ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
За завтраком мистер Вейнрайт оживленно комментировал события в Оружейной комнате.
– Теперь, когда я знаю о родственных отношениях между Нэггом и Вальтером, постараюсь отыскать в библиотеке подтверждение моей теории. С Нэггом мне удалось вступить в контакт. Его присутствие сильнее. Он на три года старше Вальтера и сын от первого брака. Отец Нэгга был рыцарем барона Мертона, известного в те дни как барон Декастелан. Отец Вальтера занимал в обществе гораздо более скромное положение. В архивах его могут не упоминать вовсе, но, если повезет, может где-нибудь проскользнуть строчка о втором браке знатной дамы, жены рыцаря, после смерти первого мужа. Приходится удивляться, какие подчас мелкие детали находят отражение в документах тех времен.
Леди Мертон слушала без особого внимания, даже с некоторым нетерпением.
– Вы еще не осмотрели мою спальню, мистер Вейнрайт, и не дали объяснения ночному событию, – напомнила она ему.
– Мне не приходилось слышать, чтобы душа человека когда-либо перевоплощалась в птицу, – объяснил он. – Могу сказать только одно: поскольку это был белый голубь, и если он действительно представлял душу усопшего, то это душа, которой отпущены все земные грехи, это добрый и невинный дух, а не мстительный и злопамятный. А как вы думаете, Сент Джон? Викарий откашлялся и произнес:
– Совершенно правильно, сэр. Но вы забываете об одном, главном, духе, который может принять облик птицы, – Святом Духе. Я имею в виду третьего члена Святой Троицы, которого обычно изображают в виде белого голубя.
– Вы хотите сказать, что на меня снизошел Святой Дух? – воскликнула леди Мертон, побелев и задрожав всем телом.
– Дорогая леди, поверьте, я не имел в виду ничего подобного, – начал уверять ее Сент Джон. – Налейте Ее Светлости бокал вина, – распорядился он.
Терпению Мертона пришел конец, и он взорвался:
– Вы говорите сущую чушь! – бросил он резко. – Сначала выдумали призраков, теперь этих божественных вестников. Представить только – Святой Дух летает по комнатам ночью, бьет крыльями… Брррр… Это святотатство и ничего больше.
Сент Джон сложил руки, словно для молитвы.
– Вы меня неправильно поняли, милорд. Я совсем не то имел в виду. Это был чисто теоретический спор. Обычно же призраков вряд ли можно назвать святотатством. Например, Фоме неверующему явился образ Иисуса Христа, если припоминаете. Не говоря уже о Самуиле, которого я упоминал на днях. У меня нет сомнений, что Ее Светлость посетил обычный дух, невинный и безвредный.
– Надеюсь, отец, вы не проповедуете эту чушь в церкви? – спросил он.
– Согласен, что в проповедях о таких вещах лучше не говорить, чтобы не вносить смуту в неразвитые умы прихожан. Они неправильно поймут. Но это не значит, что мы не можем обсуждать призраков или должны закрывать глаза на очевидные факты.
– Только этим и занимаемся в последнее время, – сказал Мертон. – Злополучный голубь проник в комнату матери вполне земным, хотя и неизвестно каким способом, – добавил он, выразительно посмотрев на мисс Монтис, которая проигнорировала замечание. За столом она редко принимала участие в разговоре.
Вейнрайт нахмурился.
– В Кифер Холле, насколько мне известно, голубятни нет. Я ни разу не видел голубей около дома. Они боятся воронов, которые живут у вас на крыше, и не залетают сюда. Голуби могут доставлять массу хлопот – драчливые птицы.
– В окрестностях нет недостатка в голубях. Сегодня на ночь переведу маму в западное крыло и осмотрю спальню перед сном. А на ночь предлагаю ей запереть дверь на ключ. Посмотрим, сможет ли голубь пролететь сквозь запертую дверь.
– Я проделаю этот эксперимент, чтобы убедить тебя, что это был дух, – заявила леди Мертон, упрямо вскинув подбородок.
Льюис присоединился к разговору, дождавшись подходящей паузы:
– Вполне допускаю, что дух может перевоплотиться в птицу. Хочу сказать, что он слетает прямо с небес на крыльях и все такое прочее. Ваше Общество, мистер Вейнрайт должно заняться этим вопросом. Вот вы сказали, что духи не принимают образа птиц, но здесь вы ошиблись. Вспомните «Старого моряка» Кольриджа. Кем еще мог быть альбатрос, если не духом?
– Ты же сам говорил, что это символ, а теперь превращаешь его в духа! Сам не знаешь, что говоришь, – налетел на брата Мертон.
– Я мог ошибиться в первый раз. Кольридж очень глубокий поэт, его не сразу понимаешь. После завтрака перечитаю эту вещь.
– Лучше тебе бросить поэзию, Льюис. Занятие поэзией не идет тебе на пользу. Чересчур богатое воображение – это уже болезнь.
Он поймал взгляд Чарити, сидящей по другую сторону стола, и усмехнулся. Девушка не могла дождаться конца ланча: Мертон вел себя агрессивно, разве что не обозвал мисс Монтис аферистской, а Сент Джона – мошенником. В довершение всего, он совсем не обращал на нее внимания.
Мертон сознавал, что ведет себя вызывающе, но не собирался менять тон. Внутри у него все кипело, потому что он пытался, но никак не мог найти рационального объяснения событиям в Оружейной комнате. Допустить существование призраков означало навсегда потерять душевное равновесие.
Как объяснить феномен Нэгга и Вальтера, – Мертон пока не знал, а что касается птицы, то он более верил в ее духовную природу, чем в поющую монахиню. За всем этим стоял не потусторонний мир, а реальный мир интриг, в основании которого – он не сомневался – лежали корыстные цели: заполучить состояние его матери. Мертон по натуре был активным человеком, любил проявлять инициативу и доводил дело до конца. На этот раз его попытки улучшить положение натолкнулись на твердое сопротивление леди Мертон, не желавшей выпутаться из сетей, которые ей расставила мисс Монтис. Его угнетало сознание собственного бессилия.
Мертон решил, однако, что лучше расстаться с Сент Джоном мирно, и пригласил его в кабинет, чтобы поговорить об Албан Фонде.
– Маман сообщила, что собирается передать в фонд половину состояния, – начал он. – Хотелось бы больше узнать о том, как вы планируется распорядиться деньгами.
Сент Джон недоверчиво посмотрел на собеседника.
– Назначение фонда – чрезвычайные ситуации, бедствия, катастрофы. Деньги нужны для помощи пострадавшим. Как раз на этой неделе я передал пятьдесят фунтов семье Халперинов. Они живут не в вашем поместье. Халперин – мелкий служащий, клерк, работает в Истли, а живет недалеко от меня. Чтобы ездить на работу, ему нужна лошадь – его лошадь сдохла недавно. Если Халперин не будет работать, то не сможет содержать семью: в семье у него пятеро ребятишек. Я решил, что церковь обязана проявить милосердие и помочь ему приобрести лошадь.
– Разумеется.
– У Халперина есть знакомый, который согласен продать неплохую кобылу за пятьдесят фунтов. Банк не даст ему кредита: дом почти весь заложен. На лошадь находился другой покупатель. Именно для таких экстренных нужд создается наш фонд. Он не только имеет большую ценность для населения, но просто необходим.
– В принципе согласен, но пять тысяч фунтов слишком большая сумма, чтобы растратить ее на мелкие нужды прихожан.
– Мы ее вложим под проценты, будем получать доход. Я веду счет каждому пенни, милорд. Можете не бояться – я не присвою денег. Есть у меня задумка потратить часть на стипендии для способных юношей. Для нас стыдно, даже позорно, не дать возможности талантливому ребенку получить хорошее образование, чтобы он впоследствии вызволил семью из бедности, – добавил Сент Джон, надеясь, что этот проект заинтересует лорда Мертона.
Я сам получил образование благодаря щедрости покойного лорда Мертона. Если бы не он и не ваша щедрость в то время, когда мне разрешили взять приход Сент Албан, я был бы сейчас чернорабочим. Поэтому мне, больше чем кому бы то ни было, известна ценность милосердия: иногда требуется совсем немного – небольшая финансовая поддержка, чтобы поставить человека на ноги, дать ему возможность занять достойное место в обществе.
Мертону эти рассуждения были известны, он слышал их не впервые. В честности и порядочности Сент Джона он не сомневался. Просто ему казалось, что такое солидное пожертвование достойно более значительного проекта. Однако думать над этим было некогда. Он боялся, что пока беседует с Сент Джоном, Чарити и Льюис изобретут новое занятие, а ему не хотелось оставлять их надолго одних.
– Вернемся к этому вопросу позднее. – Мертон встал, помогая себе тростью. – Еще одна просьба к вам: мне не хотелось бы, чтобы вы поощряли мать в погоне за призраками.
Сент Джон стукнул себя по лбу.
– Как же это я не подумал, что она может неправильно понять, что я молился о Святом Духе?! Очень сожалею, что так вышло. А что касается моих проповедей, то не волнуйтесь – я не собираюсь проповедовать эти идеи. В разговоре с Ее Светлостью я всячески старался ее успокоить, а не сгущать краски. Просто выслушиваю вашу матушку и читаю Священное Писание, насколько мои знания позволяют извлечь из памяти нужное место.
Мертон тем временем уже направлялся к двери. Гость шел рядом.
– Очень хорошо, вы правильно делаете, – сказал он, выглянув в коридор: ему хотелось увидеть Чарити.
Они прошли в Голубой Салон. Там Мертон застал Льюиса, но Чарити не было.
– Где мисс Вейнрайт? – спросил он.
– С отцом в библиотеке – просматривают документы, чтобы узнать что-нибудь о Вальтере.
– Льюис, я еще не могу сесть на лошадь. Придется
тебе объехать все службы и присмотреть, чтобы все было в порядке.
– Что я должен осматривать и за чем присматривать? – недовольно спросил Льюис.
– Есть больные овцы, вода затопляет иногда ячменное поле. Боюсь, что придется делать запруду. Именно этим нужно заниматься, а не водить мисс Вейнрайт по всяким сторожам и отшельникам.
Льюис спросил тихо:
– Как ты думаешь, Джон, Мег могли убить?
– Не пори чепухи.
– Но если в могиле и в самом деле нет ребенка…
– Не понимаю, почему ты слушаешь всякие басни. Да и кого ты слушаешь? Что может знать этот оборванец? Ребенок был похоронен вместе с Мег. Мальчик. Роджер. Если уж так стоит вопрос, можно вскрыть могилу, чтобы прекратить досужие сплетни.
– Узнал что-нибудь от Сент Джона? Удалось ему вытянуть у матери мои деньги?
– Боюсь, что пять тысяч для тебя потеряны. Утешайся тем, что они пойдут на добрые дела. Сент Джон дал пятьдесят фунтов Халперину на лошадь. У меня нет причин не доверять кузену.
– Это правда. Я слышал, что у парня пала лошадь от старости – и видел его на лошади, которую хотел продать Джим Гендерсон, – Льюис был явно расстроен.
– Чем же ты недоволен?
– Просто… Ну, видишь ли, я думал, что главный казначей фонда – ты. Сент Джон может подписывать чеки без твоего ведома?
– Обычно он не беспокоит меня из-за мелких сумм. Но естественно, моего согласия спросят, если потребуются большие расходы. Меня же беспокоит, что у Сент Джона нет достаточного размаха, дальше сиюминутных нужд его фантазия не простирается.
– Тем более удивительно, что он так жаждет заполучить мои пять тысяч фунтов.
В библиотеке Вейнрайт трудился над пыльными пожелтевшими архивами времен Кромвеля. Чарити просматривала небольшую пачку документов, которые были связаны вылинявшей голубой лентой. Они были похожи на женские дневники или личные письма. Чернила выгорели не меньше ленты, но почерк можно было разобрать. «Дневник Маргарет Декастелан» – было написано на титульном листе. Чарити поднесла его к окну, чтобы лучше видеть, и углубилась в чтение, с трудом разбирая непривычное правописание и устаревшие слова.
Дама сообщала об обычных ежедневных делах и событиях. Не устоявшийся стиль говорил о том, что леди была молода: новая зеленая накидка и сбор луговых цветов преподносились на одной странице с угрозой вторжения Круглоголовых. Маргарет писала, что они едят оловянными вилками, так как серебро закопали, чтобы оно не досталось неприятелю. Это обстоятельство, однако, не мешало семье приглашать гостей к обеду: «Семнадцать гостей будет за обеденным столом, ни одного интересного человека», – сетовала леди Декастелан.
Да Маргарет писала, что она и еще несколько местных женщин переселились в другой дом, дом тетушки Мэри, захватив с собой драгоценности, ценные картины и маленькие статуэтки. Среди этих леди упоминалась некая Дама Сидвел, вдова, которую они захватили с собой, несмотря на то, что ее покойный муж и сын примкнули к Кромвелю. Сделали они это, «потому что два брата Дамы Сидвел и ее старший сын Нэгг такие отважные воины и им очень доверяет папа». Так появилось имя Нэгга.
Чарити читала с удвоенным интересом. Известия о вторжении неприятеля в Кифер Холл занимали много места. «Большие потери, убиты двадцать девять из людей папы, одиннадцать ранены, но поместье мы пока удерживаем». Раненые воины доставлялись к тете Мэри, где за ними ухаживали.
«Оба брата герцогини искалечены – один потерял руку, другой – глаз. Запасы кончаются. Невыносимо думать, что наш дом пропитан кровью и смертью. Прошлой ночью спала не более трех часов. Но грех жаловаться, пока папа жив».
Чарити прервала чтение, чтобы дать отдохнуть глазам. Что пережила эта юная леди! Из роскошной жизни попасть в такую ужасную обстановку. В их импровизированном лазарете не было даже врача. Уход за ранеными лег на плечи изнеженных женщин. Чарити продолжила чтение. Среди прочего, сообщалось, что некая миссис Литлмор «в десять утра родила ребенка, девочку. Ее назовут Мэри в честь тетушки, которая поддерживает и дает силу нам всем, несмотря на возраст».
Чарити подумала, что героический подвиг этих женщин заслуживал большего внимания, чем упоминание вскользь в частном дневнике. Сколько лет было тете Мэри? Кто она? Фамилия не упоминалась. На следующей странице бедняжка Дама Сидвел потеряла обоих сыновей. «Карлу, который теперь называет себя Вальтер, чтобы не носить имя ненавистного ему короля, было только шестнадцать. До нас дошли слухи, что Нэгг, его сводный брат, не хотел, чтобы брата хоронили в снаряжении солдат Кромвеля и снял с него камзол и шлем, заменив их на форму роялистов. В это трудно поверить». Неужели из-за камзола и шлема братья враждовали столетия?! «Нэгг умер как герой, защищая отца».
Чарити растрогалась. Пришлось прервать чтение и вытереть глаза. «Папа, почитай здесь», – она протянула дневник отцу. Вейнрайт стал жадно листать тетрадь, но почему-то не с начала, а с конца, словно знал, где содержатся главные сведения. Неужели он читал дневник раньше, когда еще не знал ни имен призраков, ни об их родстве? Неужели он опять мошенничает?
Но, с другой стороны, разве он не заявил категорически, что в спальне леди Мертон призрака нет? И, конечно, его там нет. Если бы ее отец был просто шарлатаном, что ему стоило выдумать привидение? Это было в его интересах.
– Чрезвычайно интересно! – воскликнул он, приподняв бровь, что делало его похожим на сатира. – Покажу леди Мертон. Перепиши это место, Чарити. Мертон рассердится, если мы вынесем дневник из библиотеки. У меня много свидетелей, которые могут подтвердить, что я установил родство призраков, прежде чем прочел о нем в документах. Если удастся скоро завершить здесь работу, к июню смогу отослать статью в ежеквартальный выпуск журнала Общества. К сожалению, в июньский выпуск он вряд ли попадет, но в сентябрьский – наверняка.
– Если бы теперь удалось разгадать загадку пою щей монахини, меня бы в ближайшем январе избрали президентом Общества, при условии, конечно, что Хаусмана не пригласят в Лонглит за это время. Может
быть, леди Мертон напишет письмо леди Бат. Зеленая Леди, которая не дает покоя на верхнем этаже Лонглита, считается леди Луизой Картрес, женой второго виконта Веймута. Но эта легенда меня не устраивает. В ней чего-то не хватает. Если любовника леди Луизы убили, почему бродит не его дух, а ее? Мне кажется, что я смог бы ответить на этот вопрос.
Вейнрайт только скользнул взглядом по дневнику, прежде чем отправиться к леди Мертон. Чарити еще раз подумала, что отец уже читал его. Теперь, разгадав историю Нэгга, он вплотную займется поющей монахиней и тоже быстро с ней справится. В начале следующей недели они уедут, еще один едва начавшийся роман окончится, не придя к завершению. Всегда одно и то же, но на этот раз ее задело глубже, чем обычно, и не только ум, но и сердце. Будет нелегко расстаться с Кифер Холлом, с Джоном. Чарити была уверена, что он тоже неравнодушен к ней, хотя бы немного. Надо что-то предпринять, пока не поздно.
Чарити подошла к окну, размышляя, что бы такое сделать, чтобы продлить визит. Из лесу выходил Сент Джон. Навещал отшельника, старика Неда? Два святых человека должны иногда встречаться. Все же ей показалось странным, что Сент Джон оглядывается по сторонам. Почему он ведет себя так осторожно? Почему боится, что его могут увидеть? Вот он бочком проскользнул в конюшню и вскоре выехал в своей карете.
Чарити быстро забыла об этом инциденте. Переписывать ей нужно было немного. Она взялась за работу, чтобы закончить ее к обеду.
