ГЛАВА 4
Следующим утром леди Кэмден ожидал крайне неприятный сюрприз. Он был настолько впечатляющ что начисто выбил из ее головы все воспоминания о лорде Дивэйне.
В то утро ее посетителем был лорд Мондли, обычно заходивший раз в месяц засвидетельствовать свое почтение. Это был крайне аскетичный джентльмен, так сильно во всем непохожий со своим беспутным сыном, что было трудно поверить в существование какого-либо родства между ними. Он был высокого роста, худой, с седыми волосами, зачесанными с высокого лба назад. Во время своего прошлого визита он расспрашивал Франческу о записанных на Давида по праву наследования драгоценностях, которые он давал ей. Тогда она пояснила, что Дэвид хранил эти драгоценности у себя и не отдал их ей, уезжая в Испанию. Они тогда договорились, что лорд Мондли зайдет в банк и проверит личный счет Дэвида, чтобы узнать, не положил ли он драгоценности на сохранение в банк.
Больше Франческа об этом ничего не слышала и предполагала, что драгоценности были в сохранности.
Однако оказалось, что лорд Мондли обнаружил пропажу самой ценной вещи из всей коллекции – бриллиантового ожерелья.
– Я не видела его с тех пор, как Дэвид уехал, – сказала она.
– Да и надевала я его всего два раза – когда меня представляли при дворе и на балу, который устраивала леди Мондли перед отъездом Дэвида.
– Да, я помню, что ожерелье было на Вас в тот вечер, – согласился Мондли. – Может быть. Вы просмотрите еще раз все свои вещи – нет ли его где-нибудь?
– Но это было так давно, лорд Мондли! Если бы ожерелье было у меня, я бы его уже обнаружила. Тем более, я прекрасно помню, как Дэвид взял его у меня сразу же после бала и положил в свою шкатулку вместе с другими драгоценностями. Честно говоря, я думала, что он отдал шкатулку Вам до того, как уехал. Он еще спросил меня, не хочу ли я оставить себе что-нибудь поносить, пока его не будет, но сезон уже заканчивался, как Вы помните, и, тем более, все мы думали, что он месяца через три вернется. Я храню у себя только кольцо, брошь и серьги, которые он подарил мне на свадьбу, они не были записаны в завещании.
– Но тем не менее, бриллиантового ожерелья нет в шкатулке. Что же могло с ним произойти? – с подозрительностью выспрашивал он. А его пронзительные голубые глаза почти говорили, что это она украла ожерелье.
Франческа даже побагровела от гнева и резко сказала:
– Не имею ни малейшего представления. У меня нет Вашего ожерелья. Я даже не видела его с тех пор, как лично в руку отдала Дэвиду в тот вечер, когда состоялся прощальный бал.
– После этого до его отъезда в Испанию прошло еще два дня. Вы уверены, что он не давал Вам ожерелье снова?
– Абсолютно уверена. В этом не было необходимости. В те два вечера мы никуда не выходили. У Дэвида были встречи в Уайтхолле в первый из вечеров, а что касается второго – в тот день Вы с леди Мондли обедали у нас. Ни в первом, ни во втором случае я не надевала ожерелья.
– Меня все это очень беспокоит, – сказал он, потирая сухой бледной рукой подбородок. – Я все-таки настаиваю, чтобы Вы тщательно просмотрели все свои вещи и вещи Дэвида.
– Личные вещи Дэвида я отдала Хортону. Кое-что из одежды. Но прежде, чем отдавать, я все внимательно просматривала.
– И кому Вы отдали его вещи? – лорд Мондли не прекращал мучительный допрос.
– Кузену Дэвида, Джорджу Девлину, – резко ответила Франческа. В то время ей показалось довольно отвратительным желание Джорджа взять себе, пусть и элегантную, но одежду человека, которого уже не было в живых.
– Нам надо осмотреть все, что только возможно – его комнату, письменный стол, верхние этажи дома. Ведь должно же ожерелье где-то быть, если его нет с остальными драгоценностями! После обеда я пришлю к Вам своего человека для помощи в поисках.
– Не стоит. Мой слуга все внимательно просмотрит, – холодно ответила она.
Но вскоре после ухода лорда Мондли прибыл его камердинер с указанием осмотреть все комнаты и шкафы лорда Кэмдена. Франческа вспыхнула от возмущения, но миссис Дэнвер решила, что если они запретят сделать это, может показаться, будто они действительно что-то спрятали, поэтому камердинера лорда Мондли проводили в комнату Дэвида, затем на верхние этажи дома, где он мог рыться, сколько угодно.
В этот день леди никуда не выходили. Они провели несколько часов в совершенно бесполезном обшаривании всех своих пожиток. Позднее, за чаем, они сели рядом, прижавшись друг к другу и обсуждая досадный инцидент.
– Вероятно, он отдал ожерелье одной из своих любовниц, – с горечью сказала Франческа. – Больше с ожерельем ничего не могло произойти. В тот вечер, накануне отъезда, он сказал, что был в Уайтхолле, но сомневаюсь, чтобы он мог быть там до трех ночи. А именно в три он приехал домой. А я, такая наивная, помню, ждала его, жалела его…
– Этот неожиданный инцидент вдруг поднял на поверхность затаенную старую боль.
– И кто была та женщина? – спросила миссис Дэнвер.
– Если я правильно поняла, накануне, за месяц до отъезда, он порвал отношения с миссис Ритчи. Я нашла записку в одном из жакетов, которые он надевал в то время. Записка была подписана «Рита».
– В ней ничего не говорилось об ожерелье?
– Нет. – Она тотчас же покраснела, вспомнив содержание записки. «Моя восхитительная, моя дорогая – прошлой ночью ты была изумительна…» Затем записка носила такой интимный характер, что Франческа едва могла поверить своим глазам, читая ее.
– Я уверена, что он не был совершенным дураком, чтобы дарить фамильные драгоценности проститутке, – сделала вывод миссис Дэнвер.
– Но ведь он мог дать ожерелье для временного пользования. Не мог же он знать, что ему никогда не суждено будет вернуться назад.
– Если дела обстоят так, как ты предполагаешь, кто-нибудь должен был видеть на ней ожерелье за все это время. Может, мистер Кейн смог бы заняться этим делом?
– Возможно, девица продала ожерелье, узнав о смерти Дэвида, – нерешительно сказала Франческа.
– Тебе придется обо всем рассказать лорду Мондли.
– О, нет! Он же ничего не знает о связях Дэвида с женщинами. Это просто разобьет его сердце, если он, к тому же, поверит мне.
Миссис Дэнвер, обеспокоенно нахмурившись, сказала:
– А власти прислали назад из Испании все его вещи? Я подумала – вдруг он брал ожерелье с собой.
– Да уж, и для чего – ты можешь себе представить! Ожерелье не было возвращено с его личным имуществом. А если он подарил его какой-нибудь там сеньорите – считайте, что оно потеряно навсегда.
В четыре часа камердинер лорда Мондли появился на пороге и сообщил, что не нашел ожерелья.
– Я сообщу об этом лорду Мондли, – важно сказал и ушел.
А лорд Дивэйн в этот вечер тщетно рыскал по Лондону в поисках леди Кэмден. Что касается леди Кэмден, то она в это время дома обсуждала с Селби Кейном и тетушкой случившееся. Мистер Кейн был в своей стихии, входя в потенциально трагедийную роль.
– Я неоднократно предупреждал тебя, что все это плохо кончится, Френ. И вот, свершилось! Ты говоришь, ту леди звали Рита? Ты не знаешь ее фамилию?
– Понятия не имею. – угрюмо ответила Франческа.
– Я совершенно не знаком с такого рода дамочками и считаю их падшими особами. Это отбросы общества! Не имею с ними никаких отношений. Может быть, Джон Ирвин сможет помочь мне в этом деле, – сказал он, называя имя друга, вращавшегося в более высоких кругах, чем сам мистер Кейн. – Обычно по вечерам его нужно искать в доме Бруки. По крайней мере, это охраняет его от общения с дурной компанией. Я зайду к нему и узнаю, что он думает по этому поводу.
Мистер Ирвин, щегольски одетый, очень энергичный джентльмен с мигающими голубыми глазами и прекрасным чувством юмора, зашел вместе с мистером Кейном на следующий день. В отличие от Кейна, мистер Ирвин считал себя способным на всякого рода уловки. Он владел жаргонными словечками, словно филолог латинским, и страстно желал предоставить себя в распоряжение леди Кэмден.
– Цепочка некрупных бриллиантов небольшой длины с коронообразной подвеской из более крупных. Ах да, на застежке сзади – несколько рубиновых камней.
– Ну что ж, очень характерный вид. Его нетрудно будет узнать.
– Вам нигде не случалось видеть такое ожерелье? – спросила миссис Дэнвер.
– Дамочка, видимо, моментально припрятала его куда-нибудь как только услышала о смерти Кэмдена.
– Или же продала его, – уныло добавил мистер Кейн.
– Не думаю. Эти драгоценности зарегистрированы наряду с другими ценными вещами в наследственном завещании. Она, скорее всего прячет эту добычу, приберегая ее на черный день. Эти женщины непредсказуемы. А посредники воров в подобных притонах не дадут ей и одной десятой стоимости ожерелья.
У миссис Дэнвер был очень слабый слух и, приложив руку к уху, она переспросила: «Прошу прощенья, мистер Ирвин. Я не совсем поняла Вас».
– Я имел в виду, что она заложила ожерелье в каком-нибудь воровском убежище.
– А где это?
Мистер Ирвин с пониманием рассмеялся.
– Извините, мадам, что я пользуюсь жаргоном. Я хотел сказать, что эта пресловутая особа могла отдать ожерелье посреднику, имеющему дело с украденными вещами. За это он, видимо, заплатил ей небольшую часть стоимости всего украшения, разъединил ожерелье и продал его по отдельности.
– Но тогда нам никогда не удастся вернуть ожерелье! – чуть не плача, сказала Франческа.
– Я нередко предупреждал тебя, что ты ходишь по тонкому льду, – мрачно сказал мистер Кейн. Его покачивание напоминало движения дамского веера по мере того, как он ходил взад и вперед.
– Ради бога, сядь, Селби! – отрывисто сказала Франческа Мистер Ирвин бодро и со знанием дела продолжал свои рассуждения.
– Да, несомненно, этот воровской притон, вероятно, единственное место, куда может заглянуть эта дамочка. Но, конечно, если она какая-нибудь неповоротливая простофиля, то просто держит ожерелье у себя дома Думаю, что оно станет хорошим сбережением на черный день в старости. Клянусь, что это так Ну, не волнуйтесь, милые дамы, мы подсуетимся и непременно найдем вашу вещицу. Я зайду в притон к этим проходимцам и разыграю такого проныру, что ни один хитрец не догадается, кто я есть на самом деле. Если ожерелье уже попало туда, я уверен, что узнаю об этом. Вы не могли бы подготовить несколько золотых на случай, если укрыватель краденного не захочет расставаться с ожерельем и потребует большого выкупа?
– Ты не мог бы говорить на нормальном английском, без твоих словечек, Джон? – спросил Селби.
– Бы имеете в виду, что потребуются деньги для выкупа ожерелья? – спросила Франческа Ирвина.
– Именно.
– Сколько они могут запросить? – с испугом спросила миссис Дэнвер.
– Я дам вам знать.
– Не понимаю, почему я должна платить! – возмутилась Франческа.
– Безусловно, Вы не должны. Пусть Мондли делает это.
– О, но ведь он ничего не знает о проделках моего бывшего мужа.
– Ну что ж, прочистим ему уши. Тем более, что весь город знает об этом. Но прежде, чем встречусь с обитателями притона воришек и мошенников, мне надо повидаться с приятелями, которые преотменно осведомлены об этой компании барышень легкого поведения. Может, мне удастся выведать, кто такая – Рита. Поговорю с Досоном Эзерингтоном, Дивэйном.
«Нет!» – невольно громко вырвалось у леди Кэмден. Это привлекло внимание всех присутствующих. А Франческа добавила: «Я не хотела бы привлекать к делу Дивэйна». В разговор вступил заинтересованный Ирвин: «Но почему же?» – не произошло ли здесь чего-либо такого, о чем не знает он?
– Мы полагаем, что Дивэйн питает какой-то интерес к леди Кэмден, – туманно предположил Кейн.
– А я и сказал Франческе, что он не для нее, совсем из другого круга.
Ирвин вскинул брови, выказывая этим крайнее удивление:
– Не уверен, что от него следует что-то скрывать. Это чрезвычайно порядочный и надежный человек. Вот уже несколько сезонов – самая выгодная партия для многих девушек, желающих выйти замуж.
Леди Кэмден горячо стояла на своем:
– Он вовсе не интересный человек, но я не желаю вовлекать его в эту игру.
– Как велите, мадам, – примирительно заключил Ирвин. – Но вы ничего не будете иметь против моего разговора с Досоном и лордом Эзерингтоном?
Франческа облегченно вздохнула:
– Абсолютно ничего, да еще стану следить во все глаза за этим. Приближается бал у четы Киприен, и наша танцующая Рита может осмелиться придти туда, украсив себя ожерельем. Конечно, она будет в кругу своей компании. Но будьте уверены, скоро всем станет не секретом, что ожерелье именно у нее.
Вскоре мистер Ирвин ушел, чтоб с готовностью заняться наведением справок. А мистер Кейн остался прочитать дамам очередную лекцию. Но разговор снова перекинулся на прежнее. Миссис Денвер спросила:
– А есть уверенность, что можно положиться на этого джентльмена, его благоразумие?
Мистера Селби, которого заставили-таки сесть, высказал свое мнение:
– У него доброе сердце. Правда, не знаю – умеет ли он держать язык за зубами. Но надо ж что-то предпринимать. У меня не так много знакомых, которые были бы знакомы с какими-либо проститутками. Но если ожерелье не будет найдено – слухи расползутся. Уж лучше всеобщее негодование обрушится на кого следует и так, а не на Френ. Ведь в противном случае ее репутация окончательно будет загублена.
– Ну… а если случится самое худшее, и тебе придется признаться Мондли, рассказав всю правду? – устало вздохнула миссис Денвер.
Франческа взвешивала все услышанное. Казалось, старые боль и печаль заново в ней ожили, заледенили сердце. Для строгих родителей Дэвиде утаенное покажется чем-то более странным. Зачем подвергать старика и его больную жену этой душевной пытке, если ее можно избежать? Она с радостью пожертвует подаренными ей к свадьбе драгоценностями, чтобы выкупить ожерелье, если это станет единственной возможностью замять историю. Жаль, что подарок Дэвида не покроет стоимости ожерелья. Однако, надеюсь, что до такого исхода не дойдет.
Видя внутреннее огорчение Френ, Селби предложил:
– А как насчет того, чтобы прогуляться сегодня вечером и забыть обо всех неприятностях на часок-другой?
Он так сочувствовал ей!
Ее плечи поникли. Лицо напряжено. Все свидетельствовало о сильном беспокойстве. Она с удивлением подняла глаза, поскольку такое предложение редко когда исходило от мистера Кейна. «Спасибо, Селби! Сегодня что-то не хочется».
– Я имел в виду только концерт античной музыки. Мне кажется, композиторы тех времен успокаивают нервы. Но как хочешь, – ответил он, стараясь скрыть, что почувствовал облегчение, получив отказ. И ушел. Получив освобождение от необходимости защищать даму, попавшую в беду, Селби весь вечер провел в Брукс клаб, где встретил мистера Ирвина. Они поприветствовали друг друга и, присев за отдельный столик, заговорили о пресловутом деле.
– Ну что, Джон, есть хоть какие новости? – с интересом начал Селби.
– Ты когда-либо замечал, как вертятся одни и те же имена в течение сезона? – казалось бы, загадочно ответил Ирвин. И продолжал: «Я имею в виду, что здесь следуют моде. Скажем, сотни девушек называют себя Джорджианами – по имени герцогини Девонширской. Иные решают называться Шарлоттами и Каролинами, следуя примеру королевской семьи. А иногда по неведомой причине станет модным имя Арабелла. Ныне не часто услышишь имя Анна или Мэри».
Селби слушал странные рассуждения Ирвина и не выдержал, желая напомнить приятелю, так сказать, о насущной проблеме:
– Но слышал ли ты что-либо о Рите? Ирвин ответил:
– Это как раз то, к чему я клоню. Рита, оказывается, самое модное имя для всех проституток в этом сезоне. Ты же знаешь, они все меняют свои имена.
– Возможно… От этих бесстыдниц всего можно ожидать. Но как ты говоришь, – их всех зовут Ритами? Это что ж, их нарицательные имена? Подобно тому, как Джонами мы называем всех кучеров?
– Нет, это просто такая мода. Очевидно, имя Рита привлекает их своим иностранным происхождением. В этой компании есть Рита Делани и Рита Лифроу, и Маргарита Салливан – но ее ближайшие друзья зовут тоже Ритой.
– Любопытно, конечно… Но есть какие-то основания думать, что Кэмден проводил время с одной из них?
Ирвин, не задумываясь, ответил:
– По крайней мере, не с Делани. Когда-то ее вытащил из страшной грязи лорд Манстер, и она более или менее верна ему. Что касается Риты Морроу – такая возможность не исключена. Как и в отношение Салливан. Эти иногда меняют партнеров. Завтра я встречусь с Ритой Морроу. Конечно, не сболтну сразу же: «Нет ли у Вас бриллиантового ожерелья, принадлежащего леди Кэмден?» Но постараюсь все возможное разнюхать. А вот к Маргарите Салливан сложнее подобраться, ведь ей покровительствует старый сэр Перси. Этот ревнив, как султан! Готов проткнуть ржавой шпагой любого, кто стал бы привязываться к ней. Одно утешение: может этого не заметить – слеп на один глаз, а другим еле видит.
Селби подивился такой осведомленности друга и полюбопытствовал: «Слушай, а ты – что, бывал в воровском притоне?» На что Ирвин охотно пояснил:
– Мой добрый друг, туда никто не ходит днем. Только с наступлением темноты можно кое о чем договориться. В полночь я встречаюсь с одним висельником. Он там самый главный каторжник.
Мистер Кейн вопрошающе посмотрел на друга.
– Но разве ты ничего не знаешь, Кейн? Они колотят окна и потом смываются с награбленным. Не хочешь со мной на эту встречу?
– Лишь в случае, если буду нужен, – с неохотой процедил мистер Кейн.
– Не обязательно… Но в таких местах лучше, если слышат два уха, а не четыре – это верно. Я просто подумал, что такой блестящий парень, как ты, не прочь немного повеселиться. А?
Селби был откровенно польщен, что его назвали блестящим парнем, ведь он всегда предпочитал избегать любых шумных развлечений, а тех увеселений, что приходилось разделять в обществе Франчески, было вполне ему достаточно. И ответил: «Спасибо. Если не особенно нужен тебе – не пойду».
– Ну хорошо. А скажи мне: что делает, черт возьми, такой парень, как ты, увиваясь за такой особой, как Френки Девлин, если ты не очень-то интересуешься распутницами? Я хотел сказать, что она – не такая уж скромница, а?
– Нет… Она просто бедняжка, на нее так и сваливаются несчастья. Честно говоря, уже начинаю уставать, постоянно вытаскивая для нее каштаны из огня. А что касается меня лично – она не в моем вкусе. Слишком фривольна. Страсть как любит завлекать мужчин. Но в конечном счете, она не порочна. Ее невинность вводит ее в заблуждение. Не могу сказать в ее адрес ничего дурного… Все. Зайду к тебе завтра, если ты свободен?
Ирвин согласно кивнул: «Только, если можно, не раньше полудня. Я никогда не поднимаюсь и никогда не пью до того, как солнце взойдет».
Мистер Кейн поблагодарил друга за встречу и ушел. Ушел в глубоком раздумье. Он практически не представлял, как сможет помочь разыскать ожерелье. Одно знал, что часто женщины легкого поведения болтаются возле Пантеона и отправился туда, чтобы украдкой поглядеть на тех дам в надежде обнаружить на одной из них ожерелье. Лишь в полночь вернулся домой. С тревогой думал о мистере Ирвине, который в это самое время, очевидно, встречается с преступниками и хулиганами. Он не оставит Франческу тогда, когда она нуждается в его помощи. Но как только эта кутерьма завершится, мистер Кейн вернется домой в Суррей. В конце концов, какое ему дело до ее бесконечных проблем. К тому ж, он страшно устал от Лондона.
