Книга: Наследник. Поход по зову крови
Назад: Часть первая Дети надежды
Дальше: Глава 2 Следы на побережье

Глава 1
Любопытство с привкусом крови

За четыре года до основных событий
– Тише, – сказал первый.
– Что ты орешь? Тише! – прервал его второй.
– Ну так я сам и сказал… тише!
– Вот и я говорю.
Темная тропа, мягкая, узкая, сама угодливо стелилась под детские стопы.
– Мальчики, давайте остановимся, передохнем, – вступил третий, совсем тонкий голос. Судя по всему, принадлежавший девочке.
– Вот оно, старое дерево. Нужно обойти вокруг него три раза против солнца.
– Но солнца не видно!
– А ты что, не знаешь, как и в какую сторону оно ходит по небосклону?
– Считаем круги!
Три фигурки выстроились в ряд.
– Раз!
Огромная крона дерева растрепалась под порывом ветра.
– Два!
Заскрипели под чьей-то ступней сухие сучья.
– Три!
– Ничего не изменилось, – сказала девочка. – Это правда работает?
– Кажется, стало заметно холоднее… – после повисшей паузы проговорил первый. – Да, правда. Жи-Ру не врал…
– А скоро мы увидим этих… ваших… которых ты выдумал? – быстро спросил второй.
– Если ты думаешь, что я шутил, когда говорил о суррикенах, то ты ошибаешься, – после небольшой паузы сказал первый.
– Очень я испугался каких-то там… страшилищ-недоростков! – Второй воодушевился и подпрыгнул. – Их, наверно, и на свете не существует, а так, россказни… Хотя… Хотелось бы уже повстречаться с… Кхм… Там, наверно, и кроме этих твоих суррикенов чудес хватает. Мне тут рассказывал один бывалый мореход, что Малая башня изнутри на самом деле огромная, как если бы ее надули, а снаружи не было видно, – продолжал второй, явно стараясь произвести впечатление на девочку, прислонившуюся к морщинистому древесному стволу. Та прижала рукой взлетевшие от ветра волосы и повязала их ленточкой. – И этот… э-э-э… старый корабел, который на своем веку понюхал все соленые ветра, сказал, что тут, в Малой, водятся чудовища из Омута.
– Да ну? Прямо из Омута? – насмешливо уточнил первый мальчик. В его голосе звучали иронические нотки. – Вот так прямо из самого из Омута?
– Ага! – хвастливо подтвердил второй и выкатил грудь.
– А, часом, эти чудовища не из «Баламута», а? Таверны, в которую время от времени заглядывает твой добрый мореход? В последний раз, когда опекун Армин уезжал в город по делам, твой старый корабел, кажется, загремел именно в «Баламут», да? В тот трактир, где вместо вывески – скелет одного из постоянных посетителей? Этот твой морепродукт там так набрался… опыта дальних странствий, что его потом втроем на телегу грузили.
– Что? Ты думаешь, что мне рассказывал… повар Жи-Ру? Он? Так, что ли? – снова петушком подскочил хвастливый второй. Впрочем, даже в прыжке он, приземистый и кривоногий, доставал первому разве что до груди.
– Ну а кто же еще? – пожал плечами ироничный. – Владетель Корнельский? Нет! Его доверенный ланзаат, кесаврийский ученый маг Астуан Пятый? Да боже упаси! Или хотя бы добродетельный барон Армин, мой добрый опекун? Ни в коем случае. Значит, пузатый болтун Жи-Ру. Больше некому…
– Мальчики, хватит ссориться, – подала голос девочка и высвободила свою точеную фигурку из грузной тени старого дерева. – Мы обошли вокруг ствола три раза против хода солнца. Вы же говорили, что иначе нам не попасть на Язык Оборотня. И что? Мы пойдем к башне или нет? Или вы, может быть, боитесь?
Высокий и ироничный промолчал, лишь заломил кисти в запястьях до легкого хруста в одном из них. Девочка вздрогнула. Маленький и хорохористый подпрыгнул, как укушенный. Он заговорил так быстро, словно опасался, что его перебьют и уже больше не дадут взять слово никогда:
– Разве вам неизвестно, что я наполовину брешкху? Наша раса никогда ничего не боится. Мы можем только… э-э-э… любопытствовать. Любопытствовать и предполагать, что же будет дальше. Вот и все. Какой там еще страх? Знать такого не знаю! Да идем! Уверен, что если мы встретим там порождение Омута, которому надоело сидеть в толще воды и которое решило обосноваться на суше… то… то… – Он лихорадочно подбирал слова и наконец нашел: – …то мне будет, что ему с-ссказать!
– В этом я нисколько не сомневаюсь, – улыбнулся первый. – Ну, пошли, что ли… До моря еще шагов сто.
Когда они преодолели еще полсотни шагов и вышли на косогор, то увидели то, что искали: башню.
Малая Астуанская башня располагалась на высоком обрывистом полуострове, который господствовал над большим заливом, уютно чувствуя себя там, как язык в пасти. С одной стороны этот залив ограничивала гряда острых, опасных, изъеденных солью скал; с другой стороны берега имели принципиально иной характер, и накатывавшие волны разбивались о влажный, покатый и дружелюбный, как лоб евнуха, глинистый массив.
Полуостров, на котором высилась Малая Астуанская башня, носил неласковое название – Язык Оборотня. Язык тот был шершавым, глыбистым и придавленным у самого основания древней каменной стеной с бойницами, с большими коваными воротами. Эта преграда стояла на пути каждого, кто умудрился дойти до этого места. Знатоки утверждали, что та стена в пять локтей толщиной, перевитая ядовитым плющом и незыблемая вот уже несколько веков, не первое, не последнее и далеко не самое серьезное препятствие на пути любопытствующих узнать, что же там такое деется в Малой башне…
Любопытным, сунувшимся на опасную тропу к башне, на троих было примерно столько же лет, сколько собачьим головам на решетке ворот – литым барельефам, которые установил предыдущий хозяин. Это было примерно полвека назад…
– К воротам не пойдем, – сказал маленький брешак. – Лучше перемахнем через стену. Я знаю одно место… Пролом.
– Я тоже его знаю.
– Мальчики, ведите уж… А то пока даже и не страшно. Я, правда, ни разу тут не была.
– Да мы сами тут всего третий раз. И, кроме нас, тут никто из нашего городка и не бывал.
– А Жи-Ру?
– Ну, еще он… Может, еще кто-нибудь, – нехотя признал высокий паренек. – Тебе точно не страшно?
– Нет, – несмело отозвалась девочка.
– Страшно и не будет, – влез низенький. – А нам, брешакам, страх вообще неведом. Правда, мне он неведом наполовину… я же полукровка…
Бормоча это, маленький болтун приблизился к выщербленной серой стене высотой в девять или десять его ростов. У ее подножия недружелюбно молчала тьма. Под редкими порывами ветра выхватывались из этой тьмы ветки разлапистого кустарника, похожие на руки утопающих. И снова исчезали.
Сощурившись, маленький хвастун смотрел на жалкий серпик луны.
– Освещение сегодня не очень… Хорошо, что мы, брешаки, хорошо видим в темноте… Но я ведь полукровка… и…
Высокий молча пошел вдоль стены и наконец оказался возле едва заметного пролома, затянутого паутиной и густо заросшего колючим кустарником. Два взмаха узкого и изогнутого, как молоденькая луна, ножа – и открылся лаз. Оттуда пахнуло сыростью, мхом и смертью.
Обоняние не обмануло высокого: он поднял жестяную створку маленького фонаря и в зыблющемся желтом свете увидел труп какого-то животного, похожего на ящерицу-переростка. У основания острого гребня зияла глубокая рана, в которой кишели паразиты.
– Суррикен…
Девочка сдавленно вскрикнула.
– Рано, – пробормотал маленький брешак, – рано кричишь. Вот когда очутимся в башне – тогда… А это… Это кто?
– Эта тварь называется гребенчатый калидекстр… – отозвался высокий. – Только очень маленький какой-то. Я читал, что эти твари высотой в три человеческих роста.
– Ага. Калидекстр. Ну да. Точно! – Маленький хлопнул себя ладонью по лбу, как будто только что вспомнил имя хорошего знакомого. – Мне что-то рассказывал повар Жи-Ру… Хотя при этом он всегда говорил, что этих… как их… ка-ли-декстров не существует в природе… Что это… вр-р-р… бабкины сказки… Или что-то наподобие. Или не Жи-Ру говорил…
Тем временем высокий подросток рывком вытащил труп животного из пролома и, оттащив в яму, забросал ветками.
– Все. Можно идти, – сказал он.
Девочка колебалась и кусала губы.
– Да что вы? Мы еще можем вернуться домой, где тепло и вкусно, и поиграть в шары, что ли, – сказал высокий с едва ощутимой насмешкой в голосе. – Точнее, вы…
– Идем… – прошептала она и неожиданно для самой себя первой проскользнула в лаз. Нестерпимое зловоние шибануло в нос и перехватило дыхание, голые девичьи щиколотки обняла какая-то жижа. Но уже через три биения сердца ошалевшая от собственной смелости девчонка вырвалась на вольный воздух по ту сторону стены.
Через несколько мгновений все трое стояли в начале длинной аллеи, засаженной рододендронами и акациями. Нежный их аромат разительно контрастировал с миазмами лаза и щекотал ноздри.
Маленький брешак смешно сморщил нос и чихнул.
Аллея упиралась в фонтан, обнесенный высоким, почти в рост взрослого человека, каменным бортиком. Над кругом фонтана возносилось тусклое серебро водяных струй. Сотню шагов до каменного сооружения трое любопытных подростков прошли на цыпочках – так, как будто боялись потревожить чей-то покой. Они переглядывались. Они обменивались взглядами, в которых сквозили немые вопросы:
«Кто там шуршит в кустах?»
«Тебе лучше не думать об этом. Тебе лучше не знать этого, девочка».
«А, эти суррикены, чудовища-недомерки, которых вы обещали мне, мальчики?..»
«Мы уже видели одного, совсем маленького, совсем неудачливого. Мне показалось, что тебе вполне хватило…»
Шаг за шагом они приближались к башне. Вот миновали фонтан. Вода в нем кипела, и сноп брызг лег на лицо маленького брешака, когда он запрыгнул на бортик фонтана. «А ты действительно ничего не боишься?..» – донеслись до него слова его высокого спутника, и в тот же самый момент из черной воды, из свившегося тугими жгутами водоворота рванулась прямо к мокрой мордочке маленького нахала отвратительная змеевидная голова на лаковой шее. Брешак смотрел в немигающие мертвые глаза гада, на серебристый белый треугольник на горле прямо под нижней челюстью.
Тварь осклабилась. С клыков текла тягучая желтая жидкость. Завороженный, глазел на нее маленький путешественник.
Высокий рванулся и одним движением столкнул незадачливого брешака с ограждения фонтана.
– А-а-а-а!.. – начал было тот, но тотчас же его рот был запечатан узкой ладонью высокого.
Тварь поднялась над контуром бортика. Она уже перегибалась через него, показывая покатые плечи и прижатые к груди когтистые лапы, с которых капала слизь.
Девочка застыла на месте. Она, впрочем, не успела даже испугаться, потому что змеевидная голова чудовища качнулась назад и исчезла. До ушей подростков долетел сухой и хлесткий звук, похожий на тот, с каким ломается под ногой мертвая ветвь.
Плеснула в фонтане вода. Высокий негромко произнес:
– Он, наверно, испугался нас больше, чем мы его…
– Да ну?!
– Я точно говорю. Суррикен.
– Я не о том… Оно-то, может быть, и испугалось, а вот я и не думал бояться! – запальчиво возражал кому-то маленький. – А надо вам сказать, что мы, брешаки, не можем… Мы никогда не боимся…
Хвастуна не стали даже дослушивать. Инцидент с чудовищем из фонтана стал той последней каплей, после которой страх становится утомителен и постыден. Подросткам, попавшим на Язык Оборотня, надоело бояться.
Так что весь следующий путь через сад, за кронами деревьев которого виднелся громоздкий серый массив Малой башни, занял лишь пару минут. Это время было бы и еще меньше, не наткнись хвастливый брешкху-полукровка на хищное растение, стреляющее маслянистыми иглами и хватающее за запястья длинными колючими побегами.
Впрочем, высокий двумя энергичными движениями освободил своего незадачливого собрата. С его тонких пальцев сыпалась серая пыльца, похожая на пепел.
Брешак деловито отряхнулся. На разодранных руках алели длинные неглубокие порезы.
– Это что! – бодреньким голосом заявил он. – Вот если бы нам попалась стоглаз-трава, тогда было бы плохо. Это любимый цветок Предрассветных братьев. Я слышал, что если глядеть на лепестки стоглаза дольше, чем пять ударов сердца, то ты станешь рабом ордена… Ры… Ро…
– Ну это-то точно чушь. Стоглаз!
– Ра… Рры… ма… – не оставлял своих попыток брешак.
– Рамоникейя, – тихо выговорил высокий. – Мне шепотом рассказывали, что Предрассветные братья собраны в орден Рамоникейя, что в Черной Токопилье. И потому совершенно необязательно упоминать их вот здесь…
– А что будет?
«Ты лучше спроси, что было бы, если б меня с вами не случилось, дурень!» – мгновенно родился ответ, но ни единого звука не слетело с губ высокого паренька. Он шагнул в густые заросли плюща, нагло лезущего в лицо, и через несколько мгновений коснулся ладонями отвесной стены. У самой земли она поросла мхом, эта старая стена, по ней раскинулась сеточка тонких трещин и проступили белесые соленые пятна. Но все равно от нее веяло чем-то грозным, как от сомкнутых до поры глаз сторожевого чудовища.
Из кустов, сопя, вышел брешак. За его спиной вынырнуло бледное, но заинтересованное лицо девочки.
– Мы полезем по этой стене? Я слышала, есть заклинание, которое позволяет, как паучок, взбираться… и…
– Никаких заклинаний не существует, – перебил ее высокий. – Мы взойдем наверх и так, без этих ваших!.. Главное, держитесь за мной. Смотрите только на меня. Не по сторонам, не назад – только на меня!
Стена плюща вдруг затрепетала за спинами подростков и вздулась пузырем. Один за другим лопались стебли. Маленькому брешаку показалось, что теплая волна чьего-то натруженного, бесшумного, напитанного запахами сырого и чуть подгнившего мяса дыхания коснулась его шеи, дотянулась до его мокрой спины.
– Я же сказал: не оглядывайся!.. – донеслось до него злое шипение высокого. – А ты на первом же шаге не слушаешь!
Осадив своего маленького хвастливого товарища, высокий искатель приключений извлек из кармана, размотал и ловко закинул на башенный выступ узловатую снасть, к которой был привязан трехглавый крюк.
Царапнуло по древнему камню молодое железо. Веревка с узлами дернулась несколько раз и натянулась.
С удивительной легкостью паренек вскарабкался по отвесной стене и оказался на узком выступе, который огибал первый уровень башни.
Маленький брешак также проявил сноровку. Внизу осталась одна девочка:
– Мальчики…
Высокий стиснул зубы, удерживая слова, готовые вот-вот вырваться на свободу и окончательно растревожить ночь, смыкающуюся над головами.
Непоправимого не случилось. Все трое успешно оказались между зубцов каменной стены, примыкающей к древнему донжону. Маленький брешак не вытерпел и все-таки заглянул себе за спину, туда, в бойницу верхнего яруса, откуда открывался вид на темный сад с каменным фонтаном. Он успел увидеть несколько цепочек огоньков. Ему почудились снопы бледного света, вытягивающегося из хищного кустарника… Красные точки, попарно вонзающиеся в полумрак.
Рука его высокого спутника сорвала брешака с облюбованной позиции.
– Я же тебе говорил!

 

Но в этот вечер в Малой Астуанской башне говорил не он один.
Если бы эти трое только могли представить, какие последствия возымеет эта естественная юношеская потребность – проникнуть туда, куда не зовут. Туда, куда запрещено. Куда не попасть напрямую, просто идя по тропинке. О, если бы трое подростков знали, кто собрался тут, в темном, гулком зале на втором ярусе главной башни! Если бы подозревали, чьи голоса будут разлетаться по углам, чьи тени будет завороженно вбирать тьма…
Но довольно. Тут был хозяин всех земель от побережья до Тысячелетней реки Тертеи – владетель Корнельский. Тут был кесаврийский маг Астуан V, держатель Алой сотни, самое имя которого произносилось шепотом между ударами сердца. Тут был лорд-протектор Охранного корпуса, глава королевской гвардии, знаменитый сэр Милькхэм Малюддо.
С менестрельских хоров, куда пробрались не в меру любопытные юнцы, было отлично видно и огромный дубовый стол с возвышением, за которым сидели четверо мужчин; и большой камин с алыми угольями, с которых стекало ленивое пламя. И брошенные наземь серые дорожные накидки, и стоявший у камина массивный желтый котел. Пустой, как высохший череп с отсеченной крышкой.
Владетель Корнельский был мрачен. Его собственный череп гудел как растревоженный улей. Время от времени грузный аристократ проводил всей пятерней по влажному лбу. На виске билась натруженная синеватая жилка, похожая на издохшего червяка. До него доносились негромкие слова Астуана, которые, впрочем, предназначались не ему:
– Катастрофа ближе, чем мы думаем. И мы пока не знаем, что делать. На этот раз нас ожидает не прямое противостояние, не война с открытым забралом. Мы даже не знаем, в глаза каких исчадий Омута нам нужно будет взглянуть, чтобы не допустить катастрофы.
– В самом деле? Вы же говорили, что все расчеты дают почти вековой резерв, – возник звучный баритон. Он принадлежал четвертому из собравшихся в пустом зале Малой башни.
– Ну… Это были не те расчеты. Тем более все наши люди, в частности ученые Алой сотни, знали, что цифры лгут, – сказал Астуан. Его высокие, четко очерченные скулы дрогнули. – Это говорилось только для одних ушей – вашего великого отца. Он должен был уйти в мир иной со спокойной душой. Без ощущения смертельной тревоги за державу.
– У него было предостаточно других ощущений, ставших смертельными!
– Все это так. Но тем не менее… Мы должны искать пути к спасению. И нам давно известен один такой. Очень просто. Я говорю о Даре Омута. Его пора задействовать: время пришло.
Перед мысленным взором владетеля Корнельского вдруг колыхнулась стена дождя – того мутного, назойливого, много лет назад выстилавшего окна корабельной каюты мучительным серым бархатом. Дождя, который шел, когда герцог еще не носил громкого титула и был просто капитаном Каспиусом Бреннаном-старшим. Пальцы заныли от холода, казалось, так и не выцедившегося из суставов за истекшие пятнадцать лет. Та ампула, покрытая инеем… Пенный «Кубок бурь», борта, трещавшие от неведомой и чудовищной тяжести вещи, привезенной из самого сердца погибели…
– Неужели все вот так? – снова взлетел высокий баритон, и вслед за ним вскочил и его обладатель. – Герцог, а вы…
– Да, государь. Все так, – отозвался владетель Корнельский и вытер пот прямо рукавом пыльного дорожного камзола. – Все так и есть.
Государь!
На менестрельских хорах съежились трое. Замерли, припав к полу, к теплой тесаной древесине, боясь и вздохнуть. Высокий паренек, впрочем, нашел щель в рассохшемся сплошном ограждении, обводящем зал поверху, но увидел только коротко остриженный затылок и спину человека, сначала нависшего над столом и тремя сидевшими за ним мужчинами, а потом выпрямившегося во весь рост. Того, кто только что был назван государем. Короля Альгама и Кесаврии, жизнетворного Руфа-Альвуса IV Шеппиана, взошедшего на престол не более полугода назад.
Между тем, невольно повинуясь порыву короля, поднялись и трое его собеседников. Владетель Корнельский, громадный, грузный, оказался почти на голову выше далеко не самого малорослого монарха.
Он произнес:
– Я не должен говорить подобного монарху, но молчать еще преступнее. Вы многого не знаете, сир. Вы просто не успели узнать это многое. Конечно, вы слышали о Столпах Мелькуинна и Покрове?
– Только то, что это строжайшая государственная тайна, вникать в которую не следует, чтобы не потерять голову, – резко ответил Руф. – Конечно, это не касается меня, но я решил не выбиваться из общего ряда. Тем более что я всегда считал, что это этакий забавный анахронизм. Этакая условность, сродни той байке, что король Альгама и Кесаврии умеет исцелять насморк одним прикосновением к переносице… Так что я не верю и не воспринимаю сказки из бабушкиных сундуков.
– А придется, – негромко обронил Астуан. – Сэр Милькхэм, покажи его величеству, что будет, если действие Покрова ослабнет или оборвется вовсе… Покажи, что будет, если жизнетворная сила Столпов обратится в тлен!
Лорд-протектор Охранного корпуса шагнул к желтому котлу, стоявшему у камина.
Он вытянул перед собой руку, словно в раздумье разглядывая длинные, унизанные перстнями пальцы. Крепко сжал челюсти, обнажив два ряда крупных желтоватых зубов, и сунул руку в пустой котел. Раздалось хищное шипение, словно плеснули масла на раскаленный металл – и тотчас плоть начала ворочаться, вздуваться крупными пузырями, как перегретая каша над жарким огнем. Рука сэра Милькхэма Малюддо задрожала… и вдруг большой кусок мяса из предплечья оторвался и упал в котел, открывая большую кровавую рану. Кровь пенилась, она не текла ручьем, а вспухала большими пузырями и падала, увлекая за собой все новые и новые куски плоти. Затрещали кости. Обнажившаяся лучевая кость руки и фаланги кисти потемнели и вдруг стали выгибаться, одновременно удлиняясь.
С губ сэра Милькхэма Малюддо сорвался короткий стон. Астуан кивнул, и тотчас же глава Охранного корпуса вырвал изуродованную руку из чудовищного котла. Деформированные кости стали принимать свои обычные очертания. Буйно нарастала и покрывалась новой кожей плоть.
Через минуту мощная рука сэра Милькхэма приобрела прежнюю форму.
– Унеси меня черный Илу-Март! Что все это значит? – медленно выговорил король Руф. – Но это же невозможно! Иерархия знаний тайных и явных запрещает даже думать, что подобное возможно!
– Ну не королю же!
– Я, конечно, догадываюсь, в чем дело… но…
– Храбрый сэр Милькхэм только что показал вам действие так называемого Котла лжи, выполненного из особого материала, привезенного из Столпов. Внутри этого котла и совсем немного над ним не властно защитное влияние Покрова. Вы понимаете?
– И что же… – тихо, не разжимая скрипнувших зубов, промолвил король. – И что же, скоро вот так же будет… под открытым небом? Только без возможности вернуться к первозданному виду?
– Да, – отозвался Астуан V. – И не иначе. Не забывайте к тому же, государь, что полоска земли, на которой мы находимся, это дивное и тайное место, куда все мы приехали в поисках суровых ответов, именуется Языком Оборотня. Это всего лишь красивое название, но я считаю, что никаких совпадений в нашей жизни не существует и не должно существовать. Герцог Корнельский, мне кажется, что нам действительно пора прибегнуть к силе главного Дара. Что скажете, господа?
На лице сэра Милькхэма появилось едва заметное недоумение. Владетель Корнельский же сухо ответил:
– Мне кажется, сейчас это преждевременно. Нужно выждать. Еще бы несколько лет…
– Нам и так потребуется несколько лет, чтобы осуществить задуманное. Наше счастье, что мне в свое время удалось правильно применить Дар Омута. Не с первого раза, конечно… Сейчас все идет своим чередом, и нельзя резко менять правила этой опасной игры, как справедливо заметил герцог.
– Подождите!.. Постойте! – раскатисто крикнул король, и каждый смог оценить мощь государевой глотки, в том числе и те, кто таился за балюстрадой на пыльных менестрельских хорах. – Не заставляйте меня чувствовать себя дураком! Я должен уяснить, о чем идет речь!
Массивное лицо владетеля Корнельского дрогнуло. Он медленно склонился перед бледным, растрепанным Руфом и осторожно проговорил:
– Мы не можем и помыслить о том, чтобы ставить вас в двусмысленное положение, ваше величество. Мы же не враги ни государству, ни себе…
Он не успел договорить. Маленький брешак, притаившийся на хорах, вдруг почувствовал, что фрагмент старинной балюстрады с балясиной, на которую опирался незваный гость, начинает просаживаться, неотвратимо вываливаясь наружу.
Послышался негромкий треск. В нос подростка шибанула струя рыжей прелой трухи. Он смешно сморщился и, тряся головой и судорожно закрывая лицо руками, все-таки чихнул.
Владетель Корнельский поперхнулся на полуслове – словно и до него достал выброс рыжей трухи, забил глотку, шершаво осел в ноздрях. Он оскалил зубы и вскинул голову к хорам.
Именно в этот момент два пролета балюстрады вместе с переломившимися балясинами рухнули вниз, в зал, где собрались важные персоны. Собрались, как полагали они сами, втайне от всего мира.
Изогнутая лента деревянного пролета криво вспорола покров этой тайны. И обрушилась на темный паркет, разваливаясь на части. Чихая удушающей рыжей, ржавой пылью.
– Что такое? – разом прогремели несколько голосов, а высокий баритон прибавил еще и незамысловатое проклятие.
Сэр Милькхэм вскочил прямо на стол, за которым восседали еще секунду назад его высокопоставленные собеседники. С легким шипением высвободился и сверкнул в его быстрых руках металл. Глава Охранного корпуса выбросил перед собой узкое серебристое дуло «серпантина», и с него сорвалась короткая белая вспышка. Одна, и другая, и третья.
Двумя выстрелами сорвало еще один фрагмент и без того щербатой балюстрады; во все стороны брызнули щепки, и маленький брешак охнул, почувствовав, как кольнуло в правом предплечье и рукав стал темнеть, набухая от крови.
– Бежим!
– Взять!!
Эти два возгласа, один тихий и хриплый, второй с чугунными нотками истового гнева, прозвучали одновременно. Высокий паренек, одним движением смахнув кровь с распоротой щеки, с силой толкнул сначала девочку, а потом брешака. Оба скатились в лаз, через который, собственно, они и пробрались в башню. Сэр Милькхэм выстрелил в четвертый раз. Он был почти уверен, что последний заряд ушел точно в цель: наверху метнулась и, переламываясь, пропала длинная нескладная тень.
Менестрельские хоры опустели.
Король Альгама и Кесаврии, бледный, насупленный, вслед за начальником своей охраны запрыгнул на стол и, задрав голову, взглянул на развороченные хоры. Замешательство во взгляде уже отступило: Руф выглядел сосредоточенным и готовым к отпору.
– Ушли?
– Не уйдут, – коротко ответил сэр Милькхэм. Его массивный корпус качнуло взад-вперед, и он взмыл вверх, туда, где на высоте роста четырех взрослых мужчин покоилась старинная люстра о пятидесяти свечах, кованная в виде многорукого чудовища. Глава Охранного корпуса ухватился за одно из бронзовых щупалец, раскачался и перемахнул на хоры.
Задрожали, запрыгали огоньки в лапах многорукой люстры. Вырвалась одна из свечей и полетела вниз; и тут в древнем потолке, хранящем на себе следы многовековой копоти, что-то хрустнуло. Уже прадеды тех, кто собрался сейчас под огнем бронзового чудища, не знали и знать не могли, что под толстым слоем этой копоти – древняя фреска: голубое, глубокое небо, и парит в этом небе невообразимо изящное перьевое облако. В форме то ли птичьего крыла, то ли изящной дамской прически.
И вот это черное, испакощенное небо – раскололось.
Раскачивающаяся тяжелая люстра сорвалась с блока – а может, попросту разъялось одно из звеньев подвесной цепи. Огни вытянулись светящимися змейками, затрещали свечи, и тяжеленная железная конструкция грянулась оземь.
Она едва не накрыла с головой владетеля Корнельского. Если бы тучный герцог не проявил в последний момент легконогую мальчишескую прыть и не отскочил, как ошпаренный кипятком поваренок, то быть ему пронзенным этими черными, твердыми щупальцами, на конце каждого из которых раскрывался чеканный глаз.
Но получилось еще хуже.
Люстра врезалась в пол и, подпрыгнув, опрокинула и расколола Котел лжи.
Из желтого зева массивной посудины стали медленно, как кольца просыпающегося удава, вытягиваться прихотливые клубы дыма. Нежного, мягко опалесцирующего жемчужного дыма. Когда его увидел владетель Корнельский, у него задрожала челюсть. Зубы выбили судорожную короткую дробь.
Сверху, с хоров, глядел сэр Милькхэм Малюддо. Он видел нежный дым, его маслянистые кремовые переливы и проступающие под ним голые, мучительно вытягивающиеся кости людей…
Первых людей страны.

 

Трое любопытных убегали, не чуя ног. А в случае с маленьким брешаком – еще и рук: правая кисть онемела и обильно кровоточила, и высокий буквально на бегу перетянул ее обрывком ткани.
Вот это был бег! В голову не лезли назойливые мысли о том, что в саду, кишащем шепотками и тенями, бродят эти чертовы суррикены Малой Астуанской… Что где-то в водах фонтана сидит та тварь… Что нельзя глазеть по сторонам и даже на мгновение замедляться, чтобы восстановить дыхание хотя бы немного…
Но самое страшное было еще впереди.
Троица проскочила аллею и уже приближалась к ограде, в проломе которой лежал тот мертвый суррикен… Они не оглядывались, и потому никто из них не увидел, как над садом задрожало туманное облачко. Оно потяжелело, разрастаясь и наливаясь изнутри нездоровым фиолетовым сиянием. Тусклые отблески этого сияния упали на каменную ограду.
И тогда трое все-таки обернулись. Все разом – забыв о запретах и повинуясь единому для всех волевому импульсу.
Туча, уже закрывшая собой добрую треть сада, задрожала. Затрепетали ее белые пенные прожилки, несколько липких зеленоватых капель попали на бледные детские лица. Брюхо тучи распоролось, и вывалилась из нее громадная, подтекающая размытыми багровыми полутенями морда. По сравнению с этой чудовищной тварью тот змей из бассейна показался бы маленькой ящерицей, поднявшейся погреться на камни…
Два глаза. Темно-красные глазные яблоки были рассечены узкими вертикальными зрачками, золотыми, как серп молодой луны.
Липкий страх парализовал всех троих. Им показалось, что разом смолкли все звуки, что застыли листья сада, словно пришпиленные к невидимому контуру. Гигантская башка склонялась все ниже, и уже можно было оценить поистине колоссальные размеры твари. Высокому показалось, что из двух ноздрей чудовища исходит зеленоватый дымок. Странный слабый запах дошел до подростка, и он вдруг очнулся, выпал из гибельного оцепенения. Он развернулся, перехватывая обоих своих спутников, и поволок их в пролом.
Золотые зрачки твари дрогнули, искривляясь подобно месяцу. Однако это стало единственным движением чудовища. Неподвижное, оно наблюдало за тем, как подростки исчезали во тьме у подножия каменной стены. Впрочем, еще не перестали шевелиться верхушки кустов, потревоженных беглецами, как чудовищная голова начала втягиваться в грузную, просевшую почти до верхушек садовых деревьев тучу.
Впрочем, этого они уже не видели. Трое любопытных нашли себя на берегу бухты, далеко оставив за собой Язык Оборотня. Бока ходили ходуном. Маленький брешак клацал зубами – не столько от страха, сколько от слабости. Высокий паренек провел по щеке, и кончик пальца легко ушел внутрь и коснулся зубов.
– Насквозь, – констатировал тот. – Да еще так удачно. Еще немного, и быть бы мне без челюсти.
– Еще немного, и быть бы всем нам без головы!
– Аннабель, как ты? – быстро спросил высокий.
Девочка подняла голову. В ее больших глазах отразилась гладь залива, зарябившая под порывом ветра. Луна задрожала на воде, покачиваясь, удваиваясь; и почудилось всем им, будто глянуло из глубины бухты кровавое око Зверя о двух золотых зрачках.
Косо, свирепо взрезали эти серповидные зрачки лоно вод.
– Что… что это было? – пробормотала Аннабель и коснулась рукой плеча высокого паренька. – Что это было, Себастьян?
Тот глубоко вздохнул, помассировал виски и наконец ответил очень серьезно:
– Такого не бывает, все это блажь и иллюзия, насланная из чуждых земель. По крайней мере, такой заученной фразой ответил бы мне мой наставник. А повар Жи-Ру, на которого так любит ссылаться Ржига, – он махнул рукой в сторону маленького брешака, который, сопя и морщась, тыкал в повязку здоровой рукой, – так и вовсе привел бы какую-нибудь байку с упоминанием рецепта, как и с какими приправами надо готовить вот этого Зверя… Ладно! – выдохнул он. – Я все равно узнаю, что это за тварь и отчего она не тронула нас. Даже если окажется, что таких чудовищ нет и не может быть и что нам нужно просто проглотить пилюлю и забыть…
– Мне рассказывали, что в баронской библиотеке есть книга, которую читал… мой дядя Ялинек… – начал было Ржига, и пушок на его голове растрепался и вздыбился.
– Я думаю, едва ли кому-то из тех, кого мы знаем, доводилось слышать о Золотом Зрачке, – уверенно прервал его Себастьян. – Но я все равно узнаю. Даже если ради этого придется заглянуть туда, где рождаются прародители зла.
С надеждой и тревогой вглядывалась в его бледное лицо Аннабель. Продолжала свой тягучий танец на воде молодая луна.
И тут за спинами трех путешественников возник сухой, короткий звук. Словно хрустнула под чьей-то ногой ветка. В десяти шагах от берега начиналась полоса негустого смешанного леса, и звук шел именно оттуда.
Себастьяна как подкинуло. У девочки не успели даже искривиться губы в беззвучном крике: «Не ходи!..» – как он метнулся в темные заросли и мгновенно затерялся в темноте. Послышался треск ломающихся ветвей, чье-то шумное дыхание, потом – задушенный писк, в котором нельзя было признать голос Себастьяна.
Собственно, пищал и не он. Ветви расступились, и на берег вышли двое. Один, высокий, держал за шкирку второго – приземистого, с рваным клоком бороды и лукавой круглой физиономией. Плутовство было разлито по ней и сейчас, когда этот бородач находился далеко не в самом выигрышном положении. Себастьян дал ему мощного пинка, и бородатый скатился к береговой линии, плюхнувшись в воду спиной. Он лежал и скалил зубы.
– Аюп Бородач! – выдохнул Ржига и прибил ладонью стоявший дыбом пух на голове.
– Аюп Бородач, он самый, – хмуро подтвердил высокий Себастьян. – Шпионил за нами. Тебе чего не спится? Только не говори, что ты следовал за нами ради общего же нашего блага.
– Ты сам все сказал, – все так же по-плутовски скалясь, отозвался Аюп Бородач из лежачего положения.
Себастьян подошел к нему, схватил за одежду, встряхнул, поставил на ноги. Макушка коротышки приходилась рослому пареньку чуть выше пояса. По этой-то макушке Себастьян хлопнул ладонью и спросил отрывисто:
– Где был, что видал, старина Аюп?
– Да чтоб мне бороду на паклю пустили!. – выразительно начал тот, блестя маленькими глазками и активно работая нижней челюстью. – Ты же знаешь, что мне вменено в обязанность ходить за тобой повсюду, иначе зачем я нужен? Вот только, правда… – Аюп Бородач потупил глаза и выдавил: – Когда вы полезли за стену на Языке Оборотня, мне за вами не хватило духу… Это… Как его…
– Последовать, – подсказал бойкий Ржига.
– Во-во…
Себастьян не стал дожидаться, пока незадачливый Аюп подберет слова. Он крепко взял его за бороду, притянул эту лукавую круглую морду прямо к своему лицу, к широко расставленным темно-синим глазам, и произнес с расстановкой:
– Что бы ты ни видел – этого не было. Понятно? Ты еще должен радоваться, что я не полез в лес с рогатиной и не пропорол тебе брюхо.
– Ну, меня даже на мясо не пустишь, – с примирительной ноткой отозвался Аюп Бородач. – У меня и кровь-то жиденькая, как помои. Не то что у тебя – вон как кровища-то хлестала.
– Это все от любопытства, – хмуро ответил Себастьян и погладил рассеченную щеку. – И давайте уберемся отсюда поскорее, пока то, чего не бывает, не случилось с нами снова…
Назад: Часть первая Дети надежды
Дальше: Глава 2 Следы на побережье