ГЛАВА 6
Оливия ворвалась в дом, на ходу призывая свою тетю услышать потрясающую новость.
– Лорд Хайятт согласился писать мой портрет! Разве это не замечательно, тетушка?
Самые теплые слова благодарности и восхищения достались от Хетти Тремур мистеру Медоузу:
– Какая удача! Подумать только! Лорд Хайятт будет писать нашу маленькую Оливию! Как отблагодарить вас, мистер Медоуз? Не знаю, чтобы мы без вас делали!
Этот хорошо знакомый Лауре обряд восхваления предупредил ее о том, что она свергнута с пьедестала. Тем не менее, она решилась высказать свои соображения, чтобы обезопасить себя от возможных в будущем обвинений:
– Не забывайте, лорд Хайятт имеет определенную репутацию в отношении дам, миссис Тремур.
Хетти терпеливо улыбнулась прежней наставнице, но гораздо более теплой улыбкой она одарила нового советчика:
– Мистер Медоуз будет сопровождать Ливви в мастерскую художника и присматривать за ней, и ты, я надеюсь, ее не оставишь.
– Хайятт собирается рисовать баронессу в Гайд-Парке, – сказал Медоуз.
– Что за причуда! В Гайд-Парке! – воскликнула Хетти. – Впрочем, вполне приличное место. В молодости как-то раз я сама там каталась. Замечательно! В Гайд-Парке!
– Мы поедем в семь утра, и мне надо будет надеть старое платье Фанни, и хорошо, если на нем окажутся пятна от какой-нибудь травы, – смеясь, проговорила Оливия.
– Семь утра? Он встает рано! Но почему старое платье Фанни? Мы могли бы предложить что-нибудь получше! Но ни в коем случае не твои белые наряды, Ливви! На них-то как раз непременно останутся пятна от зелени Гайд-Парка.
– Лаура предложила желтое платье моей горничной, и лорд Хайятт согласился. И я должна буду позировать босиком.
Миссис Тремур вопросительно взглянула на Лауру.
– Ливви подхватит насморк, если будет ходить по траве босой.
– Если вы находите, что идея плоха, то стоит вам только сказать… – с надеждой в голосе произнесла Лаура.
Медоуз откашлялся и вступил в разговор:
– Осмелюсь заметить, Оливия может не снимать обувь, пока Хайятт не начнет рисовать ноги.
– А почему бы ей не надеть хотя бы шлепанцы? – спросила миссис Тремур.
– Хайятт задумал изобразить ее в виде босоногой нимфы природы, – объяснила Лаура. – Я не в восторге от затеи, мэм. Я говорила, он должен посоветоваться с вами, и если вы не одобряете…
Миссис Тремур повернулась к мистеру Медоузу, ожидая от него указаний. Он сказал:
– То, что нам удалось добиться согласия Хайятта – величайшая удача. В Лондоне все дамы умирают от желания иметь портрет кисти Хайятта. Что же касается его репутации, то я ни на миг не отойду от Оливии.
Теперь принимались советы Медоуза. Миссис Тремур тотчас послала за пером и бумагой, а Медоуз согласился сразу же отнести письмо Хайятту, чтобы поскорей удостовериться в его согласии.
Вечером дамы никуда не собирались, они провели время в обсуждении будущего бала в честь Оливии. Полный список гостей пока состоял из пяти человек. Возглавлял его мистер Медоуз, за ним шла миссис Обри, затем следовали лорд и леди Морган, и заключал список лорд Хайятт.
Миссис Тремур не находила ничего смешного в том, что для столь малочисленной публики готовился грандиозный бал.
– Представь себе, Ливви, два лорда и леди, а мы здесь всего лишь несколько дней! Полагаю, когда настанет день бала, гостей у нас будет полно.
Поднявшись наверх, миссис Харвуд и Лаура поговорили о портрете Оливии.
– Мне кажется, сеансы в общественном парке дают возможность для разных проказ, – сказала Лаура. – Вокруг лорда Хайятта, где бы он ни появился, неизменно собирается толпа, а его последней моделью была его любовница, леди Деверу. О ней говорит весь город.
– Не понимаю, почему они не хотят, чтобы Лоуренс написал Оливию. Два дня назад Хетти даже не подозревала о существовании лорда Хайятта, с чего это вдруг она воспылала желанием сделать заказ именно ему?
– Потому что это идея мистера Медоуза! Ты, должно быть, заметила, что его боготворят.
Ее мать робко взглянула на нее.
– Я надеялась, что у него появились чувства к тебе, Лаура.
– О, да! Они у него были, мама! Он чувствовал, что я идеальное средство, чтобы втереться в доверие к баронессе и завоевать ее благосклонность. Но он перехитрил сам себя, втянув в круг знакомых Оливии лорда Хайятта. Я не имею в виду, что художник сам увлечет Оливию, но как только его окружение появится в поле зрения баронессы, Медоуз будет забыт. Друзья Хайятта из самых высоких кругов Лондона.
– По крайней мере, они помогут заполнить этот огромный зал в день бала. Похоже, поиски мужа для Ливви выходят дорогостоящими, ты не находишь?
– Да, конечно, но ей все это так нравится! Она может позволить себе дорогой, грандиозный Сезон. Он гораздо лучше, чем был мой, мама.
– Я никогда не жалела о расходах, дорогая, я жалела только о результате. Будем надеяться, что у Оливии Сезон закончится успешнее, чем у тебя.
С этим напоминанием о своей неудаче Лаура отправилась спать.
Баронесса давала Фанни указания насчет желтого платья:
– Ты должна выстирать его и погладить к семи часам.
– Вам следовало сказать об этом пораньше.
– Я только что вспомнила.
– Чего ради вы вздумали носить мое тряпье, в то время как ваш шкаф полон нарядов?
– Кузина Лаура посоветовала, а лорд Хайятт поддержал ее.
– Ага, так я думала! Ваша распрекрасная кузина Лаура задалась целью расстроить все ваши замыслы! Она ревнива до безумия. Сначала добилась того, что вы обкорнали свои прекрасные волосы и похожи теперь на подстриженного барашка, потом уговорила спороть ленты ваших новых платьев, а сейчас вынуждает предстать на портрете в тряпье! Если вы не будете смотреть в оба, она утащит у вас из-под носа любого приглянувшегося вам жениха!
– Боюсь, я знаю кой-кого, кто у нее украл ухажера, Фанни. Она, правда, отрицает это, но я подозреваю, что она влюблена в мистера Медоуза, который ухаживает за мной.
– Ну пускай забирает его себе на здоровье! ВЫ можете найти себе мужа и получше мистера Медоуза. Что скажете насчет лорда Хайятта? По слухам, он красавчик!
– Это самый обаятельный человек, которого я когда-либо встречала, – подтвердила Оливия. – Он как Ангел Гавриил на картинке в моей книжке „Библейские рассказы для детей“, только, конечно, без крылышек.
– И конечно, лорд от пят до кончиков пальцев, – сказала Фанни, с видом знатока покачивая головой. – Бьюсь об заклад, его больше интересуете вы сами, чем ваш портрет.
– Но мистер Медоуз приятнее, – искренне добавила Оливия.
– Полагаю, мисс Харвуд уже успела положить глаз на лорда Хайятта.
– Она согласна, что он очень красив, но предупредила, что слишком ветреный.
– Это ее очередные штучки, чтобы удержать вас на расстоянии от него. Не обращайте внимание, мисс! Послушайте меня, не упустите его титул!
Казалось, Оливия заинтересовалась, хотя ничего не ответила.
– Я выстираю желтое платье и встану пораньше, чтобы отгладить его как следует, – закончила Фанни.
Лаура проснулась от того, что кто-то ее сильно тряс. Еще не совсем рассвело, и ей страшно хотелось спать. Но Оливия пришла с твердым намерением е поднять, чтобы ко времени успеть на условленную встречу.
– Шесть часов, кузина! Пора вставать.
– Хорошо, сейчас, – позевывая, ответила Лаура и неохотно выбралась из постели.
Она открыла шторки в надежде, что дождь помешает поездке, но ее ослепили сверкающие луч солнца.
Мистер Медоуз прибыл точно без двадцати семь. Кофе и бодрящий утренний воздух окончательно пробудили Лауру.
Ранним утром пустынный парк был великолепен. Солнечный свет пробивался сквозь молоденькие листочки и окутывал вершины деревьев золотистою дымкой. Он напоминал древний Эдем, только Эдем слегка ухоженный.
Хайятта не было видно, но он оставил лакея, который провел их к выбранному художником месту, скрытое за живой изгородью, оно располагалось в стороне от протоптанных тропинок и напоминало о чистоте первозданной природы.
Хайятт был в синем рабочем халате и без шляпы, но даже в этом странном одеянии он выглядел ошеломляюще красивым. Подойдя ближе, они заметили, что он уже установил мольберт и разложил карандаши, краски, кисти, так что можно было приступать.
– Позвольте мне взглянуть на платье, – обратился он к Оливии, как только они обменялись приветствиями.
Девушка сняла накидку и шляпку и покружилась перед Хайяттом, чтобы он мог лучше ее рассмотреть. Платье было потертое, немодное, со скромным круглым воротом и короткими рукавами-буфами, лиф прилегал, пышная юбка была собрана в складки, не стеснявшие движений юного тела. Платье было лишено каких бы то ни было украшений.
– Превосходно, – объявил свое мнение Хайятт. – Станьте вон там, между тутовым деревом соснами. Покружитесь немного, чтобы я мог выбрать подходящую позу.
– Мне снять туфли?
– Не будем спешить. Трава еще влажная.
Оливия закружилась в безыскусном танце, приподняв юбку и двигаюсь в такт воображаемой музыке. Лаура невольно подумала, что чувствовала бы себя скованно, окажись она на месте баронессы. А ее кузина никогда не выглядела более естественной и изящной, чем сейчас. Солнечные лучи сверкали в ее золотисто-рыжеватых волосах и освещали юное лицо.
– У меня появятся веснушки, лорд Хайятт, – окликнула его Оливия. Вы должны обещать, что не станете их рисовать.
– Напротив, я нарисую их, даже если они не появятся. Хайятт согнул руку, определяя периметр эскиза и место
Оливии в нем.
– Приподнимите одной рукой край юбки, приказал он, и Оливия приподняла. – Нет, другой рукой, баронесса. Оливия приподняла другой рукой.
– Поверните голову в сторону, совсем немного, думаю, следует рисовать ваше лицо три четверти в профиль. У вас очаровательные щечки.
Лаура и Медоуз стояли позади Хайятта, чтобы суметь оценить позу, которую он выбрал.
– Вам нужна соломенная шляпка? – спросила его Лаура.
– Думаю, нет. Свободная рука баронессы смотрится столь изящно, что, кажется, парит в воздухе, не правда ли? А слегка приподнятая другой рукой юбка создает впечатление, что она танцует. Возможно, мы бросим шляпку на траву, подле баронессы, как будто бы она отшвырнула ее. Это добавит непосредственности.
– Вот уж не думала, что непосредственность так тщательно планируется, – рассмеялась Лаура.
Хайятт в ответ блеснул улыбкой.
– Вы же не верите старым слухам, будто искусство копирует жизнь? Нет, мы, разумеется, стараемся ее приукрасить, и вся наша непосредственность продумана…
Вон в той корзине термос с кофе, на случай, если вы с мистером Медоузом захотите посидеть и выпить что-нибудь.
Хайятт увлекся эскизом, он был занят работой, ему явно было не до них, и Лаура с Медоузом последовали его совету и отошли.
– Я знаю, у вас были сомнения насчет этой затеи, мисс Харвуд, – сказал Медоуз, – но теперь вы сами видите, Хайятт забывает обо всем, когда работает.
– Да, вы правы, он – сама безупречность. Как мне хотелось бы позволить себе заказать у него свой портрет!
– Как только Хайятт понял, кто такая баронесса, у него сразу же возникло желание ее написать, как я и предполагал.
– Что вы имеете в виду? То, что она очень состоятельна?
– И это тоже, но главное – известность, которая у нее скоро появится. Должен вам заметить, она станет гвоздем этого Сезона. О ней уже говорят повсюду, а ведь она еще не появлялась на приемах.
– Лорду Хайятту нет нужды искать расположения знаменитостей.
– Он и не ищет. Он рисует любого, кто покажется ему интересен. Его привлек образ леди, прибывшей в город в Черепахе. Одного этого было достаточно, чтобы убедить его в самобытности характера баронессы.
Лаура решила, что Медоуз интересный собеседник, но ей не потребовалось усилий, чтобы также заметить, что особо приятен ему разговор о баронессе. Его восторженность казалась искренней. Но любит ли он девушку или ее богатство?
Хайятт работал чуть больше часа, потом Оливия сказала, что устала, и сеанс закончился. Медоуз и Лаура подошли к мольберту.
– Можно нам взглянуть на эскиз, или вы один из тех художников, что заставляют ждать, пока полностью не закончат oeuvre? – спросила Лаура.
– Хочу ли я удивить вас великолепием замысла и мастерством исполнения? И вы еще спрашиваете, мисс Харвуд? Разумеется, я принадлежу к этим отталкивающим типам, верите?
Лаура заметила искорки смеха в его глазах и подошла взглянуть на работу.
– Хорошенько все рассмотрите, – крикнул вдогонку Хайятт, – потому что, когда я начинаю наносить краски, то держу картину под чехлом, чтобы избавиться от благонамеренных, но нежелательных советов.
Хайятт набросал силуэт Оливии между раскидистым тутовым деревом и вздымающимися ввысь соснами. Краски еще не коснулись картины, за исключением нескольких желтых и зеленых мазков. Хайятт встал позади Лауры, в то время как Оливия жаловалась Медоузу на усталость рук.
– Я попробовал цвета, чтобы прикинуть, получится ли желаемый эффект, – пояснил художник.
– Напоминает весеннюю лужайку, усеянную желтыми цветами. Обычно на таких лужайках можно увидеть также немного белых и голубых цветов. Мне нравятся голубые. Я понимаю ваш замысел. Должно быть, вы назовете картину „Весна“
– Сначала было я хотел назвать ее „Primavera“ , но сейчас мне хочется, чтобы она представляла собой нечто большее, чем просто изображение хорошенькой молодой женщины, символизирующей весну. В конце концов, это – портрет. Я назову картину „Босоногая баронесса“. Это названье подходит. Я в восторге, что она заговорила о своем желании побегать по траве босиком. Именно о таком первозданном общении с природой я и мечтал для своей картины.
На лице Лауры отразились колебания.
– Надеюсь, это не будет пародией? Вы не собираетесь подшутить над Оливией?
Восхищение, прозвучавшее в его ответе, уменьшило ее опасения.
– Пародировать эту восхитительную девушку? Бог мой, нет! Как вам могла прийти в голову подобная мысль?
– На всех других написанных вами портретах, задний план очень сложен, а здесь он к тому же еще и не обычен.
– Но и баронесса – необычная леди, – ответил Хайятт, и его глаза отыскали Оливию, допивавшую в компании Медоуза свой кофе.
– Общество еще не коснулось и не испортило ее, – продолжил он. – Портрет будет данью ее юности и естественности, но не пародией!
Лаура проследила за его взглядом и внимательно посмотрела на свою кузину, весело и беззаботно болтающую о чем-то с Медоузом.
– Да, она не испорчена.
Мгновение Хайятт всматривался в Лауру. Когда он заговорил, его слова ее поразили.
– Не позволяйте им ее испортить, – мягко произнес он.
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы старше и опытнее. Не все из ваших друзей подойдут баронессе.
Лаура в изумлении широко раскрыла глаза. Он посчитал ее светской львицей, что было самой большой глупостью, которую она когда-либо могла услышать. Первым ее чувством был гнев, на смену которому пришла приятная мысль: пожалуй, неплохо, что лорд Хайятт принял ее за опытную даму. Это смягчало колкость его небрежного словечка „старше“.
Ироничная улыбка успела вовремя возникнуть на лице.
– Я приложу все усилия, чтобы защитить девушку, – ответила она, – и прежде всего, сэр, я должна призвать к ответу вас. Вчера вы были слишком заняты, чтобы рисовать мою кузину, сегодня же ваш график как по волшебству свободен. Каковы ваши намерения?
Его ответная улыбка не страдала недостатком игривости. Хайятт никогда не ограничивал себя одним флиртом.
– Мое намерение, мисс Харвуд, – написать портрет баронессы. Я предлагаю вам обсудить мои намерения в отношении вашей очаровательной персоны. Полагаю, вы будете сопровождать баронессу на бал леди Морган сегодня вечером?
– Да, конечно.
– Тогда лучше мы обсудим мои намерения на балу, если вы окажете мне честь потанцевать со мной.
– Буду счастлива, лорд Хайятт.
Он начал собирать свои принадлежности художника.
– Как так получилось, что я не встречал вас прежде? – спросил он.
– Меня не было на Сезонах.
– Я так и понял. Если бы вы были, я обязательно заметил бы вас. А почему вы не приезжали?
Вопрос поставил Лауру в затруднительное положение. В поисках ответа, который бы ее не запятнал, она рассеянно бросила:
– Меня до смерти утомил мой первый Сезон.
Хайятт дерзко улыбнулся и сказал:
– Должно быть, я в то время изучал творчество мастеров в Италии, но, прошу вас, мисс Харвуд, ни слова о моих мастерщах.
Лаура смутилась, покраснела и воспользовалась советом ни слова не произносить о мастершах.
– Не сомневаюсь, скука моего Сезона объясняется вашим отсутствием в Лондоне в тот год. Но я вижу, Оливия готова уже идти. Завтра в это же время?
Хайятт в душе улыбнулся ее румянцу. Его заинтересовала ее ироничная невинность.
– Семь часов – чертовски рано, я знаю, – сказал он. – Наверняка, вы проклинали меня, когда петух прокукарекал рассвет. Такой распорядок дня может повредить вашей красоте, а потому я прослежу, чтобы сегодня с бала вы отправились домой пораньше, сразу же, как мы с вами станцуем два танца.
– Два?
Общепринятой нормой был только один танец. Два предполагали особый интерес к партнеру.
– Мы шустрые ребята, дайте нам только поблажку. Мы ведь с вами не дебютанты, мисс Харвуд, – сказал Хайятт, в то же время пытаясь угадать, что у нее за характер, – мы зрелые солидные люди и можем рискнуть появиться в двух танцах без всякого трезвона при этом вокруг нас. Дело в том, что мне хотелось бы поближе познакомиться с вами.
– Я проигрываю при более близком знакомстве, – ответила Лаура и нервно рассмеялась.
Она считала, что говорит правду. Хайятту она наскучит сразу же, как только он поймет, что никакая она не опытная дама, за которую он ее принял. „Лучше пореже встречаться с ним, – решила она про себя. – Тогда, возможно, удастся выдержать этот Сезон, не разоблачив себя как провинциальную барышню.“
Хайятт молча смотрел на нее, и в глазах его вспыхивали искорки смеха.
– Нельзя возражать даме, но позвольте мне быть судьей. Вы уже определенно стали интереснее со времени нашей первой встречи.
– Возможно, вы просто плохо разглядели меня в первый раз.
На этой шутливой фразе они расстались. Хайятт подошел к Оливии. Лаура была настолько взволнованна, что не смогла уловить, о чем он говорит с кузиной, но вскоре поняла, что теперь Оливия – предмет его похвал, и восторгался он тем, что, Лауре казалось, не нравится ему: Хайятт упомянул „свежесть“ и „провинциальный шарм“. Лаура заключила, что Хайятту нравятся все женщины, при условии, что они не стары и не безобразны.
Никто из их компании, включая лорда Хайятта, не обратил внимание на молодого денди, въезжающего в парк в тот момент, как они прощались. Мистер Ярроу взял на время у своего закадычного друга лошадей, чтобы решить, какую предложить за них окончательную цену, лучше всего для пробы лошадей подходил пустынный в утренние часы парк, когда многочисленные экипажи еще не успевали его загромоздить. Улицы же сразу после восхода солнца заполнялись почтальонами, рабочими и тележками разносчиков. Он замедлил ход своей упряжки. Его взор был привлечен людьми, он пристально взглянул… Лорд Хайятт! Черт побери, что он здесь забыл? Неужели он рисовал леди в общественном парке? Это звучало неправдоподобно, но он слышал, как Хайятт сказал: „Встречаемся завтра в это же время.“ А его лакей нес деревянный ящик, в котором, похоже, находятся у художников краски и кисти.
Ярроу взглянул на часы. Без пятнадцати девять, а они уже уходят. Должно быть, они здесь с восьми или около того. Ему надо будет заглянуть сюда завтра утром и посмотреть, что здесь творится.
