Глава 5
Идея создания полноценной банковской системы висела в воздухе. Во-первых, в обмен на наличные деньги многие Торговые дома давно имели привычку выписывать векселя. Они были особо популярны при перевозе крупных сумм, а кроме того, их зачастую принимали к оплате не только в заранее оговоренных местах, но и во многих иных Домах, в некоторых независимых лавках, включая многочисленных частных менял, работа которых заключалась в основном в конвертации валют. Это, кстати, можно назвать «во-вторых»: спекуляция, основанная на дефиците тех или иных монет была распространена повсеместно. Меняли, разумеется, за мзду, доходившую до пятой части от суммы. Все ворчали, возмущались, ругались, но как-то вяло, привычно, по-семейному; в сущности, заранее смиряясь с большими потерями при обналичке или конвертации. Осознавать-то, конечно, осознавали теоретическую равноценность векселей и монет, однако… Рус честно пытался понять причины этого явления, поразительно схожее с российскими реалиями начала девяностых, но так до конца и не разобрался. Зато убедился в технической возможности создания нескольких связанных между собой отделений. Этот факт, наряду с распространенным явлением давать деньги в рост, было «в-третьих». То есть полноценная банковская система вот-вот должна была разродиться.
Как бы там ни было, но пока о земной концепции «банка» в ойкумене не ведали: сбережение денежных средств, независимая охрана, выдача кредитов, перевод платежей и… чем еще занимаются банки Рус в точности не помнил, но совершенно новое слово в местные финансы внести все же решился: прием вкладов на депозит. Причем не с оплатой охраны оного, как предлагали некоторые Торговые дома, а наоборот, с выплатой клиенту ежегодной доли от вклада, то есть с зачислением на его счет дополнительной суммы. Как раз эту, на его взгляд простую мысль, он и пытался донести до кушинарских воротил монетного бизнеса — небольших Торговых (монетных) домов специализирующихся на векселях и меняльных пунктах — ядро, как он предполагал, будущей финансовой империи под его скромным ненавязчивым незаметным руководством. Пока будущие императоры упорно отказывались расставаться со своими кровным, мозолистыми руками заработанными деньгами (писчие перья натирали).
Главой самого известного кушинарского монетного дома — большой меняльной и кредитной конторы, имеющей филиалы в пяти центральных странах, — являлся средний зять бывшего Председателя торговой гильдии Гранка. Возможно, еще и по этой причине он принимал на меч любое предложение, исходившее лично от Руса, который держал его тестя за самое ценное у купца место: за кошелек.
— Это немыслимо, князь! — в который раз возразил он. — Золото будет лежать в моем Доме, под моей охраной. Тот вкладчик будет только рад оплатить сохранность своих денег! С какой это стати я буду платить за него? Охрана, князь, это очень затратное занятие. Во-первых… — и принялся в очередной раз перечислять все расходы, которые несет его Дом.
Рус терпеливо слушал, потягивал неплохое фракийское вино и обводил взглядом остальных «гостей», которых в зале приемов собралось, кроме Гранковского зятя, еще пять.
В этот раз пришлось ждать самому князю Великого Кушинара. Солидные купцы тем самым вежливо намекнули на несостоявшуюся вчера встречу, куда они явились вовремя. Мол, «так» с ними поступать не надо, «это» проявление неуважения к ним со стороны Великого князя. Рус в свою очередь стерпел щелчок по носу и даже вроде как «попросил прощения»: в зал приемов велел внести круглый стол и устроить настоящий ужин потому как главы торговых домов изволили явиться ближе к вечеру, задержавшись, разумеется, по обстоятельствам непреодолимейшей силы, причем у каждого из «великолепной шестерки» причина нашлась своя, оригинальная. Князь сделал вид, что поверил, некоторым — искренне посочувствовал и пригласил дорогих гостей за стол, за которым снова заговорил о своей очень рискованной затее — о банке. О вчерашнем дне, само собой, даже не вспомнил.
Купцы оценили своеобразное извинение — накрытый стол, и так же отметили его повседневность, даже нарочитую скромность, как бы говорящую «знайте свое место!».
Они знали. Не так давно, в ответ на неудачное покушение, новый властитель очень ловко поменял руководство гильдией. Не потопил город в крови, а воспользовался моментом, поступив как самый настоящий кушинарский купец: упрочил свою казну. И власть укрепил, и налоги платить заставил почти в полном объеме. Так что уважаемые торговцы, присутствующие на ужине, кровожадным солдафоном или якобы божественным своего государя не считали. Однако справедливо опасались его непредсказуемости, чреватой неизвестно чем. Пока князь сулит много прибыли, но как оно повернется — боги ведают. Богатство — дело деликатное, капризное; и риска не любит, и богине удаче вынуждает молиться.
Рус выслушивал гостей молча. Причем всем показалось — благосклонно. Под конец уважаемые торговцы были уверены, что князь пусть и не одобрил, но внял их объяснениям.
— Что ж… — со вздохом произнес Рус подытоживая сегодняшний вечер. — Боги с вами, господа, я так и думал. Однако! У меня есть казна и лежит она, как всем вам известно, в подвале этого дома. Так вот, уважаемые купцы, я объявляю её банком. Точнее, казенное золото послужит залогом. Принимаю вклады, господа! Не только ваши, но и любого желающего. Проц… долю… подумаю еще, не решил какую предложить. Все будет зависеть от возврата займов, которые я намерен выдавать из тех вкладов. Разумеется, в рост под… все это я вам объяснял и сожалею, что остался не понят… — и поднялся, всем своим видом выражая горькое разочарование.
Не замедлили встать и уважаемые кушинги. Выражение лица государя нисколько их не смутило. Они и сами отплатили ему минами сочувственного сожаления.
Купцы уяснили, что один из основных принципов заведения со странным названием «банк» — добровольность. А в княжескую казну, как бы она ни называлась, добровольно деньги никто не понесет. Торговые дома с ума еще не посходили, а мелкие купцы, ремесленники и прочий люд просто не поймут зачем нужно отдавать свое золото кому-то еще, если оно и дома лежит вполне надежно. Ограбления в Кушинаре и раньше случались редко, а сейчас, после завоевания этого небольшого приморского княжества, кушинги и вовсе забыли об этом явлении. Кстати, за уличное спокойствие портового города люди благодарили лично князя с его этрусками: прогнившее начальство городской стражи отправили «куда-то за море», наиболее наглых служивых чином поменьше уволили; стали поощрять позорное доносительство и в результате — кровавая преступность практически сошла на нет… зато таможенные сборы приходится платить почти в полном объеме. Последнее честным купцам было, мягко говоря, непривычно.
И еще они знали, что со словами «…не решил пока сколько предложить… подумаю еще…» в коммерции делать нечего. Но они промолчали: у князя имелись другие таланты, которые будущие глобалисты непременно хотели заполучить: Звездная тропа и координаты.
— Да благословят боги твое начинание, Великий князь! — открыто польстил Лилит, старший из присутствующих купцов, владелец крупного меняльного дома больше всех пострадавший от пропажи Звездных троп. — Но помнишь ли ты свое обещание помочь нам с новой Звездной тропой? И в твоем деле — в банке, и в наших денежных вопросах она не помешает.
— Уважаемый Лилит, — горячо отозвался Рус, — как я мог о таком забыть?! Помогу, без сомнения! Только… — вроде как обо что-то споткнулся. — Мы говорили о создании совместного банка. На пробу, не крупного… — а сам мысленно поблагодарил богиню удачи за то, что она не позволила ему ранее, когда он не помышлял о создании банков, показать кушинарским магам структуру «ямы».
Конечно, некоторые Торговые дома наверняка обзавелся склонными к Силе служащими, знающими подобную структуру — в последнее время она не являлась таким уж сакральным секретом. Только купцы имели свои резоны не открываться коллегам. С умением снимать координаты дело обстояло несколько сложнее, но тоже не на уровне божественного откровения.
— У меня было десять филиалов, — быстро заговорил седой пухленький активный старик с обманчиво-девичьими ямочками на румяных щечках — в цепком взоре его выцветших глаз проглядывалась совсем не девичья жесткость. — Координаты сохранились. Они же не поменялись? — Рус согласно кивнул. Лилит смело прищурился, наклонил голову к правому плечу и обозначил улыбку. — Я настолько восхищаюсь твоим великим умом, князь, что осмелился не поверить в серьезность твоего предложения по этому… как его… банку! — и вдруг тихо спросил: — Сколько, князь? Мы все понимаем, что тебе, нашему государю, обязанному заботиться о прибылях своих подданных, и о себе забывать ни к чему…
Рус еле-еле подавил в себе разочарование. Не доросли местные до идеи добровольного изъятия средств у населения, при котором оно будет выглядеть совсем не грабежом, а наоборот, благом. Снова навалились воспоминания о вилле Апила, о практически бесполезных «сокровищах али-Бабы».
«И так по всей ойкумене! Ну что за дикие нравы? Ладно, не мытьем, так катаньем. Рабы повсюду стали свободными, им надо платить. С другой стороны они станут покупать. Нужны банки, нужны… очень скоро понадобятся, сами увидят», — досада сменилась надеждой и кушинарский князь, тяжело вздохнув, будто только что был разгадан его хитрейший заговор, приступил к торговле:
— Я буду упрямиться, уважаемый Лилит! Лично мне деньги не нужны, но! Ваши вклады в мой банк — а я не шутил — очень даже пригодятся. Я не оговорился! Именно вклады с возможностью забрать свои средства. Не завтра, конечно, а через некоторое время и, надеюсь, с хорошей прибылью. Доверенных магов все подготовили? Запомните, блокировка от моей «зыбучей ямы» еще не придумана…
Следующую декаду Рус занимался с четырьмя магами-Водниками и таким же количеством Воздушников. Секрет снятия координат и создания «пространственных карманов» сохранил. Но не отметить того, что расслоения со свойствами межзвездной Тьмы открываются магами все легче и легче, будто мир сам приспосабливается к склонным к Силе, к людям отмеченным Богами, — не мог. И не знал, как к этому отнестись. Поразмышлял недолго и по привычке плюнул.
Управление собственным банком, который назвал «Три толстяка», Рус разместил не в своем Кушинарском дворце, а в обычном двухэтажном доме неподалеку, который даже не купил, а арендовал на имя купца Бехруза. Он с женой Эльвирией и ловким помощником Адыгеем прибыл в Кушинар еще два месяца назад. Тирский купец мечтал о Кальварионе, но суровая действительность, в лице могущественного Пиренгуловского зятя, закинула его в «богами забытое холодное место». Так он думал вначале. За месяц плавания на забитом товаром корабле кушинарского купца, да после заселения в городе, пропитанным своеобразным духом прирожденных торговцев, его взгляды переменились кардинально. Теперь он большую часть времени проводил в солидных тавернах, попивая местный сидр и привозные вина, пробуя жгучую этрусскую огневичку и общаясь со степенными обходительными очень уважаемыми людьми — «богатейшими торговцами». Не замечал, как спивался, не видел за собой ненавязчивой охраны и считал заботы о нем со стороны предупредительного молодого человека, своего помощника по имени Адыгей само собой разумеющимися. Он чуть ли не молился на так удачно подвернувшемуся ему молодого купца, приближенного к самому князю Великого Кушинара, который у тому же спас Бехруза от смерти.
В Эолгуле было дело и не любил купец вспоминать о том неприятном событии, когда чувствовал холод стали на собственной шее, когда просил прощения у Предков, готовясь встрече с ними, и просил защиты. Предки прислали ему Адыгея. После того случая и запил старый тирский купец. Какими делами занимается его помощник, что означает странное слово «банк», из-за которого он и был отправлен сюда Русом, он даже не интересовался.
«Зять Пиренгула, князь Кушинара, пасынок Френома, которого чтят этруски, любимец Великих шаманов… кто он там еще?! Предки, это один и тот же человек?!», — бывало, всплывала у него эта паническая мысль и тогда коренной тиренец спешил выпить.
Как принято у большинства рогатых мужей, Бехруз не замечал взглядов, которыми обменивались его благоверная и молодой помощник. А если бы и заметил, то наверняка закрыл бы глаза. Староват он стал для супружеского долга, а здесь же, хвала предкам, появилась возможность завести себе отдельную спальню. Не ревнив был Бехруз, женившийся в свое время исключительно из-за приданного, и достаточно «мудр», чтобы не искать ссоры с приближенным «самого Руса Четвертого». Может, из-за того старый купец и губил себя вином, ища забвения.
После успешного лечения в госпитале ордена Исцеляющих, не взявших с пациента ни лепты, Адыгей стал преданным Русу сильнее единорога, воспитанного с жеребячьего возраста. Вопрос: «был ли Каган „ночным князем“ на самом деле», ранее казавшийся наиважнейшим, вдруг превратился в незначительный факт. Теперь он просто не видел разницы в прошлом своего… здесь он затруднялся с определением, но смел надеяться, что сам Рус считает бывшего «степного волка» другом.
Выйдя из больницы, Адыгей удостоился свиданием со страшно занятым Русом и с удивлением узнал, что купец Бехруз с женой уже в Эолгуле:
— Ты сними в той же таверне комнату, я разгребусь с делами и займусь тобой. Помнишь, я тебе биржу… ну, когда корабли целиком продавать, не видя их, помнишь, обещал тебя туда пристроить?
— На память не жаловался… — только и успел пробормотать ошарашенный Адыгей, пребывавший в самых смешанных чувствах.
— Вот и отлично! Обязательно тебя найду, как только освобожусь! — пообещал Рус и скрылся. Только пыль от его скакуна долго не оседала.
«Воронок…», — в голове «волка» почему-то всплыло имя Русовского единорога. Наверное, потому, что почувствовал нечто, отдаленно напоминающее расставание преданного рогатого коня с хозяином.
В связи с массовым исходом тирского народа в пятно, создание биржи Рус вынужденно перенес в Кушинар. А по мере дальнейшей мысленной проработки сей гениальной идеи — трансформировал её в банковскую, как более приближенную к меняльным домам Кушинара.
— Ты бывший «ночник», Адыгей, ты не хуже меня представляешь сколько золота лежит по виллам да городским домам. Держи пергамент. Я набросал некоторый план, как совершенно законно сделать эти деньги нашими. Я не шучу — нашими. Одному мне это дело не потянуть, а с помощниками я привык иметь доли в общем деле. Настоящим управляющим будешь ты, а Бехруз прикрытием. Мне, сам понимаешь, будет недосуг заниматься банком — других дел полно. Так что, во время плаванья, ради всех богов, изучи эту пару свитков, а не только с Эльвирией милуйся. Не увлекайся! Купец хоть и дурак, и пьяница, но глаза имеет. Или напоет кто-нибудь из доброхотов. На судне народу много.
С этим напутствием Рус и отправил Адыгея в морской круиз вокруг континента: тирский Далор, расположенный на южном побережье Гелинского моря, пролив «Дорога Археев», Океан, побережье Гроппонта, выступающий далеко на запад пустынный полуостров Тартарол, и наконец город-княжество Кушинар. При хорошем ветре, без захода в попутные порты, это романтическое путешествие должно продлиться примерно месяц. Торопиться было некуда и Рус не хотел раньше времени пугать Бехруза и его неверную жену падением в «зыбучую яму».
Спешить-то Рус не спешил, но Адыгея, поселившегося, разумеется, в офисе будущего банка, в покое не оставлял. Еще за два месяца до отказа больших меняльных домов открыть общее с князем дело, бывший «степной волк» гулял по крупным городам ойкумены, прикупая или арендуя подходящие здания, нанимал охрану для будущей «меняльной лавки».
Рус оправлял его по старым координатам, когда-то стоившие тогда еще простому секретарю Пирку — а теперь фактическому наместнику князя или как здесь называли «райгойду» Кушинара, — приступов сердечной жабы и седых волос. Хвала богам, все обошлось: неосторожно данная клятва не нарушилась и все карты с координатами незаметно вернулись в гильдейский архив, будто и не пропадали вовсе.
Адыгей, верхом на спокойной серой кобыле по имени Крупинка, обычно уходил под утро, после быстрой проверки безопасности выхода из «ямы» лично Русом. «Степной волк» изображал раннего путника — приказчика богатого кушинарского купца и вместе с первыми солнечными лучами проникал сквозь городские врата, по всем местным правилам честно заплатив пошлину. Кое-где приходилось пристраивать Крупинку в специальных, для того и предназначенных конюшнях и покорять город пешим ходом; в иных городах предлагали свои услуги многочисленные кули — ничем неотличимые от своих земных азиатских коллег, а в некоторых полисах разрешалось передвигаться верхом на животных. Ойкумена оказалась большой и разнообразной — это поразило молодого тиренца, ранее не покидавшего родных пределов. Если о Месхитии, Галатии, Гроппонте, Кафарии; естественно, о соседней Эндогории, о Фракии — родине любимой женщины, — он знал или слышал, то об иных странах, объединенных, пожалуй, только верой в «общепризнанных» богов, зачастую за вычетом одного-двух (да простится им святотатство!), да распространением гелинского языка — и в потаенных мыслях не подозревал.
В первом же городе, в Гиркатласе — столице Гириканского царства, затерявшегося в восточных болотах ойкумены, имеющего в своем составе одноименное альганское пятно (размерами меньше кафарского) и на севере граничащего с каганским обиталищем по имени «Проклятое», не оказалась храма почитаемого бывшим «волком» Эола. Пришлось ему найти храм всех богов и помолиться в нем. И удовлетворенно отметить: «Вот оно — просвещение. Если есть за что благодарить коварных эндогорцев, то только за приобщение нас к общим божествам», — и Адыгей, обходя центральную колонну, еле сдерживая слезу от нахлынувшего экстаза, с удовольствием восхвалил все двенадцать общегеянских богов — месяцев: Селена, Эос, Гидрос, Эскулап, Эребус, Гелион, Гея, Пирений, Меркурий, Лоос, Эол, Аресилий. Шел от начала года — «холодной» Селены, до конца — чуть менее холодного Аресилия, который в военной хитрости своей держал у себя самую длинную в году ночь.
Адыгей, почитавший Предков больше, чем непредсказуемого Сильнейшего Эола, сам не ожидал от себя такой полноты чувств. Где-то на краю ойкумены, даже в большем захолустье, чем его родной Тир, эти общие Боги словно сплели его со всей землей, со всеми жившими на ней людьми. Тиренец тогда впервые заметил, что черты лика Эребуса размазались, а Лоос — изменились. Причем он не мог сказать, как именно, но изменились — это точно. Какой-то глубиной своей, да, пожалуй, постарше стала.
«Ой, верно говорил Рус — Лоос не погибла, а сменила сущность. Это же видно!», — впрочем, бывший «ночник» недолго предавался непривычной для него ностальгии. Она в принципе появилась исключительно из-за того, что молодой степняк впервые оказался на краю земли, в каких-то дарковых болотах, в забытых предками далях, в проклятом гнилыми гулями месте. Через полстатера тиренец вздохнул, помотав головой стряхнул наваждение и весь религиозный экстаз пропал. Еще раз вздохнул и пошел прочь из храма. Пора было приступать к выполнению поручений Руса.
Не верил Адыгей в эту глупую затею — «банк!»: «Солидные состояния и так в надежных подвалах хранятся, даже более надежных, чем те, которые Рус предлагает в банках устроить. Средние деньги дома в тайники прячут и добровольно с ними ни за что не расстанутся, а у бедных людей и денег-то особых не бывает, им бы из декады в декаду прожить», — рассуждал он, но распоряжения исполнял в точности. Потом выезжал из города к месту прибытия, «звонил» и отправлялся домой — под крылышко Эльвирии. Если повезет, конечно. Сильно они не наглели — спали все же в разных комнатах.
Но сначала, конечно, подробно отчитывался. Рус узнавал точное расположение снятого дома — будущего банка, обязательное наличие в нем подвала, отмахивался от нелицеприятной оценки качеств нанятых охранников и всегда интересовался «и как там?..». Адыгей прекрасно понимал о чем он.
— Рабство отменено царским указом, археи сильно не возмущались. — рассказывал он о первом путешествии, в Гирикан. — Там все равно пятно рядом, туда почти все убежали. Как и везде — цепи терялись, колодки раскалывались. Да! Там каторга крупная, в болотах недалеко от столицы, железо выкуривают, — так оттуда узники не освободились почти никто. Видать, по делам сидели. И вообще, порядок у них в столице, не смотри, что край земли.
— Да уж не дальше Тира! — усмехнулся Рус, но сразу поправился. — Нет, конечно, еще большая глушь, добраться туда трудно… альганское пятно признали?
— Хм. — Адыгей ненадолго задумался и выдал очень уверенно. — Полгода не пройдет — признают! Понимаешь, оттуда рабы, в смысле уже не рабы, свободно в город заходят и, представляешь, хлебом торгуют! В Гиркатласе, как и везде, цены до небес взлетели, простите, боги, за такое сравнение. Там же все привозное. Вот и получается, что невольники, считай, своих хозяев кормят, как в старые времена! Только теперь уже за деньги, на равных. Вот на это археи бесятся. А больше, Рус, купцы. Потому что цену у них сбивают. А царь там башковитый — по всему видно — хоть завтра то царство… как его…
— Республика Эледриалия, — подсказал Рус. Бывший «волк» уже не удивлялся его осведомленности, особенно во всем, что касается пятен. — Но это у них ненадолго. Поиграются в демократию и царя изберут. Боги не жалуют эти игрища, им нужен помазанник, который… ладно, продолжай, — но сам все же додумал: «…не даст народу отойти от веры. И Эледриас с царской помощью прижмет жрецов, а то распоясались они там совсем, деньги за агитацию с кандидатов тянут», — и сквозь эту мысль слышал Адыгея:
— Нет, Рус! — тиренец даже обрадовался ошибке князя. — Та республика с декаду как кончилась! Царство там. Отстал ты, Каган. — и внимательно проследил за реакцией Руса. На его лице не дрогнул ни один мускул, но Адыгей каким-то образом понял, что больше «ночного князя» не существует: «ночь» ушла окончательно… так же, как от него самого. — Поэтому я и даю самое долгое — полгода до признания. Могу поспорить!
— Ишь ты! А давай, ради интереса!.. — Рус весело подмигнул и сразу посерьезнел. — Нет, Адыгей, прав ты. Скоро там банк заработает, это все ускорит. Ладно, пора спать расходиться. Завтра в Рению пойдешь…
Смышленый Адыгей сразу догадался и о следующих трех маршрутах: Кафария — к последнему альганскому пятну, Гроппонт и снова в Гирикан, только на север, к границе с варварами племен Понгов и Струров, — к Гроппонтскому и Проклятому каганским пятнам. Рус зачем-то хотел расположить свои банки неподалеку от новых государств, которые во всех шести пятнах уже появились или в скором времени возникнут. Эндогорское пятно, для Адыгея почти родное, не считается: в нем Рус обосновался ранее.
Хитрый тиренец угадал ровно на одну треть: он действительно посетил Кафарскую Горгону, но после отправился по богатым столицам центральных стран ойкумены: той же Кафарии, Месхитии, Галатии, Фракии и тройке других: «Наконец-то я в денежных местах побывал, — восторгался прагматичный степняк, — богато живут! И это они еще жалуются на взлет цен после бегства рабов?! Вот кого обмануть не грех! Простите Предки и Сильнейший». Бывшие каганские пятна в то время Руса не заинтересовали и сообразительный Адыгей предположил: «Князю, видят боги, и Кальвариона — вотчины его супружницы — до судорог в щиколотках хватает», — и в общем-то он был прав.
«Степняк — южанин» у Адыгея было на лице написано, но никто не удивлялся тому, что он служит северянину — кушингу. Кушинарские купцы «гремели» по всей ойкумене: в редких странах не ступала нога этого пронырливого народа, по слухам — невероятно богатого. Поучиться торговому делу у них мечтали многие начинающие купцы и во всех странах молодому Адыгею завидовали. Разве только в Месхитополе произошел один казус:
— Значит ты, уважаемый, тиренец, но служишь кушинарскому Торговому дому? — с подозрительным прищуром уточнил хозяин одноэтажного дома с подвалом.
Мужчина средних лет типично месхитинской смуглой внешности оказался неудачливым купцом. На чем-то погорел и теперь вынужден был распродавать все, что у него имелось. Конкретно этот домик, его первую собственность, где прошли его лучшие годы, он старался сохранить себе как память и как талисман для привлечения удачи. И надо же! Капризная богиня (хвала тебе, безымянная!) в первую же декаду после начала распродажи имущества слышит его — появляется незнакомый парень и предлагает выгодную аренду. Только…
— Да, уважаемый, — как можно степенней ответил Адыгей, — один кушинарский купец привез в Далор войско этрусков и я к нему напросился. Давно мечтал поучиться торговому делу.
— Поучиться у кушингов… — хозяин словно вторил ему и вдруг взорвался. — А знаешь ли ты, что я продаю все, что нажил за всю свою честную жизнь именно благодаря купцу — кушингу! Да чтоб Тартар добрался до него еще живого!
Покрасневший месхитинец в сердцах потрясал руками, а спокойный тиренец скрытно зажал в ладони метательный нож и незаметно просчитывал пути бегства. Но весь его облик выражал только искреннее сочувствие к обманутому человеку.
Давно, более двух лет назад это произошло, через месяц после Ссоры Богов. Коварный кушинг убедил тогда честного месхитинца купить по дешевке партию рабов, которую хотел отправить в Кушинар, но Звездные врата перестали работать. Месхитинец поверил:
— Ты бы видел тех дев, тиренец! — воскликнул купец и его глаза на мгновенье заволокло поволокой. — В гаремы северных варваров предназначались. И Звездные врата окупились бы, я поверил.
— Он наверняка торопился, — нейтрально произнес Адыгей, не понимая в какую сторону повернется гнев хозяина. — Кушинги очень трепетно относятся к обороту денег.
— Вот! Вот, уважаемый! Точно так он мне и сказал! Убедил, что я могу их не торопясь по морю доставить.
— Так в чем обман, уважаемый? — осторожно поинтересовался тиренец, с облегчением замечая, как остывает накал месхитинца.
— А то ты не понял?! Сбежали все девы буквально через пару декад! Кстати, здесь, в этом доме сидели. — Хозяин оглянул обстановку и Адыгей уловил в его взоре нечто большее, чем сожаление о потерянных деньгах. «Ого! А он наверняка женат, а девы на то и девы, чтобы ими же и оставаться перед продажей. Любил поиграть, хозяин? Тогда ты сам был рад обмануться, кушинг ни при чем».
— Так кто бы мог знать… — начал было говорить Адыгей, но купец его бесцеремонно перебил:
— Он знал точно! Я в этом уверен и сейчас тебе докажу. — С этими словами хозяин дома забежал в соседнюю комнату. Адыгей, звеняще-расслабленно, готовый к чему угодно, даже, как ему показалось, уйти от стрелы, как это легко проделывал Рус, прождал десять ударов сердца, а увидел то, чего не ожидал встретить ни при каких обстоятельствах: пергаментный свиток, перевитый красным шелковым шнурком с тремя кисточками, сшитыми в виде лилии — обычно так оформлялись поэмы.
— Смотри, уважаемый тиренец, — быстро говорил хозяин, раскручивая свиток, — это модная поэма Агриппы «Приключения…» точно не помню, но про этрусского принца. Жена обожает такие истории. Нашел. Читай. Нет, сам прочту, — переменил решение, бестактно указывая на возможную неграмотность варвара-тиренца. — «И попросил Рус своего приемного отца, Великого Френома, бога всех этрусков, распространить свою волю на всю Гею; волю свободолюбия, волю силы…». Понятно, тиренец? — прочитав текст, месхитинец успокоился, как после молитвы и спросил с открытой усмешкой, ожидая ответа что ни дарка не ясно.
Адыгей не разочаровал: не в силах оставаться невозмутимым, молча покачал головой: «Кто такой этот Агриппа?! Непременно достану такой свиток».
— А то, степняк, что Рус тогда уже победил в гражданской войне и Этрусия пошла завоевывать Кушинар, — справедливости ради, надо поправить: в то время о завоевании кушингов речи еще не шло, но послезнаниями мы все сильны. — Купец об этом был прекрасно осведомлен, он же был из Дома председателя их гильдии, как его… не подскажешь?
— Сейчас Рид, а раньше…
— Гранк! Вспомнил! А рабынь я у его родственника Ланта покупал, чтоб и он и они провалились к Тартару непременно живыми! — Адыгей впервые слышал ругательство с таким оригинальным пожеланием.
— Уважаемый! — тиренец неожиданно для себя разволновался. — И борки, бывают, с рогами рождаются! Я учусь у кушингов и до твоего не очень доказательного рассказа, обмана в торговле у них не встречал. — Адыгей не кривил душой. Просто он «учился» всего лишь месяц.
— Как недоказательный?! — хозяин снова возмутился не на шутку. — Еще прочесть?!
— Мне бы, не в обиду тебе, уважаемый, с собой свиток забрать и дома изучить. Любопытство меня пробрало.
— А насколько сильно твое любопытство? — месхитинец так резко перескочил на торг, что Адыгей, надо признать, растерялся.
В конце концов сговорились и оформили аренду «удачно расположенного дома с великолепным, глубоким, сухим подвалом» за цену гораздо больше первоначальной. Довольный хозяин наконец представился:
— Аграфений. Слово сказано! Хоть сейчас идем в любую писчую, в любой храм, — месхитинец чуть ли не пританцовывал.
— Адыгей. Слово сказано. — Хмуро ответил степняк, впервые почувствовавший себя обведенным вокруг пальца. — Обязательно пойдем, сейчас же. За тобой еще та даркова поэма.
— Закажу, друг Адыгей, и заходи дня через два, передам. Это ничего, что я с тобой так запросто? Адрес ты знаешь. Или записать? — опытный купец не выдержал, язвительно ухмыльнулся. Бывший «степной волк» и только-только начинающий купец стерпел, не ответил.
