36
Легкий мимолетный дневной сон вспорхнул, оставив обрывки сновидений. На ухо нудно сопел соня Адольф. Полусумрак шатра окутала вечерняя прохлада. Эльза исчезла вместе с подносом.
Давно я не отдыхал днем. Мысли разложились по полочкам, отодвинув воспоминания и переживания, приобретая четкость плана. Плеснув в лицо холодной воды, отогнавшей остатки сна, поднял полог.
Вечерний ветерок озорно ударил в грудь. Стоявшая на часах зеленоглазая Каталина браво приложила руку к блестящему в лучах заходящего солнца шлему.
– Позови Эльзу, – кивнул я девушке.
– Мой лорд… – Часовой развернулся и, покачивая бедрами, отправился на поиски сержанта.
Проводив фигуру взглядом, я поймал себя на мысли – привыкаю. Раньше немного стеснялся одетых в кольчугу девчат, а сейчас – нет.
Солнце устало закатывалось за горизонт, окрашивая красным верхушки деревьев. Лагерь окутался дымом костров, пропахшим специфическим ароматом кипятившегося белья. Звон кузницы мелодично наполнял пространство. Воины чистили оружие, коней, заготавливали дрова на ночь. Сержанты знали свое дело.
Порядок – основа успеха.
Густо краснея и пряча глаза, робко приблизилась Эльза.
– Ваша светлость… – повинно поклонилась плутовка.
– Эльза, не переживай, так со всеми бывает, кто первый раз пьет самогон.
– Самогон? – блеснули голубые глаза.
– Эликсир, самогон – одно и то же. Так что не кори себя. Скажи лучше, набрали ведро жира?
– Да, мой лорд.
– Неси к котлу с золой и захвати кастрюлю побольше, желательно не деревянную.
– Слушаюсь… – кивнула девчонка, и с ее лица улетучились остатки стыда.
Прошли сутки, и химическая реакция прекратилась. Зола опустилась на дно, и поверхность покрыла темно-бурая жидкость – щелок. Аккуратно слив субстанцию в огромную закоптелую кастрюлю, принесенную Эльзой, я высыпал золу и приказал помыть котел. В очищенную емкость бухнул щелок и поставил на огонь.
– Эльза, мы готовим мыло, запоминай, пригодится.
– Мыло? – удивленно вскинула брови девчонка.
– Мыло. Им очень хорошо мыться, стирать, спасает от болезней и придает коже мягкий запах.
– Так чудно, мой лорд, у вас тоже моются жидким жиром?
– Не жиром, а мылом, увидишь, когда получится, главное – запоминай рецепт. Мыла понадобится много. Армия растет.
Заметив, что щелок начинает кипеть, я осторожно налил в котел сало. С шипением вырвались крайне неприятно пахнущие клубы.
– Фу!!! – отпрянула Эльза, а я, схватив палку, принялся помешивать вязкую субстанцию.
– Жира! Быстрей!
Девчонку как ветром сдуло.
Задыхаясь в клубах вонючего пара, я продолжал стойко помешивать варево. Воины, оставив дела, приблизились, наблюдая за происходящим. Запыхавшаяся Эльза, зажмурив глаза, бухнула в котел ведро сала. Едкий пар взвился, разогнав зевак. Субстанция загустела. С трудом повозив в ней палкой, я объявил:
– Готово! Снимайте!
Два воина, схватив за дужку, сдернули с огня жутко воняющий, исходящий паром котел.
– Осторожно! Несите в реку! Пусть остынет! – командовал я.
Если не получится, вот будет конфуз!
С шипением черный бок котла погрузился в прохладную воду. Легкий ветерок принялся трепать пар, разбрасывая невесомые хлопья по водной глади.
– Подождем, пусть остынет, – промолвил я, стараясь сделать хорошую мину при плохой игре.
Время тянулось невыносимо. Котел остывал, лениво попыхивая темными облачками. Я ждал, подойдя поближе и с надеждой всматриваясь в бурую субстанцию.
– Чем так воняет? – прозвучал в голове голос Адольфа.
От неожиданности вздрогнув, я обернулся. Рыжий, сидя на берегу, морщил морду, смешно шевеля усами.
– Мыло варим… – мысленно ответил я вампалу.
– Мыло?
– Ага… будем мыться… тебя мыть…
– Не надо меня мыть! Я сам неплохо справляюсь! И тебе не советую… в шатре задохнемся…
– Доставайте! – скомандовал я, а сердце сжалось от дурного предчувствия.
Не мог же я ошибиться?
Котел достали. Темно-бурая жидкость плотно застыла.
Дрожа от нетерпения, я взял у Эльзы кинжал и подковырнул субстанцию, отколов кусок.
В руку плотно лег обломок скверно пахнущего мыла!
Добежав до реки и опустившись на корточки, смочил кусок, старательно намыливая руки. Нежная белая пена обволокла пальцы.
Получилось!
– Эльза!
– Да, мой лорд, я здесь… – Рядом возникла девчонка.
– Смотри, Эльза! Мыло! На, попробуй!
Рыжая неуверенно взяла обмылок и, смочив водой, принялась тереть в руках. Белая пена, просачиваясь между пальцами, хлопьями падала на землю.
– А теперь смой водой.
Девчонка прополоскала руки, удивленно взглянув на белоснежные ладошки.
– Ваша светлость… – тихо прошептали губы.
– Да, Эльза, это – чистота. Если добавить немного ароматного масла, станет лучше пахнуть. Но не в запахе суть – суть в чистоте. Кинь немного в котел с кипящим бельем, недолго провари, промой в воде и увидишь истинный эффект.
– Ваша светлость, невероятно! – взвизгнула девчонка.
Триумф!
Гордо развернувшись, абсолютно счастливый, я направился в шатер, бросив на ходу:
– Готовьте баню!
Приятно осуществить мечту.
Адольф фыркнул, вальяжно удалившись в сторону пыхтевшей кухни.
Вечер закончился сказкой.
Соорудив из куска войлока мочалку, я с наслаждением отмылся. Потом и воины помылись по второму кругу. Лежа в шатре, я периодически слышал визги и вскрики – видимо, пена попадала кому-то в глаза.
Наконец явился Адольф. Достав из рюкзака странные кристаллы, я высыпал их на столик и, улегшись поудобнее, приготовился слушать.
– Да-а-а… – неспешно начал вампал. – Ну так вот…
Мне показалось, что пламя светильника вытянулось в предвкушении рассказа.
– Начнем с основ. Я сам многого не знаю, но объяснить попытаюсь…
– Не тяни, а?
– Души – частички Единого Луча, Освещающего Вселенную. Видел радугу?
– Видел, – кивнул я.
– Так вот, луч состоял из бесконечного множества красок…
– Спектров?
– Не перебивай! Ударившись о толщу тьмы, пробивая огромные бреши, раскололся на огромные части – планеты. Большие осколки распадались, протыкая меньшие, и так до бесконечности. Тьма расслоилась, образовав сито.
– Сито?
– Какой ты непонятливый! Смотри, если сложить ткань в несколько слоев и проткнуть, получится сито. Здесь то же самое за исключением одного – пробивая каждый новый слой, свет распадался на кусочки, а те образовывали отверстия поменьше, и так до бесконечности. Понял?
– Ага…
– Так вот, эти кусочки – души, основа всего. Материя. Разный цвет – разная материя. Большой обломок – звезда, планета, мир… застрявшие между переборок сита тьмы.
– Космос?
– Космос, – облегченно вздохнул вампал. – Теперь о главном. Некоторые цвета способны формировать мыслящую сущность по подобию формы. Видишь, колючки на кристаллах? Такими были сущность и сознание…
– Душа – одно, а сущность и сознание – другое?
– Да, но это не все. Душа – частичка света и стремится к объединению с лучом, правда, если способна порождать сознание и сущность. Сущность в свою очередь порождает путь.
– Путь?
– Да, путь, дорогу, тропинку… Кристалл неправильный и не проходит в отверстие, сито не пускает объединиться с лучом. Грани нужно обточить. Сущность планирует до рождения жизненные испытания – выбирает путь, порядок обточки. Но руководит действиями – сознание, оно не знает плана сущности, и если мыслящее существо неправильно поступает, идя по пути, то кристалл обтачивается криво. Душа меняется, изменяется сознание и соответственно сущность. Никогда не задумывался, почему у скверных родителей могут рождаться отличные дети, и наоборот? Девять попыток, и душа перестает образовывать сознательную сущность, производит другую – не думающую, животное например. Понял?
– Пытаюсь, – честно признался я.
– У подаренных кристаллов попытки закончились…
– Хочешь сказать, я могу создать любое животное?
– В принципе… да, но не создашь. Знаний мало, ты не бог.
– А кинжалы? Они же высасывают душу?
– Не душу. Клинки убивают сущность. Отбирают попытку и не потраченную до конца пути энергию.
– Туманно… Так зачем мне души?
– Сможешь изменить путь любого человека… продлить жизнь, нарастить его кристалл души.
– Ты хочешь сказать, воскресить мертвого?
– Нет, умирающего. Отломишь кусок души, положишь на грудь. Кристаллы соединятся, изменится форма, и сущность поменяет путь. Обогнет испытание, отменит смерть.
– Душа может расти?
– Ну ты и трудный… На пути всегда валяются мелкие осколки других неудачников. Сознание сделает правильный поступок – душа подберет осколок, судьба изменится, и не всегда в хорошую сторону. Угол заточки потребуется другой. Главное, правильно обточить и пройти сито, а там новые испытания, и так до бесконечности… Свет стремится объединиться, а тьма не дает, разбивая осколки, граня души, придавая красоту.
– Дробилка… – вздохнул я, пытаясь осмыслить услышанное.
– Что? – блеснули желтые глаза.
– Машина… Насыпаешь гравий, вертишь, и выпадают нужные обточенные камни, брак отсеивается…
– Вроде того, но человеку масштаб не понять, не тот класс.
– Я что-то слышал про классы…
– Прошел испытание – получаешь класс и новые возможности…
– Хватит. Расскажи лучше, как по-другому использовать кристаллы. – Я решил, что пора заканчивать лекцию о непонятной, но важной структуре мироздания.
– Сейчас не знаю… понимаешь, ты становишься сильнее, вместе с тобой и я меняюсь, вспоминаю забытые при переходе знания. Такой закон. Вампал – зеркало хозяина, и умения возвращаются по мере совершенствования господина, хоть ты им формально и не являешься, освободив меня от рабства. Но закон есть закон, и власти над ним я не имею. Пытался вспомнить, но никак. Чувствую – знаю, а выразить не могу. Спрячь души… Одно знаю: подарок бесценен!
– Хорошо, пусть подождут своего часа, может, пригодятся… – согласился я с Адольфом и, бережно завернув в тряпицу кристаллы, уложил в рюкзак.
Любознательный светильник уменьшил пламя, бросая хаотично танцующие блики. Стрекот цикад музыкой окрашивал ночь, просачиваясь сквозь тряпичные стены шатра. Тяжело вздохнув, Адольф уронил голову на лапы, и его глаза превратились в желтые щелочки. Я разделся и накрылся шкурами. Закрыл глаза.
Сон не шел. Зря днем выспался…
Я пытался понять и представить услышанное от Адольфа, но мысли постоянно сталкивались друг с другом, создавая лишь хаос. Перевернувшись на другой бок, я стал думать о текущих проблемах.
Войско неуклонно растет… Победу не отпраздновали, а людям нужен праздник. Хорошо хоть самогонный аппарат заработал, и мыло получилось… Пора заняться временно упущенной идеологической подготовкой, да и небольшую реорганизацию провести не мешает. Вот только какую?
Пляшущее пламя раздражало, и я задул светильник. Тьма хлынула, поглотив пространство. В ногах монотонно сопел Адольф. Изрядно поворочавшись с боку на бок и обстоятельно подумав, я выстроил нечеткий план.
Должно получиться…
Уставший мозг успокоился.
Тихо подкравшийся сон потушил угасающую мысль – я не сделал ежедневное като.
– Ваша светлость… ваша светлость! – Сквозь дремлющее сознание пробивался испуганный знакомый голосок, рассеивая покрывало сновидений.
– Цинна, что случилось? – сонно спросил я, отрывая голову от подушки.
Полог шатра зашуршал, впустив трепещущий свет факела, освещающий хрупкую девичью фигурку. Тьма съежилась, откатившись по углам. Вампал, недовольно заурчав, заворочался в ногах.
– Ваша светлость… Олаф… умирает… вас просит…
– Кто?
– Олаф… Помните, ему в грудь попало копье? – Из карих глаз хлынули слезы.
– Иду! – Я вскочил с ложа.
В потемках порывшись в рюкзаке, развязал узелок и, зажав в ладони колючий кристаллик, выскочил наружу. Темная звездная ночь коснулась бархатными холодными пальцами обнаженного торса. Мурашки гурьбой побежали по спине. Возвращаться за одеждой нет времени, и в одних подштанниках, босиком я устремился вслед за мельтешившей в пламени факела девичьей фигуркой. Мокрая трава беспощадно хлестала ступни.
– Накиньте хоть плащ!.. – прокричала мне в спину Каталина.
Секунды сумасшедшего бега, и хлопающее пламя факела выхватило из тьмы навес, под которым лежали раненые. Олаф метался в бреду. Открытое круглое лицо покрылось смертельной бледностью с крупным бисером пота. Ресницы дрожали. Слипшиеся, мокрые от пота темно-русые волосы змеями спускались на серую в бурых пятнах тряпичную повязку, прикрывающую грудь.
– Мой лорд, – прошептали синюшные губы, – я умираю…
Склонившись над парнем, я почувствовал смердящий запах гниющего мяса.
– Кинжал!
Цинна хлопала заплаканными глазами, что-то бессвязно бормоча.
– Кинжал! – что есть мочи проорал я, и раненые зашевелились, отползая от умирающего товарища.
Трясущейся рукой Цинна подала темное лезвие. Звук разрываемой ткани – и пляшущее пламя факела осветило почерневший шрам на белой груди парня. Вонь гниения ударила в ноздри.
Гангрена?! Почему так быстро? Еще днем шрам был розовый!
– Я умираю… мой лорд… – Сквозь капли пота на лице несчастного проступала восковая маска смерти.
Нет! Только не это!
Адреналин ударил в голову, заставив учащенно забиться сердце. Холод ночи бросил в дрожь, и я, схватив Олафа за плечи, прильнул к мертвенно-бледному лицу. Глядя в стекленеющие серые глаза, прошептал:
– Жить хочешь?
– Да, – чуть слышно слетело с губ.
С хрустом отломив шип от кристалла души, я воткнул блестящий осколок в грудь умирающего, накрыв ладонью. Тело Олафа изогнулось в конвульсии. Пальцы обожгло вспышкой боли. Яркий свет волной прошел по холодеющему телу парня, осветил пространство, выхватив удивленные лица раненых. Волосы на голове Олафа моментально высохли, и ночной ветер сдул белое облачко пара. Широко раскрылись серые глаза, отражая безумный огонь боли, и дикий крик огласил ночь. В лесу завыли волки, вторя нечеловеческому воплю. В лагере, гремя доспехами, вскакивали воины.
Остекленевшие глаза Олафа закрылись, и тело вытянулось, обмякая под моей ладонью, дико пульсировавшей болью. Рот больного приоткрылся, тяжело выдохнув облачко искрящегося пара. Капли пота на лице Олафа замерзли, превратившись в хрустальные частички льда. В воздухе запахло первым снегом. На побелевших восковых щеках парня проступал розовый румянец. Пот таял, ручейками сбегая по лицу несчастного. Отдернув руку, я уставился на огромные пузыри ожогов, покрывшие ладонь. Грудь раненого ритмично вздымалась и опускалась, черный шрам покрылся серым пеплом. Ночной ветерок озорно подхватил мелкую седую пыль и, закружив в вихре, сдул с абсолютно чистой груди Олафа. Глаза парня открылись.
Ожил!
Пламя факела затрепетало. За моей спиной раздался шум падающего тела и обиженное шипение затухающего огня.
Обернувшись, я увидел распластавшуюся на земле фигурку Цинны и хлопотавшую над ней Каталину.
Обморок. Думаю, справятся без меня.
Ночной холод пробирал до костей, пуская по торсу мелкую дрожь. Ладонь горела и пульсировала болью. Лагерь проснулся, засветившись многочисленным светом факелов, наполнив пространство лязгом железа и людским гомоном.
– Все нормально! Кричал раненый! – гаркнул я и, бросив взгляд на засыпающего Олафа, поспешил в спасительное тепло шатра.
Босые ноги сбивали холодную росу, а в голове царствовал шок. Разум силился осмыслить увиденное. Полог шатра обрушился за спиной, отгораживая от царившего в лагере шума. Скрипнуло кресало, и веселый огонек уселся на фитиле светильника, разогнав мрак. Кристалл стукнул о столик, заблестев шипами.
– Доигрался… – зазвучала в голове совесть голосом Адольфа.
– Не мог иначе, – вслух высказался я, садясь на ложе и баюкая обгоревшую руку, жестоко пульсирующую болью.
– Дай посмотрю, – зашевелился вампал.
Протянув пострадавшую конечность, я продемонстрировал пузырящуюся ладонь. Зверь обнюхал и, высунув красный язык, лизнул. По пальцам прокатился холодок. Боль прошла.
– Завтра и следа не останется. Скажи лучше, что будешь делать с религиозным фанатизмом. К утру каждый узнает о чуде…
– Справлюсь… – вздохнул я, задувая светильник.
Одеяло из шкур приятно придавило тело к ложу. Стало тепло.
Выдалась же ночка…
Подкравшийся сон отключил сознание.
«Завтра… все завтра…» – растаяла последняя мысль.
