Глава 8

Диверсанты и пленник очутились внутри большого шатра — личных покоев Пиренгуловского зятя, любимца Великих Шаманов и прочая, освещенные светильником — амулетом Светящих. Роскошную юрту поставили точно на известные координаты, которые достались Отигу «в наследство» от эолгульских Ищущих. Ими он поделился с Русом. Остальная полевая ставка — штаб тирской армии, по личному приказу Пиренгула, расположился вокруг, исходя из этого первого шатра.

Галатинец очнулся и смотрел на обстановку диким взором, моргал и отказывался верить в реальность. Его мысли смешались. Но оно к лучшему: перестал дергаться и мычать.

Первым делом Рус спросил не о своих ловушках, не о потерях противника и даже не о здоровье друзей, а обратился к Саргилу:

— Почему твое чувство опасности промолчало о засаде «волков»?

— Не молчало оно, Чик! Просто мы вымотались, как борки на пахоте и я с усталости поздно обратил внимание на тревогу. Потом надо было тянуть время, Ермил хорошо с этим справился.

— Я!? — удивился здоровяк, — я не тянул время, я пытался объяснить тому парню… — под конец смутился, — ничего святого для него не было. Правильно Саргил ему горло перерезал как барану. Надо было и остальных…

— Есть и такие люди, Ермил, привыкай, — вздохнул Рус, — дарки с остальными, всех не перережешь, — и невольно усмехнулся, вспомнив, что и сам он вместе с Леоном и Андреем начали «карьеру» с грабежа. Снова стал серьезным, — Саргил. А ты внимательней слушай себя, больше доверяй чувству, оно не обманет, — «но и не всегда сработает» — об этом умолчал. Повернулся к старшему другу:

— Леон, а ты в следующий раз заранее предупреждай, а то я ни сном, ни духом! — и прошептал ему в ухо, — зря вы непривязанный «обтекатель» использовали, а вдруг бы он знал да не пожелал принять структуру? Повезло вам, — ободряюще подмигнул нахмурившемуся диверсанту-Хранящему, который хотел было возразить, что «блокиратор» использовали лишь однажды, а после лупили пленника по голове, но… передумал. Вдруг башку стрясли ценному языку?

А Рус тем временем обращался ко всем:

— А вообще, парни, я страшно рад вас всех видеть! Ужасно рад, что все живы! — с этими словами, улыбаясь открытой улыбкой, хлопнул по плечу Леона, Ермила, Архипа и Саргила. Пришлось встать и обойти каждого, потому как они продолжали сидеть удивленные резкой сменой настроя старого друга и спасителя.

Леон намотал на ус и успокоился. Он просто отдыхал, почему-то с удовольствием отмечая, как роскошный шерстяной ковер марался от их грязных комбинезонов. В конце «прохода» Рус, вытянув ноги, сел рядом с пленником и незаметно для всех, за своей спиной, положил руку не его голову. Вроде как оперся. На несколько мгновений замер и переменил позу на более удобную:

— Ну что, рассказывайте! Мне все интересно! — произнес, улыбаясь.

Диверсанты, переглянувшись, заговорили, перебивая друг друга. Чисто дети! Один Леон блаженно растянулся на мягком ковре, собираясь поспать.

Рус отправил Гелинию все-таки в Кальварион. Перед этим потренировался с ней в «душевной связи».

— Смотри, Гел, я сейчас замру. Вроде как потеряю сознание или усну, но ты не переживай. Помнишь нашу встречу во время «Ссоры Богов», когда ты меня спасала? — они лежали в кровати. За окном стемнело, на столе горел светильник.

— Конечно! Разве такое забудешь! — жена заинтересованно повернулась к мужу, — это было в твоей душе, меня туда Гея привела, ответила на мои молитвы… или это ты?

— Нет, Солнышко, — соврал Рус, чтобы развеять подозрения и избавиться от лишних объяснений, — тогда это сделала Гея, но там же она объяснила, как это можно сделать, оставила мне такую способность. — «Прости, Величайшая! — молился, говоря эту ложь, — надеюсь, ты меня понимаешь…»

— А почему раньше молчал!? Я тут переживаю за него!

— Не ври, ты меня чувствуешь! Я тебя тоже, но вдруг подумал: а почему бы не попробовать. Конечно, можно было бы и раньше, — перебил он возмущение Гелинии, — но ты же видишь, как я зашиваюсь! Выдалась свободная четверть и вспомнил. Хочешь попробовать?

— Разумеется! Давно пора, — Гелиния не удержалась от ворчания. Так, для порядка.

— Только ты не стремись вернуться, сбежать от меня, а то мне будет тяжело…

— И не надейся, любимый, — прервала его супруга, — начинай. Что мне надо делать?

— Ничего. Просто прислушайся к себе. Когда позову, не препятствуй. Я понятия не имею, что ты почувствуешь! Это первый эксперимент.

— Ух ты! Вроде тех, которые ты в саду проводишь или за Эолгулом, когда всех гонишь?

— Примерно.

— Я согласна, не тяни, — с этим словами выпрямилась и закрыла глаза. Её, кстати, не гнал, у неё просто в это время обычно шли занятия в ордене. Подозревала, что это не случайно, но доказательств не имела и ужасно хотела посмотреть, а лучше поучаствовать в экспериментах мужа. Наконец-то!

В голове Гелинии вдруг возник образ Руса… а может не в голове — совершенно не понятно. Скорее в груди, потому как сердце сжала тоска, словно пропало что-то очень важное. Сразу захотелось избавиться от этого чувства, вернуть потерю и Гелиния четко представляла, что для этого нужно. Надо просто горячо пожелать восстановления целостность своей сущности, точнее души — именно часть её куда-то исчезла. Возмутилась и собралась было приложить к желанию Волю, то есть сделать его целеустремленным, горячим и тогда тоска отпустит, сердце вновь согреет любовь…

«Любовь… — всплыла теплая мысль и стало чуть легче. — Русчик говорил, наверное, об этом — не убегать. Значит я там, у него, — думая это, она всеми силами гнала желание избавиться от щемящей тоски, — но почему так плохо, Величайшая! Тогда было так хорошо! И где он? Зачем тогда нужен этот эксперимент без него… Нет, он просто в очередной раз издевается! Ну, дорогой, ты мне за все ответишь!..», — и упрямица Гелиния терпела. обещала «не сбегать» и держалась. Мысленно костерила Руса, но старательно отпихивала желание «вернуть себя». Сколько времени длилось это мучение, она не заметила, и кончилось все «на раз».

Вдруг она осознала свою встречу с Русом и воспоминание о тоске померкло, показалось мимолетным. Она была там, в его внутреннем мире. Он все объяснил, показал и даже поцеловал на прощанье. Вот это было правдой. А то, что щемило сердце… а щемило ли?

— Продолжим? — Гелиния довольно повернулась к мужу, — да! Ты как, не сильно устал?

— Гел, — Рус смотрел на жену с тревогой, — что ты чувствовала? Как выглядел я? Не в моей вселенной, а здесь, на кровати?

— Ой, Русчик, прости, — она смутилась и задумалась. С трудом приходили неприятные воспоминания, и Гелиния рассказывала о них со стыдом. Как могла забыть?

— Но и ты тоже хорош! Не предупредил меня последить за тобой! Раздвоил жену, а я теперь мучайся, — сказала и улыбнулась, — нет, в своем отражении мне гораздо больше нравилось!

Рус ненадолго задумался, прислушался к себе и выдал:

— Я почти не устал. Ты молодец, не убегала. Готова продолжить? Вызывай. Только теперь не своди с меня глаз.

Гелиния легко представила особый образ Руса.

«Звонок», как назвал он его, рисуя свой портрет прямо на ней, на смешном коротком черном платье с голой спиной. «От Шанель, — пояснил он тогда, — Была одна модница, теперь она давно старая и страшная. А может умерла, я не в курсе». Кисти приятно щекотали живот и она прыскала от смеха, стараясь не шевелиться и нисколечко не ревновала к той старухе с таким смешным именем.

Муж глубоко уснул и сразу навалилась ожидаемая тоска. Сколько ни жди неприятностей, а они все равно приходят внезапно. Вот и сейчас снова поднялось желание унять щемящее сердце. Только теперь Гелиния всё понимала гораздо отчетливей и терпеть получалось несравнимо легче, чем в первый раз. Сильно досаждало только одно — она не знала, когда кончится это мучение. Можно дернуться, убежать — Воли хватит, но в этом случае пострадает любимый Русчик. Надо ждать.

Гелиния занялась полезным делом. Обследовала и постаралась запомнить потускневшую ауру мужа, подняла и отпустила руку — упала, как тряпичная. Потрогала лоб — холодный. Пощупала пульс — редкий. И снова все кончилось незаметно, и снова неприятности сразу забылись.

— Как ты меня назвал? — Гелиния набросилась на Руса, — кобылка с норовом!?

— Скажи еще, что ты жеребец и что совсем без норова и на тебе можно ездить, — ехидно ответил слегка побледневший муж.

— Ты только и делаешь, что ездишь! Значит, ты считаешь меня необъезженной кобылой единорога? Значит, то и получишь!.. Ой, Русчик, ты бледный…

— Да пошутил я, Гел, знаешь же мои глупые шутки. Прости, Солнышко. А бледность — ерунда, через полчетверти пройдет. Долго мы общались. Хоть ты и не убегала, а смотри-ка, силы потратились. Не ожидал. Вспомнила, как я выглядел, и тебе второй раз легче было? Я говорю про здесь, про реальный мир.

— О-ох, — Гелиния с досадным выдохом откинулась на подушку, — реальный мир… пусть бы тот был реальным…

— Это только мое воображение, — с грустью в голосе остудил её Рус. Словно сам испытывал тоску по собственным фантазиям.

— Ну и богатое у тебя воображение! Я бы ни за что не додумалась бы до такой красивой самодвижущейся повозки! Ты еще и объяснял, что у неё внутри. Вот выдумщик! Без божественной Силы… ну тебя. А какая скорость! У меня аж дух захватило! А стеклянные башни? Скребки?

— Небоскребы… — грустно поправил Рус.

— Значит, мы поднимались выше неба! Как здорово, Русчик! И ты мне снова врал, что без Силы, на одних крыльях. Да они даже не махали! Вот где ты силы потратил.

— А не бросилась бы отбирать у меня штурвал, я бы тебя не обозвал…

— Да, я с норовом! — неожиданно легко согласилась Гелиния, — Я — княжеская дочь! — Рус не стал поправлять, что вождя, — и ты меня убедил, я кобыла, а не жеребец. Но единороги знаешь, какие умные, — с этими словами, изобразив умильную рожицу, принялась ластиться, пытаясь прогудеть носом. Получилось ужасно, но ни он, ни она не обратили на это внимания, — с нами без ласки никак нельзя…

— Подожди, Солнышко, — Рус опомнился и нехотя отстранился, — тебе как, полегче было?

— Ну вот, как всегда настроение сбил, — жена, не скрывая досаду, отвернулась, — легче. Гораздо. Я же знала. — Говорила отрывисто, вжавшись лицом в подушку, — Но все равно тоскливо. Как часть себя теряешь, и сердце щемит. А ты без сознания лежал, будто тебя структурой оглушили или по голове дубиной. Аура сильно потускнела. Все, давай спать. Скоро светать начнет.

И Рус только сейчас посмотрел в окно. Звезды показывали четвертую ночную четверть.

«Нифига себе, через четверть вставать! Если опоздаю — Пиренгул меня убьет. Как незаметно время пролетело! Это получается… я почти всю ночь провел в глубинах души? Неудивительно, что силы ушли… а молодец Гелька — страдала, но не дергалась. Люблю её. Черт, зря Землю вспомнил, теперь мне тоскливо… рассказать, что ли правду? Вроде и так неплохо… да пошло оно всё! Представится случай — расскажу! Теперь поверят… — как-то само собой подумал во множественном числе, вспомнив и Леона, и Андрея с Грацией и даже мысленно улыбнулся, представив их удивленные лица: «Как без Силы!?». — Всё, спать. «Друзья», разбудите вначале первой утренней четверти…», — предупредил Духов и неожиданно провалился в сон. А думал, от нахлынувших воспоминаний уснуть не получится и придется заставлять себя.

С Леоном и Андреем «поговорил» следующей ночью. Управился всего за две четверти, а силы столько, сколько в первый раз, когда вызывал воина из Кальвариона. Потому что в отличие от Леона, Андрея днем не видел и удерживать отражение его души всего один статер, чтобы объяснить «что к чему», стоило почти всех его телесных сил. Воля Андрея оказалась несравнимо сильнее Воли Смилула, воина не-мага. «Звонок» ему дал уже со второго захода, только через целую четверть активной подпитки Силами Духов.

Гелиния в это время сидела, отвернувшись, зажимая глаза руками, чтобы не видеть страдающего Руса, которому ничем не могла помочь. Сила Геи не заменяла жизненные силы человека, коих множество видов. Это не просто «правка токов и снятие блоков». Удивительно, что у Духов, точного числа которых Рус до сих пор не знал, нужные Силы имелись. И как обидно, что к мужу в это время и прижаться нельзя, нельзя облегчить его страдания! Чужая аура, видите ли, мешает!

После того, как супруг уснул уже обычным сном, Гелиния дала себе волю и поревела всласть. Тихо, в подушку, дабы не потревожить дорогого, но сумасбродного мужа.

Через день Рус отправил Андрея, Грацию и Гелинию в Кальварион. На всякий случай они окутались защитами. Если Андрей накануне, повозмущавшись, согласился довольно быстро (не без влияния восторженной Грации), то жену пришлось уговаривать. Как обычно, взбрыкнула. То отправь меня, да отправь, а тут вдруг «без тебя — никуда!». Уговорил, конечно, и не стоит описывать как. Андрея послал не просто так, а как доверенного телохранителя Гелинии. Грация пошла прицепом. Не разрушать же семью?

Вольмар, галатинский воин-маг рассказал всё. Пораженный возможностями местных Хранящих, он вывалил на Максада, Рахмангула и Руса, на которого косился с нескрываемым ужасом, массу нужных и ненужных сведений. Пытать, использовать ненадежный Знак «правдивости» или ломать блок памяти оказалось без надобности, зато пришлось отсеивать важное от второстепенного.

Рахмангул не признавался себе, что боится нового зятя не многим меньше, чем пленный. С Плато Шаманов это началось и в дальнейшем только укреплялось. Старался не встречаться с ним, не разговаривать, но сейчас пришлось — тот притащил «языка», захваченного четверкой месхитинцев. Напуганного до полусмерти привел, такого, что и пытать не понадобилось. Командующий тирскими войсками старательно гнал от себя мысли, чем это он его достал. Воображение рисовало самые страшные картины. А меж тем всё произошло гораздо прозаичней.

Когда ранним утром Рус повел галатинца в шатер к Максаду — резиденцию войсковой разведки в полевой ставке тирской армии, то просто повернулся к нему, растянул губы в зверином оскале и с леденящим душу спокойствием произнес:

— Вольмар Склизкий, если будешь врать, я тебе голову откушу.

Больше всего мастера-Текущего поразила не сама угроза, в которую мгновенно поверил, а то, что подмастерье-Хранящий знает его имя и школьное прозвище среди Текущих! В память он точно не влезал. Все, воин-маг окончательно поплыл. Он и так с трудом сохранял здравость рассудка, анализируя собственное пленение и абсолютно невозможное путешествие по «песчаному лабиринту», оказавшемуся Звездной тропой!

— И где твои обещанные этруски, Рус? — это были первые слова Рахмангула после вывода пленного. Спросил строго. Можно сказать излишне.

Но не стоит думать об этом сорокалетнем воине, как о трусе. Он успел покомандовать сотней сарматских наемников в войне между Ренией и Вифинией, где показывал личную доблесть и изворотливый ум. Во время «Великого Похода» командовал всей сарматской армией и проявил себя как хороший полководец и тоже за спинами не прятался. Рус — единственная иррациональная слабость. Дошло до того, что он просил отца не назначать зятя себе в помощники, мотивируя самыми разными предлогами. Пиренгул остался непреклонен:

«Я сказал, пойдет! Прислушивайся к его советам и предоставь свободу действий. Назначь старшим над шаманами, это как раз для него. Но командуешь — ты, окончательные решения за тобой и спрос с тебя!»

— Не ведаю, господин командующий! — главный армейский шаман вытянулся по стойке смирно. — Связи с кораблями нет, а вышли они месяц назад. Собирались так быстро, как могли! Лично подгонял, господин командующий! Купцы утверждали, что как раз примерно месяц ходу и точной даты нападения мы тогда не знали.

— Что-то я их не наблюдаю в наших войсках, — съязвил Рахмангул. Принижая зятя, он рос в собственных глазах.

А Рус не то, что прикалывался, он просто видел боязнь шурина. Еще после Плато Шаманов заметил, и не знал как с ним держаться, чтобы и его не обидеть, и себя не опускать. Но если совсем честно, то он его нервировал, если не сказать бесил. С трудом сдерживался от грубости.

— Не могу знать, господин командующий! — Рус выбрал «уставщину».

— За этот месяц ты бы мог их по одному по своей «тропе» перетаскать!

А вот это перебор. Князь пока еще Пиренгул и весь план обороны обсуждался именно с ним, в том числе и эскадра с тысячей этрусских воинов. Рус еле стерпел:

— Никак не мог! К сегодняшнему дню в твоем подчинении находилось бы всего пять десятков — погоды не сделают. Слишком далеко и слишком много Силы уходит… — «Будто больше дел у меня не было! — возмущенно подумал, произнося это ненужное оправдание».

— Вы что как дети! — Максад не выдержал, взорвался. Вот кто больше всех знал о Русе и нисколько его не опасался. Не боялся и старшего сына Пиренгула — своего друга с далекой юности и родственника. В смысле с князем они дружили, тогда еще сыном вождя Сарматов. А Рахмангула он держал на руках, когда тот под борком проходил, не нагибаясь.

— Рус, не устраивай балаган! Рахмангул, а ты мог бы обсудить более насущное, чем спрашивать давно обговоренное! — у шестидесятилетнего, всегда уравновешенного тиренца крылья носа трепетали, как бабочки. Завелся опытный «безопасник», по-тирски — коронпор.

— Почему бы не порадоваться вражеским потерям, для начала? Узнали точные силы, направления ударов — почему бы не обсудить это? — Максад постепенно успокаивался.

Повисла неловкая пауза. Командующий отводил взгляд от него и от Руса, а последний старательно разглядывал кончик своего правого сапога и заговорил, словно вычитывая речь с этой важнейшей части обуви:

— Мы имеем три лагеря противника: под Далором, под Неядами и под Карагиром. Все — без защиты крепостных стен. Вопрос такой: атаковать их, пока они стоят или ждать выдвижения. От планов захвата Эолгула они не отказались.

— Планировали бить их в поле и я не вижу причин переносить удары в города, — сказал Рахмангул, сфокусировав взгляд между Максадом и Русом. Для пущего спокойствия скрестил руки, — ни к чему множить потери настоящих тиренцев, — не удержался от подначки.

— Вообще-то сейчас у них настрой далеко не боевой. Сильно пробрали их наши диверсии, — Рус не остался в долгу.

Их готовили лично он, Отиг и лично Пиренгул, который наносил на горшки проникающие Знаки. Тысяча Знаков! Три дня маялся. Рус считал это паранойей, князь вполне мог другому Пылающему поручить эту нудную работу.

— Одних невосполнимых потерь — две тысячи (вечером в галатинском корпусе состоялся сеанс связи с остальными двумя армиями, оттуда Вольмар и узнал общее число потерь), это я чуток приуменьшил, раненых примерно столько же и они пока лечатся. Кроме того, тысяча — полторы единорогов потеряны, а какие из кавалеристов пехотинцы?

— Я все это прекрасно слышал из уст галатинца, нет необходимости повторять, — проворчал командующий, — зато магов потеряно всего пять десятков. Живучие, как глиноты, — сказал с явным намеком, — а маги как раз в обороне сильны. Шесть сотен против нашей сотни.

— Ста шестидесяти, ты учеников не посчитал, — на что Рахмангул презрительно скривился. — Добавим сюда шаманов, — продолжал Рус, не обращая внимания на подколки командующего: «Да пошел он! Я ему не мама, от детских страхов спасать. Но почему я-то завелся? Фиг с ним, потом разберусь. Только бы он в деле обходился без комплексов… и я тоже…», — И всех отправим на один лагерь, на самый слабый — далорский. Там осталось всего сто семьдесят пять магов.

— А в это время сорвутся в поход два других лагеря. Заставим женщин голые зады показывать, чтобы те отвлеклись? Кем мы их будем останавливать? — Рахмангул съехидничал, высказывая вполне здравую мысль.

Максад, слушая «обсуждение стратегических планов», хмурился:

«Ну хоть так, может и выйдет чего. Хвала богам, не в штабе, не при свидетелях… — Сам не встревал. Его служба — разведка-контрразведка. — А молодцы Русовские друзья, надо их похвалить от лица командования, не ошибся я в них».

— Ты же слышал пленника, Рахмангул! Изначальная стратегия требует корректировки, лечат раненых. Дня три-четыре простоят, на это настроились…

— Но он точно не знает! — перебил его командующий, — мало ли как настраивались! А затянется штурм — галатинцы успеют сообщить другим корпусам. Есть два варианта: либо те пойдут спасать своих, либо воспользуются моментов и скорым маршем двинут на беззащитный Эолгул. — Наследника Пиренгула, наконец-то захватило дело — Рус отодвинулся на второй план.

— Даже если так! — воскликнул «любимец Великих Шаманов», — основным нашим силам всего день пути до Далора! Мы-то всех можем посадить на единорогов! В случае если другие корпуса пойдут на столицу, мы всегда сможем бросить к Тартару тех галатинцев и обогнать их основные силы, перерезать путь. Они-то, в отличие от нас, не такие мобильные, они пешочком потопают…

Заманчивая идея — разбить врага по частям, что впрочем, и предусматривалось в начальных стратегических зарисовках, обрела конкретику, и Рахмангул окончательно включился в обсуждение…

Коалиционная армия разделилась специально. Их стратеги посчитали, что скорость высадки и быстрое продвижение вглубь территории Тира имеет большее значение, чем «единый кулак». Высадка в одном, самом крупном порту — в Карагире растянулась бы на двое суток и за это время тиренцы смогли бы собрать свои разбросанные по побережью силы, они все — всадники. Тем более необходимо было поддержать уверенность Тирского князя в «мирном» проходе к пятну. Хорошо сработали Максад и Пиренгул с дезинформацией, ничего не скажешь. В добавок ко всему, коалиционные командующие уповали на свое подавляющее преимущество в склонных к Силе. Кстати, продвижение в пятно этого войска не планировалось вовсе, перед ним стояла задача исключительно в завоевании Тира. С каганской землей пойдут разбираться следующие армии и многочисленные переселенцы, коих в густонаселенных странах набиралось множество.

Далорский лагерь за два дня укрепился. На пустыре, выходящем в «загородную» степь (стены в этом городе-порте, построенном самими кочевниками, отсутствовали за ненадобностью) выросла крепость, сложенная из камней от разобранных по округе зданий. Хватило на стену высотой в четыре локтя. Пронзающие постарались. Разбирали, левитировали, ставили. Единственный мастер-Хранящий укрепил, как сумел. Моральный дух воинов успел восстановиться, большая часть раненых встала в строй. Готовы были выдвинуться хоть сегодня, но начальство согласовывала планы с другими корпусами. Вроде как наметили на послезавтра, как вдруг…

Кочевники налетели с веселым гиканьем. Закружились вокруг лагеря и стали бросать стрелы через невысокую стену — в кого боги направят. Или их треклятые предки. Сил одних дежурных магов на защиту всего лагеря не хватило и первый залп достиг кое-каких целей — ранив бездоспешных воинов в шатрах. Подключились другие маги, усилили щит, но следующие стрелы полетели со Знаками и снова кого-то задело. Пришлось еще укреплять структуры и только тогда стрелы стали бессильно скользить по «щиту».

По всадникам, конечно, стреляли. Но их дарковы тирские луки били дальше, а стрелы защитников доставили противника лишь на излете. Варвары четко держали дистанцию. Командующий корпусом, справедливо опасаясь засады, запретил ретивым кавалеристам «разогнать наглецов».

— Их всего восемь сотен, — убеждали они, — нас семь. Порвем на ремни и скакунов добудем! У нас две сотни товарищей — пешие!

Вместо этого, командир приказал ударить по кочевникам Силой. «Ледяные копья», «огненные шары» и «воздушные кулаки» собрали жатву, жаль, небогатую — ловкие оказались и Знаки имели неплохие, но всадники рассыпались… открыв в степи лагерь противника. Щиты, сверкающие мощными Знаками, стояли один к одному и один над другим, скрывая точное количество войска. На опытный взгляд командующего — тысячи две, построенные одной фалангой.

Началась затяжная магическая дуэль. Вскоре выяснилось, что склонных к Силе у кочевников значительно меньше и они вполне ожидаемо метили в одно место, стараясь пробить брешь в стене. Но главный маг корпуса заверил — не выйдет. «Они быстрее перегорят и тогда мы всех разметаем. Возьмем тепленькими». Командующий не стал в очередной раз напоминать о промашке в порту. Поверил и скомандовал готовиться к атаке. Время подтвердило слова начальника над склонными к Силе: интенсивность обстрела падала, огромная фаланга заволновалась и стала медленно отступать, пропуская все больше и о больше структур галатинцев.

«Уходят!», — азартно подумал командующий и объявил готовность номер один, одновременно подозвав связного-Пронзающего. К сожаленью, в других корпусах в это время «в потоках Силы», как объяснял маг, в очередной раз никого не оказалось. Не по расписанию, дарки их, этих Пронзающих раздери!

Вдруг к командующему подлетел гонец:

— Со стороны города шаманы! Две сотни!

— Дарки! Всех Говорящих туда, усилить щиты со стороны Далора! — часть магов, которые «по совместительству» владели и этим свойством, снялась с обстрела уже полуразрушенной отступающей фаланги и побежала в противоположный конец лагеря.

«Хитрые варвары, заработали передышку, — досадно подумал опытный командующий, повоевавший в свое время на настоящих варварских землях, — но ничего, наши шансы выше. Пусть подтягивают резервы. Маги — вот в чем мое преимущество…». Готовность номер один не отменилась, а только растянулась. Плохо держать воинов в постоянном напряжении, можно «перегореть», но ничего не поделаешь. «Дарковы варвары!», — в очередной раз ругнулся командир.

В победе собственных Говорящих нисколько не сомневался. Не раз они доказывали свое превосходство над «тупыми» Духами Предков: их структуры легко отправляли тех обратно в «Мир Ушедших» — дурацкий аналог чертогов Богов.

Шаманы, отгородившись общим «щитом» из Силы Предков, кстати, хорошей защитной структурой, если её так можно назвать (шаманы не «структурировали» Силу, они просили Предков), сидели на пустыре плотной кучкой. Рядом с каждым стоял посох, по которому ловко бегали пальцы. Две сотни Духов воплотились одновременно и, воя страшными голосами, понеслись на мини-крепость, грозя крушить, ломать, убивать и… завязли в защите. Завывая еще сильнее, принялись рвать белую пленку (щит из Силы Эола, творение Ревущих), а в это время их «обстреливали» Говорящие — другие Ревущие, легко развоплощая. Потом менялись. Волею Богов именно склонные к Силе Эола чаще других совмещали в себе способность к «говорению». Впрочем, некоторым Духам удавалось прорываться и тогда воинов не спасали любые Знаки — один, второй, третий падали изломанными куклами. Этих призраков Говорящие «отлавливали» с особой злостью, на что тем самым Духам Предков было глубоко плевать. В смысле на злость, а не на развоплощение. Наконец, шаманы, почувствовав приближение отката, приступили к планомерному отступлению. Уставшие Говорящие, тоже балансировавшие на грани, вздохнули с облегчением. Потерь всего несколько десятков воинов — отличная работа! Как вдруг…

Небо над лагерем затмили Призраки. И было их тысячи. С диким зловещим хохотом упали они на защитников. И обуял всех ужас.

Маги забыли о других противниках, забыли о прочих защитах. Они ставили ментальные щиты. Те, кто умел. Пытались оградить многих, но постепенно ограничились индивидуальными — Силы, потрепанные сражением, уходили, каналы буквально физически жгло. Говорящие самоотверженно «расстреливали» Призраков, развоплощавшихся так же легко, как и Духи Предков, но вскоре и они повалились в откатах.

Вдруг один воин, потом другой, дико захохотав, вскакивал и бросался рубить своих товарищей, не оказывающих никакого сопротивления. Остальные сидели, скрючившись, и зажимали уши, словно это могло прогнать дикий, парализующий страх.

Быть бы им всем убитыми своими же, как опять-таки вдруг, без видимых причин Призраки стали исчезать. За каких-то полстатера пропали все, оставив сущий бардак. Сбитые шатры, разбросанные щиты и мечи, поломанные луки, взволновано гудящие единороги и сидящие на корточках воины, треть из которых валялись порубленными либо мертвыми без видимых повреждений. Никто не обратил внимания на выбитые ворота и ворвавшихся в лагерь всадников. Только с десяток наиболее сильных магов — высоких мастеров и одного бакалавра, вяло поднялись и, отцепив от поясов мечи, бросили их на землю. Оружие для них больше ритуальное, чем действительно боевое. За исключением воинов-магов, конечно.

Сражение закончилось в первую вечернюю четверть. День пролетел незаметно, хотя казалось, что бой никогда не кончится. В половине второй вечерней четверти состоялся назначенный сеанс связи между ставкой Рахмангула и штабом Руса. В ставке обрадовались победе и сообщили, что в лагерях месхитинцев и гроппонтцев замечено странное шевеление, похожее на подготовку к походу. Рахмангул разрешил переночевать, но с утра «лететь быстрее ветра», о месте встрече договориться в начале первой утренней четверти. Пленных оставить на попечение местных властей (жители потянулись в город буквально через статер после победы, как узнали — неизвестно). Воинов покараулят на огороженном рынке, офицеров и магов — в темницу. Антимагические кандалы Рус предусмотрительно распорядился взять с собой.

А всего командующий выделил зятю три тысячи сабель, из которых тысяча — пехота, то бишь мечи, и разрешил взять лишь полста магов плюс всех учеников (шесть десятков) и шаманов. Они и разбили двадцати пяти сотенный корпус галатинцев.

Тирские Пронзающие легко поняли объяснение Отига, слились с Силой и… остались недовольны: «Через астрал говорить было легче. Силы меньше уходило и не выталкивало. И в любое время можно было вызвать, достучаться, а тут… надо заранее определять время. Неудобно», — но хоть так, чем пользоваться гонцами да голубями. Любопытно, почему Пиренгул ничего не рассказал магам и откуда сам узнал о «слиянии», он ведь тоже только мастер. Рус терялся в догадках, еще раз убедившись в скрытности тестя сравнимой разве что с ним самим.

Завтра в поход. Что ж, воинам не привыкать, а пока… победители праздновали в большом роскошном шатре командующего галатинским корпусом в центре их мини-крепости. Без излишеств, конечно: ночью надо поспать, восстановить силы.

— За тебя, Рус! — Леон поднял кубок. Встали и подняли вино Отиг, Рустам, Портурий, тройка диверсантов-месхитинцев, старый шаман Барангул и еще десяток высших офицеров тирских полков. Простым воинам по чарке налили, накормили и спать уложили.

Рус тоже выпил стоя и сказал:

— Спасибо, соратники, но каждый воин достоин упоминания! Леон, ты рассказал о штурме с двойным отвлечением, а без Барангула и остальных шаманов, нас не услышали бы Великие Шаманы и не пришли бы к нам со своего Плато, — Избранный Предками в ответ важно кивнул.

Он был уверен, что это именно их призыв дошел до Великих. Рус — молодой Хранящий и Говорящий, что неудивительно для этруска (он слышал об этом племени вскользь и путал «говорение» с Призывом), только подсказал каждому шаману пожертвовать немного крови, которая содержала толику Силы Предков. И они были услышаны! Рус вычитал подобный способ в богатой библиотеке всезнаек — Хранящих. Тогда Барангул даже поспорил с ним. Этруск его убедил и приказал призвать Великих в самом конце, по его знаку. И снова старый шаман рассмеялся, мол, надо с самого начала просить Великих и тогда тирской крови не прольется совсем. Нет, опять он оказался правым: вне своего Плато Великие Шаманы не так сильны. Легко развоплощаются Говорящими и не могут долго оставаться вне облюбованного ими места с печатью Первых Великих.

«Этого зятя Пиренгула ждет великая судьба, — глубокомысленно заключил старый шаман, — как точно все расставил! Жаль, что не тиренец по крови, хотя… не надо нам нового «Великого Похода». А вот в новые земли я бы с ним пошел…», — пятно звало даже старых кочевников.

— А доблестные воины, стоявшие в большой фаланге, изображающей наш лагерь? Много полегли… — Рус скорбно склонил голову, — но не зря! — гордо взметнул ввысь кубок, — все показали чудеса храбрости! За павших! Пусть веселятся в чертогах Богов или в долинах Предков — каждому по вере.

Выпили и за это. Один полковник прошептал другому:

— Не так уж много и погибло, всего пара сотен. А какая доблесть — постоять за щитами? Раздул подвиг, выслуживается.

— Вечно тебе крови мало, — отмахнулся его товарищ, — зато считай половину галатинского корпуса в плен взяли. Со всеми магами и командующим. Чем плохо?

Ворчливый полковник поморщился:

— А кому выкуп за них достанется? Ни мне, ни тебе, а князю и я уверен, ему. — И осторожно, чтобы другие не заметили, кивнул в сторону Руса.

Собеседник, полковник одного из шести тирских пехотных полков не поддержал кавалериста, промолчал, неопределенно пожав плечами. Он давно служил князьям. Сначала Асману, теперь Пиренгулу. Жалованье получал, «трофейные» премии, почет и уважение. Пленные — дело князя. Пехотинец привык, а вот кавалерист — бывший вождь мелкого рода еще не понял службу. Ничего, вольница выйдет. Жаль, дрянной характер останется.