Глава 2
Как и все преступники, спал я плохо. Бессонница мучила меня почти каждую ночь. А когда я засыпал, то чаще всего мне снились эпизоды из прошлого, правда, иногда так искаженные, что, проснувшись, я долго лежал и вспоминал, как оно все было на самом деле.
Как и все уважающие себя маги, мы жили на Острове, который остальное человечество старалось обходить стороной. И не только потому, что подступы к нему охраняли целые стада вечно голодных монстров — страшнее самого человека природа не придумала чудовища! Скорее потому, что в Остров еще надо было поверить, а иначе будешь весь свой век ходить по земле и никуда не придешь. Обыватели истолковали сие как знак того, что недостойный, решивший найти наш Остров, обречен на вечные скитания и так и будет ходить без остановки, пока не умрет от усталости и истощения. Брехня, досужие враки, распускаемые нашими старейшинами. Кстати, их коллективному творчеству принадлежит байка, сочиненная специально для нашей молодежи о том, что, покинув Остров без уважительной причины, ты на него не сможешь вернуться. Нужно, чтобы кто-то из тех, кто никогда не покидал Острова, узнал о твоем бедственном положении и пожелал вернуть тебя назад. Страшилка эта была сочинена специально для того, чтобы молодое поколение не шастало по большим дорогам внешнего мира, а также, чтобы предотвратить утечку мозгов. Однако для некоторых этот запрет был как красная тряпка для быка. В число этих некоторых входил и мой отец, официально погибший в схватке с «страукозусами пупырчатолапыми». После него остались мы с сестрой. И я, как и следовало ожидать, довольно легко скатился на кривую дорожку.
Какое-то время мне все сходило с рук — как-никак сын героя! Но потом однажды все кончилось…
Я отлично помню, как стоял на дне глубокой мраморной чаши под светом солнца. Кругом амфитеатром поднимались ряды, с которых на меня сверху вниз смотрели маги. Здесь собрались все, кто мог, — дома остались лишь старики, больные и матери с грудными детьми. Даже престарелые книжные черви, которым интересна была только наука, и те оторвались от своих конторок. И они все смотрели либо на меня, либо на Старшего.
— За преступления против человечества, — раскатывался его хорошо поставленный голос, — за особую жестокость и равнодушие к чужой жизни… за неуважение к традициям… Шестьдесят тысяч дней изгнания!
Кто-то присвистнул, кто-то охнул, кто-то возмущенно загомонил. Я лихорадочно подсчитывал. При средней продолжительности жизни на Острове порядка трехсот лет и моем нынешнем возрасте в сто двадцать лет я мог вернуться назад уже глубоким стариком.
— Последнее слово приговоренного! — прозвучал голос судьи.
Передние ряды заволновались.
— Покайся! — долетел до меня чей-то жаркий шепот. Наверняка старалась мать. — Покайся, и тебе смягчат участь!
— И не подумаю, — усмехнулся я. — Это была чистая случайность! Эксперимент окончился неудачей. Вы все ученые и должны знать, что отрицательный результат — тоже результат, и что мне не следовало мешать. А наоборот…
— Погибли люди! — перебил меня Старший. Его седая борода и длинные черные усы затряслась.
— Ничего особенного, — пожал я плечами. — Это были добровольцы.
— У тебя есть доказательства?
Этот вопрос исходил из уст плечистого бородача с такими рыжими усами, что мне на ум пришла львиная грива. Его кулаки, каждый размером с мою голову, лежали на подлокотниках кресла, и я невольно поежился — не хотелось думать о том, что будет с той головой, на которую они опустятся. Интересно, как этот мордоворот попал в число судей? Такие сначала бьют, а потом думают, кого это они ударили.
— А зачем? — как можно нахальнее усмехнулся я. — В конце концов, все мы смертны. Днем раньше, днем позже…
— Достаточно! Приговор будет приведен в исполнение немедленно!
Старший поднял руку, щелкнул пальцами, и на меня сверху стал спускаться прозрачный пульсирующий шар. Я рванулся, но ноги отказались мне служить. Мне осталось лишь стоять и ждать, запрокинув голову. Зал, кажется, перестал дышать. Шар Возмездия вызывали раз в триста — четыреста лет, не чаще. В недрах шара что-то переливалось. Мне снизу казалось, что изнутри ко мне тянутся скользкие розовые щупальца. С усилием отведя от них взгляд, я повернулся к судьям:
— Я не виновен!
— Поздно.
В этот миг впервые мне стало по-настоящему страшно. И не потому, что я тонул в волнах яркого горячего света, в котором, казалось, плавилось мое тело. Просто я сказал правду, и мне не поверили.
А когда открыл глаза, увидел над собой темные своды главного зала замка.
Обещания, данные тетей Кассией, стали исполняться очень скоро — не прошло и двух недель. Как-то раз после обеда, когда я, развалившись в кресле, занимался интеллектуальным трудом — ковырял в носу, тишина замка была нарушена такой какофонией звуков, что я кубарем скатился с кресла, зажимая уши руками. Это был грохот падающих камней, стук топоров, треск, скрип и утробные стоны вперемежку с рычанием. Казалось, стены замка штурмует армия монстров и уже приступила к разламыванию стен. Забыв про все на свете, я ринулся наружу.
Замок позволял мне подниматься на крепостную стену и даже подходить к воротам, забранным железной решеткой, которая слабо светилась и стреляла искрами от обилия наложенных на нее заклятий. Прыгая через две ступеньки, я взбежал на крепостную стену и высунулся наружу. В голове уже теснились боевые заклинания, которыми я стану отражать атаки стада взбесившихся монстров. Но все они вылетели у меня из головы, когда я увидел, что на той стороне глубокого рва гарцует на норовистом коне один-единственный рыцарь!
— Выходи, злодей! — орал он во всю силу рыцарской глотки, обильно мешая свою речь с местными идиомами. — Не прячься за этими стенами!.. Близок час возмездия! Выходи и вкуси смерть от моего меча, ибо пришел я за твоей жизнью! Выходи, трус!
— Я бы рад! — прокричал я в ответ, складывая руки рупором. — Но мне, знаешь ли, некогда! Дела, понимаешь…
— Выходи, подлый трус! — еще громче заорал рыцарь, захлебываясь слюной. — Я, потомок Айседора, вызываю тебя на смертный бой во имя справедливости и за кровь прадедову!
— Это что, у вас такой ритуал? — поинтересовался я. — Впервые слышу. Повтори еще раз!
— Выходи! — послушно заверещал он, подпрыгивая в седле. — Выходи, и давай сражаться! Ибо не выйдут твои легионы на бой, пока я у твоих ворот. Ибо я — твоя смерть и проклятие!
Я невольно оглянулся на пустой двор — где этот ненормальный увидел мои легионы?
— Ошибочка вышла, — проинформировал его я. — Я тут один! И никаких легионов…
— Выходи! — начал рыцарь со знакомого припева.
— Не выйду, — разозлившись, перебил его я.
И тут случилось невероятное — меня услышали. Потомок Айседора, смерть и проклятие, поборник справедливости и так далее прекратил носиться туда-сюда на своей стороне рва и осадил коня.
— То есть как так «не выйду»? — хищно прошипел он, вытаскивая из ножен меч такой длины, что я даже удивился, как он ухитрился проделать это одной рукой. — Тебе что, все равно? Ты меня не уважаешь? Я что, зря тащился сюда через весь материк, пересекал горы и пустыни, болота и леса, терпел голод и испепеляющую жару, мерз и мок, воевал и…
— Ничего не знаю, — развел я руками. — Мне, думаешь, так уж нравится торчать тут безвылазно? Впрочем, если хочешь, перебирайся сюда!
И только я это сказал, как подо мной что-то заскрипело и зашуршало. Опустив глаза, я увидел, что подъемный мост медленно опускается вниз, нацеливаясь противоположным концом как раз на ту сторону рва. А железная решетка, наоборот, поднимается, и сами собой открываются ворота.
Не поверив своим глазам, я молча наблюдал, как двери моей темницы отворяются настежь. А если это ловушка?
Что до рыцаря, то он не терзался сомнениями.
— Ага! — злорадно завопил он. — Ты дрогнул, злодей! Трепещи, ибо пришел час расплаты! Меч Айседора найдет твое черное сердце!
Подъемный мост тяжело рухнул на землю, подняв облако пыли. Из него тут же вырвался отчаянно кашляющий и чихающий рыцарь и, пришпорив коня, поскакал к воротам. Прежде чем я успел охнуть, он ворвался внутрь.
Я обернулся на двор как раз вовремя. Рыцарский конь в пару скачков одолел узкий проход, но вдруг резко затормозил, чуть ли не садясь на хвост. И было чему удивляться — у меня на глазах крепостные стены и башни шарахнулись в стороны, увеличивая небольшой внутреннее пространство до средних размеров поля, на котором не то что армии — ни травинки было не видать.
— Вот это номер, — прошептал я.
Рыцарь замахал мечом и закружил по полю, изрыгая ругань в несметном количестве, и я даже подумал, не прошел ли специальные курсы по ненормативной лексике.
— Выходи! — исчерпав весь свой запас мата, завел он свою волынку. — Не прячься за чужими спинами! Я все равно доберусь до тебя! Меч Айседора пришел, чтобы испить твоей крови!
Я быстро оглянулся — а вдруг кто-то действительно затаился у меня за спиной. Но там была только моя тень, испуганно съежившаяся, как нашкодивший щенок. Рыцарь тем временем носился по полю, размахивая мечом, и орал что было духу. По моим подсчетам, он давно бы уже должен был сорвать голос, непрестанно выкрикивая свое: «Выходи!», но глотка у него была явно луженая. Он даже не охрип!
— Эй ты! — дождавшись паузы в его очень проникновенном, но, увы, однообразном монологе о возмездии, проклятиях и Часе Последней Битвы, прокричал я. — Они все прячутся вон там! Там засада! На таких, как ты!
И меня опять услышали. Рыцарь перестал метаться туда-сюда как ошпаренный и, пришпорив коня, во весь опор помчался в сторону замка.
— Уф! — Я вытер лоб рукавом. Однако расслабляться было рано. Этот сумасшедший что-то слишком быстро добрался до дверей замка и, на ходу спрыгнув с коня, бегом устремился внутрь, держа меч двумя руками и напевая что-то победное. С таким настроем он легко мог превратить мой замок в груду развалин.
Надо было спасать положение. Не успел я подумать об этом, как крепостная стена странным образом съежилась и доставила меня прямо к окошку на втором этаже, в которое я тут же и пролез.
На первом этаже что-то грохотало, трещало, рушилось и зловеще хрустело. Я бегом поспешил туда.
Не знаю, что взбрело незваному гостю в голову, или же в рыцари принимают только законченных идиотов, но он, вопя во всю глотку, яростно крушил весь первый этаж. Когда-то здесь вдоль мраморных серо-черных с желтоватыми прожилками колонн стройными рядами стояли каменные изваяния в причудливых доспехах. Теперь вместо них там и сям валялись живописные кучки гравия и покореженных доспехов, а их победитель продвигался дальше. Судя по его воплям, он был уверен, что крушит воинство «темных сил».
Тщательно выбирая, куда наступить — ибо мусора здесь было столько, что первый этаж походил на огромную стройплощадку в разгар работ, я последовал за рыцарем. Превратив неизвестно во что первый этаж, он слегка притормозил перед двойной лестницей. Одна половина ее уходила во тьму подземелий, а другая вела наверх — в жилые помещения. Пока я гадал, куда рванет этот сумасшедший, он уже принял решение и принялся лупить по перилам мечом, держа его плашмя.
— Узники Темного Властелина! — заорал он из-под забрала шлема. — Недолго вам осталось томиться в подземельях! Грядет час, и вы снова увидите солнце свободы! Сейчас я быстро убью вашего врага и вернусь к вам!
С этими словами он, прыгая через три ступени и звеня сочленениями доспехов, поспешил наверх. Я притормозил у начала лестницы. Этот борец с темными властелинами будет очень удивлен, когда, спустившись в подвалы, не найдет там ни одного узника. У меня мелькнула шальная мысль притвориться одним из них — где-то я читал, что с буйно помешанными психами надо во всем соглашаться, — но тут наверху раздался звон разбитого стекла, и я, чертыхнувшись, поспешил по лестнице, гадая, что на сей раз разбил этот псих.
Едва я выскочил в просторный, залитый светом зал для пиров, как понял, что оправдались самые худшие мои опасения. Здесь были собраны произведения искусства этого мира. Когда я раньше осматривал зал, то решил как-нибудь позже более тщательно заняться изучением выставленных тут вещей — старинных ваз, статуй, картин, предметов быта… От них теперь остались только груды стекла и мелкого камня. А рыцарь с рычанием продолжал крушить все, что попадалось ему на глаза. Как раз когда я нагнал его, он с рычанием превращал в труху и клочья чучело какого-то зверя — судя по рогам и копытам, мирного травоядного.
— Смерть тебе, порождение тьмы! — кричал он. — Смерть всем, кто служит злу!
Расправившись с безобидным чучелом, он без паузы переключился на ряд ваз из прозрачного, как слеза, стекла, украшенных узорами и завитками. Зазвенели осколки, усеивая пол.
Далее рыцарю попался гобелен, изображавший какую-то девушку. Недолго думая рыцарь с рычанием всадил меч как раз в середину портрета…
— Что же ты делаешь, ненормальный?
И тут что-то произошло. То ли портрет был зачарован, то ли у меня наступило временное помрачение рассудка, то ли сам замок внезапно решил проявить инициативу, но только колонна, на которой висел портрет, внезапно дрогнула и пошла трещинами. Ничего не видя, кроме своего «врага», рыцарь вырвал меч и замахнулся вторично…
И рухнул, наполовину погребенный под осколками колонны.
Ну и что ты будешь делать? Вытащил я его на свежий воздух, уложил на травку у самого подъемного моста, потом сбегал и привел рыцарского жеребца. Сначала у меня была мысль отволочь его к ближайшему камню, но, стоило мне ступить на землю с моста, как меня буквально согнула пополам жуткая боль. Ноги задрожали, перед глазами заплясали черные точки, а голова закружилась так, что я чуть не упал. К горлу подкатила тошнота, я почувствовал, что задыхаюсь. Пришлось бросить незадачливого рыцаря и срочно вернуться в замок — отдышаться.
Когда я, держась одной рукой за стенку, а другой — за повод рыцарского коня, вернулся к его хозяину, тот успел прийти в себя и ошалело озирался по сторонам.
— Великие духи, где я? — промолвил он, ощупывая себя сквозь доспехи. — Что случилось? Как я сюда попал?
— На моем хребте, — ответил я на последний вопрос.
— Это ты меня спас? — Рыцарь с подозрением посмотрел на меня и вдруг принялся с ворчанием выдираться из своего слегка помятого при падении шлема. Я «помог» ему вторично — схватился за его ведро обеими руками, уперся ногой в рыцарское плечо и просто сорвал шлем с его макушки.
Под шлемом оказалось небритое, помятое, как после попойки, лицо мужчины немного старше меня. Будь он моим соотечественником, я бы сказал, что ему не больше ста пятидесяти лет — при моих вышеупомянутых ста двадцати. Под левым глазом расцветал свежий синяк. Мешки под глазами говорили либо о бессонных ночах, либо о череде попоек, либо о том и другом одновременно.
— Потомок Айседора — твой вечный должник! — с пафосом промолвил рыцарь, со скрипом выпрямляясь и пристраивая шлем под мышкой. — Ты спас мне жизнь, и мой долг велит мне отплатить тебе тем же самым… если я его уже не выплатил? — добавил он с плохо скрываемой надеждой.
— А что тут делает потомок… как его? Асидоры? — поинтересовался я.
— Айседора Звездорожденного! — четко, как при разговоре с глухим, поправил меня рыцарь. — Великого короля древности, чье рождение было предсказано магами и чародеями, и чей жизненный путь был усеян подвигами и битвами во славу справедливости. Я, последний потомок великого короля, тоже посвятил свою жизнь борьбе со злом!
— А, помню-помню, — закивал я. — И ты для этого явился сюда, за тридевять земель?
— Увы, да. — Рыцарь помрачнел так же быстро, как приосанился вначале при имени знаменитого предка. — Ибо это проклятое место. Здесь еще до рождения моего предка Айседора Звездорожденного было сосредоточие Мирового Зла. Это Зло погубило родителей будущего короля, но он все равно появился на свет, чудесным образом извлеченный эльфами из чрева мертвой уже матери и воспитан…
— В древних традициях, — прервал я новый виток лекции о его доблестном предке. — Это все я уже слышал! А ты-то что тут делаешь?
— Так Мировое Зло снова поднимает голову! — воскликнул рыцарь. — Многие доблестные воины пытались уничтожить его, но оно всякий раз ускользало и затаивалось до грядущих времен. И вот оно вернулось опять! И нашему миру грозит гибель! Грядет конец света!
Я посмотрел на солнце. Оно висело над болотистой равниной, словно робкая купальщица перед слишком холодной речкой — и надо окунуться, и страшно.
— И сколько его осталось ждать?
— Тысячу дней. — Рыцарь помрачнел еще больше. — И сто пятнадцать дней мы уже потеряли!
Я быстро подсчитал в уме. Выходило, во-первых, что Мировое Зло пробудилось через день или два после моего появления тут, а во-вторых, что конец света должен был наступить задолго до того, как закончится срок моего заключения. Оба эти обстоятельства заслуживали самого пристального изучения.
Увлеченный своими математическими экзерсисами, я поздно заметил, что мой собеседник что-то бормочет себе под нос.
— Сейчас оно победило меня, — говорил он. — Потому, что я был один, и, если бы не твоя помощь, незнакомец, конец мира был бы предрешен. Но ты сохранил, рискуя собой, великого воина, последнего, в чьих жилах течет кровь Айседора Звездорожденного, великого… (тут я заткнул уши и пропустил очередной панегирик в честь его предка). Я вернусь сюда, — он погрозил кулаком моему замку, — вернусь во главе непобедимых армий! Под мои знамена встанут все свободные племена мира. И вместе мы одолеем Мировое Зло и раз и навсегда загоним его туда, где ему суждено прозябать во веки веков!
— Да будет так, — выдохнул я.
— Так, — рыцарь решительным жестом надвинул на голову шлем и ругнулся, когда погнутый край резанул его по уху, — я поехал.
— Куда?
— Собирать армии. Едем со мной! Ты — мой спаситель, и я должен быть благодарен тебе за…
— Нет. — Я отступил, пряча руки за спиной. — Премного благодарен, как-нибудь в другой раз! Сейчас дико занят, да и здоровье не то. Кашель, чесотка, да еще эти… как их… припадки! Кроме того, я не могу отойти от замка.
— Ты под заклятием, — догадался потомок Айседора. — Он держит тебя в плену? Ну погоди! — Он опять погрозил кулаком стенам за моей спиной. — Доберусь я до тебя. Ты за все заплатишь. Слушай, — он посмотрел на меня как-то странно, — ты можешь мне помочь?
— Смотря что надо сделать, — осторожно ответил я и покосился на замок. Мне почудилось, или он прислушивался к нашему разговору?
— Меч вот. — Рыцарь вытащил из ножен свое оружие. — Как бы его того… ну… сломать?
— А зачем?
— Понимаешь… — Шлем сидел на макушке потомка Айседора криво, так что я видел, как он покраснел от смущения. — Есть пророчество. Герой со сломанным мечом поведет войска в Последнюю Битву с Мировым Злом и одержит победу. А я того… ну… он у меня целый. Я же потомок Айседора Звездорожденного, который должен сломать клинок… В общем, не подскажешь, как это сделать?
Я почесал в затылке. Меня так и подмывало расхохотаться, и я отчаянно кусал губы, морщил лоб и прищуривался, притворяясь напряженно размышляющим. Рыцарь смотрел на меня с таким детским нетерпением, что я в конце концов сказал, просто чтобы отвязаться:
— Вообще-то есть один способ… Но мне нужна твоя помощь!
— И я, и мой меч — оба в твоем распоряжении! — с пафосом воскликнул он, протягивая мне свое оружие.
Недолго думая я примерился и вонзил меч в трещину между камнями и навалился на него всем телом:
— Ну что ты встал? Помогай!.. Вот так, еще… еще… Не идет, зар-раза! Давай в другую сторону… Ай, ты мне руку отдавил! Навались! Р-разом! Еще! (Сопение, пыхтение, ругань сквозь зубы.) Блин, опять!.. Давай снова…
Короче, через час мы оба были потные, пыльные, изрядно помятые и местами порванные, в синяках и ссадинах, а противная железяка так и осталась целой. Правда, мы ухитрились согнуть меч в дугу и слегка закрутить его кончик вокруг своей оси, как штопор, но на этом наши успехи закончились. Мы использовали старый способ — заклинить меч между камней и потом, повиснув на нем, сломать под действием силы тяжести. Но меч, повторяю, либо гнулся, либо выскакивал из трещин, всякий раз обдавая нас фонтаном гравия. Тяжело дыша, мы стояли над ним и синхронно чесали затылки.
— Что же делать? — бормотал Айдор (так звали потомка Айседора Звездорожденного). — Если он не будет сломан, пророчество не исполнится и через восемьсот восемьдесят пять дней наш мир поглотит тьма!
— А заменить его никаким другим мечом нельзя? — осторожно поинтересовался я.
— Да ты что? Белены объелся? — вытаращился на меня рыцарь. — Это же зачарованный меч! Он дает своему владельцу бонусы!
— Че… чего?
— Ну увеличивает его силу в три раза, а выносливость — в четыре. И еще: если приложить его к ране, он ее залечит. При условии, что рана нанесена с помощью колдовства.
Я еще раз почесал в затылке. Дело в том, что из боевых заклинаний я хорошо усвоил только три — «мгновенное обугливание», «превращение в фарш» и «мумификация». Интересно, какое из них нейтрализует это оружие?
— М-да, знатная железка, — признал я. — Твой предок…
— Да будь он проклят, этот Айседор Звездорожденный! — внезапно взорвался Айдор. — Насовершал подвигов, насочинял пророчеств, а мне расхлебывать! Ну что за жизнь такая! Все от тебя требуют — давай, мол, происходи в герои! А если у меня мозги не под это заточены? Да я…
— Успокойся, тихо-тихо, — попытался я как-то нейтрализовать рыцарскую истерику, — не все так плохо, как тебе кажется! Я вот, например, вообще…
— Да что ты понимаешь в подвигах? — почти завизжал он и, сорвав шлем, грянул им об камни так, что ведро для защиты головы превратилось в мятый тазик. — Что ты знаешь о рыцарской доле?
— Ничего, — признался я. — Зато я кое-что понимаю в преступлениях и…
— Вот и совершай свои преступления, — огрызнулся Айдор. — А в мою жизнь не лезь! И вообще! Достали меня эти подвиги и пророчества! Пропади оно все пропадом! Не хочу!
И прежде чем я успел его остановить, он бросился к мечу и принялся яростно пинать его ногами.
И тут раздалось звонкое «хрусть» — и клинок сломался.
— Получилось! — Я подпрыгнул и повис на разбушевавшемся Айдоре, обхватив его сзади за шею. — Он сломался! Сломался!
Рыцарь остановился, хлопая глазами и глядя себе под ноги. Я осторожно сполз с его спины и похлопал его по плечу, но он даже этого не заметил. Мне показалось, что он в ступоре.
— Он сломан! — На всякий случай я сунул обломки ему под нос. — У нас все получилось!
— Не понимаю, чему ты радуешься, — проворчал Айдор. — Теперь конец света наступит обязательно…
— Через восемьсот восемьдесят пять дней, я помню, — заторопился я. — Но это еще не значит, что надо все бросить и поспешить выкопать могилу. Я вот, например, этому даже рад. Есть чем заняться на досуге! — пояснил я изумленному рыцарю. — И тебе советую не сидеть сложа руки, а…
— Я соберу армию, — мрачно пообещал тот и взял у меня обломки меча. — Мы вернемся и разорим это средоточие мрака. Зло будет уничтожено и изгнано раз и навсегда из нашего мира! Жди меня, и я вернусь! Только очень жди!
Он свистнул коня и пешком направился прочь, прижимая обломки меча к груди. Я долго смотрел ему вслед. И чем дольше смотрел, тем больше подозревал, что мне все это начинает не нравиться. Про разрушение замка он серьезно?
