Часть вторая. И другие звери.
Я проводил взглядом медленно проползающую за окном кареты каменную ограду и, зевнув, откинулся на спинку сиденья. Любопытно, как долго еще мы будем добираться до резиденции ректора Академии? Сдается, Киан катает нас по Виллериму кругами, причем нисколько не уменьшающимися в размерах.
– Не выспался? – Участливо спросил толстячок, утопающий в груде подушек на сиденье напротив меня.
– Как видишь. Между прочим, по твоей милости!
– По какой именно? – Продолжил расспросы кузен, заблаговременно принявший свой любимый облик «милорда Ректора» – улыбчивого дяденьки уважаемых лет, сверкающего обширной лысиной и маленькими лукавыми глазками.
– Книжки читал, на редкость увлекательные… А потом кошмары всю ночь снились.
Ксаррон почти минуту пристально меня рассматривал, после чего заявил:
– Врешь.
Я выдержал трагическую паузу и согласился:
– Конечно, вру. Ничего мне не снилось. А должно было?
– Я почем знаю? – Пожал плечами кузен. – Заглядывать в чужие сны – неблагодарное занятие.
– Неужели?
– В них можно повстречаться с самим собой.
– Велика беда!
– Велика или нет, спорить не буду, но лично мне эта встреча удовольствия не доставила.
– А в чей сон ты заглядывал, позволь спросить?
Ксо не ответил, делая вид, что увлечен поправлением складок просторной ректорской мантии.
Впрочем, я и без того догадывался, где он мог повстречаться со своим отражением. Во сне Магрит, разумеется, и скорее всего произошло это довольно давно, во времена туманной юности. Мне не под силу управлять собственными сновидениями, но даже среди неодаренных магическими талантами существ имеются такие, что могут перед смежением век придумать желанный к просмотру сон. Не удивлюсь, если моя сестра подозревала Ксаррона в недостойных поползновениях и нарочно «увидела» некую неприглядную картинку. А может быть, просто показала кузену все, как есть на самом деле, и это потрясло его больше, чем мерзкая фантазия, потому что правда порой бывает опаснее и безжалостнее самой изощренной лжи.
– Ладно, этот вопрос снимаю. Ставлю следующий: когда прекратится тряска?
– Хочешь, чтобы я намекнул королю о необходимости переложить брусчатку на улицах столицы? – Совершенно серьезно осведомился кузен.
– А ты можешь?
– Сомневаешься?
Я оценил размеры красного носа на лоснящемся лице.
– Нет, не сомневаюсь.
Могу поспорить, при своей ни от кого не скрываемой вхожести в королевские апартаменты Ксо способен не только на намеки: может прямо потребовать произвести ремонт дорог. Например, потому что его «младшего братика укачало».
– Так намекнуть? – Переспросил кузен.
– Не надо. Лучше скажи Киану, чтобы нашел, наконец, прямую дорогу.
– А мы и едем по самой прямой. Из тех, где сумеет пройти карета.
– М-да? – Я с недоверием посмотрел на следующую ограду, по внешнему виду – родную сестру предыдущей, но с копейными остриями наверху. – Что ж, пусть это остается на его совести. Но тогда хотя бы развлеки меня разговором, а то надоело слушать стук собственных костей.
– Я же предлагал подушки! – Торжествующий укор. – Хочешь? Еще не поздно взять.
– Ничего, обойдусь. Если станет совсем невмоготу, пересяду к тебе.
– Ну уж нет! Здесь и так места мало! – Грозно заявил Ксо, состроив такую уморительную рожицу, что я улыбнулся и зевнул. Сладко-сладко.
– Прекрати сейчас же!
– Что?
– Зевать!
– Сам виноват: не надо было тащить меня по Потоку в такую рань. Почему нельзя было, как в прошлый раз, воспользоваться тем маленьким храмом?
Ксаррон с сожалением покачал головой:
– Одно дело открывать Тропу, и совсем другое – закрывать. Хочешь свалиться на головы молящимся? То место и так считают нечистым.
– А что, бывали случаи?
Кузен скривил губы, пряча усмешку. Значит, попадался с поличным. Представляю себе удивление несчастных родственников, пришедших преклонить колени перед изваянием бога и попросить о заступничестве и помощи в затянувшейся тяжбе, когда перед ними из ниоткуда возникал пожилой живчик с лицом, явственно свидетельствующем о злоупотреблении крепкими напитками! В лучшем случае его могли принять за посланца божественных сил, в худшем – за демона. А впрочем, кто сказал, что плохо слыть демоном? Участь бога куда печальнее: первый же встречный полезет с просьбами и жалобами. Набраться же наглости, чтобы терзать подобными вещами демона… Тут нужны люди не робкого десятка. Интересно, за кого Ксо принимали чаще?
Я прищурился и спросил:
– И много тебе пришлось разрешать судебных неурядиц?
Растерянность, мелькнувшая в заплывших жиром темных глазках, быстро сменилась унынием:
– Достаточно, чтобы избегать подобных проблем в дальнейшем.
– Разве сложно помочь?
– Считаешь, просто? Оббежать всех, начиная от мелких писцов и дознавателей, заканчивая старшим судьей, и выяснить интерес каждой стороны, а потом попытаться повернуть дело так, чтобы и закон соблюсти, и обещание выполнить? Попробуй как-нибудь на досуге, после сравним впечатления!
Кузен обиженно надул щеки, уткнувшись носом в поднятый воротник.
– Прости, я погорячился.
Молчание.
– Ксо, я все понял.
Никакой реакции.
– Обещаю больше не задавать глупые вопросы.
– Можно подумать, так и будет… – раздается тихое ворчание.
– Я постараюсь!
– Можешь не напрягаться, все равно не получится, – недовольно пробурчал кузен.
– Ты такого низкого мнения о моих способностях?
– Напротив, более высокого, чем они заслуживают. Ладно… О чем ты хотел поболтать?
– М-м-м-м-м… Расскажи мне об Академии.
Недовольство уступило место удивлению:
– Зачем?
– Как это? Должен же я знать, чему уделяет столько времени мой горячо любимый родственник!
– Ревнуешь?
– Ни в коем разе.
– Ревнуешь! – Ксо расплылся в довольной улыбке. – И хочешь понять, что за штуковина отнимает мое внимание от наблюдения за твоими чудачествами. Верно?
Я пожал плечами.
Не скажу, что кузен полностью прав, но было бы глупо не отдавать себе отчет в крохотных уколах, которые теребят сердце, если те, чье мнение для вас важнее всего прочего, рассеянно отмахиваются и говорят: «Не сегодня, малыш: у меня слишком много дел».
Точно так же я ревновал свою сестру. К обязанностям, о которых ничего не знал и не хотел знать, потому что они были моими врагами – отнимали у меня внимание Магрит, а враги заслуживают только одного: уничтожения! Помню, как дулся, когда оставался один несколько дней подряд, и боялся, что больше не увижу в синем взгляде обидного, но такого привычного и родного разочарования. Потом я стал взрослее, у меня появились учителя, приложившие все силы к тому, чтобы уменьшить количество свободного времени, находящегося в моем распоряжении, и скучать стало некогда. Зато тоска только упрочила свои позиции, неощутимым туманом расстилаясь вокруг и добавляя едва уловимую горечь ко всем мыслям подряд…
Конечно, ревную. Но признаться? Не признаюсь.
– Так что же ты хочешь узнать об Академии?
– Историю. Давнюю и недавнюю. Откуда она вообще взялась?
Кузе поерзал на подушках, пристраивая свою пятую точку поудобнее, и хорошо поставленным наставническим голосом начал:
– Когда память о сражениях Долгой Войны начала тускнеть, а Четыре Шема утвердились в своих границах и притязаниях, возникла необходимость поддержания равновесия между королевствами. Поскольку каждое из них обладало крайне полезными, но совершенно не встречающимися на территории и в казне соседей мелочами, сотрудничество оказалось не только желательным, но и необходимым. В военном отношении в те годы Шемы были равно обессилены и не помышляли о захвате земель друг друга, поэтому на первый план вышли игры не силовые, а логические. Проще говоря, понадобилась разветвленная сеть наблюдателей, собирающих и передающих своим хозяевам сведения о том, что творится за соседним забором. А уж в ворохе грязного белья всегда можно нарыть какую-нибудь безделицу, которая окажется дороже любого клада… Но из кого можно было сформировать такую сеть, как ты думаешь?
– Из магов, наверное.
– Да, это решение показалось проще остальных, и первыми лазутчиками стали одаренные. Однако очень скоро выяснилось, что магическая разведка крайне неэффективна и очень рискованна.
– Почему же?
– Во-первых, для получения сведений применялись заклинания, а любое возмущение Силы можно заметить, последить и установить место, время и личность чародея.
– Но это же муторно!
– Да, только когда и на той, и на другой стороне поля фигуры одинаковы, противники смиряются с излишней тратой средств. Но это касаемо риска быть обнаруженным… А вот с эффективностью дело обстояло совсем неважно.
– Что-то не верится, – протянул я. – Взять те же проекции памяти…
– Возьмем, – охотно согласился кузен. – И что увидим? Путаницу мыслей и образов, задержавшихся в голове, не более.
– Ну почему же! Можно очень точно воспроизвести события, произошедшие в последние несколько суток перед снятием проекции.
– Ага. Можно. Если проекция будет посмертной. Понимаешь, о чем я?
Ах, вот оно что… Да, кузен прав: можно проводить допросы путем извлечения из голов свидетелей необходимой информации, но слишком большой расход «материала» получается. Так можно выкосить половину жителей города, лишь пытаясь узнать распорядок смены караулов стражи на крепостных стенах. Особенно если учесть, что даже в проекциях памяти разные люди ухитряются по-разному «видеть» происходящие события, и опытный маг вынужден слегка править картинку, отбрасывая чрезмерно яркие краски и эмоции. Кроме того, следует упомянуть и о свойственной каждому из нас способности обращать главное внимание (как говорят, «помещать фокус») на совершенно разные вещи. А от точки зрения зависит и восприятие в целом. Остается только посочувствовать магам, тратящим уйму сил на копание в чужих головах…
– Понимаю. В самом деле, эффективность ни к фрэллу. Посмертие же еще накладывает отпечаток… И как вышли из создавшегося положения?
– Вернулись к старым добрым методам: завели самую обычную разведку. Из самых простых и не обремененных магическими талантами существ.
– Хорошо. Но где же место для Академии?
– А мы как раз к ней подходим! Точнее, к мотивам ее основания. Разведчик это такая особенная работа, которую может выполнять любой, при условии хорошего обучения, конечно же. Поэтому и потребовалось создание Академии. Поначалу это была всего лишь горстка ветеранов, согласившихся поделиться опытом и знаниями с молодыми и энергичными романтиками, потом дело пошло шустрее, и сейчас я возглавляю заведение, обучаться в котором – мечта большинства молодых людей не только из Западного Шема.
– Гордишься?
– Имею право! – Задрал нос кузен. – Конечно, не все нынешние выпускники становятся полевыми агентами: большинство нанимаются во всякие Стражи. А кому крупно повезет, попадают в Тайную Стражу и приобщаются к делам государственной важности.
– То есть, по большому счету, твое детище по-прежнему служит формированию разведывательной сети, но прикрывается подготовкой наемников?
– Конечно. Кстати, прибыльное дело!
– Которое из двух?
– Оба! – Нравоучительно заметил Ксо. – Поскольку хорошо устроившиеся в жизни наемники не забывают стены, в которых получали знания и нарабатывали умения, а наниматели вполне довольны, с деньгами проблем не бывает: королевский двор, например, не скупится в оплате обучения гвардейцев. Ну а Стража Тайная… Там свои статьи доходов. И расходы тоже свои: если сеть разрушена, приходится плести ее заново, а для этого нужны подходящие люди и время, чтобы их натаскать.
– Но у тебя и маги учатся, правильно?
– Куда же деться без боевых магов? Учатся.
– А как на это смотрит Анклав?
Ксаррон усмехнулся.
– Очень косо. Признавая удобство средств, которыми пользуются правители всех Шемов, члены Анклава не могут простить себе, что уступили это сражение. Посему в Саэнне Тайная Стража находится под запретом.
– Совершенно?
– Да.
– Но это ведь не значит, что ее там нет?
Кузен помолчал, внимательно изучая бахрому на одной из подушек.
– Есть. Но это большая тайна.
– Которая, тем не менее, известная всем?
– А что поделать? – Горестный вздох. – Чем тайна серьезнее, тем труднее ее сохранить.
– Значит, Саэнна тоже охвачена разведывательной сетью?
– Охвачена. И парни, которые там работают, отчаянные из отчаянных. Потому что если попадутся… Выручать их никто не будет. Просто потому, что не смогут и не успеют.
– Отважные люди.
– Расчетливые люди, – поправил меня кузен. – «Полевка» в Саэнне очень хорошо оплачивается.
– Охотно верю.
– Хочешь сам подзаработать? – Искушающий взгляд.
– Я? О, нет! Лезть в рассадник магов? Что я там забыл?
– Например, удовлетворение любопытства. Там живут и трудятся, можно сказать, твои братья по оружию.
– Что ты имеешь в виду?
– «Мусорщики». Маги, специализирующиеся на расплетании ненужных или отслуживших свое заклинаний. Ну как, интересно?
Я куснул губу. Понаблюдать, как справляются с моей работой другие? Заманчиво.
– Ну-у-у-у… Возможно, когда-нибудь и загляну туда.
– Не пожалеешь! – Заверил Ксо. – И зрелище, и участники того стоят. Я, в свою очередь, могу поспособствовать.
– Э, нет! Я лучше сам. Без твоей помощи.
– Зря отказываешься, между прочим: есть у меня на примете…
Но какая грязная лужа, в которую меня собирались мокнуть, имелась на примете у кузена, узнать не довелось, потому что карета, наконец-то, подъехала к резиденции «милорда Ректора».
* * *
Ксаррон брезгливо провел пальцем по лакированной поверхности стола и всмотрелся в еле заметный серый налет, оставшийся на коже.
– Так и знал, нельзя доверять заботу о доме холостяку!
Я покосился в сторону двери, за которую поспешил выскользнуть Киан еще в самом начале проверки чистоты вверенного его заботам помещения.
Киан – слуга моего кузена и сколько-то-там-родный брат Лэни. То есть, оборотень. Правда, по воле хозяина ему гораздо чаще приходится передвигаться на двух конечностях, а не на четырех, что не способствует мягкости характера. Тот, кто слышал поговорку «смотрит волком» и видел взгляд Киана, которым он встречает всех посетителей резиденции, не может не заметить сходства между подразумевающимся и имеющимся в наличии выражением глаз. Я, например, уже привык к гримасе, отмечающей мое появление в доме Ксаррона, и отношусь к нелюбезности волка довольно снисходительно, хотя не упускаю случая его подразнить. Впрочем, не сегодня: кузен нашел изъяны в блеске начищенного кабинета, и слугу ждет отповедь, посему незачем добавлять свою каплю яда и в так уже переполненный им кубок.
Ксо сбросил мантию на стул и расстегнул верхние пуговицы воротка камзола.
– Сколько раз просил портного слегка изменить покрой, все без толку… Наверное, следует прибегнуть к угрозам.
Глубокомысленный вывод кузена напомнил мне о собственном гардеробе:
– Если мой костюмчик вышел из-под иглы того же умельца, я тебе помогу. В плане угроз.
Маленькие глаза недоуменно расширились, но казаться больше не стали.
– Чем тебе не нравится одежда? Полотно двойного плетения, ноское и практичное!
– Угу. Только у меня создается впечатление, что его сплетали не два раза. Точнее, переплетали.
– И сидит по фигуре!
– Вот за это спасибо! На самом деле. Но цвет можно было выбрать и более привлекательный.
– Что б ты понимал! – Фыркнул кузен. – Цвет благородной стали, между прочим!
– То бишь, грязно-серый, – уточнил я.
– На тебя не угодишь!
– Да мне, собственно, все равно.
– Так чего взъелся?
– За компанию. Ты портного ругаешь, почему же мне нельзя?
Ксаррон покачал головой, отмечая мое легкомыслие, и достал из недр книжного шкафа свернутый в трубку пергамент.
– Это что такое?
– Не все сразу, дорогой родственник. Для начала хочу признаться, что вытащил тебя из Дома не просто так.
– Можешь не продолжать. Прекрасно знаю: ничего зряшного ты не делаешь. Никогда.
– Приятно слышать столь лестный отзыв, но все же закончу мысль. Есть дело, к которому я хочу тебя…
– Приспособить?
– Привлечь, – поправка с мягким укором. – Видишь ли, в Виллериме я провожу значительную часть времени, необходимого для управления Академией, но в летнюю жару город становится совершенно невыносимым местом, и хочется сбежать на природу, под сень девственного леса, на берег полноводной реки…
Мечтательная речь кузена меня не убаюкала:
– Короче!
– Раз в несколько лет я подбираю себе летнюю резиденцию. Куда и удаляюсь проводить дни в окружении избранных учеников и их наставников: мне отдых, а им – труд под моим неусыпным взором.
– Неусыпным? – Я хохотнул. – Это на берегу-то речки, да под сенью леса?
– Почти неусыпным, – исправился Ксо, лукаво подмигнув. – А если поблизости на лугу плетут венки прелестные селянки…
– Все ясно. Но я чем могу помочь?
– Очень многим. Дело в том, что мой летний отдых – возможность для небогатых владельцев поместий и возвыситься в глазах соседей, и получить изрядный доход.
– Своровать из денег, выделенных на обеспечение твоего проживания, ты это имеешь в виду?
– Вот! Сразу понял главное! – Восхитился кузен. – И еще спрашиваешь, чем можешь помочь… Этим и можешь.
Я невинно улыбнулся:
– Научить, как воровать?
– Наоборот, уберечь королевскую казну от лишней растраты.
– Ты меня совсем запутал… Что мне нужно сделать?
– Осмотреть предложенное для летнего лагеря поместье, познакомиться с его обитателями, понаблюдать за обстановкой… В общем, провести своего рода разведку.
– Боем? – Не могу удержаться от укола, но Ксо не воспринимает мою реплику, как шутку:
– Если понадобится, то и боем. И учти, если не согласишься по-хорошему, я могу в приказном порядке отрядить тебя для осмотра.
Я поднял взгляд к потолку, потом снова посмотрел на кузена, стараясь, чтобы в моих глазах покорность судьбе и сожаление о несовершенстве мира сосуществовали в равной пропорции.
– Как же можно отказать старому больному ректору, единственное счастье в жизни которого – поплескаться в речке и потискать селянок?
– Я знал, что смогу доверить тебе свою старость, – смахнул невидимую слезу Ксаррон, и мы расхохотались.
А когда смех утих, на столе развернулась карта предполагаемых, хм, «боевых действий».
Верх рисунка, нанесенного на пергамент цветной тушью, обрывался почти над самым Виллеримом, оставляя зрителей в недоумении: есть ли к северу от столицы Западного Шема что-либо еще или нет. По правой стороне ползли горы: Малая и Большая Гряды, окаймляющие Россонскую долину, южный выход из которой защищал Мирак. Паутина торговых трактов и прочих дорог опутывала расположенные ниже и левее Улларэд, Дулэм, Вайарду и еще кое-какую мелочь, названия которой можно было прочитать, только водя по карте носом. У левого края карты суша становилась морем, по побережью которого ожерельем располагались порты, крупные и не очень. И одним из них была Вэлэсса, которая, если верить словам моего знакомого мага, давно уже перестала быть маленьким портовым городком. Внизу притулились эльфийские ланы, кусочек Горькой Земли и преддверие песков Эд-Дархи, пустыни, через которую однажды довелось перебираться и мне. Не в одиночестве, разумеется, а вместе с караваном: одному в раскаленных объятиях тамошних мест делать нечего.
Из общей цветовой гаммы выбивались несколько жирных угольных точек, рассыпанных на карте между Виллеримом и западным побережьем: одни выше, другие ниже. Я пересчитал отмеченные места (их оказалось семь) и поднял взгляд на кузена:
– Ты хочешь, чтобы я побывал везде?
– Нет. Да ты и не успеешь.
– Почему же? Если очень захотеть…
– Не надо «хотеть», – отрезал Ксо. – Тебе предоставляется выбор. Хоть наугад, хоть обоснованный. Есть предложения?
Я задумчиво провел ладонью по шершавому листу.
Можно отправиться к северу, на озера Эреви, вода в которых настолько прозрачная, что можно разглядеть каждый камешек дна даже в самом глубоком месте. Можно двинуться на юг, по Королевскому Пути: уж там-то не будет трудностей с передвижением. Можно выбрать местечко поближе к эльфийским ланам, хотя свежие впечатления не советуют это делать. А можно…
– Это.
Мой палец ткнулся в кружок, начерченный в нескольких дюймах на юго-восток от Вэлэссы.
Ксаррон выпятил нижнюю губу:
– Хм… Почему именно оно?
– Не знаю. Ты недоволен?
– Еще как доволен! Вот если бы ты решил пойти в другую сторону…
– Поясни, – настороженно попросил я.
– Мне кое-что нужно забрать в Вэлэссе. Подарок от давнего знакомца.
– Ценная вещь?
– Настолько, что у меня нет желания доверять ее постороннему лицу. Вот родственник – совсем другое дело!
– Надо было сразу сказать, – проворчал я. – А не устраивать представление.
– Я не хочу ограничивать твою свободу.
– Правда? А что ты делаешь, заставляя меня таскаться по усадьбам провинциальных дворян с целью выяснения, где речка почище, лес погуще, а селянки посговорчивее?
– Даю тебе возможность развеяться, – пожал плечами Ксо. – А то засидишься на одном месте.
– Почему было не предложить прямо? Нет, приравнял свою прихоть к моим обязанностям!
– Положим, эти вещи могут быть сторонами одной монеты, – предположил кузен. – Но в данный момент я хочу, чтобы мы поговорили серьезно и ответственно. Почему ты выбрал именно это место?
Я потер переносицу, собираясь с мыслями.
– Книги, которые ты мне подсунул…
– Познавательны?
– Весьма. И кое-что в них, а также в событиях прошлого года меня зацепило.
– Излагай!
Ксаррон плюхнулся в кресло, изъявляя готовность к долгой беседе.
– До структур заклинаний я не дошел, зато покопался в основных принципах… Для того, чтобы поднять мертвеца, необходимо много всякой всячины, но самое главное: нужен изрядный впрыск Силы и в самом начале, и на протяжении действия чар. Тем более, если объект должен действовать условно-самостоятельно и по возможности разумно. Как можно обеспечить «пищей» сравнительно большое количество поднятых? Тянуть из Нитей? Слишком долго и тягостно. А вот если напрямую взаимодействовать с Источником, может получиться.
– И?
– Вполне вероятно, что похищение принца Рикаарда было связано как раз с попыткой некоего некроманта найти пути к дармовой Силе.
– Логично, – кивнул Ксо. – Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть.
– Так ничего и не выяснили?
– Увы. Меня больше занимали твои проблемы, и я несколько ослабил внимание. Впрочем, не было никаких тревожных новостей.
– Ну да, не было. Рыли потихоньку могилы, вот и все.
– Поверь, всегда находятся любители покопаться в мертвечине… И не смотри на меня так!
– Как?
– Осуждающе! Хорошо, допустим, что принц был нужен некроманту. Но, как это ни прискорбно, просто так изымать Силу из Источника посредством Моста нельзя: только артефакт может питаться таким образом.
– А что, если артефакт имеется?
Ксаррон задумчиво скрестил руки на груди.
– Вряд ли. Слишком тонкая работа нужна. Работа старых мастеров: новые еще до нужных высот не доросли.
– Отрицаешь возможность?
– Нет. Просто появление подобного артефакта непременно было бы замечено. В данный момент ничего подобного не существует.
– Но может появиться?
– Может. И такое развитие событий мне не нравится… Но все-таки, почему Вэлэсса?
– Потому что рядом с ней находят «Слезы Вечности».
По тонким губам скользнула усмешка.
– Да, есть такое.
– Они тоже могут служить Источниками, разве нет?
– Месторождение охраняется, и очень надежно.
– Уверен?
– Лучшие Егеря, которые есть на Западе.
И вправду, надежная охрана: подразделение Тайной Стражи, обученное для ведения боевых действий в любых условиях и с любым противником. До полного истребления последнего.
– Но все же хотелось бы убедиться.
– Как тебе будет угодно. И чтобы ты не скучал в дороге… – Ксаррон вдруг заулыбался и приветственно махнул рукой: – А, вот и вы, Мастер! Право, не надо было спешить, но тем лучше: я уже почти закончил. С остальными делами и безделицами вы знакомы куда ближе, чем я!
– Вы, как всегда, льстите мне, милорд Ректор, – раздался от дверей голос, обладатель которого с самой первой встречи вызывал у меня желание шутить. В частности потому, что и сам шутил охотно и помногу.
Седая борода все так же аккуратно пострижена, а серые глаза по-прежнему внимательны и добры, но разглядеть эту доброту может далеко не каждый: почему-то всех пугают суровые черты открытого лица и экономные движения человека, разучившегося понапрасну тратить свое и чужое время.
Здравствуй, Рогар. И не чаял свидеться с тобой.
* * *
– Извини, что задержался.
– Ничего, мне было, чем заняться.
– Я… мог и вовсе не вернуться.
– Бывает.
Что я делаю, кто бы мне объяснил? Выпрашиваю прощение? Да, с чистой совестью, но грязными намерениями. Вот только у кого выпрашиваю: у Мастера или у себя самого?
– Я дал тебе обещание и находился в шаге от того, чтобы никогда его не выполнить.
Тоскливо смотрю на один из завитков древесных волокон поверхности стола. Пальцы елозят по бокам даже наполовину не опустевшей кружки.
– Джерон!
Окрик заставляет поднять глаза.
Рогар качает головой, потом отнимает у меня несчастную посудину и строго объявляет:
– Я не твоя возлюбленная, и нечего извиняться, будто назначил свидание, а сам не пришел! Я давно живу на свете, и успел понять: не надо винить человека за то, в чем он не может быть виноват.
– Почему же не может… Может. Я помнил о долгах, но пренебрег их уплатой.
Выдох, которым Мастер отмечает мои слова, больше всего похож на скорбное сопение. Впрочем, таковым оно и является:
– Последний раз повторяю: никто из нас никому и ничего не должен! Никто. Никому. Ничего. Всего лишь три коротких слова: неужели их так трудно запомнить?
– Нетрудно.
– Так в чем же дело?
– Во всем. И ни в чем. Не знаю. Но я чувствую себя…
– Идиотом? Тогда можешь не переживать по этому поводу: ты и ведешь себя, как идиот. Самый настоящий.
Обдумываю услышанное и согласно киваю:
– Да, так и есть.
Рогар начинает нервно постукивать пальцами по столу.
– Уговоры на тебя не действуют. Может, стоит приказать?
– Попробуй, – разрешаю охотно и поспешно, но не могу скрыть сомнение в действенности указанного метода, и мой собеседник качает головой:
– Я знаю сотню куда более приятных способов провести время! Нет, приказов ты от меня не дождешься. Сам будешь себе приказывать.
– Что именно?
– Перестать ныть!
Провожу пальцами по губам. Сверху вниз. «Тпрунькая», как любят поступать дети, когда им хочется кого-то подразнить.
– Нет, чего не могу, того не могу. Потому как, находясь в помраченном состоянии духа и тела…
Рогар сморщился и подпер голову рукой, глядя на меня прямо-таки душераздирающе. В том смысле, что жалобно и трогательно. М-да, надо отдать человеку должное: кривляться он умеет ничуть не хуже меня. А раз так…
Широко улыбаюсь:
– Все, прекращаю!
– В самом деле?
Мне, разумеется, не верят. И правильно делают: я еще возьму свое. И в нытье, и во всем остальном.
– Клянусь памятью моей матушки!
«Не боишься прослыть клятвопреступником?..»
А кто узнает? Ты же никому не расскажешь, верно?
«Ради такого случая найду способ!..» – злорадное обещание.
– Серьезная клятва, – оценивает мою неудачную шутку Рогар. – И ты ее сдержишь?
– Конечно.
– Во всем?
– В том, что обещал.
Мастер уточняет:
– А что ты обещал?
– Прекратить.
– Что именно прекратить?
– То, что должно быть прекращено.
Серые глаза смотрят на меня крайне пытливо:
– И что же? Можешь перечислить?
Ой-ой-ой. Кажется, я попался. На собственную удочку. Не скажу, что испуган или разочарован: скорее, очарован тем, какую глубину можно найти в самой мелкой лужице.
Предупреждали же меня, и сколько раз: не надо бросать слова на ветер. Потому что этот крылатый проказник ничего не упустит, поймает, приютит, обогреет и, выждав удобный (но совершенно неподходящий для жертвы) момент, предъявит обещания к исполнению. А я беспечно пообещал.. Ой-ой-ой. Если вдуматься, подписал сам себе пожизненный приговор. К непосильному труду на благо… А впрочем, стоит ли переживать? Если «благо» согласно, и мне не следует противиться. Но с чего начать?
«Прекрати доверять словам необдуманные вещи…» – тут же следует ехидный совет.
Ах, драгоценная, было бы это так просто, как кажется…
«Это ОЧЕНЬ просто: поменьше болтай!..»
Хм-м-м. А зачем же мне тогда даден язык?
«На примерах объяснить или намеками обойдемся?..» – тон Мантии становится игривым.
На примерах было бы занимательнее, но, боюсь, долгое молчание будет сочтено за неуважение.
«Когда тебя интересовало чужое мнение?..»
Всегда, драгоценная. Просто… Когда я его узнаю, не могу понять, что мне с ним дальше делать.
«Шут!..» – вот так, коротко и ясно.
– Итак?
Рогар, имеющий некоторое представление о моих «уходах в себя», терпеливо ожидает ответа.
– Слишком много вещей. Но одну из них я могу прекратить здесь и сейчас. Пререкания с тобой. Хочешь?
Мастер берет время на размышление, переводя взгляд на голые ветки садовых деревьев за окном кухни.
По окончании церемонии взаимных расшаркиваний Ксаррон выразительным жестом указал мне на дверь кабинета. В том смысле, чтобы я не мешал разговору двух взрослых и умудренных жизнью людей. Поскольку дальнейших инструкций не последовало, самым разумным показалось спуститься в кухню и скоротать свободные минутки в обществе посуды, снеди и ворчливого волка. Надо сказать, недовольное бормотание Киана надоело мне быстрее, чем ожидалось. Поэтому пришлось принять меры к искоренению сих гнусных звуков, и я вежливо поинтересовался, какая разница в возрасте между Лэни и ее братом. Волк хмуро ответил: «Три помета». На уточняющий вопрос, не почувствовав подвоха, Киан также сообщил, что родился раньше сестры, и это дало мне повод меланхолично констатировать: «Кто бы мог подумать? Обычно кровь со временем разжижается, а в вашей семье все идет наоборот». Разумеется, волк обиделся, но внял моему невысказанному желанию и умолк. А еще спустя четверть часа, когда в кухне появился Мастер, Киан и вовсе убрался прочь. Подальше от греха в моем лице…
Серые глаза снова смотрят на меня, предлагая повторить вопрос.
– Хочешь?
– Представь себе, нет.
Хмурюсь:
– Почему? Это избавило бы нас от…
– Удовольствия поединка противников, знающих друг друга лучше, чем самих себя, – улыбается Рогар. – А терять такое сокровище я не готов.
– Чем же оно драгоценно?
– Иногда мне кажется, что все свои вопросы ты задаешь исключительно из вежливости, а не потому, что видишь в них надобность.
– Вовсе нет! Я всегда спрашиваю о том…
– Над чем ленишься задуматься? Верно.
Довольная ухмылка, утонувшая в усах, могла бы обидеть, если бы слова Мастера не совпадали с теми, что я слышу в свой адрес от родственников каждый божий день. Но раз уж пререкаться мне не запретили…
– Я не ленюсь. Я берегу силы для более важных вещей.
– О! Хороший ответ. И поскольку этим ты занимаешься все то время, что мы знакомы, думаю, сил накоплено достаточно.
– Достаточно для чего? – Смешиваю в голосе равные доли осторожности и небрежности.
– Для выполнения поручений, конечно же.
– Каких?
– Если не ошибаюсь, одно ты уже получил от милорда Ректора.
– Будут еще?
Утвердительный кивок:
– Будут.
– Я весь внимание, дяденька!
– Сначала выслушай, а потом уже начинай паясничать, – добродушно буркнул Рогар. – Поскольку тебе предстоит проделать дальний путь, а время в дороге обычно течет бездарно, я помогу провести его с пользой.
– С пользой для кого?
– Для всех! – Торжественно объявляет Мастер. – Кто едет, и кто остается.
– С этого места, пожалуйста, поподробнее!
– У меня есть три ученика, с которыми ты довольно хорошо знаком. Им как раз не помешает прогулка на вольном воздухе… Под присмотром, конечно, иначе натворят дел: извиняйся за них потом по всему Шему.
– Ага, значит, извиняться буду я? Нет, так не пойдет! Мне самому присмотр бы не помешал. Тебе кто-то не дает отправиться вместе с нами?
– И «кто-то», и «что-то», – вздохнул Рогар. – Люди и дела. Да и, если честно, устал я от этих малышей. Бьюсь, бьюсь, а ветер из их голов так и не вышиб. Наверное, старею.
– Брось! С годами драгоценный камень только вырастает в цене, так что, не наговаривай на себя! Устал? Верю. Скучно стало? Тоже причина. А может, они не оправдывают твоих ожиданий просто потому, что ты ожидал не с той стороны и не того?
Мастер задумчиво погладил короткие волоски седой бороды.
– Может быть и такое. Но ты говоришь со знанием предмета… Признайся, от тебя тоже чего-то ожидали?
– А как же!
– И? Оправдалось?
Я усмехнулся. Еще бы Ксаррона пригласить к беседе и спросить напрямую: вышло из меня то, что должно было выйти? Интересно, какая шутка последовала бы в ответ… И была бы она шуткой, вот в чем вопрос?
– Частично.
– Частично да, частично нет?
– Именно, дяденька! Рассчитывали на одно, а получили другое. Вроде, и масти той же, и в холке нужной высоты, да аллюр странный.
– Ты говоришь о своих родных?
– А о ком еще имеет смысл говорить? Все остальные сразу заявляли, каким хотят меня видеть. Ты сам-то… Неужели не помнишь?
– Помню и буду помнить. Как самую счастливую ошибку за всю свою жизнь. И особенно то, что…
– Имел неосторожность свести меня с Эри?
При упоминании имени возлюбленной Мастер посветлел взглядом:
– Ты помог нам лучше понять заблуждения друг друга.
– И отказаться от них? Тогда буду считать, что не зря валял дурака.
– Ну, не то, чтобы отказаться… А! – Махнул рукой Рогар. – По крайней мере, боль утихла.
– И это лучшая новость за весь наш разговор! Ладно, вернемся к делам: мне нужно тащить с собой троих парней?
– Могу подкинуть и больше, – хитрая ухмылка.
– Не-е-е-е-ет! Три – замечательное число! В самый раз! Но зачем?
– Присмотрись к ним, – попросил Рогар и, после небольшой паузы, добавил: – Пожалуйста. Мне думается, из них будет толк, но я никак не могу понять, в каком направлении необходимо сделать шаг.
– А необходимо ли? – Усомнился я.
– Ну не сидеть же им до седин в учениках!
– А что? Никакой тебе ответственности, никаких забот: учись, и все.
– Шутишь, – привычно отмечает Мастер.
– Шучу, – соглашаюсь. Есть ли смысл спорить?
– Так присмотришься?
– Хорошо. Может, даже присмотрю. Но как я могу разглядеть в них что-то новое?
– Достаточно, чтобы ты разглядел старое: мне кажется, у каждого из этих парней есть какая-то заноза в душе, мешающая двигаться вперед. Ты мог бы ее найти и…
– Вынуть?
– Да.
Я потер пальцами верхнюю губу.
– Это нелегкая задача.
– Ты справишься.
– Не слишком-то рассчитывай на меня, дяденька: у меня своих заноз хватает.
– Значит, ты понимаешь, насколько они опасны. А для лекаря весьма важно знать вред и от болезни, и от неподходящего лечения.
* * *
Они ждали нас у трактира «Три пчелы», в Каменном Поясе Виллерима – предместье столицы, располагающемся за городскими стенами и застроенном домами, стены которых складывались из более долговечного материала, нежели дерево. Симпатичный, кстати, оказался трактир: чистенький, ладненький, с умелыми вышибалами и милыми подавальщицами. А уж какой хозяин был у этого заведения! Впрочем, все любопытные подробности стали известны мне гораздо позже, а в тот день…
Смирная лошадка терпеливо ожидала знаменующего отправление в путь шлепка вожжей по желто-серой спине и дружелюбно, но устало косила темным глазом в сторону своих будущих повелителей, расположившихся у телеги в полном соответствии со своими привычками и предпочтениями.
Так, например, беловолосый и бледнолицый парень, производящий впечатление самого старшего из всех, хотя вряд ли разменявший четверть века, бесстрастно теребил сухими пальцами соломинки, выбивавшиеся в щели бортика. Брюнет со щегольски заплетенными и сколотыми на затылке косицами, призванными исключить попадание волос в синие глаза, перекладывал из руки в руку длинный лук, красуясь перед служанками, которые хихикали в глубине заднего двора, развешивая выстиранное белье. Вообще-то, с такими правильными и живыми чертами лица и гибкой фигурой он мог рассчитывать на взаимность и без лишних ухищрений, тогда как отрешенному блондину пришлось бы проявлять чудеса ловкости в деле обаяния девушек… Третий и последний из моих намечающихся попутчиков сидел на краю козел, болтая свешивающимися вниз ногами. Рыжие волосы были возвращены к своему изначальному состоянию, карий взгляд чуть посерьезнел, а подбородок начал тяжелеть: парень израстается. Еще несколько лет или даже месяцев, и станет похожим на своего старшего брата. Что ж, в таком случае можно уверенно заявить: и у него отбоя от девушек не будет.
Мэтт. Бэр. Хок. Маг, лучник и фехтовальщик. Хорошая связка. Рогар прав: надо разобраться, откуда берутся тени в этих молодых глазах. Уж не из тех ли сумерек, в которых успел побывать я?..
Все трое были одеты по-дорожному и настолько одинаково, что сразу становилось ясно: одежду подбирал один и тот же человек, причем делал это без любви к искусству, не отдавая себе отчет, какое странное впечатление произведут на стороннего наблюдателя три парня, совершенно не похожих друг на друга, но одетых, как приютские сироты.
Не поймите превратно: и холщовые рубашки, и куртки из плотного полотна с подкладкой, и кожаные штаны, и сапоги с аккуратной шнуровкой (которую Хок, правда, ухитрился разнообразить затейливо завязанными узелками) – все это было более чем достойно к ношению. Но сразу наводило на мысль о строго заданной цели путешествия.
На мое скептическое цыканье зубом Рогар слегка виновато пожал плечами:
– Казначей наотрез отказался выдавать деньги. Пришлось брать из форменных запасов. Не нравится?
– Мне? Какая разница? Не я же это ношу… Ладно, дареному коню под хвост не смотрят.
Первым явление Мастера заметил Хок, о чем коротким свистом оповестил коллег по обучению, и я оказался на перекрестье трех взглядов. Разных взглядов.
Темные глаза Мэтта остались безучастными, но их глубина стала чуть больше, чем казалось в первый миг. Бэр прищурился и тут же снова расслабил веки, стараясь спрятать удивление и что-то еще. Что-то, до боли напоминавшее вину. Кареглазый Хок смотрел на меня еще страннее, чем двое других школяров, словно хотел спросить очень важную вещь, но не мог подобрать слов.
Выдержав торжественную паузу, Рогар обратился к своим ученикам с речью примерно следующего содержания:
– Вещи собраны, маршрут ясен, задания получены. Вопросы есть?
Ответом Мастеру было обиженное молчание.
– Тогда можете отправляться, господа. Только не одни, а с провожатым. Вы все его знаете, представлять лишний раз не буду. Теплых чувств к нему не требую, но и вражды не потерплю.
– И зачем он с нами поедет? – Равнодушно спросил Мэтт.
– Для присмотра.
Бэр набрал воздуха в грудь, собираясь сообщить, в каком месте видел это самый «присмотр», и я, чтобы не дать войне разгореться еще до начала настоящих боевых действий, заныл:
– Нет, дяденька, мы о таком не договаривались! Вот если б это три девицы были, я б за ними присмотрел! Уж так хорошо бы присмотрел! Даже не знаю, за какой в особенности. Хотя, из того рыжего получилась бы настоящая милашка…
Ладонь Мастера шлепнула по моему затылку.
– Угомонись! Олухи… Я разве сказал, что ОН будет за вами присматривать?
В трех взглядах появилось недоумение.
– Может, это ВАМ нужно присматривать за ним? Не думали, что и так может быть? – Огорченно покачал головой Рогар.
– Ой, а мне это больше по душе! – Обрадовался я. – Это я люблю!
– Еще бы… Вот что, господа ученики: все, что от вас требуется, добраться целыми и невредимыми до означенного поместья. Но если к концу пути вас станет меньше, чем четверо…
– Пятеро, – поправляю, и поясняю: – Еще же лошадь есть. Имущество казенное, за его порчу отчитываться нужно будет. Так что, пятеро, дяденька, и никак иначе.
– Хорошо, – согласился Мастер. – Пятеро. Можете друг друга от всей души ненавидеть, но запомните: сколько вас стоит здесь, столько должно оказаться и в конце пути. По-хорошему или по-плохому, выбирайте сами. Все понятно?
– Да, учитель… – вяло протянули трое.
– Не слышу!
– Да, учитель!
На сей раз ответ был похож на рык воинов во время парада и содержал больше злости, чем искреннего уважения, и это заставило Рогара усмехнуться.
– Тогда отправляйтесь. А ты… На пару слов.
Проводив взглядом выехавшую со двора трактира телегу, я спросил:
– Что-то еще?
– Что-то, – кивнул Рогар и раскрыл протянутую ладонь. – Все-таки, возьми.
Я взглянул на тускло мерцающий медальон и отрицательно качнул головой:
– Нет, дяденька. Не возьму. У меня есть кое-что получше.
– Только не смей надевать ошейник!
– Почему? – Удивляюсь и совершенно не наигранно.
– Потому! Сам, что ли, не понимаешь?
Я немного подумал и кивнул:
– Понимаю. В таком случае они будут вести себя со мной куда более скованно и церемонно, да и лишнего шага в сторону ступить не дадут. И будут тратить силы и время на меня, а не на свои проблемы. Что ж, дяденька, разумное пожелание. И я его выполню. Но то, что ты пытаешься всучить, все равно не возьму. Есть причины, и к тебе они не имеют никакого отношения. Просто поверь: мне этот Знак не нужен.
– Тебе – да, а всем остальным? Знак Мастера открывает многие двери.
– Ничего, если не получится с главными воротами, проберемся задворками! – Улыбнулся я. – Не переживай, дяденька, все будет.
– Хорошо?
– Да кто ж его знает? Главное, будет! Ну, я побегу, пожалуй, а то и не догоню парней.
– Беги, – разрешил Рогар. – Не знаю, чего дождусь, но почему-то кажется: все идет правильно.
– Подтверждаю! Уж что-что, а правильность я нутром чую!
На этой радостной ноте я все-таки покинул пределы гостеприимного трактира, но едва успел выйти за ограду, как столкнулся с Кианом, угрюмо протянувшим мне сумку и пробормотавшим: «Dan-nah велел передать».
Рассматривать, что прячется в увесистом кожаном чреве, было некогда, и я, повесив лямку на плечо, припустил быстрым шагом по дороге за телегой, успевшей удалиться на порядочное расстояние, потому что Хок, исполнявший обязанности возницы, заставил лошадку изобразить тряскую рысцу, от которой, впрочем, больше пострадали седалища парней, чем мои ноги.
* * *
Наверное, найдется под лунами этого мира немало людей и нелюдей, которым странствия «из зимы в лето» и обратно придутся по душе и даже станут любимым развлечением, а мне становится не по себе, когда меняю цветущие яблоневые сады на бурую слякоть ранней весны. Знать, что в нескольких сотнях миль к югу изумрудный ковер травы уже стал почти по-летнему густым, и дышать сыростью растаявших, но не успевших исчезнуть в земле снегов… Обидно.
Нет, в этом клятом ивняке сухих веток отродясь не водилось! Вернусь, как говорится, ни с чем. Правда, от меня и не ждут, что притащу охапку хвороста. Возможно, вообще ничего не ждут…
Телегу я догнал довольно быстро, не успев устать, но, заняв место на соломенной подстилке в окружении мешков с припасами и угрюмых лиц, искренне пожалел, что поторопился: до самой остановки на ночлег тишину сгущающихся сумерек нарушали только поскрипывание колес, да чавканье грязи, в которую ступали копыта везущей нас лошадки.
Причин скоропостижного приступа молчания я не понимал. Не хотят разговаривать со мной? Я не против. Но зачем сидеть, словно воды набрав в рот? Конечно, в ряде Уложений «О речи и прочих действах, связующих или отталкивающих» утверждается, что вести беседу, не принимая в нее кого-то из окружающих вас людей, невежливо и предосудительно. Но делать на основании этого вывод, что лучше молчать всем? Глупо. И если парни на самом деле руководствуются такими мыслями, Рогар совершенно прав: занозы имеются. И похоже, сидят очень глубоко. Вот только откуда и как давно они появились?
Положим, у белобрысого мага есть поводы для странного поведения: в конце концов, человек был на волоске от смерти два раза и с таким небольшим промежутком во времени, что эти разы вполне могли по ощущениям слиться в один. Хотя, вряд ли Мэтт помнит свою схватку с шаддой. Не должен помнить. Неясные образы и слабо ноющие шрамы – вот и все, что осталось от смертельной опасности. Не без моего участия. Моего… Может быть, в этом и кроется причина? Уж второй-то раз, отводя удар магички, я никоим образом не затрагивал чужую память, следовательно… Если парень не дурак и сравнил впечатления, он не мог не заметить в них определенного сходства. Мелких черточек, похожих друг на друга, как две капли воды. Хорошо, пусть так. И в чем же проблема? Что так огорчает Мэтта: сам факт спасения или личность спасителя?
А Бэр? Уж он-то о чем переживает? Хоть мы и были знакомы несколько дней, лучник не показался мне человеком, цепляющимся за обиды и разочарования. А теперь в синем взгляде мелькают тени, которых быть не должно. Что-то случилось? Возможно. Времени было достаточно: лето, осень, зима, весна. Почти целый год на то, чтобы заиметь занозу в сердце.
Хок – вообще разговор особый, но именно в младшем брате Борга я не заметил каких-то особенных перемен, если не считать явного начала взросления. Кстати, самый опасный период жизни: стоит на мгновение ослабить внимание, и вьюнок души может обвиться вокруг совершенно неподходящего плетня. Но относится ли это к рыжику? Нет, не должно относиться: он был в хороших руках, по крайней мере, до середины зимы – под присмотром Матушки. А потом снова вернулся на попечение Мастера. Тогда в чем причина его молчания?
Ну, Рогар, ну удружил! Ведь все трое, встретившись со мной в первый раз, не прятали чувств за чопорной вежливостью, легко и охотно принимая условия игры. Или сейчас все изменилось? Парни собирались отдохнуть и развеяться, а наставник подкинул им ненужную обузу в моем лице? Очень похоже на правду. Я бы тоже не обрадовался, получив нежелательного попутчика. Что ж, если вся беда именно в этом…
– Гадина такая! А ну, отцепись!
Голос, больше удивленный, чем испуганный, принадлежал Мэтту.
Это еще что такое? С кем они могли столкнуться на лужайке для привала? Надо посмотреть, но на сей раз торопиться не буду: если дело пустяковое, справятся и без меня, а если серьезное… Лучше иметь возможности к отступлению. Трусость? Нет, осторожность. Угодив в ту же ловушку, что и парни, я вряд ли смогу помочь из нее выбраться, и совсем другое дело, если мои движения и намерения ничем скованы не будут.
Костер в каменном круге уже весело потрескивал сухими прутиками, и не только ими. Постойте-ка! Во всей округе не было ни одного сухостоя, а значит, кое-кто применил магию, чтобы удалить лишнюю воду из древесных волокон. Не спорю, обеспечение компании дровами полезно и заслуживает всяческого одобрения, но я бы наградил Мэтта затрещиной: в отсутствие доступа к Источникам тратить свои личные запасы Силы на ерунду не только глупо, но и рискованно. Впрочем, белобрысый затылок избежал знакомства с моей ладонью, потому что…
Маг растерянно тряс рукой, пытаясь освободить пальцы из пасти… книги.
«Четвертушечка», одетая в кожаную шкурку, не желала разжимать тиски обложки, доставляя Мэтту если не болезненные, то наверняка неприятные ощущения. А все попытки применить вторую руку, чтобы справиться с взбесившейся книгой, заканчивались провалом, потому что хитрая вещица ловко уворачивалась, не давая свободным пальцам ухватиться за кожаные бока.
Странное поведение обитателя библиотеки, ничего не скажешь. Впрочем, если вспомнить мою домашнюю… Эй! Неужели? Пользуясь тем, что отблески пламени смешались с сумерками, образуя причудливый узор, не позволяющий разглядеть деталей, я поменял Уровень Зрения. И с трудом удержался от смеха.
В самом деле, книжка из дома. Но над ней хорошо поработали, опутывая сетью охранного заклинания, не дозволяющего чужому разуму проникнуть в содержимое переплета. Скорее всего, она лежала в той сумке, что принес Киан. И, разумеется, только одна персона на свете способна на такую… подлянку. «Милорд Ректор» мог бы и предупредить о своих проделках: страшно подумать, что еще таится в недрах «подарка в дорогу»! А вообще, Ксаррон вряд ли ставил себе целью подобную публичную демонстрацию. Скорее, заботился о сохранности книги и знаний в ней содержащихся, учитывая, что я буду путешествовать в обществе мага. Мага… Хм. Понятно, от чего активировались охранные чары: сначала Мэтт на весь лес и близлежащий тракт возвестил о нашем присутствии посредством магических упражнений, а потом имел неосторожность, не закрыв каналы, прикоснуться к книге. Дальнейшее развитие событий неудивительно и крайне обидно для молодого мага, который из-за собственной небрежности оказался в нелепом положении, вызывающем недоуменные, но постепенно наполняющиеся искренним весельем взгляды товарищей. Ладно, не буду мучить парня:
– И не стыдно тебе, малыш, людей за пальцы хватать? – Обратился я к книге.
Движения вещицы замедлились, словно она узнала мой голос. А впрочем, могла и узнать: с Ксо станется вплести и звуковые, и зрительные образы в Кружево заклинания. Но на всякий случай, чтобы у зачарованной книжки не осталось сомнений, я щелкнул хлыстом Пустоты по оконечным Узлам «сторожевого пса».
Книга обиженно тявкнула, отпуская пальцы Мэтта, упала, коснулась земли четырьмя лапами, в считанные доли мгновения выросшими из обложки, и встряхнулась, всем своим видом показывая: я на службе, хозяин, и нечего меня упрекать. Я и не собирался:
– Не делай так больше, хорошо? Он тебя трогать не будет. Верно?
Последний вопрос бы адресован магу, который ошеломленно кивнул прежде, чем понял, что извиняется перед книгой.
«Песик» потоптался вокруг мага, только что не обнюхивая сапоги, потом выжидательно застыл на месте. Я улыбнулся и сказал:
– Умница! Хороший зверик! А теперь иди ко мне.
Книжка помедлила не больше вдоха и посеменила в мою сторону, смешно переваливаясь на коротких «лапах» и виляя закладкой. А когда между нами осталась лишь пара шагов, с силой оттолкнулась от земли, взмывая вверх, и опустилась в мою подставленную ладонь. Конечно, я принял меры, дабы не допустить тлетворного влияния своей сущности на искусную работу кузена, но мог бы не особенно стараться: как только обложка приблизилась к моей коже, заклинание уснуло. До будущих сражений с любителями копаться в чужом имуществе. Кстати, об имуществе.
Я нахмурился и спросил у Мэтта строго, но не злобно:
– И где, позволь спросить, ты приобрел привычку шарить по чужим карманам?
Маг, с трудом вернувший равновесие духа, поджал губы, как человек, незаслуженно оскорбленный:
– Я не шарил. Она… сама из сумки выползла.
Кто-то другой на моем месте счел бы слова парня неуклюжей попыткой оправдаться, но для меня они и были самой настоящей правдой: таковы охранные заклинания высокого уровня, очень не любящие удаляться от хозяина защищаемой вещи. Проще, конечно, зачаровать предмет на пассивную оборону, но тогда злоумышленник, покусившийся на чужое добро, может преспокойно унести его с собой, а такой вариант Ксо не устраивал, почему кузен и потратился на плетение не просто «замка», а «сторожевого пса», наделенного и подобием жизни, и подобием разума.
– И только поэтому нужно было за нее хвататься? Любопытство одолело?
Темные глаза блеснули:
– Я хотел положить ее обратно.
Хм-м-м. А ведь он не врет. Что ж, намерение, достойное уважения.
– Видишь ли, Мэтт, не все вещи нужно возвращать на покинутое ими место. Особенно если они того не желают. Ты не почувствовал просыпающееся заклинание? Хорошо еще, «песик» не был научен перегрызать глотки, иначе ты мог бы пострадать, и серьезно.
Белобрысая голова чуть склонилась набок.
– Ну, пострадал бы. А тебе-то что?
В голосе мага отчетливо проступила непонятная мне горечь. Такое впечатление, что ему совершенно все равно, умирать или оставаться в живых… Да, Рогар, заноза есть. И ее нужно постараться извлечь как можно скорее, пока она совсем не ушла под кожу.
Я подошел к телеге, собираясь ознакомиться с содержимым сумки.
– Со слухом у тебя и остальных, полагаю, все в порядке? Или ты забыл слова Мастера? Он ведь четко и ясно сказал, что в конце пути нас должно остаться столько же, сколько было в начале.
– Но он ничего не говорил о том, какими мы должны прибыть: живыми ли мертвыми! – Усмехнулся маг.
Вот как? Хочет поиграть? Не буду препятствовать. Если парень пока не понимает, что острия слов чаще всего наносят раны самому игроку, а не его противнику, подсказывать не буду. Пусть обжигается на своих ошибках сам. Но последнее слово оставлю за собой:
– Согласен. Лично я намереваюсь закончить путь в добром здравии. Если у вас другие планы, сообщите о них сейчас: мне спокойнее будет путешествовать с тремя трупами, а не с тремя врагами.
Над лужайкой повисло напряженное молчание, которое решился нарушить тот, кто полагал себя воином:
– Сам убьешь? Интересно, чем: у тебя и оружия-то нет! – Ехидно заметил Хок, тряхнув рыжей челкой.
– С чего ты взял?
Извлекаю из сумки кольца свернутых чиато.
– Это? – Презрительное фырканье. – Да оно и на женское украшение не потянет!
– Для твоей шеи и такая красота сгодится.
– Ах, так?
Хок в два прыжка оказался на телеге, запуская руку в пространство между мешками, а я мигом спустя едва успел отскочить назад, избегая встречи с рванувшимся ко мне клинком: лезвие в полтора локтя длиной, прямое, обоюдоострое, острие длинное, как у наконечника стрелы – таким хорошо и колоть, и чиркать по оказавшемуся в пределах досягаемости противнику, оставляя длинные порезы. Крестовина гарды не слишком большая, но вполне достаточная, чтобы…
Никогда не мог понять азарта схватки, возникающего у некоторых поединщиков при встрече с незнакомым типом оружия. Ты же не знаешь, на что оно способно, зачем лезешь на рожон? Жизнь не дорога? Конечно, Хоку в его юном возрасте простительно не отдавать себе отчет в чрезмерном риске, но куда смотрят все остальные?
Куда-куда… На нас, скачущих вокруг телеги. Ладно, Мэтт, погруженный в раздумья о том, как можно от меня избавиться, если даже мои книги наделены зубами и лапами. Ну а Бэр о чем думает? Стрела в спину – самый надежный способ пресечь разногласия.
А ловко Хок орудует мечом! Не ожидал. И штаны… не ожидали: в один из особенно длинных и низких выпадов рыжик зацепил мою левую ногу над коленом, и это событие вполне могло стать предпоследним в нашей случайной дуэли, потому что в тот момент, когда металл коснулся плоти, я перестал чувствовать и его, и мышцу.
Умерь пыл моего серебряного друга, драгоценная!
«Зачем?.. Он же защищает тебя…»
Затем! Если я перестану владеть собственным телом, умру гораздо скорее, чем от царапины, которую мог бы получить!
«О… Понимаю… Ты совсем отказываешься от его услуг?..»
Нет! Ни в коем разе! Просто пусть он прибережет силы для настоящей опасности, хорошо?
«Как пожелаешь, радость моя…»
Онемение исчезло быстрее, чем появилось: как раз вовремя, чтобы я успел оттолкнуться от земли, делая шаг в сторону, свободную от присутствия хищного острия. Право, пора заканчивать, благо кольца бусин наконец-то расположились на ладони в нужной мне последовательности.
На новом выпаде я выбросил руку вперед по линии удара, отпуская чиато в полет. Они обвились вокруг гарды меча: оставалось только легонько потянуть на себя, воспользовавшись энергией, уже заложенной в движение Хока, и… Подставить сжатый кулак. При необходимости убить противника следовало бы направить ребро ладони в кадык, но у меня были совсем другие цели, и рыжик получил сильный, но не смертельный удар в челюсть, на несколько вдохов затруднивший дыхание, координацию и прочее, а также убедительно доказавший бессмысленность продолжения поединка.
Когда чиато снова заняли место в сумке рядом с книжкой, Хок пришел в себя уже настолько, что поспешил спросить:
– Это что за штука?
– Оружие.
– Да уж понял… – тяжелый вздох. – А откуда оно взялось?
– Из Восточного Шема. Правда, оно не шибко распространено.
– Почему?
– Потому! – Я не удержался и щелкнул Хока по носу. – Это оружие защиты, а не нападения.
– Ага, как же! – Возразил рыжик. – То-то ты только и делал, что защищался! А это как понимать?
Взглянув на представленный к обозрению синяк, проступающий на скуле, я виновато пожал плечами:
– Ты просто наткнулся на мою руку, вот и все.
– Наткнулся?!
– Конечно. Я всего лишь соорудил препятствие на твоем пути.
– На моем?! Это ты меня тащил!
– Не меняя направления, если ты заметил… Если считаешь, что я поступил нечестно, приношу извинения. Но, знаешь ли, когда в меня без предупреждения тыкают мечом, я и сам не придерживаюсь правил. Кроме одного.
Тут же следует заинтересованный вопрос:
– Какого?
– Живи и дай умереть другим.
– А!
Хок умолкает, но ненадолго: карие глаза чуть смущенно щурятся.
– Я тоже… извиняюсь. Нехорошо получилось, да?
Киваю:
– Не очень. Хотя мудрые люди полагают физические упражнения непременным средством для усиления аппетита… Проще говоря, я проголодался. А ты?
– Есть маленько, – согласился рыжик, и я обратился с вопросом к последнему из троицы:
– Надеюсь, тебе я ничего не должен сегодня доказывать?
Бэр растерянно вздрогнул:
– Доказывать?
– Ну да. Перестрелку устраивать не надо?
Лучник покачал головой:
– Знаю я, как ты стреляешь… Почему спросил?
– Потому что устал и хочу как можно скорее завалиться спать, но делать это на голодный желудок не намерен. Поэтому предлагаю отложить выяснение отношений (если оно требуется, конечно) на завтрашний день, а сейчас заняться ужином.
– Ужином! – Хмыкнул Хок, роющийся в мешках на телеге. – Не знаю, кто все это собирал, но из того, что я нашел, получится только одно блюдо. Кашка.
– Кашка… какашка, – пробормотал Мэтт, видимо, также не испытывающий любви к еде из крупы.
– Не вижу ничего страшного, господа! Кашка, так кашка. Хотя и то, что упомянул почтенный маг, некоторые полагают полезным для принятия внутрь. Правда, вряд ли однажды покинувшая желудок еда мечтает вернуться туда снова. Лично я буду всячески этого избегать.
* * *
Почему, чтобы подружиться, сначала надо подраться? Не животные же мы, в самом деле, чтобы выяснять, кто заслуживает уважения, с помощью клыков и когтей? Если уж на то пошло, то из всех четверых я куда ближе к звериному миру, чем другие, но почему-то не считаю необходимым условием признания силы непременный поединок. Наверное, потому, что предпочитаю выявлять сильные и слабые стороны противника другими способами.
Кто бы что ни говорил, но труднее всего контролировать слова, которые так и норовят сорваться с нашего языка, доверяя сокровенные мысли всеобщему обозрению. Поступками управлять легче: я сам видел много раз, как люди, стоявшие плечом к плечу против опасности, грозящей всем, в мирное и спокойное время без малейших угрызений совести втыкали кинжалы в спины недавних друзей. Можно совершать какие угодно благородные и отважные деяния, спасая жизни и целые государства, но таить в глубине души обиду и лелеять злобу. Чем дольше человек живет на свете, тем больше опыта на скользком пути обмана приобретает, и в конце концов достигает такого мастерства, что способен верить в собственное вранье. Как увидеть червоточину в спелом плоде? Выманить червячка наружу. А для этого больше всего подходит беспечная беседа, которая вскрывает гнойники сердца лучше, чем острый клинок.
Конечно, нужно уметь подвести собеседника к такому повороту тропинки, пройти который можно, только обнажив скрытое, и это ничуть не менее трудно, чем мастерски фехтовать, потому что требуется изрядное напряжение и тела, и разума. Я, в отличие от своей тетушки, таинствами беседы пока не овладел (да и не стремлюсь к познанию сего искусства), зато мне доступно другое умение. Умение слушать.
Да, слушать тоже нужно уметь! В каждом изреченном слове и даже в звуке можно уловить столько всего, что иногда достаточно просто поздороваться, чтобы узнать, какое впечатление ты произвел. Кстати, чаще всего подобное знание приносит разочарования… но от того не перестает быть важным и нужным.
Многие презрительно задерут нос и отвернутся, когда им предложат «послушать». Наверное, я поступал бы так же, если бы… Не был вынужден большую часть своей жизни именно слушать. Хотя бы потому, что мои слова и мысли никого не интересовали. Как мне казалось. Теперь понимаю, что вовсе не из брезгливости или ненависти меня заставляли молчать и внимать чужой мудрости: просто боялись не успеть вложить в мою голову необходимое. Торопились, ошибались, настаивали на своих ошибках, приводили меня в унылую ярость, но не снижали темп. Возможно, были и другие пути к намеченной цели, но и этот, трудный и безжалостный, позволил добраться. Куда? К подножию новой лестницы, где я и топчусь, не решаясь шагнуть на первую из ступенек…
Хок все же напугал нас безосновательно: при более внимательном исследовании содержимого мешков обнаружились ленточки сушеного мяса, разом поднявшие настроение парней. Правда, общим обсуждением было решено не увлекаться мясными блюдами, а сочетать продукты друг с другом. То есть, варить кашу с мясом: так и расход будет меньше, и еда сытнее.
Конечно, было бы неплохо поесть и свежатинки, но времени на охоту у нас не было, а к торговому тракту по собственной воле дичь выходить не спешила. Отовариться же окороками и куриными тушками в придорожных трактирах и селениях, мимо которых мы проезжали, не удавалось по другой причине. Отсутствию денег. Уж не знаю, о чем думал Рогар, отправляя своих подопечных фрэлл знает, куда, с тощими кошельками, но факт оставался фактом: казны, которой мы располагали, на обильное питание и непредвиденные трудности вместе не хватило бы – приходилось беречь монеты ради действительно безвыходных ситуаций. Правда, в моей сумке обнаружился вполне себе увесистый кошель, но и его постоялиц было совершенно недостаточно на весь оставшийся путь. Поэтому мы продолжали давиться кашей и… притираться друг к другу.
После незапланированной, но оказавшейся полезной дуэли с Хоком положение вещей изменилось, но отнюдь не в ту сторону, на которую хотел бы рассчитывать я. Ведь что произошло, если посмотреть на случившееся беспристрастно? Утверждение превосходства, обычное и для звериной стаи, и для человеческого общества. Видят боги, я к этому не стремился! Больше того: если бы знал, чего добьюсь, наверное, позволил бы себя продырявить, а не оказываться победителем. Сначала дал отпор Мэтту, довольно грубо указав магу его место, потом поставил синяк рыжику, опять-таки, словно говоря: сиди тихо, мальчик, и не лезь под ноги старшим. Да, возможно, эти действия были не только правильными, но и неизбежными, если я хотел установить хоть какие-то отношения между собой и парнями. Уступок они не приняли бы, потому что уже успели убедиться в моих… странных возможностях. Хм. Но почему тогда они вообще бросили мне вызов, и почему сделали это только двое из троих?
Мэтт совершенно очевидно напрашивался на свару, результатом которой, скорее всего, стало бы его поражение: не думаю, что маг забыл, как я умею справляться с чарами, а значит, и не рассчитывал победить. Хотел погибнуть сам или пытался установить пределы моего терпения? Неясно. Но отчаянную дерзость он спрятать не смог, следовательно, вызов был. Ох, знать бы еще его причины…
Что двигало Хоком, обнажившим меч, вообще непонятно. Рыжик должен прекрасно помнить, как я обращаюсь с оружием. Не заметил у меня клинка и потому решил померяться силами? Глупо. Отсутствие предмета, похожего на оружие, еще не означает отсутствия оружия. Или Рогар плохо его учил? Не верю. Разве что, обучение было совсем уж непродолжительным. Да и зачем ему равняться со мной? И по возрасту, и по жизненному опыту мы не можем стоять на одной ступени. К чему тогда проверка моей способности ответить на удар? Как все запутано…
Наконец, третья, но самая загадочная загадка. Бэр. На фоне остальных он кажется нерешительным и вялым, хотя должно быть наоборот: именно от лучника или от Хока я ожидал первого вызова, а никак уж не от мага. Из-за чего произошла столь разительная перемена ролей? Что говорило в Бэре – рассудительность или робость? Если первое, рад за него. Если второе… Дурные дела творятся, потому что невесть откуда взявшаяся робость способна в считанные дни изменить характер до неузнаваемости.
Рогар, старый хитрец! Видел проблему, но не хотел ей заниматься? Пройдоха… Но твои-то мысли и устремления я знаю: ты просто решил меня наказать. За все хорошее и плохое. А поскольку ты предпочитаешь не просто наказывать, а делать это с пользой и для себя, и для провинившегося, остается только отвесить поклон и смиренно принять заслуженную кару. Ты был прав: парни в беде, хотя сами этого не понимают. Пока. Когда поймут, станет поздно, поэтому приложу все силы, чтобы разобраться, откуда взялись их занозы и если не вытащить, то хотя бы найти место ранки.
* * *
– Этот туман когда-нибудь рассеется? – Сладко зевнул с козел Хок.
– Прекрати сейчас же!
– Что прекратить?
Рыжик повернулся к нам и обиженно уставился на рассерженного Мэтта.
– Свое зевание!
– Оно тебе мешает?
– Оно меня раздражает!
– Потому что он и сам рад зевнуть, но считает это неподобающим своему рангу, – охотно пояснил Бэр.
– А разве магам не положено зевать? – Удивился я.
Мэтт сжал губы и перевел взгляд с растерянно-лукавой физиономии Хока на обочину дороги, тонущую в тумане. Лучник пожал плечами:
– Да он просто злится, что задремал и не уследил, как лошадь свернула не на ту дорогу.
– Я не дремал! – Взвился маг.
– Угу. Просто спал, – согласился Бэр, ехидно улыбаясь.
– Я… не знаю, как это получилось, – выдержав виноватую паузу, признался белобрысый.
– Думаю, переживать не стоит: раз есть дорога, и на ней видны свежие колеи, куда-нибудь мы обязательно выедем!
Я постарался примирить враждующие стороны, но хмуро сдвинутые брови одного, насмешливость второго и недоумение третьего не исчезли. Стали чуть слабее, быть может, но не пропали совсем.
Хорошо, что право решать предоставлено мне!
– Вот что, парни… Кажется, подошла моя очередь держать вожжи? Чем я и займусь, а вы можете совершенно спокойно вздремнуть. Согласны?
Ответа я не получил, но расценив молчание, как знак согласия, поменялся местами с рыжиком, принимая залоснившиеся бразды правления.
Можно все время за вожжи не держаться, но едва лошадка почувствует, что возница расслабился, как и сама поступит точно так же. Наверное, именно поэтому мы и попали на странную дорогу: Мэтт задремал, перестал пошлепывать вожжами по крупу, раз, два – и куча неприятностей. Впрочем, преувеличиваю: всего лишь небольшое отклонение от маршрута. Как только рассеется туман, станет ясно, где мы находимся.
Я посмотрел на грязно-белое марево, не доползшее до обочины буквально нескольких футов. Высокое-то какое… Обычно туман стелется по низу, а этот не позволяет разглядеть небо. Или оно такое же мутное? Нет, не может быть: если бы оно было закрыто облаками, мы дрожали бы от холода, а здесь… Тепло. И сыро. Воздух вязкий, как кисель. Дышать не трудно, но кажется, что он давит на глаза, заставляя их закрываться… закрываться.. закрываться…
«Подъем!..» – командирским басом орет Мантия.
Что-то случилось?
«Еще нет, но очень хочет случиться…» – укоризненное ворчание.
Не понимаю. Что плохого в нескольких минутах сна?
«Плохого? Ничего… Всего лишь смертельная опасность. Экая безделица…» – равнодушное объяснение.
Смертельная? О чем ты говоришь?
«Тебе ничего вокруг не кажется странным?..»
М-м-м-м-м… Туман слишком густой.
«И все?..»
Дорога несколько… однообразная.
«Скажи уж прямо: не меняющаяся!.. Ты помнишь хоть один поворот?..»
Я задумался.
В самом деле, мы все время едем по прямой. Но ничего не видим впереди, словно только и делаем, что поворачиваем. Поворачиваем…
Мы движемся по кругу?
«Возможно… Не берусь утверждать, что это круг, а не овал, но основное ты уловил: вы описываете кривую…»
Еще скажи, замкнутую!
«Догадался? Браво!..»
Ни до чего я не догадывался! Что происходит?
«И от кого ты только набрался этой лени?..» – Вздыхает Мантия. – «Ладно, намекну… Ты ведь ходил с караванами? Ходил… Помнишь, почему погонщики в дороге всегда бодрствуют, а того, кто заснул, ждет скорая и жестокая расправа?.. Ну, вспоминай!..»
Почему погонщики в дороге не спят? Но… Не может быть. Сонная Дорога?!
«Именно!..»
Самый жуткий кошмар путешественников, место, где нет ни «вчера», ни «завтра» – одно только бесконечное «сегодня», в котором несчастные обречены блуждать вечно. На Сонную Дорогу попадают, если все живые существа в караване задремлют хоть на одну минуту: должно быть лошадь плелась в полусне, если мы таки свернули сюда… Что же теперь делать?
«Прежде всего, не засыпать: если вы все заснете здесь, то уже никогда не проснетесь…»
Легко сказать «не спать», если вся обстановка вокруг располагает к дремоте!
«Ты уж постарайся…»
А что потом? Ведь этого мало, чтобы выбраться обратно в мир.
«Молиться о спасении не пробовал?..» – В словах Мантии нет даже тени насмешки.
Молиться? И только-то?
Я спрыгнул с козел в жидкую грязь, прошел вперед и взял лошадь под уздцы. Ты уж извини, милая, но повишу немного на тебе: глядишь, так нам обоим бодрствовать будет легче.
Темные глаза посмотрели на меня с сомнением, но возражений не последовало, и телега покатилась дальше, меся дорожную грязь.
Молиться, значит. А есть ли смысл в молитве? Говорят, что Сонная Дорога проходит между мирами, не принадлежа ни одному из них. Если это правда, какому богу мне жаловаться и кого просить? Кто сможет меня услышать? Только я сам: мои спутники спят глубоким сном, а лошади глубоко безразлична ее участь, потому что рядом шагает тот, кто несет ответственность. Круг замкнулся.
Ты любишь шутить, Пресветлая Владычица? Наверняка, любишь. Зачем иначе сотворила такую пакостную штуку, как Сонная Дорога? Не знаю, что ты находишь забавного в том, чтобы погрузить людей в сети сна: от спящих игрушек ни проку, ни забавы.
– Это верно, – доносится с обочины.
Голос. Звонкий. Детский. Что за фрэлл?!
Рядом с дорогой на поросшем мхом валуне сидит девочка. Совсем юная: лет десяти, не больше. Бледная, невесомая, со смешно торчащими в стороны косицами. С глубоким темным взглядом. В простой рубахе с чужого плеча, которое с легкостью заменяет крохе платье.
– Чего уставился? – Перекатываются в голосе серебряные монеты.
Монеты…
– Я тебя знаю!
– Да-а-а-а-а? – Недоверчиво тянет малышка. – Тогда тебе повезло больше, чем мне: я себя и не пытаюсь узнать.
– Ты… Это ты заставила меня посмотреть в Зеркало!
– Ну уж, и заставила… – Тонкогубый рот девчонки растягивается в довольной улыбке. – Всего лишь подтолкнула. Ты-то сам так и не решился бы.
– Это мое дело.
– Ты, правда, так считаешь?
Она посерьезнела, сползла с камня и, шлепая по мокрой глине, подошла поближе.
– Да.
– А вот врать – нехорошо!
Маленький пальчик поднятой руки грозно качнулся из стороны в сторону на уровне моей груди.
– Я не вру!
– Значит, лжешь. Обманываешь. Притворяешься. Такие слова тебе больше подходят?
– Ни одно из них!
– Вот ведь, упрямец… – она вздохнула, словно после тяжелой работы. – Ну да ладно, упрямство – вещь полезная. Хотя и вредная.
Наградив мое внимание сим противоречивым откровением, девочка повернулась и двинулась по дороге, словно приглашая следовать за ней. Я так и поступил, потому что других вариантов действий все равно в наличии не имелось.
Некоторое время грязь чавкала от наших шагов, но взглянув на голые ноги нежданной попутчицы, в очередной раз по щиколотку погрузившиеся в глиняную лужицу, я не выдержал: подхватил девчонку и усадил на лошадь, за что был удостоен загадочного взгляда и вопроса:
– Это еще зачем?
– Какая разница? – Опешил я. – Ты не хочешь прокатиться верхом?
Она помолчала.
– Может, и хочу. Но не просилась же! Так почему ты решил так сделать?
– Почему-почему… – Я дернул лошадь за уздечку, заставляя двигаться быстрее. – Потому что босиком – холодно. И ноги можешь поранить.
Девочка расхохоталась, обхватила шею лошади руками и долго хрюкала в гриву, а я вымещал досаду на попадавшихся под ноги камешках, поддевая их носком сапога и отправляя в полет.
Что смешного, скажите на милость? Опять выставил себя дураком, но в отличие от прочих ситуаций сейчас совсем не понимаю, почему надо мной смеются. Потому что проявил неумелую заботу? Это достойно осмеяния? Никогда бы не подумал.
– Извини, – фыркнули сзади.
Не отвечаю.
– Я же сказала: извини, – повторяется уже с меньшей долей смешливости в голосе.
Нет, так просто меня не разжалобить. Продолжаю молчать, считая собственные шаги.
– Я вовсе не над тобой смеялась.
– А над кем же? Здесь кроме меня есть еще хоть кто-то смешной?
– Есть.
– И кто?
– Я сама.
Упрямо качаю головой:
– А вот теперь ты врешь!
– И почему же? Разве ты сам над собой никогда не смеялся?
Над собой? Что-то не припоминается. Если и я и вызываю сам у себя улыбку, то скорее печальную, нежели по-настоящему радостную и беззаботную. Пожалуй, не смеялся.
– Никогда.
– Вот! – Жизнеутверждающе звучит сзади. – В этом твоя главная беда!
– Есть еще и не главные?
– Сколько угодно! Но это самая страшная.
– Может, объяснишь, чем?
– Да ты и сам знаешь, верно? Только не находишь времени, чтобы отложить дела, сесть и чуточку помолчать, не мешая телу и духу договариваться.
– Договариваться? О чем?
– Как им дальше жить со своим нерадивым хозяином!
Новый взрыв смеха, но теперь не столько обидного, сколько озадачивающего.
Всю жизнь мечтал попасть в место, которого нет, чтобы вести дурацкий разговор с малявкой, которой… А кстати, существует она в реальности или родилась в воспаленном воображении?
– Это, как тебе удобнее, – ответила девочка на невысказанный вопрос.
Читает мои мысли? Точно, разговариваю сам с собой!
– Если тебе нравится так думать, думай, – следует милостивое разрешение.
– Прекрати копаться в моей голове!
– Было бы в чем копаться… – хмыкает моя собеседница. – Как будто у тебя там целое поле! В лучшем случае, маленькая клумба.
– Послушай, если я сразу не отшлепал тебя по… – И какое определение подобрать? Задница? Сомневаюсь, что даже на ощупь отыщу названный предмет под рубахой. И взяться-то не за что… – В общем, если не отшлепал сразу, думаешь, не сделаю этого чуть позже?
– Не сделаешь, – довольно подтверждает малявка.
– Не будь так уверена!
– А я и не уверена. Я знаю. Хороший отец никогда не наказывает своих детей. А из тебя получится очень хороший отец.
Я оступился, и от падения носом в грязь меня удержала только уздечка, за которую судорожно схватились мои пальцы. Какой, к фрэллу, отец?!
Гневно поворачиваюсь, собираясь отчитать маленькую насмешницу, но встречаюсь взглядом с темными и теплыми, как южная ночь, глазами.
– Очень хороший, – повторяет девочка и улыбается. Такой странно беззащитной улыбкой, что все мое негодование бесследно улетучивается.
– Я… вряд ли смогу стать отцом.
– Не торопи время: оно способно на истинные чудеса, но все происходит в свой черед, а не по заказу.
– Да, но…
– Тебе еще рано думать о детях! – Важно заявляют мне. – Вот на пару годков старше станешь, тогда и…
Она вдруг осеклась, словно к чему-то прислушиваясь, потом кивнула и весело сообщила:
– Как раз сейчас один шаг по оси времени ты сделал. С днем рождения, Джерон!
«С днем рожд…» Фрэлл! В самом деле. Как я мог забыть? А, зачем спрашиваю: потому и забыл, что слишком давно не отмечал годовщину своего появления на свет. Неужели, именно сегодня? Значит, дома начинается траур…
– Не волнуйся, траура больше не будет.
– Ты-то откуда знаешь?
Девочка обиженно поджимает губу:
– Моя осведомленность в других вещах тебя не удивляет, а простейший вывод, который ты мог бы сделать сам, вызывает прямо-таки бурю эмоций! Вот уж кто состоит из странностей, так это ты!
Опять сглупил. Все верно: нет нужды в трауре, если никто не умер. То есть, умер, но вернулся. В другой форме и с другим содержанием, но все же вернулся. И привел с собой новую жизнь.
– Это правда? Будет праздник?
– Ну ты как ребенок… Какой же день рождения без новорожденного? Этот праздник – твой и только твой, а все остальные участвуют в нем, если ты им это позволяешь.
И она права. Мой праздник… Но не думал встречать его на Сонной Дороге.
– Почему там? Мы давно уже вернулись на тракт, и не дальше, чем в миле отсюда, есть трактир, в котором ты сможешь выпить за собственное здоровье, – невинным тоном изрекла девочка.
Вернулись?! Я огляделся по сторонам.
Никакого тумана: лес, ощетинившийся голыми ветками и темнеющий мокрыми стволами. И дорогу видно, несмотря на быстро приближающиеся сумерки. Самый обычный пейзаж, разве что… Ветки деревьев не такие уж голые: даже в сером свете заметны набухающие на них почки. Но когда мы выезжали из Виллерима, не было даже намека на появление листьев!
– Туда, куда вы попали, время не заглядывает, но это не значит, что оно обходит стороной и весь остальной мир! – Ехидно подмигивает девочка.
– Мы… опоздаем?
– Почему? Приедете как раз вовремя: дорога шла хоть и между мирами, но параллельно вашему пути. Ты все успеешь, Джерон. Все, что должен.
– Кто ты? – Наконец решаюсь задать вопрос, с которого следовало бы начать беседу.
– Ты же говорил, что знаешь меня? Или передумал? – Так могла бы улыбаться зрелая женщина, но и на бледном детском личике эта улыбка кажется удивительно уместной.
– Я говорил, что знаю ТЕБЯ, но не говорил, что знаю, КТО ТЫ!
– И верно… – тихий смешок. – Но ты мог бы и понять… Сначала спросил, люблю ли я шутить, а потом дурачком притворяешься. Некрасиво.
Шутить? Но в мыслях я поминал…
– Пресветлая Владычица?
Она поморщилась, словно не одобряла такого обращения к себе.
– А еще Всеблагая Мать. Так меня называют. И все время ошибаются… Я ничем не владею, и у меня нет детей, потому что…
– Потому что ты сама – дитя.
– Правильно! А что больше всего любят делать дети?
– Играть.
– Странно, что ты знаешь это, хотя сам никогда не был ребенком. Впрочем… Ты ведь уже играешь со мной, а значит, не отказываешься от детства. Подойди поближе!
Я исполнил ее просьбу, и когда оказался совсем рядом с лошадиным крупом, девочка нагнулась и мимолетно прикоснулась губами к моему лбу.
– С днем рождения, Джерон!
А в следующий миг она соскользнула вниз, по другую сторону лошади, но босые ноги так и не коснулись земли. Словно и не было никакой девочки и странного разговора. Я бы подумал, что мне все приснилось, если бы не глиняные разводы, оставшиеся на желто-серой шкуре в тех местах, где Пресветлая Владычица возила по ней испачканными ступнями…
* * *
– У тебя и в самом деле сегодня день рождения?
Поскольку, заканчивая фразу, Хок впился зубами в куриную голень, последние слова прозвучали совершенно невнятно. Впрочем, смысл вопроса был полностью ясен и мне, и Мэтту, который смерил рыжика взглядом, полным сожаления, и заметил:
– Ты спрашиваешь об этом уже в одиннадцатый раз.
– Правда? – Потрясенный Хок на мгновение оторвался от поглощения жареного мяса. – Ты что, считал?
– Конечно, нет, – вздохнул я. – Он тебя дразнит.
– А-а-а-а! – Успокоенно кивнула рыжая голова.
Теперь маг посмотрел на меня. С легкой досадой в темных глазах.
– Зачем испортил веселье?
– Веселье? – Я подпер подбородок рукой. – И часто тебя веселят издевки над теми, кто слабее?
– Это почему я слабее? – Возмутился Хок.
– Да-да, расскажи, в чем он слабее меня! – Подхватил Мэтт, злорадно улыбаясь.
Я вздохнул.
– Потому, что поддаешься на чужие уловки. Веришь каждому слову.
– И вовсе не каждому!
– О, прости: каждому слову, произнесенному персоной, которую зачислил в друзья.
Мэтт насмешливо сузил глаза, но не спешил вмешиваться в разговор. А рыжик нахмурился:
– С чего ты взял, что мы друзья?
– А разве вы враждуете? Что-то незаметно.
– Ну, мы…
Последовавшая заминка показала: в данном случае дружба – понятие одностороннее. То есть, для себя Хок уже решил дружить со своими попутчиками, но понятия не имеет об их мнении на сей счет. Занятно. Хотя, зная характер старшего брата и его способность определять, с кем стоит водиться, а с кем нет, можно и у младшего предположить наличие схожих качеств. Да и нет ничего дурного в том, чтобы идти навстречу людям с открытым сердцем. Трудность состоит в другом: Мэтт и Бэр уже покинули «возраст доверия» и, похоже, со снисходительной улыбкой воспринимали энтузиазм своего более молодого спутника.
– Друзья, разумеется. Я прав?
Обращаюсь к магу. Тот легонько кривится, но, догадываясь о причинах моего вопроса, кивает:
– Конечно. Друзья.
– Вы меня несказанно этим порадовали! Так вот, что я хотел сказать: друзьям, конечно, можно и нужно верить. Но их слова не всегда следует воспринимать всерьез.
– Почему?
– Потому что друзья обожают шутить, но их шутки могут сильно обидеть, если вовремя не будут распознаны.
– А как это делать? – Хок проявлял все больше и больше интереса.
– Довольно просто: обычно шутник сохраняет на лице очень серьезное и спокойное выражение.
– Да? – Рыжик немного подумал, а потом радостно заявил: – Тогда выходит, что Мэтт все время шутит!
Белобрысый маг чуть не поперхнулся:
– Ах ты, маленький мерзавец!..
– Ну, не такой уж маленький, да и не мерзавец, – я поймал Мэтта за рукав и удержал, не позволив броситься вдогонку за сорванцом, довольно скалившимся уже через стол от нашего. – Он просто принял урок к сведению и повторил твою глупость.
– Глупость? – Гнев, предназначенный Хоку, излился на меня. – Да кто ты такой, чтоб об этом судить?
– В сущности, никто.
Маг заглянул в мои глаза, осекся и опустился на скамью.
Пресветлая Владычица оказалась права: до придорожного трактира, совмещенного с гостевым домом, мы добрались затемно, и он даже не был слишком переполнен. По крайней мере, нам нашлись места и за столом, и для ночлега под крышей. Когда я заявил парням, что в честь своего дня рождения угощаю всех праздничным ужином, мне не хотели верить и не верили, пока истекающие соком ароматные и румяные тушки куриц не оказались в пределах досягаемости. А когда к мясу присоединились свежевыпеченные лепешки и кувшины с элем, все прочие вопросы уступили место одному: как быстро мы сможем все это съесть?
– Тогда зачем…
– Зачем я разбираю ваши отношения по косточкам? Не знаю. Можешь считать, что мне это интересно. В качестве наглядного пособия по теории ошибок и заблуждений. И вообще, могу я получить свой подарок?
– Подарок… – Мэтт задумчиво погладил глиняный бок кружки. – У тебя, действительно, сегодня день рождения?
– Двенадцатый раз! – Торжественно объявил я. – Жаль, что Хок не слышит.
Тонкие губы мага тронула нерешительная улыбка.
– Смешно, конечно. И все-таки?
– Да. Именно сегодня.
– Почему же ты раньше об этом не говорил?
– С какой целью?
– М-м-м-м… Мы бы хоть придумали, что тебе подарить.
– А если мне ничего не нужно? Нет, я бы принял подарок и радовался ему напоказ, чтобы вас не обижать, однако… То, о чем я мечтаю, не в силах подарить никто. А все остальное ни к чему.
Мэтт помолчал, внимательно изучая засохшие разводы на поверхности стола.
– Тогда не надо было и праздновать.
– Вот уж нет! Вы (да и я тоже, чего греха таить?) соскучились по хорошей еде, а тут как раз подвернулся повод наесться до отвала. Зачем же откладывать?
– Притворяешься, что не понял, да? – В голосе мага снова проступила горечь.
– О чем ты?
– Нехорошо садиться за праздничный стол, не отблагодарив хозяина праздника. Не по-людски это.
Я едва сдержался, чтобы не сказать: все правильно, ведь я и не человек. Нет, не нужно парням об этом знать. Не сейчас.
– Потом отблагодарите. Позже. Я не тороплюсь.
– И что же ты согласен принять в знак благодарности?
– Я могу сказать. Но вряд ли вы поймете, почему это важно для меня.
– Так скажи!
– Не хочу, чтобы вы отгораживались друг от друга. Раз уж учитесь у одного Мастера и вместе едете исполнять его поручение, постарайтесь быть единым целым.
– Это в каком же смысле? – Усмехнулся маг, глядя на Бэра, обхаживающего одну из служанок в глубине зала. Вот молодец! Хоть кто-то из нас делом занят. Но кажется, имелось в виду… Тьфу!
– Не в этом! Вас разве не учили, что для наиболее эффективного взаимодействия каждый участник боевой группы должен, с одной стороны, четко выполнять предписанные ему одному действия, но с другой стороны, он должен знать, что, как и в какой момент времени делают все остальные?
– Учили, – нехотя признался Мэтт.
– Так почему вы оказались плохими учениками? Почему не желаете понять мотивы друг друга? Почему не пытаетесь открыть перед другими себя?
Лицо моего собеседника стало неподвижным, как камень. А миг спустя маг встал и направился прочь, не говоря ни слова.
Что его так задело в моих словах? Не понимаю. А, ладно! Наверное, ляпнул по пьяни очередную заумную глупость, которую и сам потом не вспомню. Впрочем, не так уж я и пьян: всего-то пару кружек опорожнил.
Заглядываю в стоящую передо мной посудину. М-да, вторую даже не допил. А голова тяжелая и тупая, как будто перебрал. И настроение скверное. Больше похоже не на день рождения, а на поминки. Хотя, что есть празднование начала нового года жизни, как не проводы старого? Тризна по прожитому, вот что такое день рождения. И чему, спрашивается, радоваться? Тому, что ушло и никогда не вернется? Да и не особенно хочется, чтобы возвращалось.
Печально сосчитав оставшуюся на столе снедь, я поманил пальцем служанку, свободную от мужского общества, и попросил приберечь мясо и все прочее для нашего завтрака, а сам поднялся на ноги и, пошатываясь, отправился на свежий воздух.
Кому как, а мне приятнее, приняв на грудь определенное количество выпивки, оказаться в одиночестве. Наверное, потому, что в такие минуты голова счастливо прощается с мыслями, позволяя наслаждаться самим фактом существования и не задаваться вопросом: зачем все это нужно. А ночь очень располагает к безмятежному покою, хотя многие предпочитают проводить ее как минимум вдвоем, и вовсе не глядя на звезды: вон, в одной из дворовых пристроек кто-то хихикает на два голоса и шуршит сеном. Рановато еще для забав на природе, но уверен: замерзнуть полуночники не успеют. Да и ночь хорошая выдалась: сухая, напитанная горькими ароматами молодой листвы, покидающей созревшие почки. Луна яркая, хоть и не полная – можно разглядеть почти каждый камешек под ногами. Буду считать безоблачное небо подарком от Владычицы, хоть это и самонадеянно с моей стороны. Но думаю, она обижаться не будет…
В тихое дыхание ночи вплетается голос:
– Твое имя Джерон?
Поворачиваюсь к вопрошающему.
Молодой человек. Статный. Высокий. Одет просто и неприметно, но держится в полном несоответствии с костюмом: так, будто привык к собственной значимости. Правильные черты лица то ли расслаблены, то ли напряжены, а может, и то, и другое сразу. Незнакомый. Да и меня не знает, если уточняет мое имя. Вот только, для чего?
– Да, меня так зовут.
Короткий вдох, и я получаю удар в живот. Снизу вверх. Куда-то рядом с печенью: точнее сказать не могу, потому что в тот же миг (или за миг до?) область поражения немеет настолько, что перестаю ее ощущать. Совсем. Словно сразу под нижними ребрами находится дыра. Пустая.
А он бьет второй раз, чуть правее, но с те же результатом: ничего не чувствую. Сила удара сгибает меня пополам и я полагаю правильным упасть на землю вместо того, чтобы ответить своему обидчику. Почему поступаю именно так? Не знаю. Может быть, потому, что незнакомые ощущения волнуют меня гораздо больше, чем возможность и необходимость нанести ответный удар.
– Джерон! Ты где? – Раздается с крыльца, и незнакомец отступает в тень, забиваясь в узкое пространство между двумя пристройками. Насколько помню, второго выхода оттуда нет, поэтому могу себе позволить еще немного полежать, тем более что онемение начинает проходить, медленно и болезненно.
– Эй, ты что?
Надо мной нагибается Хок.
– Ты ранен?
Шепчу одними губами:
– Справа, десять шагов, в щели между домами. Справишься?
Рыжик еле заметно кивает, кладя руку на меч, с которым в людных местах не расставался никогда.
Не могу видеть, что происходит, но мастерства Хока хватает, чтобы вынудить противника сдаться: да и нелегко выстоять с ножом против более длинного клинка, особенно если не ожидаешь нападения. Шума было произведено немного, но видно, не признаваясь самим себе, трое моих попутчиков уже начали чувствовать друг друга: ничем другим нельзя объяснить скорое появление во дворе и Мэтта, и Бэра, который пожертвовал удовольствием ради неясного ощущения тревоги. Ну, а трое против одного – расклад просто замечательный!
* * *
– Кажется, я где-то тебя уже видел, – глубокомысленно изрекает Бэр, разглядывая плененного незнакомца.
При свете свечи напавший на меня парень выглядел еще страннее, чем прежде, поскольку и манера держаться, и аккуратная стрижка русых волос выдавали в нем по меньшей мере жителя городского, а то и столичного. Даже сейчас он сидел с гордо выпрямленной спиной и поднятым подбородком. Хотя, вполне возможно, что связанные за спинкой стула руки просто не давали ему расположится более вольготно.
«Пеленанием» пленника занимались без меня: я попросил отвести его в комнату, а когда остался на дворе в относительном одиночестве (любовники на сеновале мне общества так и не составили), занялся исследованием собственного живота.
Куртка и рубашка, конечно же, были прорезаны насквозь, но вот под ними открывалась поистине странная картинка. Если принять во внимание длину лезвия, которым в меня тыкал несостоявшийся убийца, рана должна была оказаться глубиной в половину ладони, не меньше. Но я обнаружил всего лишь царапину, из которой вытекло несколько капель крови. О, простите: две царапины, вторая из которых по времени появления была еще мельче. И тут осмотр пришлось прервать. По очень прозаичной причине: меня вывернуло наизнанку полу– и совсем не переваренной пищей.
Это еще почему?
«Замещение тканей состоялось, но то, что ты успел проглотить за вечер, восстановлению не подлежит…» – Пояснила Мантия.
Замещение? Так вот, что это было… Мой серебряный друг не просто подставил себя под клинок, а и окружил своим телом лезвие, ворвавшееся в плоть. Никогда бы не подумал, что такое возможно.
«Не вижу ничего невозможного… Если он живет в твоей крови, что может помешать ему внедриться в мышцы и прочие ткани?..»
Не совсем понимаю, что имеется в виду.
«Забыл строение тела? Сейчас напомню…»
Позже, драгоценная! Пожалуйста! Сейчас меня интересует строение мозгов того человека, который пытался меня убить.
«Хорошо, развлекайся… Но потом мы непременно продолжим!..» – Строго пообещала Мантия.
Конечно, продолжим.
Войдя в комнату, я остановился у двери, за спиной пленника. Тот, если и хотел знать, кто еще появился в комнате, обернуться не решился.
– Точно, видел! – Утвердительно кивнул Бэр. – Ты учишься у Мастера Глэвиса, верно?
– А если и так? – Надменно спросил незнакомец. – На каком основании вы меня задерживаете?
– Попытка убийства.
– Правда? И где доказательства? Вы нашли оружие?
Бэр зло сощурился. Все верно, нож исчез в неизвестном направлении, да и находясь здесь, ничем не мог бы помочь: сомневаюсь, что на лезвии остались следы крови.
– У вас есть свидетели, которые видели, как я кого-то убивал?
Я тоже слегка разозлился, хотя и по совсем иному поводу. Голос незнакомца был пронизан уверенностью, но не в счастливом избавлении от улик, а… В избавлении от меня. Неприятное открытие, ничего не скажешь. И кроме того, его вполне достаточно для вынесения приговора. Осталось лишь выяснить причины преступления. Просто так, ради соблюдения приличий.
Молчание лучника грозило затянуться, поэтому разговор пришлось продолжить мне:
– Лучше. У нас есть жертва, которая очень хорошо запомнила убийцу.
Парень вздрогнул, услышав мой голос, но настоящий ужас охватил пленника, когда он увидел меня.
– Ты… Ты же умер!.. Ты должен был умереть!
– О да, конечно. Должен. Но видишь ли, передумал. Извини, что обманул твои ожидания.
Губы убийцы побледнели и мелко задрожали.
– Значит, он тоже учится в Академии? – Спросил я у Бэра.
– Да, совершенно точно. Не назову имя, но я видел, как он несколько раз беседовал с Мастером Рогаром.
– Вот как? И о чем?
– Не знаю, не подслушивал, – ухмыльнулся лучник, – Только в последний раз этот парень выглядел расстроенным.
– Занятно… Чем же тебя расстроил Рогар, скажи, пожалуйста!
– Не твое дело!
– А вот тут ты ошибаешься. Мое. Потому что четверть часа назад я едва не простился из-за него с жизнью. Не хочешь отвечать? Не надо. А как насчет проекции памяти? Думаю, Мэтту пора начинать практиковаться в полезных вещах!
Подыгрывая мне, маг деловито кивнул и начал рыться в своей сумке, но еще до того, как на свет появился потребный для копания в чужой памяти инструмент, мы узнали все, что требовалось.
Причина совершения убийства оказалась груба и проста: парень сам метил на место ученика Рогара, но тот по каким-то причинам не желал брать на себя эту обузу. Возможно, видя несдержанность и вспыльчивость, а возможно, не находя нужных качеств тела и духа. Последняя попытка состоялась как раз после того, как Мастер познакомился со мной, поэтому отказ был окончательный и довольно резкий. Парень, полагавший себя достойнейшим из достойных, разумеется, обиделся. И видимо, эта обида оказалась столь глубокой, что повлекла за собой составление плана мести Рогару. Поскольку в прямом поединке все шансы были на стороне Мастера, нужно было доставить ему неприятности исподтишка, и что может быть для этого удачнее, чем убить нового ученика? Кто-то сболтнул парню, что его жертва отправляется из Виллерима в сторону моря: оставалось только уточнить маршрут следования, выбрать место и чуть-чуть подождать.
Все это было изложено быстро, сбивчиво и отрывисто, словно убийца считал, будто рассказ положительно повлияет на его дальнейшую судьбу. Наивный! Я не собирался оставлять его в живых. И не из кровожадности или ненависти: просто понял, что настало время действовать в полном соответствии со своим происхождением. Он покушался на мою жизнь и достиг бы успеха, не обзаведись я надежным щитом. Страшно подумать: еще прошлым летом наша встреча закончилась бы смертью… Ей и закончится. Только за Порог отправится мой убийца, а не я.
Печально отмечаю несовершенство подлунного мира:
– Как мало нужно, чтобы решится отнять чужую жизнь… Смотрите и учитесь на его ошибке, парни: месть редко приносит счастье, потому мстить не следует. Хотите наказать обидчика? Бросьте ему вызов. Прямо и честно. И даже если он снова одержит над вами верх, вы сохраните главное. Себя. А этот… Желание отомстить пожрало его изнутри. Он умер в тот момент, когда задумал убийство, и значит… Я всего лишь восстановлю равновесие, помогая этому телу окончательно распрощаться с душой.
– Нет! Я не хочу умирать! Ты не можешь!
– И заткните ему рот, а то он перебудит всю округу…
Всегда ли мы делаем то, что нам нравится? Всегда ли нам нравится то, что мы делаем? Хороший вопрос. Точнее, два вопроса, на первый из которых можно с уверенностью и без запинки ответить: не всегда. Очень редко, когда удается целиком и полностью следовать своим устремлениям, и в этом состоит вечная правота и несправедливость жизни. А уж касательно второго вопроса… За некоторые поступки я давно и искренне себя ненавижу. Но это не умаляет их значимости и не лишает необходимости. Потому что есть вещи, которые кто-то должен делать. Кто-то, на кого указывает перст Судьбы…
Глядя на дергающееся тело, растянутое на лесной поляне между вбитыми в землю колышками, я не испытывал никаких чувств. Абсолютно. Решение было тщательно взвешено и принято, оставалось только определить способ его исполнения.
«Могу подсказать…» – вкрадчивый шепот.
Изволь, драгоценная.
«Ты обзавелся подходящим материалом для практических занятий…»
По какому предмету?
«Строению тела… Помнишь? Ты обещал повторить его вместе со мной…»
Повторить? Почему бы и нет?
Материал подходящий? Наверняка, в том смысле, что свое отжил и теперь может преспокойно проследовать за Порог. А чтобы переход произошел быстрее и без лишних усилий, я позаботился о как можно большей неподвижности убийцы: мне ведь нужно учить уроки, а не гоняться за ним по всему лесу с просьбой минутку посидеть на одном месте.
«Итак, начнем!.. Что лежит в основе тела?..»
Кости.
«Точнее!..»
Скелет. На нем закрепляются мышцы, формирующие собственно тело и создающие вместилища для разных органов. Закрепление осуществляется с помощью особого вида тканей, более упругого и прочного, чем мускулы.
«Что питает тело?..»
Кровь.
«Откуда кровь получает питание, которым снабжает тело?..»
Еда, которую мы поглощаем, распадается внутри нас, и растворяется в крови.
«Верно… Так почему же ты удивился возможности замещения?..»
Но ведь серебряный зверек живет в крови, а не в мышцах!
«Ты никак не хочешь самостоятельно делать выводы… Взгляни на Кружево Крови, и поймешь…»
Кружево Крови?
«Оно пронизывает любое тело…»
Но как его увидеть?
«Ты уже задерживался между Первым и Вторым Уровнями Зрения, помнишь? А теперь тебе следует остаться между Вторым и Третьим…»
Хорошо, давай попробуем.
Я сосредоточился на человеке, все не оставляющем попытки освободиться.
Пройдя через марево внешних магических полей, зрение стало немного четче, но Мантия не позволила мне окончательно добраться до Третьего Уровня, мягко остановив за шаг до порога.
«Дыши ровнее…»
Дымка тускнеет, и я вижу путаницу темно-алых ниточек, проступающую в том месте, где находится распятое тело. Какие-то из них толще, какие-то тоньше: встречаются и настоящие волоски, и полноводные каналы, но все они схожи между собой одним. Непрерывным движением под управлением пульсирующего кулака в груди. Сердца.
«Пока сердце бьется, человек живет… Но когда оно останавливает свою работу, ничто не может заставить кровь двигаться…»
Понимаю. Но как это объясняет мой вопрос?
«Видишь веточки сосудов? Они пронизывают каждую из мышц… Вспомни разделку мяса: его волокна сочатся кровью…»
Хочешь сказать, именно это свойство и позволило «лунному серебру» подменить собой мышцы на пути лезвия?
«Конечно… А кроме того ему пришлось слегка сдвинуть в сторону некоторые органы, чтобы уберечь от удара… И когда они вернулись на место…»
Я почувствовал себя не лучшим образом.
«Сожалеешь об ужине?..» – Участливый вопрос.
Немного. Хорошо, с кровью разобрались. Есть еще тема для урока?
«А как же…»
И какая?
«Сначала проведем опыт… Дотронься до него…»
В каком месте?
«Это совершенно неважно… Просто дотронься, но прежде слегка рассредоточь зрение… Перестань фокусироваться на кровяных узорах…»
Я присел на корточки рядом с убийцей и, недолго думая, коснулся пальцем напряженного бедра. Разумеется, он вздрогнул. Но в этот самый момент на границе зрения возник легкий всполох, словно вспышка у линии горизонта.
Что это?
«Еще более занимательная вещь, чем Кружево Крови… Кружево Разума…»
Разума?
«Кровь питает и сохраняет тело, но она не способна осуществить связь с тем, что находится за покровом кожи: этим занимается кое-что другое… Присмотрись!..»
Алые дорожки неохотно отступили, превращаясь в розоватый туман, но на его фоне… Невероятно! Почти такой же узор, только ослепительно белый, с золотыми вспышками. Это и есть оно?
«Да… Столь же прекрасное и удивительное… Когда ты соприкасаешься с чем-то, это Кружево запоминает твои ощущения, собирает их, тщательно расставляет по нужным полочкам, чтобы в следующий раз подсказать тебе, как нужно действовать…»
Только дотронувшись?
«Этого я не говорила… Все, что ты можешь видеть, слышать, пробовать на вкус и осязать, находит место в твоем разуме… Сначала он чист, но по мере того, как дитя растет, его заполняют образы и ощущения… Великое множество… Бесконечность…»
Разум только хранит?
«Конечно, нет… Помимо всего прочего он – Управитель тела… Он повелевает телу двигаться, а органам – работать…»
Означает ли это, что болезни разума заставляют болеть и остальное тело?
«Отчасти… А еще усилием разума можно излечивать болезни тела… Но об этом поговорим позже… Что ты намерен делать?..»
С убийцей? То, что и полагается.
«Не жаль беднягу?..» – Подкалывает меня подружка.
Жаль? Наверное. Может быть. Не знаю. Почему я вообще это делаю?
«Потому что чувствуешь необходимость…»
Да, пожалуй… Ты правильно сказала: необходимость. Других чувств нет. А должны быть, верно?
«Тебе виднее…»
Но я ничего не вижу. Как будто что-то тащит меня вдоль по узкому коридору, не давая отклониться в сторону ни на волосок. Или я падаю… Падаю? Нет, невозможно! Я твердо стою на ногах под рваным пологом весеннего леса, а сырой ветер пытается добраться до тела, спрятанного под одеждой. Пытается, почему-то выбирая в качестве входа мои уши и…
Кровь ударила вязким студенистым кулаком прямо по стенкам черепа, толкая в колодец воспоминаний. Мутные пятна перед глазами дрогнули, приобрели очертания, качнулись вперед-назад, но в этот раз мне не дозволено было остаться наблюдателем: звуки и краски прошли насквозь, и несколько долгих минут я не принадлежал ни себе, ни своему миру…
– Ну, что же ты стоишь?!
Гнев, горячий, как раскаленная сталь. Нэмин’на-ари, мой «клинок». Нет, неправильно: она сама по себе, всегда и всюду. И ненавидит тех, кто лишил ее свободы выбирать. Меня ненавидит, всеми силами своей души, а душа у нее…
– Сделай же что-нибудь!
Месиво рваных мышц, через которое просвечивают кости. Осколки костей. Приторно-густой аромат крови давно уже притупил все мои ощущения. Сказать по правде, я вообще не понимаю, что происходит. Вот уже четверть часа не понимаю, с того самого мига, как атака врага была остановлена. Остановлена телом одного из моих защитников.
Жуткая вещь, эти кумийские метательные ножи: вонзаясь в тело, от удара они раскрываются, как цветочные бутоны, взрезая стальными лепестками ткани вокруг места поражения. И кости могут сломать. Если удачно воткнутся, как, собственно, и произошло. Но чего добивается от меня воительница?
– Не стой столбом!
Серые глаза стали совсем светлыми. Болезненно-светлыми. Вроде бы, она и Нилар относились друг к другу теплее, чем просто соратники. Вроде бы… Не знаю, не приглядывался. Некогда. И незачем: от меня не требуется проникать в помыслы своих спутников. Мне нужно всего лишь следовать за ними. Или они следуют за мной? А может быть…
– Ты что, не видишь, как ему больно?!
Вижу. Почти ощущаю, но скорее разумом, а не чувствами. Чувства перестали существовать в тот самый миг, как плоть Нилара раскрылась кровавыми цветами.
– Сделай, я прошу!
– О чем? Я не понимаю.
Почти белые губы кажутся тоньше, чем есть.
– Он умрет от боли, если ты не поторопишься!
– Но что я могу сделать?
– Притупить боль!
Она недовольна. Нет, слишком мягко сказано: она сгорает от гнева.
– Но… как?
– Ты что, никогда не видел, как лекари прикосновением заставляют больного перестать чувствовать часть тела?
– Видел, но… Кажется, они нажимают на определенные точки, а здесь…
– И ты нажми!
Гнев смешивается с отчаянием.
– Нажать? Но… Куда?
– Оставь его в покое, Мин, – тихо и печально советует кто-то третий. Кажется, Деррам, лучник из северных лесов. Мне трудно различать голоса, потому что кровь все громче стучит в виски.
– Оставить? – Взвивается воительница. – Оставить?! Он может спасти чужую жизнь, но не хочет для этого и пальцем шевельнуть!
– Может? Ты уверена?
– Должен мочь!
– А если он никому и ничего не должен? Что тогда? – Лучник устало тянется за кривым ножом. – Нам лучше самим позаботиться о Ниларе.
– Нет! Я не позволю ему умереть!
С трудом остающийся в шаге безумия взгляд впивается в мое лицо:
– Да делай же, мать твою!
Делай, делай, делай! ЧТО делать? Кто бы мне объяснил? Всматриваюсь в хаос порванных мышц. Как мне добраться до очагов боли? Внутреннее Зрение подчиняется из рук вон плохо, и его хватает совсем ненадолго, а потом становится так тошно, что хочется умереть, но… Нэмин’на-ари хуже, чем мне. И если Нилар умрет от моего бездействия, она… Нет, я. Я лишусь защитника.
Дотронуться? Да, придется: иначе расстояние будет слишком велико для влияния. Какая же она липкая, эта кровь! И горячая. Очень горячая.
Нилар стонет, кажется, громче, чем раньше. Ну да, разумеется: ему ведь больно. А из-за того, что мои неумелые руки касаются ран, боль, должно быть, многократно усиливается. Где они, оконечные Петли? Здесь? Как же плохо видно… Нашел. Кажется. Еще чуть-чуть и…
Сил на последний крик у умирающего не хватило: я услышал только короткий всхрип, и тело, которого касались мои пальцы, перестало вздрагивать от неровного дыхания.
Не может быть. Я же добрался туда, куда было нужно! Или… Так и есть: не рассчитал усилие, и Пустота оборвала вместе с нужными Петлями еще несколько, столь же важных. Для жизни и для смерти.
Нэмин’на-ари не рванулась к умершему другу. Вообще не двинулась с места. Стояла и смотрела, как я стираю с рук кровь. Смотрела на мои руки, не позволяя остановиться, потому что…
Я давно уже научился управлять выражением собственного лица, чтобы удерживать маску бесчувствия, но сил для контроля надо всем остальным не осталось: пальцы предательски дрожали, выдавая страх и вину, поэтому я мял в руках полы собственного плаща до тех пор, пока Мин не всхлипнула и не отвернулась, пряча выступившие в серых глазах слезы…
Вот как, значит. Тот «я» тоже не все умел делать. Не умел, но пытался. Пробовал. Вот только лучше бы ему было заниматься своими опытами в лаборатории, а не на поле боя, в попытке спасти умирающего воина. Надеюсь, мне никогда не придется оказаться в такой же ситуации. А если придется… Нужно быть к ней готовым. Нужно учиться. Не зная, что значит «отнимать», никогда не научишься «дарить», верно? Следовательно… Я пройду дальше. По той же тропе, но за следующий поворот. Чтобы получить одну из величайших ценностей мира – знания и умения. А чувствовать буду потом. Позже. Все равно никуда не денусь…
«Не жаль беднягу?..» – звучит в моей голове уже знакомый вопрос. Во второй раз или все еще длится тот, первый миг? Впрочем, это не имеет значения.
Нисколько. Он заслужил свою смерть. Но я вовсе не собираюсь причинять ему лишние страдания… Скажи, раз уж Кружево Разума определяет реакцию тела, если его оборвать, человек не будет чувствовать боль?
«О да… Он вообще ничего не будет чувствовать…»
Замечательно! Мне давно следовало изучить свойства живой ткани, а сейчас выдался удобный случай.
«Тогда не будем терять время зря… Сосредоточься, а я буду помогать по мере сил…» – наставническим тоном поторопила Мантия.
– Ты не мог понять, почему Рогар выбрал меня? Считал, что во мне нет ничего замечательного? – Обратился я к убийце. – Я покажу тебе. Но это будет последним, что ты сможешь увидеть…
– Он… умер? – Спросил Хок, когда я вернулся в комнату.
– Да.
– А что с телом?
– Я обо всем позаботился.
– Ты так спокойно об этом говоришь…
Я посмотрел на бледное лицо рыжика, отмечая чуть запавшие и лихорадочно блестящие глаза.
– Произошло то, что должно было произойти. Убийца понес заслуженное наказание.
– Но ты ведь жив!
– И что? Я остался в живых по чистой случайности, которую этот парень не мог предусмотреть. Нанесенные удары были смертельными, можешь мне поверить. И ни ты, ни Мэтт ничем бы не помогли: я должен был умереть в течение получаса после покушения.
Отчаянный возглас:
– Но не умер же!
Спор, конечно, беспредметный, но его нельзя прерывать, иначе Хок останется в плену фантазий.
– Для него я умер еще задолго до того, как нож воткнулся в мой живот. Я умер в его мыслях. Причем, уверен, умер неоднократно: парень наверняка во всех красках представлял себе мою смерть и последовавшее за ней горе Мастера. Он желал причинить боль, а из-за чего? Из-за нелепой обиды. Из-за того, что оказался недостаточно хорош для других. Понимаешь, в чем состояла его ошибка? Он не хотел видеть себя чужими глазами. Не хотел посмотреть в зеркало.
– И за это ты его убил?
– Не только и не столько. Отпусти мы его восвояси или сдай Страже, он остался бы жив. Но в таком случае мысль о мести не покинула бы его, разгораясь все жарче и жарче. Не вышло со мной? Но ведь есть еще и вы. А я не собираюсь оплакивать ваши трупы, если в моих силах устранить угрозу до ее появления.
– Но… Ты просто взял и убил его… Не давая оказать сопротивление…
– Не нужно тратить лишние силы на то, чего можно достигнуть более легким и простым путем. В любом случае, эта смерть ложится на меня, а не на вас: незачем напрасно переживать. Ложись спать и постарайся выкинуть глупые мысли из головы.
Он кивнул, но упрямая складка губ свидетельствовала: не выкинет. Будет перекладывать с места на место, мять, тискать, мусолить, но не решится выпустить из рук. Что ж, пусть. Я не могу вложить в его разум то, что пережил и понял сам. Буду стараться хоть частично уберечь от опрометчивых шагов, это да. И представляю, как буду ненавидим за свои благие намерения.
В самом деле, несмотря на всю видимую жуть произошедшего, невозможно было поступить иначе. Мне требовались знания. Убийца должен был понести заслуженное наказание. Все возможности будущих несчастий должны были быть уничтожены до своего зарождения. Просто? Да. Но смешавшиеся в одном котле безобидные настои превратились в смертельно ядовитое зелье.
Троица ни за что в жизни не поверила бы, что несостоявшийся душегуб не чувствовал боли. А он не чувствовал, могу поклясться, чем угодно! Телесной боли. Да и душевную тоже вряд ли: когда я поставил все необходимые блоки, его сознание оказалось совершенно оторвано от ощущений, следовательно, могло питаться лишь фантазиями. Правда, полагаю, оных фантазий было предостаточно…
А крови не было. И малейшего расчленения – тоже. Мне не нужны стальные лезвия, чтобы проникать в суть вещей, потому что у меня есть иное орудие познания, приносящее много неприятностей и весьма утомительное, но куда более действенное. Бэр и Хок не увидели бы ничего, а вот Мэтт… Его нельзя было допускать до лицезрения ни в коем случае. Пусть меня лучше считают извергом и палачом, но не сталкиваются с тем, что стоит за моей спиной. Если бы они были чуточку взрослее! Не телом, а умом, конечно же: вот тогда можно было рискнуть и приоткрыть занавеску. Но не сейчас, не перед теми, кто пока толком не умеет ни дарить, ни отдавать.
