ГЛАВА 25
Под слоем дерна обнаружилось несколько кострищ, вокруг которых сейчас и расселись орки-наемники пополам с разбойничьей армией в ожидании, пока пожарится мясо. Прокормить такую прорву людей и нелюдей стоило большого труда — только под предводительством княжича Терезия было больше полутора сотен воинов, не считая хамстеров. Но лес словно знал, что их надо кормить — отошедшие от лагеря буквально на два-три полета стрелы охотники вскоре вернулись, таща волокушами несколько бычьих и оленьих туш. Как оказалось впоследствии, только оленей пришлось отыскивать и отстреливать (с этим прекрасно справились светлые альфары) — быки когда-то принадлежали баронскому стаду и были угнаны разбойниками в чащу перед началом осады, дабы осажденные поскорее испытали муки голода и ослабли.
Сам княжич сидел на том самом поваленном дереве возле Хаука и Уртха. С наступлением сумерек он ссутулился, сгорбился, и было видно, что чувствует себя юноша неважно.
— Так всегда бывало, — вздохнул он, попытавшись потянуться и застонав от этого простого движения. — С приходом темноты я становлюсь таким… таким…вот таким! — Он развел руками. — В детстве мне было трудно шевелиться — я лежал пластом и умирал, потому что было больно даже дышать. Мама делала мне искусственное дыхание, ворожила…
— Прежняя княгиня была… — начал Уртх.
— Колдуньей, — спокойно ответил княжич. — Ты не знал?
— Откуда? Это так тщательно скрывалось! Даже мы, телохранители твоего отца, многого не подозревали!
— Князь Далматий всю жизнь считал, что я — не его сын, — вздохнул Терезий. — У меня были два брата и сестра — должны были быть… Двое родились раньше меня — мертвыми. Третий — позже и тоже скончался через несколько минут после рождения. Дело… дело в моей матери. Она не должна была выходить замуж и рожать детей. Так ей было предсказано, но она полюбила князя и пошла наперекор всему. Когда ей стало понятно, что ее дети не будут задерживаться на этом свете, она прибегла к колдовству. Это помогло ей зачать и родить живого и здорового меня… Но я поплатился за ее поступок! Этими глазами, — Терезий поднес руки к лицу и надавил на глаза, — и кое-чем еще. Она выпила драконью кровь!
Орки присвистнули хором. Каждая частица дракона, по мнению людей, обладала собственной магией, а дракон целиком, так сказать, в ассортименте, вообще был магией в чистом виде, и его нельзя было победить с помощью колдовства. Каждое враждебно настроенное заклинание дракон мог либо перенаправить на колдуна, либо впитать в себя и стать сильнее. Правда заключалась в том, что лишь некоторые части организма дракона несли в себе магию — и каждый строго определенную. Так, например, слюна дракона была отменным противоядием, его кожу и изделия из нее нельзя было пробить стрелой и копьем, желудочный сок растворял все, что угодно, а кровь и семя помогали против большинства известных недугов. Но мясо было простым (хотя и плохо перевариваемым) продуктом питания, кости — обычными костями, а внутренние органы — ливером. Драконья кровь, в числе прочих, помогала излечить бесплодие. Вот только обладала рядом побочных эффектов, один из которых сейчас сидел у костра.
— Проклятие свершилось для матери, — продолжал Терезий. — Я, ее единственный выживший сын, ношу в себе частицу дракона, и меня ненавидит родной отец.
— Ты — оборотень? — осторожно поинтересовался Уртх.
— Не знаю. — Юноша пожал плечами. — Я никогда не пробовал сменить облик. Я боюсь, — добавил он тихим голосом. — Но по ночам…Иногда мне снится, что я летаю. У меня огромные крылья, хвост, я изрыгаю пламя, и передо мной разбегаются люди и животные… Несколько раз я просыпался со следами крови на губах и руках — поэтому предпочитал ночевать в своей башне. Там запоры только снаружи. Открыть ее изнутри, если вдруг мне захочется выйти среди ночи, я не мог. Но однажды я все-таки выбрался… В тот день, когда…
— Я думаю, это не ты открыл запоры. — Уртх положил ему руку на колено. — А твоя мать сама пришла к тебе. Но ты был не в себе…
— И убил ее! — Терезий спрятал лицо в ладонях и глухо, тоскливо завыл.
Все невольно притихли и втянули головы в плечи — таким нечеловеческим был этот вой. Вой не улетел дальше поляны, но всем показалось, что он доносится сразу отовсюду.
— Воображаю, как тебе было тяжело, мальчик, — вздохнул Уртх.
— Я хорошо чувствую себя только вдали от людей. — Терезий с усилием поднял голову. Лицо его исказилось от боли. — Ты посмотри, как мало здесь людей! Все больше гоблины, альфары, коблинай, хамстеры…
— Орки, — подсказал долго молчавший Хаук.
— Отец знал, что я не такой, как обычные дети, — продолжал Терезий. — Поэтому он и держался от меня подальше. Смерть матери словно нарушила что-то. Видимо, только она и могла как-то его сдерживать! Он утверждал, что я — не его сын, что мать нарушила обет верности и отдалась какому-то монстру… может, тому же дракону! Но это неправда! Она клялась мне…
— Знаешь, у нас есть такой обычай, — снова заговорил Хаук, — дети не должны лгать своим родителям. Но родители могут, а иногда и должны лгать своим детям — если они уверены, что ложь предпочтительнее правды. Можно солгать кому угодно — командиру, шаману, другу, брату, но только не тем, кто произвел тебя на свет!
— Моя мать мне не лгала! — Терезий вскочил, сжимая кулаки, и тут же рухнул на траву с коротким криком боли. Тело его скрутило судорогой. Он выгнулся дугой, заскрипел зубами, страшно выкатывая глаза.
— Скорее! — Уртх зверем прыгнул на корчившееся тело. — Дай свой плащ, Хаук! Его надо…
Голос орка прервался, когда извивающийся на траве юноша ткнул его локтем в живот. Уртх еле удерживал его на земле. Хаук бросился на помощь, накинул на тело княжича свой плащ и прижал его голову к земле. Сквозь ткань он внезапно почувствовал, как шевелятся под его пальцами кости черепа Терезия. Глухой вой, в котором слышалась боль, донесся из-под плаща.
Уртх тоже приподнялся на локтях, глядя, как трещит и рвется по швам одежда Терезия, открывая пока еще человеческое, но уже меняющееся тело. Повинуясь взгляду командира, еще двое орков кинулись на помощь, но даже вчетвером им с трудом удалось оторвать внезапно потяжелевшее тело от земли. Порванная одежда торчала из-под плаща, волочась по земле. Из-под него полезли конечности — только кожа на них еще оставалась человеческой. Все же остальное…
Торопясь, пока разбойники не опомнились и не заметили, что с их предводителем что-то не то, орки вчетвером потащили тело Терезия подальше в заросли. С каждым мигом он становился все тяжелее. Пыхтя, спотыкаясь под тяжестью, они кое-как втащили его в неглубокий овражек, заросший дикой малиной пополам с крапивой, и вывалили свой страшный груз на дно.
Плащ пока прикрывал голову существа, да и темнота в овражке была достаточной, но ночное зрение орков трудно было обмануть. Получеловек, полудракон все еще извивался, корчась от боли, но она уже уходила. Расправилось перепончатое крыло, срывая плащ. Тот, кто еще недавно был княжеским сыном Терезием, с трудом встал на четыре дрожащие лапы и обвел овражек мутным взглядом.
Смотреть на него было жутковато. Голова вся изменилась — только глаза по-прежнему оставались раскосыми и человеческими. Но выдвинулись мощные челюсти, вытянулся череп, а волосы окостенели и превратились в небольшой торчащий колом гребень. Туловище осталось человеческим — разве что грудь раздулась, давая простор мощным мышцам крыльев, а позвоночник выпятился и торчал вдоль спины продолжением гребня. Между ногами — то есть задними лапами — появился хвост. Сами конечности тоже вполне сохранили человеческие пропорции — только вместо пальцев на них торчали когти, а локти и колени заострились и превратились в подобие оружия. Толкнешь таким «локотком» приятеля — и пронзишь его насквозь.
Полудракон попытался сделать шаг — и упал. Дрожащие ноги не смогли удержать тело. Уртх сорвался с места и успел подставить княжичу плечо прежде, чем тот ткнулся мордой в грязь. Остальные орки зажмурились — им представилось, что чудовище растерзает их сотника. Но монстр лишь оперся на плечо орка и медленно выпрямился. Постепенно лапы его перестали дрожать, он задышал размеренно и спокойно и обвел всех прояснившимся взором.
— Терезий… — Уртх отступил на шаг и осторожно протянул руку, не зная, можно ли дотронуться до дракона. — Так вот в чем дело!
Тот обратил в его сторону умоляющий взор. Горло его запульсировало, как у лягушки. Он явно пытался что-то сказать.
— Не пытайся, — промолвил Утрх. — Когда-то я учился на шамана и не все успел забыть. У меня все-таки есть кое-какой дар… Постарайся обратиться ко мне мысленно! Вдруг я смогу понять тебя?
Дракон отчаянно затряс головой.
— Я тебя слышу, — после паузы промолвил Уртх. — «Я надеялся, что это больше никогда не повторится!» — Ты это сейчас сказал?
Дракон закивал.
— Кажется, я знаю, в чем дело. — Уртх обошел вокруг него, иногда дотрагиваясь до обнаженного тела. Орки и сам дракон-Терезий напряженно следили за ним взглядом. — Ты всегда превращался во сне, когда инстинкты дракона берут верх над человеческим «я». И это превращение оставалось только в твоих снах. Когда ты подрос, ты научился себя контролировать, и иногда превращения удавалось избежать. Но постепенно такие… спокойные ночи становились все реже и реже. А когда твоя мать пришла к тебе и открыла правду, ты не смог сдержаться. Чувства взяли верх над разумом, и ты превратился, как сейчас, — в здравом уме и твердой памяти. И это не княжич Терезий, а зверь атаковал и убил княгиню.
— А возможно, и не убил, — промолвил Хаук, — а просто напугал настолько, что она сама бросилась из окна, когда воочию увидела, кого родила с помощью магии.
Дракон сел на хвост и тихо заскулил, повесив голову. Уртх подошел и погладил его по выпуклому затылку, как огромного пса. Размерами дракон-Терезий и впрямь был невелик — с небольшую лошадку. Когда он сидел, его плечи находились чуть ли не вровень с плечами рослых орков.
— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — пообещал сотник. — Так, Хаук?
То, что сотник спрашивает совета и разрешения у рядового наемника, тем более недавнего новичка, удивило остальных орков. Да и сам дракон-Терезий выпучил глаза в совершенно человеческом удивлении.
— Мы с тобой почти в равном положении, парень, — ответил Хаук с кривой усмешкой. — Пусть Уртх объяснит, что это такое. — И он стащил мундир и оттянул ворот туники, обнажая старую татуировку.
Оркам не надо было ничего объяснять — они молча рухнули на колени, кладя к ногам Хаука свое оружие. А вот на дракона пришлось потратить несколько минут, после которых он долго тряс головой, находясь в совершенном шоке.
— «Ушам своим не верю!» — перевел его мысленную речь Уртх.
— Я бы тоже не поверил, если бы мне еще сегодня утром сказали, что я буду беседовать с драконом, — парировал Хаук.
Терезий взревел, заколотил крыльями по воздуху и рванулся бежать. Но запутался в лапах и рухнул, разбрызгивая грязь. Впрочем, он довольно быстро выпрямился. Раскосые глаза его горели гневом и болью. В какой-то миг все подумали, что сейчас он бросится на орков, но полудракон издал еще один вопль и, оттолкнувшись задними лапами, взмыл в воздух. То и дело «ныряя» мордой вниз, он кое-как вылетел из оврага и полетел куда-то в чащу.
— Пошли. — Уртх тронул Хаука за плечо. — Ему надо побыть одному!
Вчетвером они вернулись к кострам. Там уже охотники делили мясо. По кругу гуляли бочонки с пивом и брагой.
— А где Терезий? — К оркам подошел Гиверт. — Что вы с ним сделали? Предупреждаю, если с ним что-то…
— Ему просто надо немного побыть одному, — примирительно ответил сотник. — Новости, которые мы принесли ему, оказались… мм… слишком серьезными. К рассвету он вернется, обещаю!
Орк отстранил Гиверта и прошел к ближайшему костру, где перехватил бочонок, сделал добрый глоток и потянулся за куском мяса. Хаук подмигнул Гиверту и присоединился к сотнику.
Терезий вернулся чуть раньше рассвета. Верные привычкам, орки позаботились о несении ночного караула, и Уртх вместе с двумя десятниками как раз обходили посты, сменяя часовых, когда из кустов его окликнул негромкий шепот.
Там обнаружился молодой княжич. Терезий кутался в тот самый плащ, в котором его унесли с поляны. Он отказался выходить из зарослей, и причина этого стала быстро ясна — под плащом у него практически ничего не было. Когда он превращался в дракона, то не догадался снять одежду, так что она вся пришла в негодность. Кожаные сапоги и чулки с рубашкой восстановлению практически не подлежали. Кожаная куртка расползлась по швам. Уцелели только штаны, но и они распоролись по шву в том месте, где вырос хвост. Вопреки ожиданию, Уртх не стал смеяться. Он просто прошел к своим оркам и принес Терезию чью-то запасную рубашку и сапоги. Штаны аккуратно зашили по шву, из куртки выкроили безрукавку, благо пока еще было тепло.
Где-то в чаще леса до сих пор бродили почти все сотни княжеских конников, и, едва рассвело, разбойники вперемешку с орками отправились им навстречу. Следовало вынудить дружинников повернуть назад так, чтобы все выглядело естественно. Мол, лес чист, разбойники исчезли, перейдя границу, и не оставили следов. Орки должны были присоединиться к ним чуть позже — дескать, они ходили за границу, но далеко углубляться не стали, опасаясь совсем потеряться в тамошних дебрях, населенных исключительно дикарями и чудовищами.
Разбойничий лагерь практически опустел — только шныряли в траве хамстеры, да альфары-лучники торчали на деревьях. Терезий сидел на своем любимом бревне, уронив голову на руки. Когда к нему подошел Хаук, княжич вскинулся и хотел было приветствовать его стоя, но тот остановил этот порыв.
— Кто я такой, чтобы передо мной кланялись равные мне по происхождению? — скривился он.
— Знаешь, — Терезий рассматривал свои руки так, словно впервые увидел, — я до сих пор не могу поверить… Я всю ночь думал… Думал, что мне делать?
— Надо жить, — ответил Хаук. — Я как-то живу. В конце концов, не мы выбирали себе такую судьбу. Мы просто родились с этим и должны научиться жить.
— Знаешь, как это трудно — смириться с тем, что ты таков, каков есть!
— Я сам сперва не поверил, когда мне отец рассказал, — пожал плечами Хаук. — Знаешь, как Верховный Паладайн создал свою империю? Когда он принял титул Верховного, он встал во главе племени и повел его на соседние племена. Каждому племени он делал предложение — вы идете со мной во имя Золотой Ветви или исчезаете с лица земли. Были такие, кто отказался, но большинство согласилось сохранить себе жизнь. Ведь армия Верховного Паладайна уничтожала все племя подчистую, вырезая даже детей. Про Золотую Ветвь знали только в нашем племени, но что это такое? Легенды говорили, что ее обманом присвоили себе светловолосые, лишив нас национальной святыни. И, мол, дело чести — отвоевать Золотую Ветвь обратно. Поэтому мой отец и пошел за Верховным Паладайном и стал ему служить. Мы ведь знаем только то, что она как-то связана с этими знаками. Возможно, когда-то именно наш род был Паладайнами Золотой Ветви… Но иногда мне кажется, что над нею тяготеет проклятие. Я захотел узнать правду про Золотую Ветвь и теперь объявлен вне закона. Что с моими родными — неизвестно, что делать дальше — не знаю и сам! Так что мы с тобой в равном положении. Только я, в отличие от тебя, не знаю, как вот это, — он ткнул себя в грудь, — связано с Золотой Ветвью. Я думал узнать у светловолосых, но они сами не имеют точного представления.
— Ну тут у тебя есть по меньшей мере два пути, — вступил в разговор подошедший Уртх. — Не забывай, что я все-таки когда-то был шаманом. Если хочешь, я раскину для тебя кости. Вдруг они еще согласятся дать мне ответ?
Хаук молча поднялся, всем своим видом показывая, что не собирается тратить время на размышления. Встал и Терезий — ему стало любопытно. Уртх кивнул им и направился в лагерь.
Орки разбили его чуть в стороне от поляны, замаскировав ветвями так, что лишь те, кто всю жизнь прожил в этой чаще, отыскали бы шалаши из переплетенных ветвей. Сейчас, днем, таиться не было смысла, тем более что большинство орков ушли со своими десятниками на перехват княжеских рыцарей. Оставшиеся отдыхали — кто спал, кто играл в кости, кто чинил одежду или чистил оружие. Кивнув в ответ на два-три приветствия — на отдыхе орки не слишком-то соблюдали субординацию, — Уртх порылся в своем мешке и вытащил кожаный мешочек, в котором что-то похрустывало и позвякивало. Все втроем отошли за деревья, усевшись на землю у поваленного старого тополя толщиной в три обхвата, и Уртх развязал мешочек.
Это оказался кусок кожи, сшитый на манер лоскутного одеяла из лоскутков неправильной формы. Каждый был окрашен в свой цвет или отличался от соседних материалом и выделкой — тут были, наверное, образцы кожи и меха большинства животных и даже кое-кого из разумных существ (во всяком случае, один клочок явно когда-то принадлежал троллю, а еще один — гоблину). Кости представляли собой обычные гадательные руны, которые есть в арсенале любого шамана. Некоторые руны были общими для всех разумных рас, даже людей и эльфов, но большинство принадлежало орочьему племени.
Собрав их в кучку, Уртх обратился к Хауку:
— Накрой их ладонью — пусть они почувствуют тебя. Загадывать желание не надо — руны сами знают, что тебе сейчас важнее всего узнать.
Хаук сделал все, как велел сотник. Тот за запястье снял его ладонь с кучки рун, сгреб их в горсть и просто бросил на гадательную карту. Некоторые руны откатились и упали в траву — их он спокойно отложил в сторону, как ничего не значащие. Зато над остальными склонился в напряженном раздумье.
— Хм, — промолвил он наконец, — твоя дорога очень извилиста. Тебе предстоит многое пройти — как в прямом, так и в переносном смысле. Что-то важное ждет тебя очень скоро — скорее всего, по возвращении в Ирматул произойдет нечто… нечто кровавое. Видишь, стрела указывает на «люди» и «кровь»? Прольется кровь… и не только человеческая. Совсем рядом знак «большая война» и «власть».
— Война за власть? — из-за плеча высунулся Терезий.
— Помолчи! — отрезал шаман. — Потом, если хочешь, погадаю и тебе. Это может означать как на самом деле войну за власть, так и борьбу с властителями… Часть рун ушли из расклада, они могли бы прояснить ситуацию! Но одно известно точно — тебе предстоит возвращение в Ирматул. Там тебя ждут… очень ждут. — Он усмехнулся и неожиданно подмигнул Хауку: — Видишь — «женщина»!
— А рядом с нею — «кровь» и «власть». — Хаук ткнул пальцем.
— Классическое сочетание — там, где любовь, там всегда кровь и власть, — кивнул Уртх и продолжил: — Но руна «власть» выпала на границе, так что тебя ждет еще одна дальняя дорога. Там опять война, но заодно и встречи и какие-то тайны. Они связаны с твоим будущим и иноземцами… скорее всего, это светловолосые… А вот почему-то «золото»! В общем, твое отдаленное будущее довольно запутанно. Сказать могу одно — готовься к долгому пути и испытаниям.
— Я воин, к испытаниям мне не привыкать, — пожал плечами Хаук. — Значит, мне нужно вернуться в Ирматул?
— Твой жизненный путь пролегает через этот город. И твоя судьба во многом определится тем, что и как ты сделаешь там. А сделать или не сделать тебе предстоит очень многое!
— А теперь мне! Мне! — Терезий даже встал над картой на четвереньки, словно отгораживая ее своим телом от остального мира.
Уртх повторил ритуал, но внимательно наблюдавший за ним Хаук заметил, что результат не удовлетворил шамана.
— Тебе тоже предстоит дорога в Ирматул, — объявил он. — Там решится твоя судьба. Но слишком много рун выпали из гадания, а некоторые легли тыльной стороной. Это значит, что там ты либо погибнешь, либо… либо, как говорите вы, люди, будешь жить долго и счастливо.
— Не понимаю, — протянул княжич.
— Смотри, — шаман тыкал пальцем в руны, — руна «власть» легла оборотной стороной, а рядом с нею, почти перекрывая ее, легла руна «кровь». Затем вот руна «предки» — в твоем случае ее можно трактовать как знак твоего отца. Она легла на перевернутую руну «смерть». Тут же руна «женщина». А на пути ко всему этому руна «дорога». И возле нее руна «стрела», обозначающая необходимость. Твоя судьба решится в тот день и час, когда ты переступишь порог родного дома. Но вот какова она будет, я не могу сказать. Она открыта. Тут многое будет зависеть от…
Он осекся, глядя на еще одну руну. Она запуталась в длинной шерсти клочка шкуры какого-то зверя или, скорее, если судить по цвету и жесткости волос, в чьем-то скальпе.
— Многое будет зависеть от того, — Уртх ногтем перевернул руну знаком вверх, — от того, как поведут себя иноплеменники.
— Эльфы? — не понял княжич.
— Для каждого вопрошающего это обозначает разные народы! — пояснил Уртх. — Для нас — люди и светловолосые, для тебя — кто-то иной.
Княжич сел на траву и долго рассматривал свои руки.
— Что ж, — промолвил он наконец, — если такова моя судьба… Я пойду в Ирматул. Я доверяю тебе, Уртх!
Разбойники подняли шум, когда Терезий собрал их вечером на поляне и объявил, что возвращается в город, к отцу. Многие тут же обвинили его в предательстве и демонстративно стали собирать вещи. Другие, как малые дети, стали умолять одуматься и не бросать их — дескать, мы вольные птицы, нам в городе делать нечего, а эти вонючие орки тебя поманили, вот ты и побежал… И так далее, и тому подобное. Лишь немногие поступили по-своему. Уже когда поляна опустела, ушли собирать вещи те, кто больше не желал иметь с Терезием дела, а за ними потянулся кое-кто из «обиженных», к княжичу подошли несколько человек, пара гоблинов, четверо коблинай и один светлый альфар. Возглавлял делегацию старый знакомый Гиверт.
— Ты нам друг, — без предисловий сказал он, — а друзей просто так не бросают. Там, в городе, ты будешь совсем одинок. Если хочешь, мы пойдем с тобой — вдруг пригодимся?
— Короче — куда ты, туда и мы! — отрубил один из коблинай, самый рослый.
Терезий какое-то время хлопал глазами, переводя взгляд с одного добровольца на другого, а потом шагнул вперед и обнял Гиверта.
— Спасибо вам, друзья, — дрогнувшим голосом прошептал он. — Я не знал…
— Узнать что-то новое никогда не поздно, — прошипел гоблин.
— Ну а тебя-то кто тянет из лесов? — не очень-то любезно окликнул альфара Тврит. — Глаза разуй — тебе придется топать с нами почти трое суток. Не боишься, светловолосый?
Альфар-лучник внимательно рассматривал свои ногти и не сразу удостоил орка ответом.
— Я тут немного понаблюдал за вами, темноволосые, — несколько жеманно протянул он и неожиданно подмигнул Твриту: — Хочется познакомиться кое с кем поближе… противный!
