? Не знаю. Но все равно не могла выбросить из головы такое сходство. Я нервно всматривалась в вершины холмов, как будто там скрывалось какое-то невидимое существо, готовое броситься на любого человека.

Впереди замаячил край одного из громадных карьеров. Он показался мне каким-то странным, неземным кратером, похожим на те, что есть на Луне, серебристый шар которой напоминал человеческое лицо.

Я осторожно поехала по краю карьера, направляясь к маленькому, временному строению, в котором размещалась контора, надеясь найти там Джеррита. Дверь оказалась открытой. Она, поскрипывая, раскачивалась на петлях. Внутри горел свет, а рядом с домом стоял конь Джеррита Черный Огонь. Я медленно слезла с Жоко и неспеша пошла к деревянному домишке, тихо выкрикивая имя моего мужа. Но ответа не последовало.

Я робко заглянула внутрь, но в доме никого не было, только на столе в углу горела лампа. «Где же может быть Джеррит? – подумала я. – А Ники с Торном?» Я уже повернулась, чтобы уйти, но вдруг мой взгляд упал на стул, на котором лежал изящный дубовый футляр для пистолетов. Он сразу же показался мне знакомым. Этот футляр принадлежал дяде Драко. Кто-то взял его из кабинета и принес сюда. Футляр был открыт, и я четко увидела пустые выемки в красном бархате, где обычно лежали длинные, черные пистолеты дяди. Сейчас их там не было. От нехорошего предчувствия у меня пересохло во рту, а сердце заколотилось в бешеном темпе.

Я быстро выбежала из конторы и вскочила на Жоко. Необходимо было найти Джеррита. Обязательно! Но я даже не знала где его искать. Разработки были огромные, Уилл Пенфорт находилась почти в миле от Уилл Анант. Но я была уверена, что мой муж был здесь, на Уилл Анант. Его конь здесь; футляр для пистолетов тоже.

Ники с Торном тоже должны находиться здесь. По крайней мере, так должно быть решил и Джеррит. Вдруг совсем недалеко послышались разгневанные голоса.

– Это безумие!

Слова эхом отдавались среди куч кварца и холмов глины. Определить, откуда доносилась речь, было трудно. Но потом, когда мой муж продолжил говорить, я поняла, где он и направила туда Жоко. Через несколько минут показались трое мужчин.

– Это безумие, говорю тебе! – повторил Джеррит. – Полное безумие! Дуэли запрещены законом! Если один из вас будет убит, – другого повесят.

– Заткнись, Джеррит, и отойди в сторону! – прошипел Ники. – Я тебя предупреждаю: если ты не уйдешь, я выстрелю в тебя. Не вмешивайся! Это дело касается только Торна и меня, и ты не остановишь нас. На этот раз он получит все, что заслуживает, даже если это и будет стоить мне жизни!

– Не вмешивайся, Джеррит, или ты об этом пожалеешь! Этот щенок наконец-то получит то, что давно уже должен был получить, и ты не посмеешь помешать мне проучить его!

Каким-то странным образом, слова Ники, прозвучавшие в детстве на чердаке, вернулись сегодня опять. Я стояла у подножия кварцевой махины и смотрела вниз в широкий карьер, где стояли трое мужчин. Так же, как когда-то еще детьми они стояли на чердаке. У французов есть слово, выражающее то, что я почувствовала: deja vu – уже виденное. Я переживала тот же самый кошмар. Карьер был похож на греческий амфитеатр. Можно было отчетливо, как звон колокола, слышать каждое слово. Мне нужно было бы уехать, но я не могла оторваться от происходившей передо мной сцены. Медленно, как будто находясь в трансе, я соскользнула с гладкой спины Жоко и опустилась на землю, чтобы мужчины не заметили меня.

– Это храбрые слова, да для такого трусливого, грязного обманщика, Николас! – презрительно усмехнулся Торн. – Ох, какое же я получу удовольствие, убив тебя, как ты убил мою сестру!

– Это ты убил ее, сукин сын, когда заявился в Хайтс со своей грязной ложью.

– Ложью, Николас? Мы оба знаем, чьего ублюдка носит эта самка Снобхан!

Значит это правда. Джеррит резко вскинул голову при этих словах. Он не знал, даже не подозревал… Для меня все стало ясно, когда я увидела Ники и Снобхан вместе и, сложив два и два, получила четыре.

– А от кого же тогда маленький ублюдок Филипп, Торн? – насмешливо спросил Ники. – Или ты уже переборол в себе отвращение к женщинам и наконец раздвинул ножки своей жене, вонючий педераст? Ей богу, не удивительно, что ты не в силах надуть живот Снобхан!

– А ты думаешь мне это надо? Она шлюха, Николас! Моя жена и твоя любовница – шлюха! Что скажет твоя дочь, если узнает, что ее мать отдает себя любому мужчине, который попросит, даже не обременяя себя тем, чтобы заплатить ему. Или ты думаешь, что был у нее единственным?

– Нет. Она поступала так, потому что хотела видеть в своей постели настоящего мужчину, а я, признаюсь честно, получал определенное удовольствие, наставляя тебе рога, Торн! – Ники замолчал, а когда заговорил снова, его голос звучал более решительно. – Начинай считать, Джеррит. Наш трусливый кузен и так долго протянул время, пытаясь оскорбить меня.

– Ты не сделаешь этого, Ники, – настаивал Джеррит, стиснув от гнева челюсти. – Это безумие, говорю тебе! Теперь мы знаем, что Торн виновен во всех беспорядках на разработках. Нам нужно только обратиться в суд и потребовать наказания.

Я чуть не задохнулась от такого открытия. Вот оно что! Это Торн, больше всех возмущавшийся из-за того, что дядя Драко унаследовал разработки и знающий, что они были основным источником заработка Ники, сделал ход, который, по его расчетам, нанесет наибольший удар по Чендлерам.

– Ты глупец, Джеррит, если думаешь, что папа согласится с этим, – заявил Ники. – И без того в семье достаточно скандалов. Неужели ты думаешь, что он собирается выносить сор из избы? Неужели ты искренне веришь, что дядя Эсмонд позволит посадить в тюрьму своего собственного сына? Нет. Торн как всегда избежит наказания. Но только не на этот раз. Об этом я позабочусь лично. Начинай считать, Джеррит.

– Нет.

– Тогда я сам это сделаю. Отойди в сторону, Джеррит, а то попадешь под пули. Спина к спине, Торн. Двадцать шагов, а потом поворачиваемся и стреляем. Или ты уже испугался и передумал?

– Спроси меня об этом, когда прольется твоя кровь, гадкий кобель! – насмешливо проговорил Торн, хотя мне показалось, что он испуган.

Джеррит и Ники оба были превосходными стрелками. Они могли прострелить значок на игральной карте с расстояния пятидесяти шагов. Но я догадывалась, что гордость Торна не позволит ему повернуть назад, и, насколько мне было известно, за эти годы он более-менее научился владеть оружием. Возможно, этот гнусный тип действительно верил в то, что сможет убить своего противника.

– Помолись, мерзкий педераст, – насмехался Ники. – Скоро ты встретишься с Создателем – в аду!

Пораженная, я словно во сне наблюдала, как они развернулись и стали спинами друг к другу. Правые руки подняты вверх, а пистолеты направлены в небо. Я все еще не могла поверить, что это может произойти, что они действительно собираются стрелять друг в друга, и что Джеррит не сможет каким-то образом помешать им, хотя, честно говоря, не знаю, что он смог бы сделать для этого. Ники и Торн оба были взрослыми мужчинами, и сами решали, как им вести себя.

– Один. Два. Три…

Слова зловеще отдавались в ночи, нарушая тишину. Я так сильно прикусила губу, что почувствовала вкус крови и изо всех сил старалась не закричать, когда мужчины начали расходиться в противоположные стороны. На черном бархатном небе, как блестящая жемчужина светила луна. Звезды сверкали как алмазы, освещая карьер и лица присутствующих: смуглое и беспощадное Ники; бледное и покрытое капельками пота Торна. Издалека, нарушая тишину ночи, доносился крик кроншнепа.

– Семь. Восемь. Девять…

Я слизала кровь и провела языком по губам, чтобы смочить их. Пульс бешено бился; сердце вот-вот готово было вырваться из груди. У меня было такое ощущение, что я пробежала большое расстояние и не могла сейчас перевести дыхание. Все их жизни – Ники и Торна – очевидно, были созданы только для этого ужасного момента. Через несколько секунд, возможно, один из них будет мертв…

– Пятнадцать. Шестнадцать. Семнадцать…

К своему ужасу я увидела, как Торн поворачивается раньше времени, держа наготове пистолет. Он повернулся рано – негодяй – прежде чем был окончен счет. И тогда я закричала, пронзительно и страшно. Несмотря на то, что Джеррит бросился, чтобы закрыть собой Ники, Торн прицелился и выстрелил. Братья упали на землю и покатились. Они были так похожи, одетые в одинаковые черные костюмы по случаю вечеринки в честь Анжелики, что я не могла отличить кто из них кто.

Только один из мужчин встал.

И тогда я словно потеряла рассудок. Я с криком и плачем бросилась вниз по крутому склону карьера. Мне не терпелось узнать, кто же из братьев лежал на земле, или, даже – был ли он жив. Тот, который стоял, взглянул на меня, ужаснувшись, увидев, что кто-то посторонний спотыкаясь бежит по дну карьера. А потом медленно поднял пистолет, прицелился в Торна и хладнокровно нажал на курок. Какое-то мгновение Торн стоял, я даже подумала, что он чудом остался невредимым. Но потом мужчина вдруг покачнулся; его тело начало медленно опускаться вниз.

Он умер еще до того, как упал на землю.