ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НАКАЗАНИЕ НЕВИНОВНЫХ
Что есть Мастерство? Осознанное принятие обязательств и обязанностей. Какие похожие друг на друга слова и… какие разные. Обязанности вменяются извне, насильно и бесцеремонно – от них можно попробовать отказаться, но если не успел убежать и притворить дверь поплотнее… Приходится, скрипя зубами, подавать им руку и усаживать рядом с собой. Куда? А куда придется: за стол, в седло, на постель… Но даже нахальное могущество обязанностей преклоняет колени перед нелепой силой обязательств, потому что уж их-то ты придумываешь себе сам. И даже не придумываешь, а всего лишь даришь форму тому странному томлению, которое сдавливает грудь. Оно кажется милым и безобидным, но стоит только раз поддаться его детскому очарованию и… Всё, пропал. Навсегда, что особенно печально.
Не верите? Ну-ну. Посмотрю я на вас самих, когда попадетесь в эту ловушку.
Так счастливо избежать обязанностей и так глупо взять на себя излишние обязательства! Добровольно и совершенно осознанно. Фрэлл! Ну за что на меня свалилась такая напасть?
Наверное, в своем предыдущем воплощении я нагрешил столь основательно, что Пресветлая Владычица решила превратить всю мою теперешнюю жизнь в одну большую работу над ошибками. Правда, возникает закономерный вопрос: над чьими ошибками? Над моими или же над своими, божественными? О нет, это вовсе не святотатство – только лишь тщательный анализ возможных вариантов! Вам когда-нибудь вдалбливали основы аналитического подхода к оценке всех глупостей и несуразностей мира? Мне тоже – нет. Но зато меня научили главному: у любой ситуации есть несколько причин возникновения, причем как явных, так и не видимых ни на первый, ни на второй взгляд. И вовсе не обязательно, что оные причины будут неизмеримо сложны или чрезвычайно просты – как правило, мы сами, и только мы, вносим путаницу в жизнь. Своими попытками объяснить то, что в объяснении не нуждается… Так о чем я хотел поведать? Об очень простой и совершенно неочевидной вещи, проистекающей из всестороннего рассмотрения мелочей: когда определятся все причины, приведшие к тому или иному развитию событий, вы сильно удивитесь. Сильно и, скорее всего, неприятно. Как обычно удивляюсь я.
Вчерашний день не принес удовольствия. Никакого. Даже если учесть мое нежное отношение к двум людям, которые… Которые…
Я предпринял попытку гордо удалиться, но был пойман, безжалостно препровожден в ближайшее питейное заведение и усажен за стол часа этак на два с половиной, чтобы все это время напролет слушать совершенно ненужные мне разговоры и ловить момент для получения действительно интересных сведений. В частности, Мастер подтвердил свое непосредственное участие в розыске «похищенной» гномы и выяснении личности заказчика сего непотребного действия в отношении несовершеннолетней малышки. Если эта история и после беседы с Вэльши представлялась мне ясной, как небо в погожий день, то детали происшедшего, охотно изложенные Рогаром, упростили все просто до безобразия. Обиженный и оскорбленный ученик (обиженный выходками Мирримы, разумеется, а оскорбленный – кажущимся пренебрежением Гедрина), в самом деле, нашел в лице «красного трина» Лакуса энергичных исполнителей своей плохо обдуманной мести. За услуги громилам и их непосредственному начальнику был обещан набор «зубочисток» – весьма полезных в хозяйстве кинжалов, прозванных упомянутым образом за очень тонкое лезвие без единой грани. Как можно догадаться, таким оружием не станешь резать или рубить, но вот хороший укол в его исполнении будет неотразим. И своей красотой, и своей эффективностью. Да и ранка получается незаметная – можно ткнуть и преспокойно убраться восвояси, пока разберутся: ранен человек или же ему просто нездоровится от жары (а может быть, холода или чересчур плотного обеда).
В общем, ради клинков с гномьей наковальни Лакус готов был закрыть глаза на странность заказа. Весь «трин» – тоже. И все завершилось бы просто чудесно: Рогар, собственно, и пересекся с «похитителями» и «жертвой» исключительно, чтобы убедить парней прервать выполнение контракта – разумеется, с компенсацией понесенных затрат и морального ущерба, но… В трактире в неподходящий час оказался человек, который… Всё испортил, оставив на руках у Мастера три трупа и необходимость срочного выяснения отношений с Лакусом. А чем все закончилось, знаем и я, и вы. М-да…
Порадовало только одно: при всей своей ребячливой мстительности Вэльши не собирался допускать, чтобы Миррима пострадала. И как только устоял перед соблазном раз и навсегда избавиться от девчонки? Я бы, наверное, не смог умерить кровожадность, а он… Смог. За что и отделался суровым, но не отрезающим пути в будущее, наказанием. Правда, побег был уже лишним: дядя Гедди, великодушно отпустив мальцу несколько месяцев на пребывание вдали от дома с целью «перебеситься и успокоиться», не на шутку перепугался, когда следы Вэльши растаяли где-то в Западном Шеме. Перепугался и (кто бы сомневался?) вновь попросил старого друга об услуге – разыскать запутавшегося в ошибках и обидах ученика. Но попросить легко, а вот выполнить просьбу… Поскольку с момента исчезновения гнома прошло слишком много времени, предложенные к применению (и доступные) магические приемы результата не принесли, и Рогар вынужден был воспользоваться самым простым методом – расспросами. Но и они не приблизили бы Мастера к цели, если бы не… Мое сумасшедшее везение, благодаря которому… случилось много всего хорошего. Впрочем, мне удалось-таки удивить «хозяина» известием о том, где скрывается гном-беглец, потому что по доброй воле Рогар вряд ли переступил бы порог Двора Длинных Ножей.
Однако помимо приятных моментов времяпрепровождения «на троих» было и еще кое-что. Кое-что, заставляющее сердце ныть противнее, чем больные зубы. Пока я сидел за общим столом – совсем рядом с теми, кто мало-помалу занял в моей жизни очень уверенное место – было хорошо. Было тепло и уютно, но только… одной половине сознания. А другая – кричала, надрываясь и сажая голос до хрипоты: «И что потом, Джерон? Песок времени в твоих часах иссякнет, и ты снова останешься один, снова выйдешь за дверь – в холод мира, туда, где рядом не будет никого… Да, на этот раз тепла хватит чуть подольше, но, прощаясь с его последними вздохами, ты почувствуешь иней одиночества на своей коже острее, чем прежде. Нельзя раскаляться докрасна и нырять в ледяную воду: это полезно стальному клинку, но совершенно не годится для живой плоти! Сердце – всего лишь комочек натруженных мышц, и когда-нибудь чрезмерное напряжение разорвет его на части. Ты хочешь приблизить этот момент? Хочешь? ХОЧЕШЬ?…»
Не хочу. Боюсь до дрожи в коленях. Безумно боюсь. Но, оглядываясь назад, понимаю: даже если бы я получил возможность еще раз прожить эти дни, все случилось бы снова. С теми же результатами, с той же болью, с теми же радостями и слезами, потому что для основательного изменения мне пришлось бы рождаться заново, но как раз этого я и не могу допустить! Не могу позволить, потому что мое рождение означало бы неминуемую смерть той, что Уйдет, даруя мне жизнь.
* * *
Ксаррон придирчиво расправляет складки на парадном одеянии ректора – чем-то средним между мантией и камзолом. По крайней мере, для камзола этот предмет одежды чересчур длинен и просторен, а для мантии слишком куц. Зато цветовая гамма меня ничуть не удивляет: россыпь золотых узоров по черноте бархата – любимые вариации кузена. Правда, он обычно обходится одним лишь черным фоном, потому что медовое сияние его волос затмит собой любую вышивку самыми драгоценными нитями.
Я сижу на ступеньках лестницы, рассеянно следя за родственником, прихорашивающимся с целью украсить своей хитрой физиономией прием в королевском дворце. Прием, на котором Дэриен объявит о «неожиданном» исцелении.
– Все еще не решился? – вопрос Ксо вырвал меня из тенет грустных размышлений о смысле жизни. Точнее, о полной бессмысленности этого процесса.
– На что?
– Пойти во дворец.
– Я об этом не думал.
– А о чем думал, позволь узнать? – последняя складочка заняла предписанное место, заставив кузена удовлетворенно улыбнуться.
– Сам догадайся.
Конечно, ответ не слишком вежливый. Скажем прямо, хамский ответ. Впрочем, Ксаррон не обиделся: всего лишь развернулся в мою сторону и скрестил руки на груди.
– Я бы с радостью избавил тебя от словесных извержений, милый кузен, однако есть обстоятельство, не позволяющее полностью отказаться от такого вида общения с тобой, как беседа, – любезное, но несколько занудное пояснение.
– И что же это за обстоятельство?
– Пренеприятнейшее и преогорчительнейшее: по твоему лицу совершенно невозможно понять, какие мысли тебя занимают.
– Так-таки и невозможно? – предпринимаю попытку удивиться.
– Представь себе! Но это утверждение относится лишь к тем моментам времени, когда ты пребываешь в некоторой изоляции. Проще говоря, когда размышляешь о чем-то своем. В такой ситуации твое лицо выглядит совершенно мертвым.
– Мертвым? – невольно передергиваю плечами от странного холодка, пробежавшего по спине.
– Ну, безжизненным, что, впрочем, одно и то же, – небрежно исправляется кузен. – По крайней мере, твои глаза перестают вообще что-либо выражать.
– А сейчас? – пристально смотрю на Ксо.
– Сейчас ты думаешь примерно следующее: «И когда этот надоедливый коротышка уберется восвояси и оставит меня наедине с винным погребом…» Верно?
– М-м-м-м… – неловко признавать, но догадка кузена правильна. Абсолютно. И мне милостиво дозволяют:
– Можешь ничего не говорить: знаю, что угадал. А еще знаю, что ни в какой погреб ты не пойдешь и пить ничего не станешь. Хотя бы потому, что эти твои планы уже перестали быть тайной. Ты странное и противоречивое существо, Джерон: в нашем разговоре я могу предсказать каждую твою обиду или радость, но когда ты остаешься один и смотришь… и не в даль, и не внутрь себя, а куда-то в пустоту… я понимаю, что мне ничего не известно ни о тебе, ни о твоих мыслях.
– Это плохо или хорошо?
– Это то, что имеет место быть! – заканчивает Ксаррон. – И, кажется, я нашел ответ на эту загадку…
– Неужели? Расскажи, не терзай!
– А ты действительно хочешь услышать мои домыслы? – на меня направлен взгляд, который можно было бы назвать искушающим.
– Но все равно ведь, услышу, не так ли? Выкладывай!
– Ах, какие мы сегодня непримиримые и настойчивые! – притворный вздох. – Так и быть, скажу. Когда я разговариваю с тобой, меня не покидает смутное ощущение, что я… смотрюсь в зеркало.
– Сравниваешь меня с кусочком стекла? – даже не стараюсь обижаться. Нет причин.
– Какое примитивное мышление! Я имел в виду суть процесса, а не его материальное воплощение. Допустим, ты способен отражать эмоции собеседника на него самого… Никогда об этом не размышлял?
– Размышлял, – почесываю шею. – Это очень… обидно.
– Обидно? – брови кузена подпрыгивают вверх, собирая складочками кожу на лбу. – Ну и заявление!
– А разве нет? Тебе приятно было бы сознавать, что люди, общаясь с тобой, ТЕБЯ НЕ ВИДЯТ?
– Приятно, неприятно… – укоризненное ворчание. – Есть такое понятие, как польза. А то, что полезно, уже не подлежит рассмотрению с других точек зрения!
– И где же тут польза?
– Да любой шпион полжизни не пожалел бы, чтобы научиться тому, что ты делаешь в силу своей природы!
– Но я-то не шпион.
– Хочешь, могу поспособствовать? Замолвить словечко, так сказать.
– Перед кем? Перед самим собой?
– Ну зачем так все ограничивать и упрощать… В подлунном мире много достойных персон, не пренебрегающих подобными талантами. И потом, есть еще моя мать.
– Тетушка Тилли? – я содрогнулся, и совершенно искренне, чем вызвал заливистый смех кузена.
– Ты так ее боишься?
– Боюсь? Вовсе нет! Я… опасаюсь.
– А вот это правильно! – одобряет Ксо. – Я сам временами опасаюсь своей любимой матушки, хотя нам нечего делить и не о чем спорить… Итак, не пойдешь?
– Куда?
– Во дворец.
– Нет. Не хочу составлять тебе свиту.
– Ай, какие мы гордые! У меня свита уже есть, – кивок в сторону Киана, также принарядившегося для посещения королевского дворца. Правда, на лице оборотня написано презрительно-недоуменное: «И чего я там не видел?». В самом деле, чего? Пышность убранства всех дворцов Четырех Шемов, вместе взятых, никогда не сравнится с величественной простотой и изысканностью семейного обеда в Доме… Ой, совсем забыл!
– Ксо, а когда мы отправимся домой?
– Вот, что тебя беспокоит! – догадался кузен. – Очень скоро, не переживай. Возможно, на этой неделе.
– На этой… – все тело охватывает дрожь то ли страха, то ли нетерпения. Сам не знаю.
– Ладно, мы уходим, – возвестил Ксаррон. – Веди себя хорошо и пообещай хотя бы сегодня не выходить из дома в неизвестность!
– А что?
– А ничего! Опять бегать за тобой по всему городу? Спасибо! Хватит с меня и Ножей! В следующий раз тебя может занести к Чистильщикам или Душежорам, а туда я пойду с куда меньшей охотой, чем во Дворы… Так что, любимый кузен, сиди дома и набирайся сил. Если хочешь… – удостаиваюсь озорного подмигивания. – Можешь-таки спуститься в винный погреб. Там у южной стены есть стойка с тремя десятками бутылок… Я готов пожертвовать «Сестрами Неги» для твоего удовольствия!
И Ксо выкатился из дома вслед за своим слугой, оставляя меня в состоянии растерянности, граничащей с потрясением. «Сестры Неги», это надо же!
Одно из самых дорогих и редких вин Четырех Шемов. Я бы даже сказал: почти бесценное, потому что одним из компонентов, непременно должных находиться в почве, на которой произрастает винная ягода, является зола, полученная от сжигания веток кустарника, дарующего «изумрудную росу». И веток непременно второго года произрастания. Можете себе представить, СКОЛЬКО стоят эти самые ветки, если за горсточку листьев платят изумрудом, размером с голубиное яйцо? И я не могу. Одно слово, бесценный напиток.
В отличие от своих тезок, «изумрудная роса» не является ядовитой в полном смысле слова. То есть, употребление ее в любых количествах не способно нанести вред физическому телу, и сей отрадный факт возносит ценность «росы» на недосягаемую высоту. Более того: листья изумрудно-сочной зелени обладают возможностью дарить человеку то, чем он, как правило, обделен. Ласковый покой души. Просветление разума при полном расслаблении его бренной оболочки и восстановлении сил. Любимое лекарское снадобье и – самое эффективное из существующих в природе. За початую бутылку «Сестер Неги» можно получить беспрепятственный доступ в королевскую сокровищницу. Правда, ненадолго. Что ж, щедростью кузена можно восхититься: предоставить в мое распоряжение столь замечательное питье… как-то не похоже на Ксо. Не в его стиле. Правда, есть одно объяснение столь странному поступку: Ксаррон посчитал, что я совсем плох и нуждаюсь в утешении. Хотя бы вином. Спасибо, конечно, за заботу, но, право… не стоит. Не буду пользоваться добротой «милорда ректора». Не сегодня. Лучше поднимусь в его кабинет и стяну какую-нибудь книжку… Почитать.
Так я и поступил, благо закрывать двери на замки не практикуется в тех Домах, чьи обитатели не знают границ и пределов.
* * *
Выбрать было трудновато, но в отчеты и донесения я не стал и заглядывать: от них так разило магией, что одного моего чиха вполне хватило бы для нанесения непоправимого урона. А вот практические пособия… Совсем другое дело!
Позаимствовав на кухне корзинку с яблоками, я устроился на ворсистом ковре, покрывающем давно облюбованные мной ступеньки, и приступил к изучению скромного труда с многообещающим названием: «Сохранение без ущерба для Сути». Посвящена сия книга была способам содержания пленников как в военное, так и в мирное время. Интересно, не так ли? Если не принимать близко к сердцу и не живописать в воображении. Большую часть гравюр я пролистнул, ввиду их полнейшей несовместимости с процессом принятия пищи, остановившись на более-менее незатейливых предложениях неизвестного автора. Например, на усекновении конечностей.
Весьма интересный предмет, надо заметить. Техника отделения частей тела не абы как, а исключительно в суставных областях, повергла меня в трепет. Это же надо, сколько всего требуется учесть и выполнить, чтобы объект применения указанных методов влияния не истек кровью и сохранил возможность на возвращение к прежнему виду! И суставную сумку разбирать нужно тщательно и аккуратно, и связки не дай бог перепутать потом местами, а уж способы перетяжки кровеносных сосудов и вовсе оказались чем-то волшебно-сложным. М-да, познавательная книжица… Особенно мне, чьи практические навыки по «усекновению» основываются преимущественно на опыте жестокого обращения с жареным куренком.
Сколько же всего полезного есть в этом мире, о чем я совершенно не имею представления! Даже становится как-то не по себе от собственной ограниченности… Правда, чтобы изучить все, достойное изучения, не хватит никакой жизни – ни длинной, ни вечной. Длинной – потому, что она все равно закончится, а вечной – потому, что с течением времени пропадает тяга к познанию нового. Нет, сам не проверял. Рассказывали. Кто? Знающие люди. То есть, не люди, а… Да какая разница? Хоть раз можете поверить на слово? Не можете? Правильно. Значит, чему-то уже научились. И все же, все же, все же… Верьте! Это не просто полезно, это необходимо. Для того чтобы ваша душа не решила однажды вас покинуть без объяснения причин.
От равно увлекательных и полезных занятий – чтения и поглощения яблок меня отвлекла необходимость подкинуть дров в камин холла, чем я и занялся, изъяв пару поленьев с верха внушительной горки. На мое счастье, поленницу складывал кто-то, хорошо знакомый с тем, что бывает, когда не обращаешь внимания на детали: дровяной домик пошатнулся, но не рассыпался, внушая надежду на дальнейшую устойчивость к моим поползновениям. Я поворошил угли, чтобы огонь быстрее и надежнее обнял сухое дерево, и уже собрался вернуться на лестницу, но услышал звяканье дверного кольца. Кто бы это мог быть? Ксо вернулся с приема? Слишком рано: время хоть и летело вскачь (за такой-то захватывающей книгой!), но по моим расчетам, празднество во дворце только-только подходило к своему пику, а кузен никогда не упускает возможности повеселиться, мимоходом пополняя свою коллекцию сведений про все и вся. Странно. Ладно, пойду хоть спрошу, что за гость пожаловал. Вдруг это важно?
Честно говоря, первым желанием было: захлопнуть дверь сразу же, как в нешироком просвете между створками появилась мордашка, обрамленная серебристыми локонами. Но поскольку удручающе маленькая скорость принятия решений занимает в шеренге моих «достоинств» одно из самых первых мест, воплотить упомянутую задумку в жизнь не удалось. Пришлось впустить эльфа и поинтересоваться:
– Чем скромный дом ректора Академии обязан честью принимать под своей крышей столь выдающуюся персону?
Мэй посмотрел на меня примерно так же, как смотрят на близких друзей, когда те вдруг начинают придуриваться. То есть, нарочито укоризненно:
– Ты снова начинаешь?
– Снова? – и в самом деле не понимаю, чем вызван предназначающийся мне укор.
– Мы же договорились!
– До чего?
– Все начать сначала!
– Ты хочешь именно этого? – не знаю, в каком ключе воспринимается мой вопрос, но сам вкладываю в него смысл очень и очень глубокий.
– Да!
– Что ж, тогда… – грозно суживаю глаза. – Полагаю, тебе лучше удалиться, и немедленно.
– Почему? – растерянно-лиловое серебро взгляда.
– Потому что мои предыдущие взаимоотношения с листоухим народом завершились на очень печальной ноте, и, не желая причинять тебе вред, прошу: уйди.
– Какой вред?!
– Например, – к слову вспомнились только что прочитанные страницы, – усекновение… ушей.
– Т-ты… Что с тобой? – надо отдать должное моему дару убеждения: Мэй попятился назад. Впрочем, сообразив, что поступает как маленький испуганный ребенок, вовремя опомнился и спросил, стараясь придать голосу твердость: – Объясни, о чем идет речь!
– Ох… – тяжело вздыхаю. – Проехали. Зачем ты приперся на сей раз?
– Я не «приперся», я пришел! – ну вот, теперь он обиженно дуется. – Я хотел увидеться с тобой перед отъездом.
– А чего со мной видеться? Я что, твоя подружка?
– Ты… я… – легкое смущение, причины которого вполне понятны. Нет, не в том смысле, что вы!
– Хочешь сказать, что считаешь меня своим другом? – помогаю эльфу разобраться с терминами и определениями.
– Ну… да, – охотное согласие.
Как все запутано и запущено… Надо исправлять положение.
– Видишь ли, мой… хм, листоухий друг, – обреченно присаживаюсь обратно на ступеньки. – Я уважаю твое мнение и стремление найти в моем лице достойного для общения человека, но вынужден просить повременить с принятием решения.
К растерянности добавилось абсолютное и всепоглощающее недоумение.
– Ч-чего?
– Как говорит народная мудрость: в ногах правды нет. Иди сюда и присядь.
Это приглашение было принято легко и без малейших раздумий: Мэй занял предложенное место, положив рядом плащ.
– Хочешь яблоко?
– Хочу!
Я достал из корзины и протянул Мэю самый румяный плод из оставшихся.
– Ух ты! Откуда посреди зимы?…
– Оттуда, где, судя по всему, сейчас лето.
– Да-а-а-а? А разве…
– Только не притворяйся глупым: поздно. Конечно, есть такие места. В Южном Шеме, например. Да и в Восточном…
– Я знаю, – кивнул эльф, блаженно вдыхая свежий яблочный аромат. – Просто… Трудно поверить, что где-то жарко, когда вокруг тебя полно снега.
– Ничего, несколько раз посетишь дельту благословенного Сина, и убедишься лично.
– А зачем?
– Зачем убеждаться на собственном примере? Доходит быстрее.
– Да нет… Зачем мне ехать в дельту этого самого Сина?
– А если отправят?
– Кто?
– Будущие хозяева.
– КТО?!
Вот теперь пришло время мне хмуриться и недоумевать.
– Тебя когда призывают в Драконьи Дома?
– Э… Пока не знаю. Наверное, весной.
– И как ты представляешь себе свою дальнейшую жизнь?
– Дальнейшую? – Мэй задумывается. Правда, ненадолго. – Буду служить. В меру своих сил.
– В меру? – одергиваю себя, пока не начал нервно подхихикивать. – Мера бывает разной. Зависит от того, кто и в отношении кого ее определяет. Значит, не представляешь.
– Ты хочешь меня напугать?
– Напугать? Очень надо! Сам испугаешься, но будет уже поздно… В общем, имей в виду: намерения твоих будущих хозяев ни в коем случае не будут подконтрольны тебе.
– Зачем ты все это говоришь?
– Чтобы не питал вредных иллюзий.
Эльф куснул аппетитный бок яблока.
– Вкусное.
– Плохого товара не держим.
* * *
Задумчивые движения челюстями и мочками ушей на некоторое время заменяют собой беседу. Жуем оба, с одинаковым, как надеюсь, удовольствием. Жуем и думаем – каждый о своем. Когда мое яблоко заканчивается, я тянусь за новым, но Мэй решительно встряхивает челкой:
– Не пытайся меня отвлечь! – грозная пауза и следом почему-то жалобное: – Пожалуйста!
– Отвлечь? От чего же я тебя отвлекаю?
– Я хотел поговорить.
– Скорее, договориться. Верно?
– Э-э-э-э-э… – некоторое замешательство.
– Я же просил не торопить события! Пути ДОЛЖНЫ время от времени расходиться. Или ты не желаешь жить самостоятельно?
– Я живу!
– Тогда зачем цепляешься за меня?
– Не цепляюсь!
– Репей, право слово…
Эльф обиженно поджимает губы:
– Еще и дразнишься…
– А как можно назвать того, кто норовит все время путаться под ногами и виснуть на плечах?
– Я не висну!
– Мэй, давай примем решение вместе, чтобы никому не было обидно. Согласен?
– Ну… да, – не могу сказать, что мои слова вызвали у lohassy восторг, но хотя бы заставили чуточку посерьезнеть.
– Ни в коем случае не собираюсь отказываться от общения с тобой, несмотря на то, что считал и буду считать: ты сделал не самый удачный выбор. Я лишь прошу ПО-ДОЖ-ДАТЬ.
– Чего? – резонное уточнение, не находите?
– Некоторым вещам необходимо время для свершения. Ни усилия, ни помощь, ни желание – одно только время. Ждать трудно, не спорю. Но, в данном случае, другого выхода нет. Для нас обоих. Возможно, мне этот перерыв гораздо нужнее, чем тебе. Возможно. Тогда позволь выразить искреннее сожаление по этому поводу и… Подари мне немного времени. Сможешь?
Лиловое серебро глаз мрачнеет:
– Это… связано с тем, что В ТЕБЕ?
Отвожу взгляд, но не из-за нежелания отвечать. Просто… Не нужно эльфу знать, насколько ситуация усугубилась. Не сейчас. Лучше всего, никогда.
Впрочем, молчание – тоже ответ, зачастую более полный и красноречивый, чем щедрая россыпь слов, и Мэй, похоже, это понимает даже яснее, чем ваш покорный слуга. Понимает и кивает:
– Хорошо. Я подожду. Сколько потребуется. Но ты обещаешь вернуться?
– Хотел бы обещать, но…
– Желание – самое главное в таких делах! – горячо заявляет эльф.
– Неужели?
На самом деле, я не сомневаюсь. Лишь пользуюсь случаем увести ручей беседы в другое русло.
– Конечно! Если очень сильно желать, то желание сбудется!
– Проверял?
– Что? – хлопок серебристых ресниц.
– Справедливость только что озвученного заблуждения всех времен и народов?
– Ты снова надо мной смеешься! – Мэй делает свой наилюбимейший вывод.
– Даже не улыбаюсь. Хорошо. Если настаиваешь… Вернусь. Однако не все желания исполняются: когда встречаются два из них, противоречащие друг другу, они взаимоуничтожаются.
– А если одно сильнее другого?
– Сильнее?
– Ну, или опытнее! Как в lii-lou: перед началом партии каждый из игроков получает одинаковое количество фигур, да? Но ведь не всегда игра заканчивается ничьей: чаще кто-то выигрывает, а кто-то терпит поражение!
Здравое возражение. Очень. Завидую находчивости эльфа. Завидую, но недолго, потому что в партии, которую выпало играть мне, наборы фигур не были равны с самого начала. Вот только незачем мальчику это понимать.
– Ты прав, – два коротких слова возымели странный эффект: Мэй напыжился от гордости, усугубив мое недовольство происходящим. Если невинная похвала, мимолетное признание достоинств так много для него значат… Ай-вэй, нехорошо. Опасно. Впрочем, все еще поддается исправлению: – На том и остановимся. Значит, ты сегодня уезжаешь?
– Ухожу, – поправляет эльф.
– То есть?
– Для меня откроют Портал.
– Ах, в этом смысле… – а я уж начал пугаться. – А кто?
– Дядя. Мне нужно лишь позаботиться о «маяке».
– Дядя, говоришь? Кстати, о дяде и всем прочем: ты так и не рассказал мне, что за артефакт нуждается в усыновлении.
– Скорее, удочерении, – довольно улыбается Мэй.
– Удочерении? Хочешь сказать, что вещица – женского рода?
– И даже дважды женского!
– В каком это смысле?
– Очень просто, – эльф охотно пускается в разъяснения. – Артефакт – одушевленный и… очень капризный. Женская душа в женском теле – что может быть беспокойнее?
– Полное отсутствие того или другого, – бормочу слишком тихо, чтобы можно было разобрать слова. Даже с такими длинными ушами, как у lohassy. – И откуда сия штучка взялась? Насколько я знаю, чаще практикуется совмещение предмета с Подобием Разума, да и то – лишь при очень большой необходимости. Как же получилось, что вы храните столь странный и опасный артефакт? Не сам же Совет Кланов покусился на смешение не смешиваемого? Или…
– Нет, как ты мог подумать! Этот артефакт создали Драконы.
– М-м-м-м-м? – что-то мне не нравится поворот дороги. Но почему?
– Правда, материальная основа, кажется, была сделана кем-то из Горных Мастеров, – вспоминает Мэй. – Но это неважно. Драконы вложили в нее Душу.
– И?
Спрашивать, каким образом все происходило, по меньшей мере глупо: эльф попросту не знаком с механикой процесса. Зато я некогда читал о чем-то похожем… Фрэлл! От нехорошего предчувствия начинает чесаться щека. Левая, что опять же, странно: ведь клеймо было на правой… Почему меня начинает знобить? Потому, что я помню. Должен помнить! Вот сейчас дотянусь… Но в самый последний момент разгадка тайны злорадно ухмыляется и захлопывает дверь прямо перед моим носом. Я так не играю!
– И поручили нам хранить Её покой! – торжественно заканчивает Мэй.
– Это-то как раз понятно. Но в чем состояла причина обращения к такому опасному сочетанию? Магический предмет, наделенный собственной душой – непозволительный риск!
– Ты-то откуда знаешь? – заинтересованный прищур.
– Читал много в детстве! – огрызаюсь. – Так почему, все-таки?
– О, история очень красивая. И очень печальная, – в мелодичном голосе отчетливо проступаю завистливые нотки. Значит, речь пойдет о любви и смерти. Романтик длинноухий… – Это случилось на излете Долгой Войны, исход которой решили двое. Он и Она. Женщина получила смертельную рану, прикрывая спину своего спутника, но, умирая, не просила даже о последнем поцелуе. Поцелуе, который стал бы и первым, ибо Она любила, но Он не принял любви…
– Почему не принял?
– Не знаю, – вздохнул эльф. – Легенда не говорит об этом. Зато Он не позволил подруге умереть окончательно: поймал отлетающую душу и принес к Драконам. А те, в память о доблести отважной воительницы, подарили Ей новое тело – вечное и наделенное могуществом.
– И какое же тело? – уже знаю ответ на собственный вопрос. Знаю. Но не хочу верить.
– Гибкий стан смертоносной кайрис. И нарекли Её…
– Последняя Песнь Души. Нэмин’на-ари, – выдохнул я.
– Да. Так ты все знал с самого начала? Зачем же выспрашивал? – удивился эльф.
– Я знал, но… никак не мог вспомнить.
Голос Мэя звучит глухо, словно из-за какой-то преграды, но я не сразу соображаю, что причиной резкого ухудшения слуха стала вскипевшая в голове кровь.
Мин… Так вот, в чем дело! Вот почему мне казалось таким знакомым волшебство твоего тела. Все ясно. Очередной эксперимент Созидающих. Полагаю, удачный. И твои заслуги, в самом деле, были огромны, если ты удостоилась вечной жизни. Или же… Кто-то замолвил за тебя слово? Настоял на бесценном Даре? Это больше похоже на правду: Созидающие не стали бы столь грубо нарушать одно из Правил Сохранения Равновесия. Не стали бы творить наделенный волей и чувствами предмет. Но как? Кто их заставил? И что отдал за свое желание хоть чем-то отплатить женщине за неразделенную любовь? И – за любовь ли?
Струйка ледяного пота стекла по лбу, играючи преодолела заслон брови и обожгла глаз. Я моргнул, но это не помогло: сквозь стены, пол и потолок просачивались тени. Они множились, наслаивались друг на друга, обретали цвет и звук, и…
…Огромный мрачный зал. Мрачный, то ли от копоти, покрывающей все обозримое пространство, то ли от суровости взглядов, которыми трое смотрят на одного. Трое, закованные в чешую лат (а может быть, просто – чешую). Сильные. Переполненные Силой. А тот, кто стоит напротив них (или против них?), как будто недавно покинул поле боя: одежда заляпана грязью и кровью, в нескольких местах порвана (или прорезана?), а от левого уголка недовольно сжатых губ на щеку карабкается совсем свежий шрам.
– То, о чем ты просишь, невыполнимо! – ровно и непреклонно изрекает один из величественной троицы. Кажется, это женщина: хоть надменно-скорбные лица похожи друг на друга, но такой звонкий голос не может принадлежать мужчине.
– Почему невыполнимо? Я знаю, сколько и чего вам понадобится, а умение уже есть, драгоценные, – возражает воин.
Да, наверное, воин: никакого оружия при нем нет, но каждое слово, каждое движение губ доказывают – он ведет бой. Очень жестокий бой.
– Тогда ты должен знать и Границы, установленные нам, – замечает второй из троицы. – И должен понимать: уступив тебе, мы нарушим Равновесие Сил. Она умерла, и этим все кончено.
– Она еще не умерла! – воин чуть повышает голос, в котором проступает отчаяние. Проступает. Но лишь на крохотный миг.
– Да, ты притащил нам угасающую Искру Души, – подтверждает женщина. – И сколько ты сможешь удерживать ее рядом с собой? Час? Два? может быть, сутки? Твой каприз разрушает тебя самого. Опомнись, Джерон! Не совершай очередную глупость!
– Это не глупость, драгоценная! Я ни разу не обращался к тебе с просьбой. Ни разу – ради себя. Но ради нее… Ради нее встану на колени, если потребуется.
– Мне не нужны жертвы. А тебе следует отдохнуть… Отпусти несчастную девочку. Позволь ей почить в мире и спокойствии: она это заслужила.
– Она заслужила жизнь! Новую и лучше той, что у нее отняли… Вы же и отняли, отправив ее со мной! Вы подписали ей смертный приговор… – в голосе воина появляются огоньки прозрения. – Вы…
В разговор вступает последний из троицы, презрительно бросая:
– Хватит потакать этому уроду! Он никогда не научится пользоваться Весами… Я не намерен больше терпеть, драгоценные: его следует запереть и выбросить ключ как можно дальше. Да, какое-то время он был полезен, но взгляните, что с ним сделало мнимое Могущество? Он просто сошел с ума!
– Мнимое? – рот воина кривится. – Мнимое? Оно… Оно беспредельно, в отличие от твоего!
– Беспредельно?! Сейчас ты узнаешь, кому какие пределы установлены! – латник одним текучим движением обнажает меч и оказывается в шаге от своего обидчика. А тот… Даже не двигается с места. Только по усталому лицу мимолетно скользнуло нечто, похожее на сожаление, быстро сменившееся скорбной решимостью.
Серебряная молния клинка обрушивается на воина. Падает небрежно и неотвратимо, но… В нескольких волосках от цели встречает на своем пути непроходимую преграду, и лезвие, словно завязнув в воздухе, начинает… рассыпаться прахом. Менее чем через вдох, от полосы стали остаются лишь тусклые блестки, медленно оседающие на пол. Оружие уничтожено. Но поединок еще не закончен: Разрушение движется дальше, пожирая плоть, прячущуюся под латами. Да и сами латы – тоже.
Нечеловеческий крик, улетевший к сводам зала – все, что осталось. Крик и горсточка пепла на мраморных плитах. Горсточка белого пепла, которую воин насмешливо растирает ногой.
Оставшиеся в живых молчат. Наверное, потому, что стали свидетелями события, по определению невозможного. Чем иначе объяснить страх, туманом растекающийся от них по залу?
– Кто еще сомневается в моем Могуществе? – вопрошает воин. Не злорадствуя, не смеясь, не угрожая. Спокойно и печально.
– Ты понимаешь, что сделал? – голос женщины остается ровным, но теперь его сухость ощутимо горчит.
– Понимаю.
– Ты убил…
– И должен буду умереть? Знаю. Но прежде… Я хочу убедиться, что ОНА будет жить.
Минута тягостного молчания.
– Хорошо. Мы сделаем то, о чем ты просишь. Хотя наш Дар не принесет счастья никому из вас. Потому, что потребует оплаты.
– Мне не нужно счастье, драгоценная, а с оплатой… Как-нибудь справлюсь. Мне нужна справедливость. Девочка слишком ценна, чтобы меркнуть в Забвении. Сила ее духа больше, чем все мои заслуги, и уже за одно это она достойна лучшей участи, чем быть навечно похороненной в памяти Мира.
– Мы выполним твою просьбу, – кивает мужчина. – Ты увидишь, как она родится вновь, но на следующее утро… Ты умрешь от ее ласки.
– Вы хотите… – голос воина срывается.
– Мы вложим ее душу в сталь клинка, от которого ты примешь смерть.
– Нет… Вы не можете… Вы не должны ТАК с ней поступать! – даже не крик, а стон.
– Такова цена, которую заплатите вы оба. Ты можешь отказаться и оставить все, как есть.
– Но тогда она… умрет?
– Разумеется.
Долгих раздумий не было. Темные глаза сверкнули в последний раз и потухли.
– Делайте, что должно…
– Нет, это неправильно! Это жестоко! Не смейте!
– Ты о чем? – муть, клубящаяся перед глазами, лениво исчезает, позволяя увидеть обеспокоенное лицо Мэя.
– Я?… Почему ты здесь? И зачем…
– Я пришел сказать тебе «до свидания». Забыл? И что ты шептал?
– Шептал? – а мне-то казалось, кричу во весь голос.
– Да. Просил кого-то «не сметь». Тебе что-то привиделось?
– Можно сказать и так. Я… сколько времени прошло?
– Времени? Да нисколько!
– Нисколько… – куда, в какой из потайных карманов Времени упало мое сознание? И как сумело вернуться? – Наверное… Нет, все в порядке.
– Точно? – лиловые глаза мне не верят. Ни капельки.
– В порядке, в порядке! Я просто устал. Плохо спал прошлой ночью, вот и…
– А по-моему, ты врешь. Но, пожалуй, не буду просить ни о чем рассказывать, – делает уступку эльф. – Кажется, тебе нужно побыть одному?
– Да. Нужно. Извини, что выставляю тебя из дома…
– И вовсе не выставляешь! Я сам ухожу. Но! – многозначительно поднятый вверх палец. – Ты дал Обещание. И я прослежу, чтобы оно исполнилось!
Мэй как никогда торжественен и трогателен в своем стремлении… Каком? Осчастливить меня, конечно же. Уж что-что, а эту дурацкую тягу, сияющую в чужом взгляде, я всегда смогу распознать. Потому что сам болен той же болезнью. И тяжело болен: хочу, чтобы все вокруг были… нет, не такими же счастливыми, как я, а гораздо счастливее. Хочу и добиваюсь этого. Всеми доступными способами.
– До встречи! – приказал эльф, закрывая за собой дверь.
– До встречи, – шепнул я схлопнувшимся створкам.
* * *
Так вот что за Джерона имела в виду тогда Мин…
Он был таким же, как я?
«Таким же… НЕ ТАКИМ ЖЕ… Не принимай близко к сердцу…» – получаю совет от своей подружки. Совет мудрый, спору нет. Однако настало время выяснения деталей, а не слепого следования чужим наставлениям.
Прости, не могу.
«Чего не можешь?…»
Не принимать. Уже принял, и ближе, чем собирался. Он был таким же?
«Ты знаешь ответ…»
Да, знаю. Я оказался не просто сторонним наблюдателем картинки, явленной из глубины веков. Я не присутствовал там, я… Не понимаю, что произошло. Не подберу слов описать свои ощущения. Как одновременно можно находиться внутри и снаружи? Как?
«Не снаружи и не внутри по отдельности… Везде… В каждой точке пересечения Пространства и Времени…» – поясняет Мантия.
В каждой точке? Но это значит…
«Просто – воспоминание…»
Воспоминание? Я не могу помнить то, чего со мной не происходило!
«Можешь… Память – самое причудливое из свойств Мироздания, особенно если принадлежит всему миру, а не одной из его брызг…»
Брызг? Так ты именуешь Созданий?
«Именно так… Брызги, осколки, искры, вздохи… Как будет угодно… И каждое из этих имен истинно…»
Мне нет дела до твоих философских измышлений! Я жду ответа.
«Да-а-а-а?… Но разве ты задал вопрос?…» – ехидное удивление.
Задал. И ты снова убежала от необходимости отвечать. Самым наглым образом. Хорошо, спрошу о другом. Он… умер?
«Умер… На следующее утро после того, как Мин обрела вечную жизнь… И… все произошло предписанным образом…»
Но почему?
«Почему – что?…» – легкая досада в голосе.
Почему он так быстро согласился?
«Видишь ли…. Иногда смерть становится самым желанным Выходом из Лабиринта… Ему повезло: он хотел умереть, и его воля была исполнена…»
Повезло?! Принять смерть от руки… Тьфу, от клинка, ради которого все и затевалось? Да, везение просто невероятное!
«Между тем, мой милый, ему действительно повезло, поскольку изначальный приговор был совсем иным…»
Приговор? За какие же преступления?
«Это не важно…» – отмахивается Мантия, но я уверен в обратном. Важно. И важно именно для меня, а не для кого бы то ни было. Только не расскажет, поганка. А строить догадки не хочу. Потому что от обрывочных сведений и призраков логических построений веет холодом. Тем холодом, от которого стынут не пальцы, а маленький комочек где-то в груди, называемый душой. Стынет и плачет, жалобно скребя лапками по ребрам.
Скажи мне, драгоценная… В словах эльфа была правда?
«Каких словах?…» – деловитое уточнение.
О неразделенной любви и всяком таком. Была?
«Ты сам мог бы понять… Что ж, если приятнее получать удары извне, скажу: мальчик обрисовал только внешнюю канву событий… Красивую историю, ставшую легендой… А на деле все было гораздо проще… И гораздо печальнее…»
Расскажи!
«Ну что с тобой поделать?…» – усталый вздох. – «Они должны были выполнить приказ – и выполнили… Отдав свои жизни, а ведь большего никто не в состоянии отдать… Девочка была не Единственной, но именно ей довелось стать Последней… Последней каплей надежды, покинувшей Его сердце… Он умирал вместе с ними – с каждым из них… Умирал и вынужден был снова открывать глаза… Но все-таки Его сил хватило на то, чтобы не дать улететь Ее душе… А может, Она сама страстно желала остаться, и Его участия в случившемся чуде не так уж много… Неважно…»
А что насчет любви?
«Любовь…» – горький смешок. – «Её не было…»
Совсем?
Почему-то мне становится обидно.
«В том смысле, который близок и понятен большинству из живущих?… Нет…»
Но тогда…
«Любовь бывает разной, мой милый… Девочка не была влюблена… Ни минуты из тех, что провела рядом с Ним… Сначала Она исполняла Долг, не испытывая чувств и не терзаясь сомнениями… Она презирала Его… Возможно, ненавидела…»
За что?
«За то, что Он всегда прятался за чужими спинами… Но любое Ее чувство вряд ли было сильнее, чем Его ненависть к самому себе… Понимаешь, о чем я говорю?…»
Кажется, да. Он не имел права НЕ ДОЙТИ туда, где решалась судьба мира. Даже если дорогу мостили трупы друзей.
«Умница… Видишь, как все просто?… Так вот, девочка презирала Его за трусость и нерешительность… Презирала за то, чего вовсе и не было… Можешь себе представить, как это страшно: быть обвиненным и осужденным без надежды на оправдание?…»
Могу. Это не просто страшно, это… убийственно.
«Вот-вот… И только в последние минуты жизни Она поняла, насколько была несправедлива… Нет: насколько была СЛЕПА… И захотела вымолить прощение за свою ошибку, но сил хватило лишь на один взгляд… Взгляд, которым девочка и убила Его…»
Убила?
«Да… Он уже был мертв – задолго до того, как новорожденное лезвие вспороло грудь… Он умер, увидев в серых глазах жалость…»
Жалость.
Я понимаю, ПОЧЕМУ. Легче бороться с ненавистью, насмешками, злорадством, унижением… Но когда тебя начинают ЖАЛЕТЬ… Хочется удавиться. Жалость – самая смертоносная вещь для того, кто хорошо знаком с чувством вины, потому что первая действует на второе подобно маслу, вылитому в очаг: пламя взвивается злыми птицами, обугливая все, что встретится на пути. А первым под смертоносные поцелуи огня обычно попадает сердце.
Если Он был таким же, как я… Ему было очень больно.
«Не таким же…» – ворчливое одергивание.
То есть?
«Он стоял совсем на другой Ступени… Нет: Он поднимался по другой Лестнице…»
Объяснись!
«Придется чрезмерно углубиться в теорию и историю… Пока поверь на слово: вы – разные… Девочка сказала тебе то же самое, помнишь?…»
Она сказала, я не похож на того Джерона, и только.
«Этого достаточно… В самом деле, не похож… Ни внешне, ни…»
То, что Он сделал… Он выпустил Пустоту, да?
«И что с того?… Не ищи подобия там, где оно и не ночевало!…»
Не ночевало? Если Он умел Разрушать, значит, по сути мы – одно и то же!
«Очередной идиотский вывод!… Когда ты научишься принимать верные решения?… Опять громоздишь ошибки одну на другую… Все, не желаю больше обсуждать эту тему!…»
Мантия зло хлопнула Крыльями и замолчала.
Не желает обсуждать… Стерва. Почему каждый факт приходится тянуть из нее клещами? Почему сразу не рассказать все и обо всем?
Потому, что гора противоречивых откровений меня попросту раздавит. Даже того бугорка, что имеется сейчас, уже хватает для головной боли.
Мин, острокосая ты моя, что мне теперь делать? Как поступить? Почему прозревать всегда невыносимо? Почему действовать правильно и логично – всегда болезненно? Причем для всех участников представления.
Уже в самый первый раз прикасаясь к твоим губам, я знал: будущего у нас нет. Не может быть. Наверное, следовало бы сразу отказаться от глупой и беспочвенной надежды обрести крупицу счастья… Следовало. Но эгоизм сильнее разума, и я до последнего цеплялся за невыполнимую мечту. Цеплялся, причиняя боль и себе, и Мин. Фрэлл, а ведь девочке было больно в самом прямом смысле! Когда мои прикосновения сминали зыбкую плоть чар, из которых состояла Нэмин’на-ари, ощущения должны были быть… Омерзительными. Словно гниешь заживо. Но она терпела. Она не позволяла себе даже на миг замешкаться и усомниться. Тогда я посчитал, что ее действиями руководила любовь, но теперь… Теперь подозреваю, что видел лишь жалость. Жалость и груз не искупленного проступка. Если слова Мантии правдивы хотя бы на четверть, Мин должна испытывать просто бескрайнее чувство вины. Перед тем, кто отдал свою жизнь, чтобы…
Пожалуй, я не смог бы придумать более достойной награды для той, что до конца исполнила Долг. А с другой стороны… Жестоко было обрекать девочку на вечные муки сожаления о собственной невнимательности. Жестоко. И это я не смогу простить. Лучше было подарить Забвение, нежели Память. Лучше. Но не рациональнее, а ведь усталый воин посреди закопченной залы думал только о пользе. Думал о будущем, которого лишен сам.
Он был сильнее меня. Сильнее, мудрее и могущественнее. Он умел назначать Цену и умел Платить По Счетам. По своим Счетам… Счастливчик! И как Мин могла не видеть этого? Почему ей нужно было оказаться у самого Порога, чтобы понять: нет ни трусости, ни слабости – есть только предначертанный Путь. Путь, по которому должно пройти.
Прости меня, милая. Наверное, я не решусь больше взглянуть тебе в глаза. Тот Джерон был отважнее, а этот… Действительно, трус, недостойный даже твоей жалости. Не хочу, чтобы ты искупала свою вину, погибая в угоду мне. Не хочу и не позволю! Уж это-то я смогу – отказаться… Все, решено: мы не увидимся. Никогда. Пусть я стану клятвопреступником, так будет лучше. Хотя бы для тебя…
Полуобгрызанное яблоко все еще лежит в ладони. Доесть, что ли? Аппетит пропал. Напрочь. Нет, ну на что я рассчитывал, скажите, пожалуйста! Что способен вызвать в чьем-то сердце любовь? Какая глупость! Какая самонадеянность! Какая…
Фрэлл!
Пальцы сжались, впиваясь в сочную мякоть.
Как я мог забыть?! Она же ПРЕДНАЗНАЧЕНА Дэриену! Точнее, была предназначена – до того момента, как Инициация завершилась неудачей, а потом… Потом досталась бы младшему отпрыску правителя Западного Шема. Но теперь… Теперь Дэриен будет инициирован заново, и Мин… Будет отдана ему? Фрэлл! Какой же я…
Это называется: сам себе злобный дурак. Собственноручно выкопал могилку. Для кого? А для всех, начиная с себя. Ничего себе наказание меня постигло: вручить несостоявшуюся мечту тому, кого и видеть-то не хочу…
Впрочем, приговор справедлив. Если поможет устранить разрушения, вызванные моей неосторожностью и неосмотрительностью. Ксо же намекал: вмешательство в порядок престолонаследования еще аукнется… Аукнулось. Дубиной по голове. Как же больно…
Больно. Но если зайти с другой стороны… В случившемся есть и несколько светлых пятен. Мин получит доступ к Силе и восстановит утерянное: я ведь боюсь и дотронуться до девочки. Особенно после близкого знакомства со Зверем… Одно неосторожное движение – и куча трупов. Нет, что я говорю? Даже трупов не останется.
Принц… Принц будет хорошим управителем артефакта. Если неприятности последнего года заставили его задуматься (а они заставили – можно не сомневаться!), Дэриен изменился, и, скорее, к лучшему, нежели в противоположном направлении. В любом случае, помыслить о передаче кайрис в руки малолетнего Рикаарда я не могу. Категорически. До позывов к рвоте. Не согласен, и все тут! В этом смысле старший брат – меньшее из зол. А может, и не зло вовсе.
Запутался я. Натворил столько необдуманных дел, что и за голову хвататься бессмысленно. Не поможет. Раньше надо было думать. Раньше… Нет, не награжден сим талантом. Слишком глуп. Слишком беспечен. Слишком…
О, еще и насвинячил, раздавив в кулаке яблоко. Ковер заляпал. Надо бы сходить на кухню за тряпкой и попытаться привести лестницу в порядок. Может, хоть отвлекусь от мрачных мыслей…
– А ты все сидишь? – стряхивающий снежинки с плаща Ксаррон сделал странное ударение на последнем слове.
Фрэлл! Я даже не заметил, как дверь открылась. Дожил… До полного отупения. Значит, королевский прием завершился. Ну и чудненько. Можно будет… Эй, а почему вошедших – трое?
* * *
Ксо ухмыльнулся в ответ на мой озадаченный взгляд. Гнусно так ухмыльнулся и отошел в сторону, позволяя рассмотреть, кого притащил за собой из дворца. Скажу прямо: первым ощущением от увиденного было полное и безоговорочное ошеломление, быстро уступившее место закономерной обреченности: а кого же еще кузен мог привести? Точнее, кто из дворцовых обитателей мог бы желать посетить резиденцию Ректора Академии при условии, что в этой самой резиденции скрывается особа, очень не любящая поступать правильно и вежливо, когда обстоятельства того требуют? Разумеется, меня почтил визитом принц. А когда его высочество милостиво позволил Киану унести плащ и обратил свой взор на вашего покорного слугу, уныние слегка разбавилось удивлением: а куда же Дэриен подевал своего обычного спутника – рыжую дубину по имени Борг? Хотя зачем принцу телохранитель в присутствии такого умельца, как Ксаррон? Пусть толчется где-нибудь за дверьми – и мне будет спокойнее…
Я облегченно вздохнул и вспомнил, что так и не соизволил подняться на ноги, не то, что поклониться. Ай-вэй, как опрометчиво! Но торопиться было уже бессмысленно, поэтому вставал я совершенно спокойно, хотя и не нарочито медленно.
Ксо взглянул на заляпанный раздавленной яблочной мякотью ковер и скорчил хмурую рожицу:
– Так и не научился кушать с достоинством.
– Я сейчас уберу! – отвечаю с таким воодушевлением, что можно подумать: исчезнуть мне сейчас нужнее всего. Хотя, так и есть. Очень нужно. Но кузен понимает это едва ли не лучше меня и ехидно отрезает мой единственный путь к отступлению:
– Уборкой найдется, кому заняться… Проводи его высочество в мой кабинет.
Протестовать показалось мне совсем уж непристойным, посему не оставалось ничего другого, как согнуться в неловком поклоне и приглашающим жестом указать принцу дорогу в рабочие покои Ксаррона. В смысле, намекнуть, что нужно подняться по лестнице. А потом забежать вперед и распахнуть перед Дэриеном тяжелую дверь.
Едва дождавшись, пока молодой человек опустится в кресло, я начал пятиться к выходу, но был остановлен тревожным:
– Ты не останешься?
– Где?
– Здесь.
– Зачем?
– Я хочу кое-что спросить, – последовавшая далее пауза показалась мне странной, чем и заслужила укоризненное:
– Вы могли бы приказать мне остаться, dou.
– И ты бы…
– Я умею выполнять приказы. Сомневаетесь?
– Вовсе нет, – почему-то ореховые глаза кажутся мне печальными. – Ты вообще много чего умеешь… Но не любишь объяснять свои поступки.
– Это мое право.
– Согласен, – новый всплеск молчания, но не такой длительный, как в первый раз. – Посоветуй тогда, как я должен поступить, чтобы услышать ответы на интересующие меня вопросы?
– Вы просите моего совета относительно меня самого? – приподнимаю брови.
– Полагаю, ты знаешь себя лучше, чем все остальные, – пожимает плечами Дэриен. В голосе чувствуются ехидно-улыбчивые нотки, но выражение лица не становится веселее. И я догадываюсь, что заставляет принца грустить. Точнее, кто. Но и мне сейчас не до смеха.
– Не сегодня, ваше высочество.
– То есть?
– Сегодня я совсем себя не знаю.
– Такое бывает? – кажется, мне удалось его удивить. Надеюсь, приятно, а не наоборот.
– А разве с вами такое никогда не случалось? Утром встаете, как ни в чем не бывало, завтракаете, выходите из дома, перебрасываетесь парой-тройкой ничего не значащих фраз с прохожими – знакомыми и не слишком, делаете шаг и… С ужасом понимаете, что мир, оставшийся позади, полностью разрушен, и вернуться в него нельзя. А тот, в котором вы вдруг оказались, чужд и враждебен, и останется таким еще некоторое время – не особенно долгое, потому что привычка возьмет свое, но и не достаточно малое, чтобы боль потери не успела ранить ваше сердце… С Вами такого никогда не бывало?
Принц не ответил, но в ореховом золоте глаз промелькнула целая вереница страхов и сомнений, свидетельствующих: бывало. Пусть всего раз или два, но бывало. Хм… А со мной подобное происходит почти каждый день. Правда, лишь в последнее время, но от этого легче не становится, верно?
– А что… случилось с тобой? – тихо спросил Дэриен.
– Ничего особенного. Узнал несколько любопытных деталей одного запутанного дела. И, как водится, крохотной песчинки хватило, чтобы чаши весов поменяли свое положение…
Чуть было не сказал: «на противоположное», но вовремя одумался. Разве я имею право судить и выносить приговор? Да никакого. Меня вообще вся чехарда вокруг и около престола не касается. Только она сама об этом, к моему глубокому сожалению, не знает.
– И что же лежало на этих чашах?
Ай-вэй, парень, ну почему ты никак не уймешься? Почему не хочешь понять мои прозрачные намеки на несвоевременность откровенных разговоров? Зачем ты сюда пришел?… О, кстати – хороший вопрос!
– Позвольте и мне спросить, ваше высочество: что заставило вас посетить скромную обитель Ректора Академии вместо вкушения праздничных удовольствий?
Принц недовольно качнул головой:
– Не люблю, когда ты начинаешь сыпать такими цветистыми фразами!
– Не любите, – разрешил я. – Но это не повод уходить от ответа. Итак, какова цель вашего визита?
Глаза Дэриена озорно сверкнули:
– Ректор, и в самом деле, твой родной дядя?
– Почему вы спрашиваете?
– Уж больно похоже вы оба себя ведете! Не всегда, разумеется, но если присмотреться…
– Не дядя. У меня родных дядьев нет. В наличии имеется только тетушка.
– А кто он тебе?
– Скажем, родственник. Близкий. Ваше любопытство удовлетворено?
– Нет, – победно щурится принц.
– Представьте себе, мое тоже! Что Вы пытаетесь найти в этом доме?
– Объяснения.
– Объяснения чего?
– Твоих действий.
– Вот как… – делаю круг по комнате, останавливаюсь у стола и, недолго думая, сдвигаю бумаги кузена в сторону, чтобы освободить достаточно места для своего седалища. Обожаю сидеть на столах, знаете ли: и смотришь на всех свысока, и удобно не настолько, чтобы расслабиться и потерять концентрацию. Может, среди моих предков все же затесалась кошка? – И что же в моих действиях вам непонятно?
– Решительно все!
Ну и заявление. Я даже удивленно вытаращился на Дэриена, который только что не ерзал в кресле от нетерпения.
На что ты надеешься, твое высочество? Узнать все про всех за несколько минут и, желательно, в нескольких словах? Не получится, по своему горькому опыту знаю. Впрочем, совершенство – нечто недостижимое, но необыкновенно заманчивое, почему многие и пытаются его достичь. Но я ведь – не «многие», и в силу этого… Достигать мне ничего не нужно.
Вот оно, совершенство, с подоконника подмигивает, словно хочет спросить: будем сегодня в догонялки играть? Нет, милое, не будем. Во-первых, подвижные игры – не самое мое любимое времяпрепровождение, а во-вторых… Чтобы ответить на вопросы принца мне вполне достаточно того, что имею. Поиграем в другой раз, хорошо? Совершенство разочарованно вздыхает, куксится, но обещает подождать, позволяя мне вернуться к разговору:
– Значит, все? И так бывает, согласен. Но следует придерживаться таки некоторого порядка следования… Предлагаю двигаться от главного к несущественному. Выберите, пожалуйста, наиболее занимающий Вас вопрос, dou.
Укоризненная гримаса на лице Дэриена недвусмысленно сообщила об отношении принца к моей манере вести беседу, но вопрос воспоследовал:
– Почему ты не пришел сегодня во дворец?
Ох… Даже сердиться невозможно! Дитя малое.
– И как вы себе представляли бы мое появление? В качестве кого?
– Ты мог бы найти способ! – о, звучит, как обвинение. Не рановато ли?
– Возможно. Хотя поиски «способа» были бы весьма утомительны.
– И ты решил не тратить силы зря?
– М-м-м-м-м… Примерно так.
– И ты спокойно это признаешь? – расширенные зрачки принца начинают меня тревожить. Правда, начинают.
– Я должен изворачиваться и лгать?
– Нет, но… Ты должен был прийти!
– Должен? – хмыкаю. – Отнюдь. В том, что касается долгов перед вашим высочеством, я совершенно чист. Счет закрыт. Полностью. Можно даже сказать, что я переплатил.
– Я… я хотел тебя увидеть!
Это уже ближе к истинной причине смятения, которое постепенно охватывает Дэриена. И он туда же… Мало мне эльфа!
– Зачем?
– Я хотел, чтобы ты… разделил со мной торжество!
– Торжество? – ах вот, в чем дело. Понимаю. Кажется… – И по какому поводу Вы собирались торжествовать? Праздновать неудачу своих врагов? Это очень рискованно, dou: чужой триумф заставляет наполненные злобой умы превосходить самих себя в попытке изобрести новую пакость. Вам сие не приходило в голову?
Что я несу? Какая чушь… Мне бы радоваться: сам принц явился узнать, почему был лишен моего общества на праздничном пиру, так сказать, а я недоволен! Что особенно забавно, недоволен собой. Только и исключительно. Даже знаю, из-за чего. Знаю, но не хочу признать. Как все запуталось…
– Ты считаешь, не надо было устраивать прием? – осторожная попытка проникнуться смыслом моей странной отповеди.
– Надо. Насколько понимаю, весть об исцелении должна была быть объявлена во всеуслышание и в присутствии облеченных властью и доверием персон, так что, все правильно… Я лишь против того, чтобы торжествовать.
– Но…
– Расправиться со всеми врагами невозможно. Хотя бы потому, что их число неуклонно растет, а состав меняется. Но необходимо иметь представление об их намерениях, ваше высочество. Дабы в вашем распоряжении всегда было несколько ходов, а не один единственный.
– И причем здесь торжество?
Все еще не понимает? Или только притворяется тугодумом? Версии равновероятны, но у меня нет желания выяснять, какая из них истинна.
– Поясняю: ваша искренняя радость не только уязвила тех, кто желал Вам зла в прошлом и будущем, но и могла подтолкнуть к активным действиям тех, кто, полагая Вас уже отстраненным от наследования, таил неприязнь глубоко в душе. То есть, Ваше торжество скорее всего увеличило список Ваших недоброжелателей. Теперь понятно, о чем идет речь?
– Да… Ты очень ловко объясняешь очень серьезные вещи, – признал принц. – Но не желаешь откровенничать, когда дело касается тебя самого! Мне плевать, сколько врагов прибавилось за сегодняшний день! Но почему ТЫ не пришел?
– Ваше высочество…
– Хватит мусолить мой титул! Иногда мне кажется, что ты нарочно возводишь стену между нами: стену из «высочеств», «dou» и всего прочего! Тебе нравится прятаться за ней, да? Нравится? А я не желаю больше биться головой об этот камень! Я предложил тебе дружбу, помнишь? И ты принял ее!
– Принял. Моя память порой откалывает странные шутки, но такие события я не забываю.
– Тогда прекрати играть словами! – Дэриен вскочил из кресла и вцепился жесткими пальцами в мои плечи. – Я хочу, чтобы мы разговаривали, как друзья, а не… как не знаю, кто! Ты можешь быть моим другом?
– Не знаю, – честно ответил я, и ореховый взгляд взорвался отчаянием:
– Но почему?!
– Видите ли… Видите ли, я просто не умею дружить.
– Как это? – опешил принц. – Все умеют…
– Счастлив за всех. Значит, мне одному не повезло.
– Я… я не понимаю!
– Собственно, я тоже. Не понимаю. Просто у меня друзей никогда не было. Не заводились почему-то. Наверное, я сам в этом виноват, но время вспять не поворотить, да и, честно говоря, возвращаться в прошлое не хочется… Я не знаю, что значит быть другом. Правда, не знаю. Мне никто и никогда этого не объяснял… Ты сможешь?
– Что? – по-моему, Дэриен даже не заметил перехода на «ты». Или так долго его ждал, что не оценил важность момента.
– Объяснить, как надо дружить?
– Э… – принц отпустил мои плечи и задумался. – В двух словах не скажешь.
– А в трех?
– Ты опять шутишь!
– А должен бы плакать, хочешь сказать? Ну, так что, твое высочество? В чем состоит дружба?
Глаза моего собеседника подозрительно суживаются:
– Это новый экзамен?
– Экзамен?
– Ты все время чему-то меня учишь, верно? Вот и сейчас… Проверяешь, как усвоен урок?
– И в мыслях не было!
– Врешь!
– Так, значит? Хорошо, сам скажу, что такое дружба. Это, когда будучи один, тоскуешь и мечтаешь о встрече, а встретившись…
– Через пять минут понимаешь, насколько твой друг невыносим, разругиваешься с ним в пух и прах, хлопаешь дверью, а потом снова начинаешь тосковать! – весело закончил за меня Дэриен. Надо признать, угадал. И мы уставились друг на друга, чтобы вдох спустя расхохотаться.
Я ухитрился отсмеяться первым и сурово сдвинул брови:
– Ты забыл сказать, почему друзья все время спорят и ругаются.
– И почему же?
– Потому что говорят в лицо вещи неприятные, но важные и правдивые. То, чего никто другой не скажет.
– Ага! – обрадовался принц. – Тогда признавайся, наконец, почему не пришел! Ты же знал, когда и где! Знал?
– Конечно. Мне Борг сказал.
– Борг? Ты с ним разговаривал?
– Не далее, как вчера.
– Вчера… – в ореховом взгляде появилась настороженность. – Что ты ему наговорил?
– Я? Наговорил?
– А кто еще?! Когда Борг вернулся, на нем попросту лица не было!
– Совсем? – пытаюсь шутить, чтобы слегка разрядить напряжение.
– Совсем! И он не желал говорить, что произошло. Только прошение об отставке подал.
– ЧТО?! Какая дурость…
– А мне думается, что у него была веская причина: Борг не такой человек, чтобы совершать необдуманные поступки, – строго заметил принц.
– Причина… – нервно потираю шею. – Возможно, и была.
* * *
Что я наделал… Опять все разрушил и растоптал.
Рыжий подал прошение об отставке? Уж не из-за необдуманно ли оброненных мной слов и скоропалительно вынесенных приговоров? Паршивая история, однако.
– Какая причина? – настаивает Дэриен, но меня куда больше занимает другое:
– Ты принял его прошение?
– Нет, но…
– И не принимай покуда. Он успокоится, обещаю. Успокоится, все обдумает и будет сильно жалеть о собственной поспешности.
– Что ты об этом знаешь? Что вообще произошло?
– Я совершил ошибку. Поделился своей обидой не с тем, с кем следовало бы.
– Ты хочешь сказать… – замешательство и недоверчивость. – Ты обиделся? И на кого же? На Борга или… На меня?
– Тебе лучше сесть обратно в кресло прежде, чем я пущусь в объяснения.
– Почему?
– Потому что говорить буду долго и нудно! Присядь, пожалуйста!
Принц нахмурился, но выполнил мою просьбу, а я оперся ладонями о край стола. Спросите, зачем? Очень просто: чтобы пальцы не дрожали, а впивались в массив полированного дерева. Чтобы скрыть волнение. Хотя я и подозревал, что сие мне не удастся…
– Да, я обиделся, это точно. Но вот сказать, на кого именно… Затрудняюсь. Наверное, все же, на себя. Большей частью.
– Но как это связано с…
– Не перебивай! Нет ничего хуже, чем делать окончательные выводы при недостатке данных, так что потрудись дослушать до конца!… В какой-то мере моя обида касается и тебя. Точнее, твоих поступков в прошлом. Я бы даже сказал, одного поступка. Я не вправе выставлять оценки и прекрасно это знаю, но… Вчера мое душевное состояние оставляло желать лучшего, и Борг услышал то, что спустя сутки мне самому стыдно вспоминать.
– Да в чем дело-то? – не выдержал принц, вклиниваясь в мой монолог.
– М-м-м-м-м… Я припомнил твои отношения с Вийсой и представил их под углом зрения, новым для Борга. Проще говоря, нарек тебя… неумным человеком.
Я ожидал всего: смертельной бледности, яростного всплеска эмоций. Кулака в челюсть, наконец. Но Дэриен всего лишь отвел взгляд и тихо сказал:
– И ты был совершенно прав. Я поступил дурно. Не надо было позволять ей влюбляться…
– Ты не так меня понял, твое высочество! Иначе, нежели Борг, но все равно не так, как следует… Моральные категории трогать не будем, тем более что мораль у каждого существа в подлунном мире своя… Поговорим о других вещах, не таких возвышенных, но не менее важных. То, что понравившиеся друг другу мужчина и женщина оказываются в одной постели, не является ни чудом, ни преступлением. Но вот потом, когда плотская близость больше не является необходимой и желанной… Что происходит потом? Люди расстаются. По разному, согласен. Но мудрые люди расстаются друзьями, сохраняя в памяти свет и тепло прежних встреч. А вы… вы стали врагами. Допускаю, что Вийса была всего лишь мимолетным увлечением, и все же… Кстати! Ты разорвал с ней отношения, потому что…
– Я встретил Селию.
– Ну, конечно… Причина ясна. И разумеется, тебе не было никакого дела до чувств брошенной девочки, поскольку в сердце (и не только в нем) уже пылала страсть к другой. Оправдывать не буду. Осуждать – тоже. Хочу только дать совет на будущее: если заводишь интрижку, проследи, чтобы девица осталась довольна и не помышляла о мести.
– А если… если не будет довольна?
– Тогда ее следует устранить. Как потенциальную угрозу.
– Устранить? – Дэриена передернуло. – Ты говоришь об убийстве?
– И о нем, в том числе.
– Но…
– Ты – будущий король и уже сейчас должен уметь совершать разумные поступки, потому что судьба твоей страны не может зависеть от постельных приключений.
Щеки принца слегка порозовели (видимо, по той простой причине, что упомянутых приключений было очень и очень много), но Дэриен, усилием воли справившийся со смущением, довольно твердо спросил:
– И что же во всем этом заставило Борга так странно себя вести?
– Э-э-э-э-э… Моя обида, конечно же.
– Обида?
– Я сказал, что не хочу смотреть тебе в глаза, потому что боюсь пожалеть о том, что сделал.
Думаете, мне было легко признаться? Вовсе нет. А принцу было так же нелегко выслушать мое признание. И нелегко понять:
– Значит, ты жалеешь?
– О чем?
– О том, что помог мне? – из орехового золота глаз постепенно исчезали все оттенки чувств, и оставалось только мертвое мутное стекло.
Я ответил, но не сразу. Слова, даже самые мудрые и прекрасные, не всегда могут описать то, что легко и просто выразит взгляд. К сожалению? К счастью? Не знаю. Иногда приятнее спрятаться за пологом изысканных фраз, чем выдать то, что чувствуешь, случайной тенью, промелькнувшей в глазах. Да, есть умельцы, успешно соблюдающие строгое соответствие между мыслью изреченной и мыслью потаенной. Есть. А еще находятся любители говорить не то, что думают, причем в любой ситуации. Но я не отношусь ни к первым, ни ко вторым, а посему…
Да, жалею, твое высочество. Я вмешался в естественный порядок вещей. Спутал Нити Гобелена, и теперь невозможно предположить, чем все закончится. Или начнется. Кто знает, вдруг препятствие, возникшее на твоем пути, должно было сделать твою жизнь иной, изменить тебя? И возможно, моя нелепая тяга помогать только навредила тебе, лишив шанса стать совершеннее. Да, тебя могло занести и в другую сторону – озлобить, превратить в тирана и деспота, но… Если Слепая Пряха рассчитывала наградить тебя какой-то определенной судьбой, а я нарушил ее скромные планы, кто поручится, что мои действия стали благом, а не проклятием для всего твоего рода? Кто?
Можно было остаться в стороне. Степенно занять удобное место и безразлично взирать на букашек, копошащихся под ногами. Можно. Вот только не получилось. Наверное, не дорос еще до таких высот, как мудрое невмешательство в течение жизни. Если повезет – дорасту. Если не повезет… Сложу голову в очередной попытке сделать пару букашек счастливее, чем они были до того. И самое смешное, это ведь может получиться! Шансы-то равны. Кто бы что ни утверждал, есть только два основных варианта развития событий. Нет, не «плохо» и «еще хуже»! Плохо и хорошо. Но может быть одновременно «чуть-чуть хорошо» для кого-то одного и «очень плохо» для всех остальных. Или наоборот – тут не знаешь, что лучше…
Ты мог умереть, твое высочество. Ты был так близок к смерти, что и не можешь себе это представить. И тогда – в доме сельского доктора, и теперь – в собственном дворце, потому что я воспользовался инструментом, который следовало бы спрятать на самом дне сундука, в самом темном углу чулана. При проведении Инициации маг должен быть спокоен и сосредоточен? Чушь! Его сосредоточение не идет ни в какое сравнение с теми рамками, в которых должен удерживаться я: ни шага влево, ни шага вправо, и вперед двигаться страшно, и обратного пути нет.
Да, я жалею. Прости, так получилось. Ты сможешь меня простить? Простить за то, что по моей вине лишился предназначенных тебе чудес? Сможешь?
Взгляд принца дрогнул, теплея. Значит, настало время слов:
– Наверное, жалею. Но не о своих действиях, оставшихся в прошлом, а о том, как они могут повлиять на будущее. Твое будущее. Вернувшись в ряды наследников престола, ты снова оказался на расстоянии удара. А если вспомнить, что Инициация будет проведена заново… Надеюсь, хоть об этом во дворце пока не знают?
– Нет. Я никому не говорил, да и Борг…
– Не проболтается. Хорошо… Я договорился с Лаймаром: он позаботится, чтобы все было сделано наилучшим образом.
– Лаймар? – принц скривил губы. – Я ему не доверяю.
– И не нужно. Но я могу утверждать: он поклялся и не нарушит клятву. К тому же, получил плату вперед, так что волноваться по этому поводу не стоит. А вот об остальном… Меня лично тревожат близнецы. Если с Рианной все обстоит вполне приемлемо, то ее брат… Представляет собой для кого-то лакомый кусочек.
– В каком смысле? – нахмурился Дэриен. – И потом, ведь Ри уже инициирована, и она гораздо сильнее, чем можно было ожидать.
– Да. Но есть один нюанс. Инициированный Мост очень трудно подчинить чужой воле силой. Исподволь, намеками, мелкими тычками можно заставить разум усомниться и свернуть с истинного пути, но это слишком долгий процесс, требующий недюжинного умения и нечеловеческого терпения. Зато до момента Инициации Мост весьма и весьма уязвим и подвержен влиянию. Короче говоря, его можно заставить выполнять приказы.
– Как?
– Не будем углубляться в подробности: спросишь у сведущего мага, он тебе все объяснит и очень даже живенько… Главное, чтобы ты понял: из всей семьи самой большой опасности сейчас подвергается твой брат. В прошедшем году за ним и за Рианной шла настоящая охота, и не думаю, что ее устроитель откажется от своих планов и в будущем. Так что, за Риком нужен присмотр, и очень внимательный.
– Я запомню, – благодарный кивок. – А почему тебя так волнует его судьба? Насколько знаю, именно он приказал поставить клеймо, а теперь ты трогательно заботишься о безопасности своего обидчика… Как-то подозрительно все это выглядит!
– Надо поступать иначе?
– Не знаю. Может быть. Но если бы ты злился на мальчишку, я бы понял…
– А кто сказал, что не злюсь? Злюсь. Но некоторые вещи важнее личных чувств, не находишь? Мост, попавший под дурное влияние, будет опасен для всех, а не только для себя самого. Я никак не могу понять, зачем и кому понадобился послушный Источник Силы, но не хочу допускать, чтобы произошло нечто страшное.
– Почему?
– Что?
– Почему не хочешь допускать?
– А ты бы хотел? Зная, к чему приведет промедление и беспечность? Думаю, что нет. Верно?
Дэриен пожал плечами.
– Не буду спорить. Но тогда ты должен был и меня предупредить об опасности!
– Какой? – на сей раз я не понял, о чем идет речь.
– Мне ведь тоже предстоит Инициация!
– Да, но… Ты – случай особый. Во-первых, Инициация будет повторной. Во-вторых, ты вполне устоявшаяся личность. В-третьих, у тебя есть защита от чужого влияния.
– Имеешь в виду жемчужину?
– Угу. Кстати, ты не обращал внимания: она не изменяла цвет?
– Цвет? – принц наморщил лоб. – Сейчас, когда ты спросил… Раз или два мне показалось, что она слегка темнела. Как будто внутри нее что-то есть и время от времени приближается к поверхности…
– Только магам ее не показывай, хорошо?
– Почему?
– Отнимут.
– Отнимут? – ошарашенный взгляд.
– Конечно. Могу спорить, на что угодно: мимо такого амулета ни один уважающий себя кудесник не пройдет. Поэтому береги мой подарок. И свою семью.
– Ты собираешься уйти? – догадался Дэриен.
– Не то, что собираюсь, просто… Нужно время от времени действовать не во имя собственного удовольствия, а уважая желания и исполняя требования окружающих, – сия глубокомысленная декларация несовершенства жизни вызвала недоуменное выражение на лице принца, и я пояснил: – Меня хотят видеть дома.
– Дома… А твой дом далеко?
– Отсюда не видно.
Дэриен криво усмехнулся:
– Значит, тебя долго не будет.
– Наверное.
– Но ты вернешься?
– Почему бы и нет? Считаешь, что мне следует это сделать?
– Следует! – заявление слишком поспешное и чересчур разгоряченное надеждой.
Качаю головой:
– Эх, твое высочество, главного ты так и не понял!
– Чего именно?
– Дружба это, конечно, замечательно. Но есть много других вещей, требующих нашего участия. И сейчас наши Пути медленно, но верно расходятся. На какое-то время. Возможно, потом они сойдутся вновь. И мы… сойдемся. Более взрослые. Более мудрые. Более терпеливые. И непременно найдем, что сказать друг другу… Нужно только подождать. Сумеешь?
– Это трудно.
– Знаю. Но именно трудности закаляют характер, как твердят все умники мира. Так что, быть нам с тобой закаленными!
– Ты не хочешь уходить, – глаза принца, кажется, видят меня насквозь.
– Не хочу. Скажу больше: боюсь, потому что знаю, КУДА иду, но не знаю, С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ. Правда, идти все равно придется, а значит, со страхом нужно будет договариваться.
– Договариваться? Я думал, страх надо побеждать.
– А зачем? Разумная доля страха еще никому не вредила! Просто увлекаться не стоит, а при соблюдении правильной меры способен оказаться полезным даже самый сильный на свете яд.
– Все-таки жаль, что ты не захотел быть моим наставником, – сокрушается Дэриен. Хочется верить, что в последний раз.
– Наставником… Не думай, я не способен изрекать умные мысли с утра и до вечера! Гораздо больше мне нравится брюзжать и ехидничать безо всякого повода, что успешно и быстро портит мои отношения с самыми терпеливыми людьми… И, потом: учить – очень болезненное занятие.
– Это еще почему?
– Потому, что учитель сначала сам должен пройти собственный урок, чтобы иметь полное право предостеречь и направить ученика. То есть, нельзя учить тому, чего не знаешь сам.
– Ты бы рассказал это придворным учителям! – фыркнул принц.
– И расскажу. Однажды. Только они не поверят.
– А мы их выгоним! Всех! Взашей!
– Обязательно выгоним. Можем даже пинка дать. Вот только где других-то найти? Учителя, даже плохонькие, на дороге не валяются: не бросовый товар, как ни крути.
Дэриен всерьез задумался над моими словами, но не успел сделать тот или иной вывод, потому что на пороге кабинета появился Ксаррон, покряхтывающий и гримасничающий сверх всякой меры, что ясно свидетельствовало о чудесном расположении духа моего кузена:
– А я уж начал тревожиться…
– О чем же господин Ректор? – растерянно, но привычно вежливо осведомился принц.
– О вашем здравии, конечно же! Слишком тихо вы тут сидите… Прямо как в склепе!
– Ну, вы и скажете, – морщится Дэриен.
– Кстати, ваше высочество, вы мне нужны. И не одному мне… Извольте спуститься вниз.
– Что-то случилось?
– Пока нет, но может. Если не навести порядок в делах. Не хотелось бы вас торопить, однако…
– Уже иду, господин Ректор.
Слова принца не разошлись с делом: молодой человек не стал медлить и, без сожаления покинув кресло, вышел из кабинета. Я остался сидеть на столе, за что был удостоен очередной недовольной гримасы и вкрадчивого:
– Не желаешь узнать, что стряслось?
– Не-а.
– А придется! – Ксо в два стелящихся шага оказался рядом со столом и поймал пальцами мое ухо.
* * *
От цепкой хватки кузена правый орган слуха вашего покорного слуги избавился только при выходе на лестничную площадку: наверное, Ксо решил, что устраивать представление перед находящимися в холле людьми – ниже нашего с ним достоинства. То бишь, для себя любимых – пожалуйста, а для чужих – ни-ни! И за такое непоколебимое понятие достоинства я был ему благодарен. Искренне и глубоко. Тем более что зрители не способны были оценить шутовство. Особенно сейчас…
Собственно говоря, я так и остался там, где начинались перила, а вот Ксаррон спустился вниз и с видимым удовольствием расположился на заботливо притащенном Кианом стуле, выбрав место установки сей мебели таким образом, чтобы иметь возможность наблюдать не только за мной, но и за беседой, пытающейся начаться у входной двери.
Увидев на пороге дома Ректора Академии наследного принца Западного Шема, я, наверное, не смог бы сегодня удивиться уже ничему. Поэтому рыжие вихры, обрамляющие очень серьезное – почти траурно-серьезное – и слегка покрасневшее от морозного воздуха лицо, только заставили меня тяжело вздохнуть. Разумеется, Борг. Разумеется, с желанием выяснить отношения. И, разумеется, появился здесь с подачи кузена. А может быть, не с подачи, а во исполнение прямого и недвусмысленного приказа: извольте мол, господин телохранитель, явиться в такое-то время по такому-то адресу.
Я взглядом спросил Ксо: зачем? И «милорд Ректор» расплылся в пакостной улыбочке, которая отвечала: а ты что, думал отсидеться за моей широкой спиной? Не выйдет! Сам ошибок наделал, сам и исправляй!
Исправлю. Непременно. Но сначала послушаю, о чем идет речь.
– Простите, что нарушаю Ваше уединение, милорд, но меня беспокоит судьба моего прошения, – сухо и подчеркнуто официально изложил Борг причину своего визита.
– Вы так торопитесь? Позвольте узнать причину спешки, – парировал принц, переходя в контратаку.
– Чем скорее я получу ответ, тем скорее смогу вернуться в распоряжение «Опоры».
– Так причем здесь я? Идите к своему начальнику и испрашивайте дальнейшие указания у него! – похоже, Дэриен немного огорчился.
Или не немного: всегда трудно разрывать близкие отношения с человеком. Спросите, почему близкие? Ну, как же! Телохранитель и объект охранения зачастую роднее друг другу, чем единокровные братья, и это не просто фигура речи, а непременное условие успешного выполнения контракта. И для того, кто нуждается в защите, и для того, кто ее обеспечивает.
– Я обращусь к упомянутому Вами человеку, милорд, но… Прежде прошение должны принять Вы. Принять и освободить меня от присяги, – Борг говорил печально, но в его словах проскакивала странная гордость. Впрочем, нет. Не странная.
Значит, все было более чем торжественно: не просто назначение, а дотошно исполненный ритуал. Что ж, подобная деталь поднимает мое мнение о рыжем верзиле еще выше, хотя куда уж выше-то… Любопытно, чем руководствовался Ксо, усложняя ситуацию? Ему было достаточно приказать Боргу охранять принца и регулярно докладывать о состоянии его высочества. Зачем же связывать этих людей присягой? Да, подобная клятва обычно помогает делу, но ведь в ней задействованы обе стороны! Почему же «милорд Ректор» сознательно лишил принца одной из самых удобных позиций – оставаться господином, не заботящимся о чаяниях слуги?
Кажется, догадываюсь. И догадка заставляет меня нахмуриться. Ай да хитрец мой кузен! Мне, значит, нельзя ни во что вмешиваться, а он правит характер принца, как вздумается! Ну, Ксо, ты за это ответишь… И нечего строить невинные глазки!
– А если я откажусь? – в голосе Дэриена прорезалась сталь.
– Я буду исполнять свои обязанности с прежним рвением, милорд. Но только в предписанное время, – подбородок рыжего приподнялся. Совсем чуть-чуть, на какой-то волосок, но теперь перед принцем стоял не просто слуга, телохранитель или кто-то в этом роде. Перед его высочеством стоял Человек Чести. Человек, который будет исполнять свой Долг, но никогда не позволит себе выйти за пределы этого Долга.
Ай, как глупо получилось… Но я же не мог предположить, что мой каприз приведет к такому ужасу? Не мог. А должен был…
– Прежде чем вынести решение я хотел бы знать, какие причины заставили Вас просить об отставке, – Дэриен двигается в нужном направлении, молодец. Главное, знать, в каком месте, а уж пробить стену… Сие неблагодарное задание может выполнить и кое-кто другой.
– Причины личного характера, милорд.
– А именно?
– Полнота полученных сведений.
– По какому вопросу?
– По вопросу соответствия цели приложенным усилиям.
Принцу было проще: после моих скорбных признаний, проливших свет на неожиданную взбалмошность телохранителя, Дэриен примерно представлял себе, что расстроило Борга. Но ключевое слово здесь «примерно». К счастью, его высочество не присутствовал при нашем с рыжим разговоре, иначе… Мне нипочем не удалось бы извиниться. И все же, фрэлл подери… Как я сглупил!
– И как она, цель? Соответствует? – подаю голос с лестницы.
Борг, для которого мое появление не осталось незамеченным (на то он и профессионал), даже ухом не повел. По крайней мере, карий взгляд ни на дюйм не сместился в сторону от ранее выбранного направления.
Не хочешь отвечать? Не считаешь меня достойным принимать участие в беседе? Что ж, твое право. Но не забывай, что кое-какие права есть и у меня. Например, право сразиться с последствиями собственных ошибок. И право победить их, конечно!
Я спустился вниз, подошел к принцу и положил руку на его плечо:
– Знаешь, что, Дэрри… – как Борг ни пытался сохранить каменное выражение лица, при этих словах дрогнуло все, начиная от взгляда и заканчивая уголками губ. – Предлагаю тебе… нет, настоятельно рекомендую отправиться на кухню и полакомиться замороженным сливочным кремом: это будет приятно, полезно и позволит скоротать время, за которое два взрослых мальчика постараются поделить свои игрушки. Согласен?
– Вообще-то, нет, – качнул головой Дэриен. – Но если ты уверен…
– Как никогда!
– Хорошо. А крем вкусный?
– Очень. Сам утром уплетал за обе щеки!
– Позвольте заметить, ваше высочество, – глубокомысленно вступил в разговор Ксаррон. – У меня возникло смутное сомнение, что оного крема практически не осталось… Особенно, если учесть, что кое-кто его «уплетал».
– Осталось, осталось! – успокоил я. – Кстати, хватит на всех.
Слово «всех» я выделил особо, чтобы дать понять кузену: твое присутствие нежелательно. Противопоказано, поскольку Борг видит в «милорде Ректоре» прежде всего вышестоящую персону. Во всех смыслах.
Ксо прекрасно понял мою мысль и усмехнулся: мол, действуй, если желаешь, только неудачи на других не спихивай.
Не буду. А уж удачу тем более никому не подарю!
И мы остались вдвоем: я и рыжий великан. Первую реплику пришлось подавать мне, потому что Борг не мог себе позволить «потерять лицо». Ох уж эти придворные церемонии! И не только придворные, впрочем: на каждом ярусе Мироздания в моду введены свои правила существования. Нельзя сказать, что они совсем уж плохи или вредны, напротив, иногда только благодаря исполнению строго предписанной последовательности действий и удается избежать бед. Но, когда дело касается межличностных баталий… Правила мешают. Жаль, что не все понимают такую простую истину и не сбрасывают с себя доспехи церемоний, если требуется открыть сердце…
– Итак, цель стоила усилий?
– Смотря, какая.
Разумный ответ. И взгляд, наконец, перестает блуждать по стенам, останавливаясь на мне.
– Ты можешь оценить все?
– Почему бы и нет?
О, это уже похоже на приглашение пободаться. Я бы с радостью, дяденька: лоб у меня крепкий, выдержит, вот только… У тебя-то рогов нет, и не стоит их заводить.
– Мне было бы интересно послушать, однако… Для тебя значение имеет одна из них, верно? Посему трогать другие не будем. Скажи: достигнутая тобой цель стоила твоих усилий?
– Ты сам знаешь ответ.
Ну вот, теперь получаю упрек. Заслужил, конечно, но все равно обидно.
– Знаю? Ты слишком высокого мнения обо мне, дяденька! И…
Осекаюсь, потому что случайно пришедшие на язык, казалось бы, ничего не значащие слова, мгновенно расставили все по своим местам. Невероятно лестно, но… Слишком ответственно, чтобы продолжать ребячествовать.
И как я сразу не догадался! Впрочем, моя догадливость – весьма медлительная и тяжеловесная дама, не имеющая привычки покидать уютное кресло ради приобщения к новым знаниям: она предпочитает закутаться в плед и дремать, мило похрапывая в темном уголке…
Он, и в самом деле, высокого мнения обо мне. И я даже понимаю, что надоумило Борга занять именно эту позицию. Понимаю. Эх, залепил бы сейчас сам себе десяток пощечин! Правда, членовредительство делу помочь не сможет, и взглядом – в отличие от ситуации с принцем – с проблемой не справишься. Опять наступает черед слов? Бедненькие… Придется вам сейчас поработать, да еще как. И становиться «взрослым» – рановато:
– Я бы извинился, дяденька, но ведь тебе мое извинение не нужно… Да и мне самому – тоже. Честно говоря, лучше всего нам с тобой сейчас распрощаться и похоронить в памяти все прежние встречи. Да, пожалуй, так и сделаем, но прежде… Скажи, зачем ты подал прошение об отставке?
– Очередная шутка?
– Шутка? И в мыслях не держал!
– Почему же мне кажется, что ты надо мной издеваешься? – карие глаза чуть потемнели. От гнева? Нет, от разочарования.
– А вот теперь впору обижаться мне! – я скорчил гримасу, соответствующую произнесенным словам. Насколько удачно получилось, не мне судить, но Борг настороженно сдвинул брови:
– На что?
– На твой недалекий ум, конечно!
– Недалекий ум? – во взгляде великана боролись два противоречивых желания: намылить мне шею и признать мою правоту.
– А какой же еще? Человек мудрый… нет: человек взрослый и опытный пропустил бы мои глупости мимо своих ушей, а ты… Не только внимательнейшим образом выслушал, но и пустил внутрь своей черепушки, позволяя сорнякам заполонить поля разума и вытравить на них все всходы!
– Какие поля? Какие сорняки? Хватит этих иносказаний! Говори прямо и четко!
Ну, наконец-то! Дяденька вошел в раж. Точнее, достиг того уровня эмоционального накала, когда любое слово оседает в памяти тяжелым грузом, и даже по пришествии в прежнее уравновешенное состояние избавиться от непрошеных гостей не удается. Если, конечно, не уметь освобождать ядра орехов из плена скорлупы.
– Как пожелаешь! Говорю прямо: какой из тебя, к фрэллу, камень «Опоры», если меняешь мнение при каждом удобном случае?
– Я ничего не менял!
– Неужели? А к чему этот каприз с прошением? Стыдно, дяденька: большой и сильный, а ума не нажил. Правда, в народе говорят, что там, где есть сила, там не остается места для…
Он все же не выдержал: рука ушла в замах, но кулак до моего лица так и не добрался, позволив мне облегченно перевести дух. Конечно, я бы не рассыпался, но кому приятно неделю кряду ходить с синяком под глазом?
А вообще, не достигший завершения, жест меня порадовал. Правда. Порадовал, потому что недвусмысленно показал: в общении со мной Борг открыт до предела. Если таковой вообще имеется. И я завидую рыжему. Почему? Это же так просто: он нашел человека, рядом с которым не нужно пользоваться масками! За такое сокровище не жаль заплатить любую цену. Не верите? Как бы вам объяснить?… Любая маска, носимая нами, является не просто приятным дополнением к личности – в таком случае не возникало бы никаких проблем. Нет, маска – часть нас самих, плоть от плоти, кровь от крови, но при этом невыносимо чужая вещь, и в этом состоит главная опасность. Опасность потерять свое истинное лицо под ворохом мнимых. Потерять, кстати, в прямом смысле этого слова…
– И все-таки, надежда есть, – задумчиво почесываю подбородок.
– Надежда на что?
– На твое дальнейшее разумное существование, дяденька. Но только после того, как выслушаешь ма-а-а-а-аленькую лекцию.
– Лекцию? – Борг хмурится, но уже не недовольно, а растерянно.
– Ну да. О пользе и вреде неожиданных открытий. Ты так и не ответил, почему подал нелепое прошение… И не надо. Я не знаю всего, что за несколько часов набило внутри твоего черепа неслабые шишки, зато мне известны собственные ошибки. И очень грустно сознавать, что они заставили ошибиться и тебя.
– Я не ошибся, – чересчур твердое заявление. Именно такие, излишне жесткие вещи разрушаются проще всего.
– Правда? А мне думается иначе. Ты наслушался моих бредней и сделал неверный вывод. Впрочем, страшно вовсе не это. Страшно то, что ты принял мое мнение за непогрешимое.
– И вовсе…
– Принял, принял! И сейчас я подробно объясню, как не надо поступать разумному человеку. Во-первых, ты усомнился в справедливости своей искренней привязанности к принцу. Усомнился? То-то же! Но это как раз очень полезное свойство – уметь сомневаться. А вот дальше… Дальше все развалилось. Ты не должен был признавать поражение своих умозаключений перед моими. Ни в коем случае! Хотя бы потому, что я имею обыкновение ошибаться по сотне раз на дню… Надо было вступить в бой, а не сдаваться. Понятно, дяденька?
– Я и не сдавался… – буркнул рыжий. – Просто что-то щелкнуло в голове, и сразу стало ясно: я был слишком доверчив.
– Тебя это пугает? Зря! Доверчивым обычно бывает только очень сильный и очень мужественный человек, потому что довериться кому бы то ни было – необыкновенно трудная задача. А ты с ней шутя справился… Поздравляю!
– Было бы, с чем…
– Еще поймешь. Позже, когда спокойно нальешь себе кружку эля, присядешь в теплом уголке и расслабишься. Попрошу только об одном.
– Не напиваться? – карий взгляд постепенно приобретает прежний азарт.
– И это тоже, но во вторую очередь. А в первую… Не бросай принца. Не оставляй его одного перед целым сонмом врагов – не по-людски это как-то.
– Но…
– Все мы несовершенны, дяденька. Да, его высочество вел себя неумно, что ж поделать? Никто из живущих на этом свете не поручится, что всегда и везде действовал расчетливо и справедливо… Но у Дэриена есть одно замечательное качество: он способен учиться. И за одно это ему можно простить прежние… неблаговидные поступки. Потому что в будущем он уже не совершит то, в неприглядности чего удостоверился. И лучше, если вы будете учиться вместе!
– Вместе… – хмыкнул Борг. – Считаешь, что я тоже нуждаюсь в уроках?
– А ты против? Согласен, учиться – не самая приятное времяпрепровождение. Я, например, ненавижу уроки… Но от них никуда не денешься, к сожалению.
– Особенно когда наставником выступает Судьба, – подхватил рыжий, чем вызвал мое насмешливое фырканье:
– Судьба? Э нет, дяденька: Слепая Пряха всего лишь ткет Путь и расцвечивает его узорами Спутников. Мы сами являемся и учениками, и учителями. Попеременно. Друг для друга.
– Хочешь сказать, что чему-то учился и у меня? – недоверчивый прищур.
– А как же! Верности и преданности, например. А еще способности открывать душу и не требовать за это каких-либо благ… Да мало ли чему! Всего и не упомнить.
– А мне казалось, что ты только учишь.
– М-да? Жаль, – совершенно искренне вздохнул я. – Никогда не желал, чтобы меня считали учителем.
– Почему?
– Все учителя – жуткие зануды!
– Я бы не сказал, – ответный взгляд был не просто оценивающим, а выносящим неоспоримый приговор.
– Не говори. Но я до сих пор не узнал твое решение!
– По поводу?
– Ты останешься рядом с принцем?
Борг делал паузу прежде, чем ответить. Но она была сопряжена не с сомнениями, а с желанием подобрать нужные слова для ответа.
– Останусь. Даже если он этого не заслуживает.
– Снова здорово! – я укоризненно покачал головой. – Мы же все только что прояснили!
– Да, прояснили… Но я никак не могу отделаться от мысли, что его высочество не годится для управления государством.
– Годится, годится! – нет, ну сколько он еще будет вспоминать мои излишне поспешные суждения? – Материал более чем достойный, осталось только придать ему нужную форму. Не хочешь немного побыть Творцом?
– Творцом?
– Конечно. Ну хотя бы проследи, чтобы посеянные семена взошли, а всходы окрепли.
– Опять ты мне голову морочишь своими сельскими историями?
– И вовсе не сельскими! Это иллюстрация для большей доходчивости!
– Хочешь сказать, что до меня долго доходит?
– Не хочу, а говорю прямым текстом!
– Ах, так?
– Именно так!
– А вот я скажу, что…
– Мальчики уже поделили игрушки или только приступили к сему сложному делу? – ненавязчиво поинтересовался Ксаррон, появившийся в холле с вазочкой крема в руке.
– Ну-у-у-у… Думаю, что поделили, – заключил я.
– Тогда почему бы вам обоим тоже не пройти на кухню? Крем, конечно, закончился, но, помимо сладостей, мой дом располагает и еще кое-чем, более приятным для желудков взрослых мужчин. Например, имеется немного эля и свежий мясной пирог.
– Пирог? – я принюхался к ароматам, доносящимся с кухни. – Когда это Киан успел?
– Пока ты болтал то с одним, то с другим. Знаете, милейший, у этого молодого человека есть один неприятный недостаток, – свободной от лакомства рукой Ксо взял Борга под локоток. – Он слишком любит поговорить. А на жонглирование словами тратится преступно много времени… Вы так не считаете?…
И все же, на кухню я успел добраться первым.
