11
Жарка обернулась и чуть не выронила котелок.
— Филипп! Что тебе надо?
— Решил проводить тебя до ручья, мало ли, места здесь неспокойные.
— Отвали. Сама справлюсь.
— Как грубо.
— Ну, извини. — Полукровка набрала воды из родничка и начала подниматься по тропинке к стоянке. Парень шел почти бесшумно, но убийца чувствовала его спиной.
— Может, все-таки объяснишь, почему ты выбрала такую жизнь?
— Не хуже других.
— Кошмары по ночам не мучают? Клиенты во снах не являются?
— Если убивать наверняка, то не являются. Хочешь, докажу? Убью тебя сейчас, прикопаю в тех кустиках и буду спать спокойно.
Серебристый клинок со свистом рассекает воздух, заканчивая аккорд победным звоном осыпающегося стекла разбившейся жизни. Маленькая девочка выползает из-за сундука, так и забыв встать на ноги, прямо на четвереньках торопится к лежащей на полу женщине. Молодой эльфийке. Та смотрит вверх, не моргая и не дыша. Некоторые эльфийские кланы жестоко карают своих собратьев, осмелившихся сблизиться с человеком. Не все, а точнее, только два. Девочка теребит мертвую мать, но, не дождавшись ответа, начинает тихонечко скулить. Отец лежит рядом, он тоже не дышит.
— Что там еще? — удивляется убийца.
— Ребенок.
— Человечий выродок? Прикончи его. — Но тот сомневается, смотрит в огромные серые глазищи перепуганной девочки. И медлит.
Стрела тоже свистит, рассекая пространство.
Но тише. И врезается в основание позвоночника. Убийца не дошел до ребенка, только кровь веером брызнула на льняную ткань платьица.
Главный был немного проворней, и вторая стрела завибрировала, глубоко уйдя в дерево.
Но третья попала.
Эльф выбежал к дому и как вкопанный встал, не доходя до крыльца, трупы было видно и с улицы. Девочка даже головы не подняла.
— Не успел. — Эльфийские кланы отказались от убийства оступившихся и их семей, попросту исключая неслухов из рода, потому что любовь смела и безрассудна и ей все равно, человек то или эльф. И не все близкие отрекаются от оступившихся. Даже те, кого когда-то отвергли, предпочтя человека. Эльф все же подошел к женщине, наклонился и закрыл мертвые глаза, потом мужчине. И только тогда заметил маленькую полукровку.
— Это твоя мама?
— Да. Ты меня убьешь? — очень по-взрослому спросила девчонка.
— Нет, я тебя заберу с собой.
— Зачем?
— Не оставлять же тебя здесь одну. — Мужчина поднялся с колен, протянул руку малявке, та недоверчиво на него покосилась и встала сама.
— А это ты убил тех дядек?
— Я.
— Научишь меня так стрелять?
— Научу, — усмехнулся эльф.
И научил, воспитав Раджаэль как собственную дочь.
— Что же ты злая-то такая?
— А ты не приставай ко мне, и я буду добрая. — Филипп и сам не знал, зачем прицепился к полукровке, поэтому смолчал.
Внезапно Жарка поставила котелок на землю. И присела, показывая парню рукой, мол, тоже присядь.
— Что?
— Тсс.
— Да что случилось? — одними губами спросил он, но тут услышал сам. Рядом кто-то шел.
Голоса были отчетливые, хоть и говорили шепотом.
— И на что им энта кошка? Вот приспичило, вынь да положь кошку. Да еще и крысодавку.
— Для внучка егойного, что ли?
— Да не, ему, мол, крысы по углам мерещатся, а мы кошку в деревне ищи, потом кради… Все руки исцарапает и ползамка обгадит! И как мы догадаемся, что это крысодавка?
— Тебе-то что?
— Да… — Мужчины отошли дальше, и голоса стихли.
Жарка встала и отряхнулась.
— Не нравятся мне они. Проследить бы за ними.
— Нормальные мужики: служаки или дворовые.
— И все же я прослежу. Если к утру не вернусь, идите дальше. Я вас догоню.
— Я пойду с тобой.
— Нет.
— Жарка, ты…
— Я каратель, а не экзальтированная девица. У тебя есть деньги с собой?
— Да, пара медяков. И корона, кажется.
— Найми меня.
— Что?
— Найми меня. Закажи мне убийство, кого-нибудь из наших.
— Зачем?
— Спросишь у Велора, он объяснит.
— Ну, Майорина.
— Не так. Проси меня убить колдуна. И предлагай цену.
Филипп, наконец, произнес нужную формулу, и убийца, выхватив у него монету, исчезла. Парень покрутил головой, Жарка будто растворилась в лесу. Ни следов, ни магической ауры, ни скрипа снега, только котелок стоял, где оставила его убийца. Парень подхватил котелок и пошел к стоянке.
Солен сидел на одеяле у костерка, жадно читая в свете отблесков пламени.
— А Жарка где?
Филипп только развел руками.
— Остальные еще не вернулись?
— Нет.
— Уже темно.
— И где все-таки Жарка! — Дворянин подозрительно посмотрел на молодого чародея.
— Почуяла добычу и растворилась в темноте. — Он водрузил котелок на костер, поворошил дрова, подкинул пару сухих веток и присел на одеяло.
Вода закипела, Филипп высыпал в котелок содержимое холщового мешочка — сразу резко запахло смородиной и мятой. Дворянин черпанул заварки.
— Подожди ты! — одернул спутника молодой колдун.
— Я люблю зеленый. А то с вашего зелья опять всю ночь проворочаюсь.
— А, ну тогда ладно. — Филипп хлопнул парня по плечу. — Извини, просто…
— Ты привык, что я ни беса не знаю?
— Ну, пару бесов ты все-таки знаешь. И очень близко. — Фил поочередно изобразил Майорина и Хорхе.
Солен захохотал.
— Забыл еще вот это! — Дворянин скрестил руки на груди и гневно нахмурился.
В этот раз смех разорвал ночную тишину. В темное небо сорвалась одинокая птица, напуганная громким хохотом, потом, поняв, что опасности нет, птица опустилась на ветку на дереве около стоянки. Она осуждающе надулась и уставилась на крикунов черными бусинами глаз.
— Убить! Всех убить! Чтобы к завтрашнему дню ни одной твари в замке не было!!!
— Но, господин! Я уже послал за крысодавкой, утром будет.
— Утром?! А что будет ночью, ты подумал? Ты подумал, что они схарчат за ночь? Меня? Тебя?
— Но, господин…
— Сам будешь ловить, Эленар. И дворню заставь! Боги, ну почему эти твари имунны к магии! Как вы могли такое создать!
Под скамьей, придвинутой к стене, закопошился серый комок. Фарт взмахнул рукой. Брызнула кровь, раздавленный крысеныш издал последний писк.
— А вы говорили, имунны…
— Я его раздавил, если его прихлопнуть камнем, он тоже его раздавит! Всех, всех перебить! Ясно?!
— Да, господин.
Агний Фарт стрелой вылетел из зала. Слуга медленно пошел вдоль стен, задувая свечи в канделябрах. Укоризненно смотрели портреты с одной стены и печально таращился юноша с гобелена, на котором крысы съели «Южную Цитадель Магии». Слуга равнодушно пожал плечами, туша язычки пламени возле объеденного произведения ткацкого искусства. Потом наклонился к гобелену, понюхал. И удивленно округлил глаза. Пахло горячим воском, дымом, крысиным пометом и салом. Совсем чуть-чуть. Слуга подогнул ткань.
Так и было. Сальный, лоснящийся след пролегал ровно по границе Инессы, именованной на полотне «Южной Цитаделью Магии».
Никаких доказательств не было, но он знал совершенно точно, кто это сделал.
Лохматая лошадка уралакской породы переступила тяжелыми копытцами по заснеженной обочине, на ней дремал согбенный годами старичок с козлиной бородкой, торчащей из-под надвинутого на нос капюшона.
— Зятлик! Старый хрыч!
— Кто старый хрыч? — пробудился старичок. — Я старый хрыч? Да ты на себя посмотри, морда давно плесенью подернулась! А челюсть наверняка в Инессе справил, знаю я там одного цирюльника, которым этим балуется!
— Сам, поди, и заказывал! — нисколько не обидевшись, хохотнул собеседник.
Он стащил суконную шапочку с лысой головы и шутливо помахал ею, раскланиваясь. Два черноволосых молодых мужчины позади переглянулись.
— Я? Да я младше тебя на добрых семьдесят лет!
— Поганое здоровье у нынешней молодежи, говорил я Ильме, надо лечебницы поднимать, денег не жалеть. Но девчонка еще, куда ей про здоровье думать. А горный воздух лечит, ничем не хуже вашей хваленой силы.
Лысый легко спешился, поправил сбившуюся бороду, заправленную за пояс для удобства.
Зятлик тоже слез с мохнатого конька, оказавшись по плечо приятелю.
— Ну, здравствуй, Зятлик, старый пердун. Дожили мы до новой встречи, смотри-ка, не развалились.
— Эх, Фотий, дожили! И цены бы тебе не было, если бы ты не болтал, как мальчишка. Намолчался в своих горах?
— Куда! Видишь двух молодцов?
— Вижу, не ослеп пока.
— Ученики. Пока не наорешь — не поймут! Стар я уже молодняк гонять. Годы, Зятлик, годы…
— Поехали, покормлю вас и двинемся. Времени мало.
— Баню бы, Зятлик…
— Будет тебе баня. Будет. Но потом. Однажды…
Заяц убегал.
Заяц был жирненький, белый, но драпал быстро, спасая недавно полинявшую шкурку.
Тень перескочила прикрытый снегом бурелом, метнулась в сугроб, азартно виляя волчьим хвостом. В лунном свете блеснули длинные острые клыки. Зайчишка затрясся и припустил еще быстрее. Стук маленького сердца сливался в монотонное гудение, волк это слышал.
Волк прыгнул. Распласталось поджарое, иссушенное годами лесной жизни тело.
Тяжелая лапа сбила зайчишку, острые зубы умело перекусили шею, выпуская кровь.
Снег под зайчиком потемнел. Волк сидел, не двигаясь, перестав дышать.
Молодой мужчина подошел к волку и покровительственно потрепал серого по голове. Волк преданно посмотрел в светящиеся в темноте желтые глаза человека.
— Молодец. Теперь беги. Поймай себе еще одного, — сказал человек, убирая руку.
Зверь послушно сорвался с места.
Желтоглазый стянул шапку и утер пот, бегущий по лицу. Набрал в пригоршню жесткого подтаявшего днем, а теперь застывшего коркой снега, окунул в ладони лицо. Правый глаз мужчины сильно косил.
Человек подцепил зайчика за уши и зашагал к маленькому, притаившемуся среди елей, костерку. Ночевать на полянах Лавт Борец не рисковал.
— Лови ее!
— Царапучая зараза!
— Заходи справа и на меня ее гони, на меня!
— А это точно она?
— Да она, она! Говорила же бабка: трехцветная, один глаз зеленый, другой коричневый!
— Похожа! — Один побежал за кошкой, второй, расставив руки, шел с противоположной стороны. Кошка резко свернула и взвилась на стог сена, за ней, не успевая притормозить, впечатался ловец. Зверюга победно мяукнула и одним прыжком перелетела на столб, поддерживающий крышу, вскарабкалась на потолочную балку.
К счастью мужиков, в амбаре, кроме сена, ничего не было. Иначе простыми царапинами ущерб бы не ограничился, разросшись до разбитых голов и сломанных конечностей.
— Чертова тварь!
— Может, ее на молочко подманить?
— Где ты молочко возьмешь, уж за полночь.
— Там коровник рядом, подоить…
— Да они уж все подоены, и мне ловли кошки по горло хватает, еще и за коровами бегать.
Жарка, сидевшая на потолочной балке под крышей амбара, лениво свесила руку.
«Как бы не заснуть?» — думала девушка.
Кошколовы уже битый час гоняли жертву по амбару. Сначала эльфийка делала ставки: кошка против мужиков. Теперь, позевывая, дожидалась конца представления. Рука покачивалась.
Время шло, кошколовы устали и устроились отдохнуть, развалившись на сене. Кошка заметила ритмично качающуюся конечность и пристально за ней наблюдала, настороженно дергая ушами. Достать до руки крысодавка при всем желании не могла, но сторожить не перестала, тем более со стога доносился раскатистый храп. Наконец зверюга взвилась и в одном длинном прыжке чуть не коснулась лапой ладони, и то только потому, что она была вовремя отдернута. Кошка зацепилась за другой столб когтями, повисла.
— Ох ты! — прошептала девушка. — Теперь понимаю, отчего крысы тебя боятся.
Кошка спрыгнула на пол, мягко приземлилась, снова превратившись в маленького зверька. Казалось, что она сама-то чуть больше крысы. И только глаза сверкали охотничьим азартом. Жарка опять свесила руку, дразня охотницу. В этот раз острые коготки успели оцарапать бледную кожу полукровки. Жарка чертыхнулась, поминая бесов, и руку убрала. Кошка побродила по запертому амбару, попыталась просочиться в крысиный лаз, но не пролезла.
— Смотри, сидит! — очнулся один из охотников и толкнул напарника локтем.
По разговорам Жарка уже поняла, что зовут его Пирт. Мужчина кувырком кинулся к кошке, та с мявом отскочила, цапнув мимоходом ловителя за щиколотку. Второй накинул на зверушку мешок и затянул горловину. Мешок задергался, пронзительно визжа и шипя. Жарка встала на балке, приготовившись следовать за кошколовами дальше.
Они вышли из амбара и направились уже знакомой убийце дорогой, девушка скользила тенью за мужчинами, легко прячась между деревьями. Пару раз они оборачивались, но видели только лес. Ближе к утру охотники и их преследовательница вышли к небольшому замку, почти особняку, если бы не пять башенок и внушительная стена вокруг. На карте его не было…
Мужчины зашли в неприметную дверь в стене, Жарка осталась снаружи. Полукровка провела ладонью по кладке и замерла — кладки не было, стена была монолитная, будто вытесанная из цельного булыжника гигантского размера.
— Что за бесовщина.
Дожидаться рассвета полукровка не стала, она развернулась и стремительно заскользила к лесу, не оставляя следов.
Но ее все равно заметили.
Нет, не караульные на стенах, дремавшие в предрассветные часы.
Не мужики с кошкой.
Жарка бежала.
Но ее догоняли.
Волк нагонял быстроногую полукровку, оставляя позади рытвины в сугробах.
Жарка бежала, впархивая над пнями, взлетая над поваленными стволами, проносясь, будто не касаясь земли, над оврагами и расселинами ручейков.
Но волк был быстрее.
Девушка остановилась, тяжело дыша, развернулась. Вытянула вперед тонкую руку. Зверь притормозил взъерошил серый загривок. Щеря зубы.
Полукровка закрыла глаза, дыхание выровнялось.
Зверь зарычал.
Предупреждая. Зарычал и прыгнул.
Девушка повалилась на спину, инстинктивно отодвигаясь от огромной смердящей пасти. Зверь не был волком, слишком крупный, а страшная морда тупее волчьей — горбатая.
Женская ладонь утонула в густой длинной шерсти. Сжала шею стальной хваткой.
Вой мог разбудить замок. И волк не издал ни звука. Хлестнула горячая алая кровь, полилась на серо-зеленый плащ, испачкала кожаную курточку под ним. Девушка поднатужилась, застонала, сбрасывая с себя тушу.
Вместо горла у волка зияла кровавая дыра, клокочущая кровью.
— Убийца я иль не убийца. — Жарка вытерла руку о чистый угол плаща.
И все же волк был слишком крупный. Полукровка поразмышляла, достала из-за голенища длинный кинжал.
Голову она завернула в испорченный плащ, завязала его узлом и приладила на спину так, чтобы не мешал двигаться.
