Книга: Тайны Истинного мира
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6

Глава 5

Новое убежище мы нашли в деревенском доме инфернов, дальних родственников Поганкиных. Большое семейство приняло нас с таким радушием, что мне нестерпимо захотелось опечатать все двери собственной кровью, прячась от голодных, но очень гостеприимных взглядов. При данных обстоятельствах горячие заверения родителей Сэма в абсолютной безопасности звучали не слишком-то правдиво.
Деревня стояла на отшибе, в стороне от шоссе, ведущего в большой город, и представляла собой всего одну главную улицу и девять дворов. Здесь действительно было безлюдно и тихо. Настолько, что, выйдя из автомобиля, я опасливо огляделась. По укатанной снежной дороге бежала большая собака, ветер гонял по земле поземку, по обе стороны от деревни тянулись бесконечные белые поля. Одним словом, тишь и благодать. Единственное, что смущало – в деревне жили одни инферны.
– Вы можете оставаться здесь, сколько захотите, – сказала матушка Сэма, когда принесла нам с Алексом одну подушку на двоих. – В наши поселения никто не суется.
Это не удивило меня ни сколько.
Когда она вышла, оставив нас с Алексом в небольшой комнатке, я, отчего-то ужасно смущаясь, села на единственную пружинную кровать с железной спинкой. Александр невесело смотрел в окно, потирая небритый подбородок. Старые облупившиеся оконные рамы были заткнуты пожелтевшей ватой и заклеены по верху полосками бумаги – чтобы не дуло. Серая от пыли тюлевая занавеска едва доставала до подоконника, на котором в глиняном горшке боролся за выживание засыхающий куст герани. На круглом столе, накрытом дешевой вытертой клеенкой, громко и хрипло тикал старый будильник – большое квадратное чудовище с крупными цифрами.
За событиями вчерашнего дня мы так и не успели обсудить с Алексом дальнейшие планы, да и страшилась я поднимать наболевшие темы. Я все еще горела желанием извиниться, а потому решилась выложить свой последний козырь.
– Помнишь, ты спрашивал меня о Владимире Польских? – прервала я затянувшееся молчание.
– Ты передумала врать? – скупо отозвался он.
– Я не врала, когда говорила, что не знаю его… – Я мучительно подбирала слова. Объясняться с его затылком мне совсем не нравилось. Я же приготовила целый концерт со слезами и причитаниями, а он ничего не увидит. – В смысле, не помнила.
– А теперь у тебя случилось нежданное прозрение? – хмыкнул Алекс.
Судя по всему, потеря работы совсем испоганила его характер, но я не сдавалась.
– Он приходил ко мне и тоже требовал, чтобы я вернула ему кристаллы. Я сказала, что не понимаю, о чем он говорит. Тогда мы подрались, я ударила его каким-то смерчем, он упал, а я сбежала. В общем, потом, похоже, случился взрыв на площади. Больше я ничего не помню.
Алекс медленно обернулся, на его лице читалось недоверие.
– Что значит, он приходил к тебе?
– Я не вру, – испугалась я.
– Че-е-ерт… – Алекс потер лицо руками. – Теперь, кажется, я начинаю понимать. Господи, дела еще хуже, чем я мог представить.
– Да?
– Я нашел только одно упоминание о кристаллах силы. Некоторое время назад сгорела очень известная лаборатория, где доктора получили энергетический минерал, во много раз превосходящий силой таблетки. Все умельцы погибли в огне. Что случилось с веществом – неясно. Но еще маленькая странность – этим делом занимался, Маша, твой приятель Данила Покровский.
– Значит, о камнях я узнала от него, – убежденно кивнула я.
История запутывалась с каждой минутой. Интересно, для чего я стащила чертовы кристаллы? Плохо мне что ли жилось, или скучно?
– Когда я убегала от карателей, то случайно рассыпала камни. Их было шесть, очень похожие на крупные бриллианты. Одна тень помогла мне собрать их, и у нее проявился цвет.
– И потом эти квадраты на твоей руке, – подхватил мою мысль Александр. – Эти камни увеличивают всплеск энергии, совершенно точно. Видно, Польских тоже прячет какой-нибудь очень страшный секрет. Ведь не зря он так жаждет найти тебя. Владилене камни нужны только потому, что их ищет Владимир, совершенно точно. Маш, лично мне не понятно одно – зачем тебе эти камни?
– Не помню, – жалобно прошептала я, готовая разыграть первый акт задуманного действия и разразиться слезами. – Саш, ты пойми, я живу, как в кошмаре. В голове все перемешалось, два дня не могла найти любимых чашек, а теперь понимаю, что их и не могло быть в чужой съемной квартире. Я думала, что просто схожу с ума! – Глаза мои увлажнились, а дыхание стало прерывистым. Я виртуозно давила на жалость, и моя игра не пробрала бы лишь железного человека. Главное не перегнуть палку, а то Алекс поймет, что прощать меня пока, наверное, рано и можно еще помучить. – Рядом со мной был только Эдик, но он оказался врагом.
– Господи, что еще за Эдик? – Алекс сложил на груди руки и прислонился к подоконнику.
Да, похоже, про Эдуарда я зря упомянула.
– Эдик? Он взял в заложники семью Сэма.
– Ах, этот Эдик, – криво усмехнулся мужчина. – Маша, не хочу тебя разочаровывать, он личность известная. Твой милый Эдуард – родной брат Владилены и, скорее всего, оказался рядом с тобой не случайно. Подозреваю, он уже много лет сидит на энергетических пилюлях и очень хочет избавиться от пагубной привычки к допингу. Вот ему камни и понадобились. Вылечиться от энергетической наркомании по-другому нельзя.
– Как все сложно, – вздохнула я, растирая ужасно ноющий черный знак на руке. – Я ожидала от Эдика нечто в подобном духе.
– Слушай, Комарова, чтобы ты понимала, этого шута никто всерьез не воспринимает.
– Да? – хмыкнула я, забывая о намеченной роли. – А убить Поганкиных он хотел вполне серьезно.
– Они инферны, – безразлично пожал плечами Алекс. – Нелюди.
– Зато ты шикарный человечище! – Отступила я от заранее продуманного текста и тут же прогадала.
– Ну, уж получше чертей! И главное, я действительно хочу тебе помочь, – раздраженно проговорил Алекс.
– Не смеши меня! – Сморщилась я, похоже, все-таки актриса во мне умерла в раннем детстве. – Я не удивлюсь, если ты тайно работаешь на Польских! Скорее всего, когда ты узнал, что я память потеряла, то понял, что отдавать меня Владимиру еще слишком рано, нужно кристаллы сначала отыскать!
– Браво, разгадала! – Алекс демонстративно похлопал в ладоши, но взгляд его мне не понравился. Совсем не хотелось думать, что я, всего лишь целясь пальцем в небо, попала аккурат в болевую точку противника. Разговор отчего-то стал похожим на мелкую склоку семейной пары, прожившей в браке много лет и терпевшей друг друга только на людях.
– Спасибо. – Я почти обиделась, ожидая иной реакции на собственную пугающую откровенность и наглость. – А теперь, когда мы выяснили, что оба отменные негодяи, может, поговорим начистоту?
– Стоп, хватит споров! – Перебил меня Алекс категорично. – Нам нужно найти кристаллы раньше, чем их найдут наши хорошие знакомые. Дальше я знаю, как следует поступить.
– Ну, раз ты знаешь, как дальше поступить… – Я безразлично пожала плечами и прищелкнула пальцами, отчего в комнате хрипло заорал старый еще дедовский радиоприемник, перепугав нас до коликов.
Через секунду по коридору раздались торопливые шаги, дверь приоткрылась, и в комнату заглянул отчего-то ужасно довольный Сэм.
– Комарова! На кой ляд каналы переключала?! Хорошо телевизор не сгорел. О, вы починили радио? Оно уже десять лет не включалось.

 

Следующим утром мы решили вернуться в город и начать собственное расследование, а пока нас ждало очередное испытание: ужин в компании трех десятков инфернов.
По случаю приезда Поганкиных вечером все селение собралось в доме наших хозяев, нас с Александром с большими почестями пригласил сам глава семейного клана, которого звали Апполинарий. Своей дородной фигурой и шикарными усами он походил на отца Сэма. На лицо же инферны выглядели весьма одинаково и отличались лишь нюансами белого цвета кожи: от землисто-серого у Наполеонушки, брата Сэма, до воскового у самого мальчишки.
В комнате, заменяющей и гостиную, и спальню для хозяев, накрыли длинный стол. Здесь между большим телевизором и старым диваном, накрытым плюшевым покрывалом с оленем, стояла маленькая пушистая елочка, вероятно, срубленная в ближайшем лесу и украшенная разноцветными шарами и белой ватой, изображавшей снег. Ужин походил на званный прием или на деревенскую свадьбу, где во главе стола сидели мы с Алексом, с весьма дурацким и серьезным видом, мне только фаты не хватало для полноты впечатления. На противоположном конце, утопая в мягком кресле, скукожился дряхлый старик, отец Апполинария, со слуховым аппаратом в ухе и весьма злобным лицом. Он с пристрастием прислушивался к разговорам и шамкал беззубым ртом.
Маленькая девочка, внучка хозяев дома, с белой меловой кожей, неестественно алыми губами и с не менее яркими бантиками в тонких косичках самозабвенно сосала большой палец с черным ноготком. Ее звали Шурочка, и отчего-то Александр ее заинтересовал гораздо меньше, нежели я. Она стояла рядом с моим стулом, едва доставая макушкой до крышки стола, и, не мигая, разглядывала меня кошачьими глазенками. Пока все гости старательно делали вид, что приезд истинных, брызжущих энергией, в селения к энергетическим вампирам в порядке вещей, милый ребенок с любопытством принюхивался к моим порядком вытертым джинсам.
Я смущенно кашлянула и непроизвольно отодвинулась, но детка неожиданно лизнула штанину, как конфетку на палочке, премило сморщилась, а затем раскрыла ротик, продемонстрировав ряд крепких молочных клычков.
– Шурочка… – Я улыбнулась как можно добрее и прикрыла ее рот ладонью, отчего чертенок удивленно моргнул и прикусил мне палец. – Зачем ты так делаешь?
– Господи, детка! – Всплеснула руками ее мамаша, дочь хозяев. – Перестань облизывать тетю!
Ребенок отстранился и проговорил тонюсеньким голосом:
– Тетя пахнет вкусно!
Я обвела стол испуганным взглядом, тут же заметив, как все присутствующие, пожалуй, кроме Поганкиных, глубоко принюхиваются к нам с Алексом, заметно раздувая ноздри.
– Тебе, наверное, показалось, малыш, – сказала я, обращаясь к родителям Шурочки.
– Нет, Машка, – хохотнул Сэм, зажатый между братом Наполеошкой и троюродной сестрой по линии двоюродной тетки, – она хочет тебя куснуть. Дети не понимают, отчего все время голод ощущают.
За свое признание он моментально заработал уничижительный взгляд от госпожи Поганкиной и увесистый подзатыльник от Наполеона.
Под столом я так сильно сжала руку Алекса, что тот вытаращился и прикусил себе язык. Женщина, мамаша Шурочки, поспешно вылезла из-за стола, будто случайно ткнув мужа круглым локтем, и быстро подхватила ребенка на руки. Потом она неловко уселась обратно, бережно пристраивая дочурку на коленях, скорее для того, чтобы малышка больше не вздумала пробовать на вкус мою одежду, ведь так и до несвежих носков недолго добраться.
Чтобы разрядить атмосферу всеобщего озверения, Апполинарий громко хлопнул в ладоши и жизнерадостно предложил:
– Давайте уже за приезд по маленькой!
Через секунду все уже были заняты разливанием горячительного по рюмочкам с золотистой каемочкой. Потом гости на одном дыхании выпили, и понеслось общение на удобоваримой волне всеобщего расположения друг к другу. После четвертой стопки даже Алекс заулыбался, кажется, сразив мамашу Шурочки наповал своим неотразимым обаянием. Молодая женщина, неудачно крашеная блондинка с волосами оттенка апельсиновой корки и страшным дьявольским лицом, подперла ладошкой мягкий двойной подбородок и съедала его черными бездонными глазами.
Расслабившийся Александр, видно, решил казаться «своим парнем» в компании чудовищ и заявил, привлекая внимание:
– Хотите анекдот?
Гости радостно зашумели, старик на другом конце стола недовольно прислушался, хмурясь.
– Анекдот про блондинок! – радостно заявил Алекс.
Я округлила глаза и натянула на лицо вымученную улыбку, призывая приятеля к рассудку. Но все тщетно. Оставалась весьма слабая надежда, что Алекс знает шуточки менее обидные, нежели те, какими он наградил меня намедни.
Пирующие притихли, прислушиваясь и продолжая жевать. Собственно, на столе оставалась нетронутой тарелка с кружочками копченой колбаски и плошка с маринованными помидорами, слишком острыми, чтобы их смели в один момент.
– Летят две блондинки в самолете, – Алекс довольно ухмылялся, – одна другой говорит: «Ой, смотри, у самолета крылья трясутся! Наверное, сейчас отвалятся!», а вторая отвечает: «Дура, он ими машет!»
Надежда лопнула, как мыльный пузырь, но через ошарашенную паузу сидящие за столом дружно загоготали, поразив меня дурным вкусом.
– А вот еще один! – Разошелся Алекс, и я толкнула его ногой под столом, но подвыпившего мужчину было не остановить. – Вопрос на радио: для чего блондинки красят корни волос в черный цвет? Нет, вы понимаете? – Он, как последний идиот, захохотал над собственной шуткой: – Почему блондинки красят корни волос в черный цвет?!
Ответом на его вопрос было оглушительное молчание, потому как все присутствующие женщины хотя бы раз в своей жизни пытались превратить себя в платиновых снегурочек вершиной химической мысли человечества – гидроперитом, но потерпели полное фиаско. Дочь хозяев и вовсе осторожно дотронулась до темной полоски на макушке, у основания желтоватых прядей. Алекс резко заткнулся и даже смущенно кашлянул.
– Сам пошутил, сам и посмеялся, – тихо прокомментировала я. Чувство юмора у красавчика явно хромало на обе ноги и держалось на одном надпиленном костыле.
– Давайте лучше я расскажу анекдот, – предложил Сэм располагающим тоном, пытаясь замять неловкость. Но на него так замахали руками, что становилось понятно – от залетных гостей ничего пристойного больше не ожидали, особенно от их мужской половины.
И коль развлечения исчерпали себя, оставалось только вновь вернуться к еде, но к тому времени на тарелке с колбаской лежал лишь один кусочек, да крохотный помидорчик, оставшийся от целой большой компании, одиноко испускал рассол на дно миски. Видно под остатки картошки даже острые соления оказались весьма съедобными. Полуголодная я вернулась в комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

 

Эти сны – то ли явь, то ли ночные кошмары.
Я стояла в темноте подворотне в незнакомом пальтишке, длинные светлые волосы трепал ледяной ветер. Дрожащие пальцы, сжимавшие крохотную трубочку мобильника, заледенели. Внутри волнами плескалась настоящая паника: номер, который я набирала, не отвечал. Долгие бесконечные гудки без ответа, от которых страх усиливался и множился. Я знала, что где-то бездушный телефон кричит модную песенку, подзывая своего владельца, и ждала. Боялась, но ждала. Ответ прозвучал резко, близко, словно человек стоял у меня за спиной:
– Маша?!
– Данила, что происходит?! – закричала я с надрывом. – Я ничего не понимаю! За мной гонятся! Ко мне приходил Польских, он требовал отдать какие-то камни! Данила, мы поссорились! Боже, он… – Я прижала к губам ладонь, внезапно осознав ужас происходящего. – Кажется, я убила его!
– Где ты? – Он, на другом конце города, отчего-то казался чужим и далеким. Холодок его тона уже проникал внутрь меня и оседал в душе, остужая горящий запал. Я замолчала, чтобы принять единственно верное решение:
– Давай встретимся. Ты сейчас можешь?
– Да, конечно. – Кажется, на какой-то момент его голос осип, дрогнул, лишь подтверждая мои догадки. – У тебя в сумочке лежит мешочек, ты должна его отдать мне.
Я уже поспешно открывала дамскую сумку, в ярости дергая заклинившую молнию. Внутри в потайном кармашке действительно прятался маленький бархатный мешочек с золотым шнурком. В тот момент больше не было страха, только сильная злость – он подкинул мне эту дрянь! Данила, мой Данила, подставил меня, как последний негодяй!
– Хорошо. – Мои слова звучали сухо, почти отчужденно. – На площади, рядом с памятником Пушкину, через час.
– Только не открывай мешочек. Ясно, Маша? Ты меня поняла?
Я глубоко вздохнула и очнулась. Мои сны становились крохотной дверцей, через которую просачивались воспоминания о забытых событиях. Лица не приходили, только образцы, слова и чувства, как будто я заново переживала все то, что случилось.
Я повернулась на другой бок. Кровать была жутко неудобная – мягкая, перина пахла пылью и старостью, подушка же, наоборот, была слишком жесткая, и от этого болело вывернутое плечо.
Алекс сидел на шатком стуле, откинувшись на деревянную спинку. На столе стояла початая бутылка, рядом наполненный стакан. В темноте я украдкой следила за ним, за его медленными плавными движениями, сильно сдобренными алкоголем. Видела его лицо, сейчас замкнутое и даже жесткое, кажущее угрюмой маской чудовища.
– Почему ты каждую ночь смотришь на меня? – Мой голос прозвучал неожиданно и почти кощунственно в неземной тишине.
Алекс вздрогнул, словно я действительно уличила его в страшном преступлении. Его рука, потянувшаяся за стаканом, застыла, потом преувеличенно аккуратно улеглась на колено.
– Давно не спишь? – только и спросил он.
– Достаточно, чтобы понять – ты уже долго смотришь на меня.
Александр не ответил, встал, отчего стул недовольно скрипнул, и стянул с себя свитер. От него пахло вином, душистым мылом и холодом. Он не хотел открывать своего сердца, да и я не нуждалась в его исповеди, ведь ночь была слишком короткой, чтобы дальше задавать вопросы…
Я очнулась рывком, в одно мгновение, оттого что во сне бесконечно падала и… все-таки упала.
Нежность и тайна сумерек растаяли, оставив нас и утро один на один. В комнате было холодно и пахло сухой геранью. Открыв глаза, я увидела рядом с собой обнаженного мужчину, спящего на самом краешке кровати, словно он боялся дотронуться до меня. Неожиданно мне стало ужасно неловко, я отодвинулась к самой стене, ощутив голой спиной холод досок, оклеенных дешевыми обоями. Потом почувствовала буквально паническое желание где-нибудь спрятаться. Почему-то предстать перед Алексом растрепанной и неумытой было стыдно. Прижимая к груди одеяло, я стала аккуратно перелазить через него, горячего и сонного.
– Куда собралась? – он спросил тихо, но очень грозно.
Молча и не споря, я полезла обратно, свернулась клубочком и закрывшись одеялом с головой, а потом почувствовала, как его тяжелая рука обняла меня.
– Нам пора вставать, – жалобно проскулила я, не высовываясь наружу.
– Пора. Попозже будет как раз пора, – пробормотал он неразборчиво, и вдруг я услышала, как он хрюкнул, а потом еще разок, но уже громогласно и раскатисто.
Наверное, по ночам он не спит, чтобы не пугать любовниц страшным храпом.

 

Сэму очень сильно хотелось закурить, буквально до судорог. Но чтобы не делать этого, имелись две веские причины: во-первых, он боялся курить недалеко от отца, даже если тот спал мертвецким сном, а во-вторых, курить в багажнике машины, свернувшись крендельком, было бы страсть как неудобно, – так и угореть недолго.
В багажник александровой машины мальчишка забрался еще ранним утром, уверенный, что когда красавчик с Машей будут уезжать, с собой его не возьмут ни за какие коврижки и обещания. Да и маменька не отпустит, а устроит очередной скандал и в этот раз точно расскажет отцу о дурном пристрастии «младшенького» к табаку, но Сэм просто не мог позволить Маше укатить с этим хлыщом. Вдруг глянцевая рожа ее обидит или, еще хуже, сдаст в Зачистку. Сэм давно понял, что не стоит доверять карателям. Ну, Комарова особенная – чокнутая, ей не доверять – оскорбительно. Так что причин, чтобы забраться в багажник крохотной спортивной машины у Сомерсета было предостаточно.
Как назло этот франт из Зачистки спрятал в багажник запасное колесо, занимавшее места почти столько же, сколько Сэм, какой-то знак с жутко острыми краями и сумку с вещами, внутри которой, похоже, разлился одеколон.
Ненависть мальчишки к городскому пижону росла в геометрической прогрессии. Особенно, когда под коленкой на коврике еще обнаружилась манящая пачка с сигаретами. От долгого лежания в неудобной позе ломило шею, и затекли ноги. От мороза трясло, и Сэм проклял себя самого, Машу, Александра, но чертов багажник, закрывшись, смачно щелкнул замком, когда мальчишка в него залезал, отрезав путь к отступлению.
Наконец, на улице послышались голоса и шаги. Кто-то кружил у машины, переговаривался. Потом в багажник проник голос Александра, вероятно, он обращался к Маше:
– Подожди, документы из машины достану.
Он залез в салон, раздалось шуршание, а через секунду Алекс так хлопнул дверью, что у Сэма зазвенело в ушах.
– Забрал? – Это была Маша. Ее глубокий, тихий и довольно низкий голос пробирал до косточек, кажется, их в Зачистке специально учат говорить вкрадчиво и спокойно, чтобы усыплять бдительность.
– Поехали? – Спросил Алекс, и Сэм моментально расслабился, поблагодарив всевышнего, что тот наградил его сметливым умом и терпением.
Мальчишка ждал, когда друзья усядутся, заведут мотор, и они вместе тронутся навстречу новым приключениям. Но время шло. Минута, две, три, а потом десять… Никто не торопился никуда ехать. Сэму захотелось напомнить чертовым героям, что, в общем-то, пора геройствовать! Потом кто-то прошлепал рядом, зазвенели банки с зимними соленьями, хранившиеся на полке в гараже, и раздался голос тетки:
– Ну чего, уехали эти двое?
– Ухали, – с облегчением ответила мамаша.
У Сэма встали дыбом волосы, едва расчесанные по утру.
Как это уехали?! На чем уехали?!
– Машину здесь оставили, – продолжала ничего не подозревавшая мамаша Поганкина доверительным тоном. – Говорят, слишком приметная, страшно на ней в город возвращаться.
– Электричка через полчаса, – поцокала языком тетка. – Рано вышли, поди, замерзнут на платформе. Слушай, а видела, у крали у этой, какие квадраты на руке? Во тьма! Я едва слюной не захлебнулась, как пахнет паршивка!
– Слушай, а Шурочка не выдержала и лизнула ее! – Вдруг прыснула смехом мадам Поганкина, и в этот момент в багажнике машины, кто-то дико забился, как в приступе.
Две женщины шарахнулись в разные стороны. У тетки из рук выскользнула трехлитровая банка с огурцами и смачно шибанулась о бетонный пол. Маринованные огурчики покатились под машину, в которой бился Сэм. Едко запахло рассолом, а в автомобиле кто-то завыл страшным голосом:
– Выпустите меня отсюда! Слышите, выпустите меня отсюда!!!
Женщины испуганно переглянулись и с диким визгом бросились из гаража на улицу.
На подмогу были собраны сливки общества, которые уже проснулись и не слишком мучались похмельем, все больше в силу своего возраста. Гуськом, после тетки и госпожи Поганкиной, крались: старый дед с не менее старым дробовиком, гордостью его юности. Следом косолапил Наполеон со щербатым топором, потом вышагивала хозяйская дочь, сонная и растрепанная, по совиному хлопая черными глазищами, а завершала процессию Шурочка, укутанная по самый курносый нос, и с лысой разрисованной куклой в руке.
Сэм, ополоумевший от паники и обиды, бился, как птица в клетке, вернее, упырь в багажнике автомобиля: колотил руками и ногами, задыхаясь и чуть не плача.
– Слышите? – Прошептала тетка, остановив отряд добровольцев легким взмахом руки.
Как назло в красивом, словно с обложки журнала, автомобиле все смолкло.
Старый дед почмокал беззубым ртом и прислонил морщинистую ладонь к уху. Николашенька затаил сиплое от переизбытка веса дыхание. Хозяйская дочь три раза хлопнула ресницами. Шурочка сладостно стала грызть ногу куклы, оглядывая взрослых с неуемным детским любопытством.
– Мама!!! – заверещал Сэм, набрав в грудь побольше пыльного воздуха. Но его голос, доносившийся из нутра машины, отчего-то трансформировался в неразборчивый рык.
– Ой, он воет, ирод!!! – вскрикнула истошно хозяйская дочка.
Николашенька с перепугу уронил топор, едва не попав по ноге деду. Тот от неожиданности пальнул дробовиком в воздух и разбил на полке банку с компотом.
Красная жидкость вперемешку со сморщенными ягодами смородины хлынула на крышу авто, заливая лобовое стекло, и по гладкой покатой крыше потекла под капот и багажник.
Сэм, потерявший последнюю надежду и испуганный страшным грохотом, явно от оружейной пальбы, почувствовал, как ему на лицо капает нечто холодное и липкое. Он поднес в темноте руку к глазам и понял – это кровь!
Войны начаться за одно быстротечное утро не могло, значит, нагрянула Зачистка. Он не имел права оставаться в укрытии, пока его семью расстреливают! Сомерсет забился с утроенной силой, оставляя на поверхности багажника отметины и вмятины.
– Слушайте, – прошептала испуганная госпожа Поганкина, следя за появлением новых увечий на отполированной крышке багажника, – что они за зверя туда засунули? Гляньте, как бьется!
Общим советом, решили позвать мужиков. Николашенька, великовозрастное дитя, и старый дед – мужеством не отличались, да и, вообще, мужиками их можно было назвать с большой натяжкой.
Со скандалами, уговорами и обещаниями опохмела подняли господина Поганкина и самого хозяина Апполинария. Мужчины, в одних подштанниках, душегрейках на голое тело и валенках посеменили спотыкливой рысью в гараж, где страшная тварь изнутри уродовала багажник истинных. Женщины, вооружившись кухонными ножами и веником, поспешили за ними.
Сэм стенал в багажнике, поминая своих родных. Он просил прощения у родителей за все причиненные волнения. Извинялся перед Наполеоном за украденные в пятом классе журналы со взрослыми картинками. Умолял деда не злиться, что три года назад спрятал его вставную челюсть, да так и не сказал где именно, уйдя в глухую несознанку, когда оценил размер наказания. Двоюродную сестру просил не обижаться, что называл крашеной образиной, даже у Шурочки, безвинного дитя испросил прощения, просто так, за компанию. Под конец Сэм жалобно заплакал как малый ребенок, размазывая по лицу слезы, и последний раз саданул по тонкой изуродованной крышке, скрывающей его от убийц его семьи.
Вот и остался он один на целом свете, никого больше нет!
– Слушайте, – протянул господин Поганкин, почесав затылок, – вот бесится. Может, они запихнули туда мертвяка? Они как раз на второй день встают!
– А кого из наших убили? – Тетка Сэма тут же цокнула языком, прикидывая, кого из гостей вчера не досчитались, но выходило, что все разошлись по домам на своих ногах, пусть и не твердых.
– Бабушка, а почему мегтвяк кгичит голосом Сомика? – Тихо полюбопытствовала Шурочка у задумавшейся женщины, дергая ее за рукав дубленки.
– Подожди, деточка, – отмахнулась та, бессмысленно таращась на мужчин и по привычке уперев руки в бока. Она лихорадочно рассуждала. Все-таки зятя она не видела часов с одиннадцати вечера, а хмырь из Зачистки как раз в это время куда-то выходил. Она-то на нетрезвую голову подумала, что в уборную на улице. Тут ее, как током шибануло:
– Деточка, что ты сказала?!
Сэм сложил крестом руки на груди и фальшиво затянул песню, которой его учили в детском лагере на юге. Лагерь этот был человеческий, обычный, и, вероятно, очень привилегированный, так что становилось непонятно, как он, простой инферн, смог там очутиться:
«Орленок, орленок, взлети выше солнца,
И степи с высот огляди!
Навеки умолкли веселые хлопцы,
В живых я остался один!»

Допеть он не успел, крышка багажника плавно поднялась, заставив его сморщиться даже в полумраке гаража, и Сэм увидал перекошенное от злости лицо отца:
– Ну, орел, вылетай!
Последний раз мальчишка так быстро бегал только на стометровке, когда сдавал в школе экзамен по физкультуре.
И все-таки он успел на нужную электричку, буквально запрыгнул в последнюю дверь последнего вагона, но лишь потому, что какой-то доброхот в битком набитом тамбуре решил, что шутка удачна и нажал стоп-кран.

 

Нехорошие предчувствия обуяли меня, как только мы с Алексом вышли за ворота гостеприимного хозяйского дома. Все вокруг казалось подозрительным: и тишина на улицах, и безмолвные спящие в позднее утро дома, и даже бродячая собака с грустно свисающими ушами-лопухами, которая очень недобро покосилась в нашу сторону.
От мороза тропинка превратилась в ледяную ленту, и мы крепко схватились за руки, поддерживая друг друга. Между нами с Александром установилось дивное, почти гармоничное молчание, а прошлая ночь оставила после себя чуть горьковатую неловкость.
Через деревню мы вышли к пустынной плохо расчищенной платформе. На низенькой скамеечке под щитом расписания движения поездов зорко, как орел, всматривался в снежную даль железнодорожного полотна черно-белый старичок с клетчатой авоськой в руке и в кроличьей шапке. На нас он не обратил никакого внимания, поэтому я позволила себе расслабиться и даже вымученно улыбнуться приятелю, у которого от холода ярко-красным горели уши.
Поиски мы решили начать с квартиры, где я жила прежде. Когда еще прошлым днем мы строили предположения, куда я могла спрятать камни, Алекс сказал, что после побега я еще раз появилась в родных пенатах. Что искала, осталось загадкой, но каким-то невероятным образом я сумела уйти оттуда раньше, чем нагрянула Зачистка.
Электричка отчего-то не торопилась. Я подошла к самому краю платформы, чтобы посмотреть, не приближается ли опаздывающий поезд, но только увидела коридор из заснеженных деревьев и соседнюю остановку, заполненную серыми фигурами. Сердце снова нехорошо сжалось, я оглянулась на мерзнущего Александра.
– У тебя нет дурного предчувствия? – вернувшись к нему, спросила я.
Тот пожал плечами, пряча руки в карманах:
– Я, вообще, полон дурных предчувствий с тех самых пор, как мы сбежали из города.
В этот самый миг мы увидели троих цыган. Казалось бы, нормальная картина, но среди них не было ни одной тени. Алекс внимательно разглядывал отчаянно хохочущих на приличном расстоянии людей, наряженных бродягами, и все-таки непроизвольно сделал шаг, прикрывая меня собой. Вдалеке, словно зеленая комета со снежным шлейфом, наконец, показался стремительный поезд.
Люди на другом конце платформы как будто притихли, и я буквально почувствовала, как воздух разгоняет огромная белая стена, летящая на нас. Алекс быстро выставил вперед руки, и вот мне в лицо ударила ледяная крошка, я едва успела закрыться. Старичок на лавке даже бровью не повел, только на его шапке выросла снежная горка.
– Кто это?
– Охотники за головами, – процедил Александр.
– Что, правда? – ужаснулась я. А люди уже бежали к нам, и их едва-едва успевала опередить летящая электричка.
Автоматические двери отворились, и Алекс буквально втолкнул меня в накуренный тамбур. Я ввалилась внутрь головой вперед, врезавшись в толпящуюся черно-белую массу. Бесцветный народ недовольно загудел. Александр прыгнул за мной.
– В вагон! – приказал он мне. И я испуганно ринулась в серую густоту.
Голос из динамиков безучастно предупредил, что двери закрываются. Вагон волновался и расступался с большим недовольством, когда мы старались протиснуться через проход к противоположному выходу. Через серые спины в окно я увидела, как по платформе метались разноцветные цыгане и зло зыркали, стараясь разглядеть нас, своих жертв, за черно-белыми одинаковыми лицами теней.
Мне казалось, что, возможно, сейчас нас минула опасность, но какой-то шутник нажал на стоп-кран. Вагон качнуло, все дружно завалились вперед, потом резко выпрямились с общим вдохом. Охотники ворвались в соседний тамбур, тут же устремившись к нам.
– Быстрее, Маша! – скомандовал Алекс, хватая меня за руку и протаскивая дальше сквозь черно-белую массу.
– Что, черт возьми, происходит?! – Взвизгнула высоким голосом полнотелая женщина в рыжей дубленке и перекрыла нам проход сумками.
Где-то в центе толпы нарастал возмущенный гвалт. Отчего-то в позвоночнике неприятно засверлило.
– Пригнись! – крикнула я, с силой утягивая Алекса к полу.
Над нашими головами с невероятной скоростью промелькнула странная штука, похожая на размазанную кляксу с неровными краями и, задев волосы неожиданной фигуристой противницы, распласталась в тонкой обшивке стены, проломив ее. Предмет оказался обычной вязаной шапчонкой.
Пассажиры изумленно таращились на влипший головной убор, загудев с двойной силой. Цыгане уже торжествующе и глумливо скалились, поблескивая золотыми коронками и перстнями, когда их веселое настроение неожиданно изменилось. В вагоне повеяло неприятным холодком, от которого по спине побежали мурашки, и захотелось свернуться в комочек, чтобы спрятаться. Двери рядом с нами разъехались, и мы увидели четверых инфернов в кожаных плащах с весьма устрашающими прическами на головах – длинные волосы стояли прямо перпендикулярно толстым подошвам высоких сапог. Парни выглядели настоящими маньяками и пугали своей бледной восковой кожей и темно-бордовыми, почти черными губами. Молодые инферны щурили желтоватые кошачьи глаза и с видом победителей разглядывали и нас, и троих напрягшихся цыган.
– Это кто? – Прошептала я, хватая Алекса за рукав.
– Э-э-э, охотники? – ответил он вопросом на вопрос, совсем не уверенный в своей правоте.
– Эй, ребятки! – Один из инфернов, кто был самым высоким из квартета, и обладал пронзительным гнусноватым голосом, ткнул пальцем в цыган: – Кажется, вы вагоном ошиблись.
Инферны переглянулись и довольного захохотали, изображая из себя героев низкопробного фильма. В вагоне наступило неожиданное затишье, тени оборачивались то к одной компании, то к другой. Те, в свою очередь, ожидали друг от друга первого шага. Шапка, прилипшая к стене, медленно выскользнула из дыры и шлепнулась на голову пассажира, превратившись в сигнал для дуэли. Кажется, мы с Алексом, как предмет охоты, были уже не так интересны им, по сравнению с междоусобными разборками. Над головами пассажиров скрестились холодная и горячая волна, обдав всех неприятным запахом.
– Пробираемся, – скомандовал Александр, подталкивая меня к заигравшимся инфернам.
– Вы куда? – изумился один.
Без слов я заехала ему каблуком по голени, тот взвыл, отвлекая остальных от поединка. Нам в спины, а инфернам в лицо тут же ударил теплый воздух, мощной волной швырнув в опустевший тамбур. Я упала как раз на длинного, вероятно, из инфернов самого главного, хорошенько ударив его локтем в живот. Парень ойкнул, и как раз в этот момент открылась дверь между вагонами и словно черт из табакерки оттуда выпал Сомерсет Поганкин с большими круглыми глазами и сильно запыхавшийся.
– Ой, мамочка! – Взвизгнул он, найдя нас в весьма плачевном положении и тут же, как будто случайно, наступил «длинному» на голову.
Тот заорал, как взбесившийся кот, сбивая Сэма с ног. Мальчишка рухнул на грязный пол рядом со мной и тихо испуганно заскулил:
– Свои, не тронь!
Инферны совсем осерчали и сделали то, что, наверное, совершают все головорезы, неожиданно попавшие в глупое положение: еще большую глупость. Как один они втянули носами наши незабываемые ароматы сильных истинных и упустили из вида выскочивших из вагона троих помятых противников.
Как раз, когда в тамбуре началась шальная драка с битьем толстых вагонных стекол и пустых вихрастых голов, мы подъехали к очередной остановке и втроем выскочили на платформу, растолкав пытавшихся попасть внутрь вагона черно-белых замороженных теней. Неудачливых охотников в две секунды смяло потоком, но двери закрылись и, к нашему счастью, мы не стали свидетелями окончания веселья.
– Че-е-ерт! – Я в бессилии уселась на заваленную снегом покосившуюся лавчонку. – Что это был за цирк?
– О, нам повезло… – Алекс вытащил изо рта закурившего Сэма сигаретку и глубоко затянулся. – Мы видели простую самодеятельность. Настоящие охотники нас ждут в городе. Кстати, – обратился он к мальчишке, – немедленно на поезд и к родителям! Не хватало еще за тобой следить!
Сэм от неожиданного нападения, к которому оказался совсем не готов, даже открыл рот и быстро задышал морозным паром.
– Чего?
– Ты все прекрасно слышал, – отрезал Алекс. – Сейчас подходит поезд и вали обратно к мамаше Поганкиной. Ты видишь, что происходит?
– Маша? – Мальчишка обернулся ко мне, ища привычной поддержки.
– Он прав, Сэм, – кивнула я.
Как раз в это время с грохотом, в сопровождении снежного бурана к платформе летел очередной поезд.

 

Алина приходила в Даниле Покровскому, когда его мать уезжала на работу, и в маленькой, очень чистой квартирке наступала тяжелая тишина. Алина проскальзывала украдкой, открыв дверь собственным ключом, оставшимся с тех времен, когда они любили друг друга. Она садилась напротив мужчины, держала его теплые руки в своих ледяных ладонях и молчала. Его мать была женщиной доброй и широкой души, но не настолько, чтобы понять сердечную привязанность сына к инферне.
Сознание пока не вернулось к Даниле. Он не узнавал Алину, и вспомнит ли когда-нибудь, оставалось загадкой, которую не смог бы решить даже самый известный доктор. Несколько дней назад ему перекрыли энергию, и он угас за короткие часы, буквально на глазах у девушки. Каждый раз, когда она вспоминала ту страшную ночь, ее пробирала дрожь, и хотелось плакать.
Из Зачистки его привезли в полночь, бледнеющего и теряющего на глазах цвет. Он стоял в прихожей и его ярко-красная куртка, словно в кино, становилась серой. Синие глаза тускнели, превращаясь в потухшие черные угольки. Данила, ее красавец Данила, съехал по стене и сел на пол, горестно опустив голову на колени. Он сказал ей единственную фразу: «Прости, я так и не сумел!», а уже утром он забыл ее имя. Интересно, какой он видел ее, когда стал тенью? Говорят, что инферны пред их взглядом предстают обыкновенными людьми.
Через неделю Данила с трудом узнал свою мать, боявшуюся даже заикнуться, что существует некий потрясающий мир, полный живой целительной силы и энергии, из которого его вытолкнули и закрыли дверь на замок.
Алина, словно автомат, мыла на кухне грязные, оставшиеся после завтрака чашки, и тыльной стороной ладони стирала слезы, текущие по щекам помимо ее воли. Данила мечтал излечить ее от врожденного энергетического вампиризма, он искал средство и, казалось, нашел: камни, способные в один момент превратить любую тень в истинного, а инферна в человека. Он считал, что они могли бы помочь Алине стать просто прекрасной девушкой. Теперь он сам нуждался в этих кристаллах силы, ничуть не меньше нее.
Когда-то они представляли себя Ромео и Джульеттой, как в книге, которую читали вслух однажды ночью. Ведь действительно они бросили вызов заскорузлому, узколобому Истинному миру. Он истинный, представитель Управляющей касты, а она простая инферна – черт по сути, демон во плоти, питающийся чужой энергией. Казалось бы, между ними не было ничего общего, но ведь и в жизни бывают сказки.
Ее сказка превратилась в кошмар.

 

Этот мир принадлежал теням. В этом мире правили серые сумрачные краски: бесцветные пейзажи за широкими окнами вагона, бесцветные тени внутри него. Их окружали блеклые создания, толкавшиеся в узком проходе между рядами сидений. Александр привык к пасмурным улицам, даже в яркий солнечный день заполненным героями черно-белых кинофильмов. Иногда он ловил себя на мысли, что все тени сливались воедино, не имели лица, совершенно одинаковые, как близнецы со старой фотографии. Он всегда чувствовал себя особенным среди миллиардов призраков, населяющих мир.
Алекс не понимал Машу, когда она с ребяческим жаром доказывала ему, истинному в сто первом поколении, что вокруг его мира существует другой, настоящий, с людьми, а не тенями! Людьми со своими судьбами, бедами и радостями. Она говорила, что они имеют право на существование, возможно, гораздо большее, нежели истинные, коих крохотная горстка.
Сейчас Маша прижималась к нему, сдавленная напирающей толпой. Она сжала губы в твердую линию, и на ее живом лице проступало единственное чувство – недоумение.
– О чем ты думаешь? – шепнул он ей на ухо и чуть оттеснил объемную тень, выше него ростом, нависшего над девушкой.
Она помолчала, потом подняла синие, как и у всех истинных глаза, и тихо произнесла:
– Надо же, как легко отказаться от своих слов, когда оказываешься по другую сторону баррикад.
– И на какой стороне тебе больше нравится? – Он улыбнулся, вдруг осознав, что прочитал ее мысли, как раскрытую страницу.
– На той, где безопаснее, – ответила она серьезно и без капли иронии.
Значит, действительно так думала.

 

Дом «с улучшенной планировкой», где я жила раньше, стоял в очень хорошем районе. Рядом тянулся большой парк, где по зиме открыли большой круглосуточный каток. Оттуда день и ночь доносились звуки старых песен, сладких и мелодичных, совсем не похожих на современную музыку.
Я стояла у охраняемой территории и даже не могла припомнить номера собственной квартиры. Ничего знакомого вокруг – высокая решетка забора дышала чем-то чужим и казенным, будочка охраны недовольно скалилась освещенным окошком.
– А как мы внутрь попадем? – Я запрокинула голову, разглядывая окна на самом верху, буквально на чердаке.
Оказалось, что в закрытый наглухо периметр можно попасть через дырку в ограждении. В ту злополучную ночь я выбралась отсюда именно таким образом. Не мудрствуя лукаво, мы как воры проникли во двор, заставленный машинами. Алекс уверенно набрал код, чтобы открыть подъездную дверь, отчего показалось, что он приходил сюда ни раз, ни два, а может и не три.
– Я лично вел твое дело, – просто объяснил он, пропуская меня в подъезд.
Старушка – вахтерша, совершенно мне не знакомая, в зеленой кофте на пуговицах и домашних тапочках вмиг узнала Александра и заулыбалась ему как старому знакомому, демонстрируя белые зубные протезы.
– Снова в ту квартиру? – интимным шепотом спросила она и ткнула пальцем в высокий потолок. В ее словах так и звучало «в ту плохую квартиру».
– Да, – кивнул Алекс, – вот сегодня с помощницей.
Помощница в моем лице никаких эмоций у вахтерши не вызвала.
Единственный раз за все время пред глазами что-то мелькнуло, когда мы ехали в лифте, и Алекс уверенно нажал кнопку этажа на металлической панели. Это было даже не воспоминание, а легких всплеск, называемый дежа-вю. Знакомое действие, уже виденное во сне ли, в другой ли жизни.
Лифт плавно нес нас на верхний этаж. В отполированных стальных стенных панелях, как в зеркале, отражались наши лица и фигуры. Мои торчащие в разные стороны, словно у шкодливого мальчишки, короткие волосы стали отрастать, у макушки пробивались светлые корни, и казалось, что у отражения лысая голова, а черные пряди парят в воздухе. Алекс был выше меня на целую голову, он следил за полоской над дверью, где вспыхивали квадратики с цифрами этажей, спрятав руки в карманы.
По сути кто мы? Чужие люди, которых неожиданно сблизило общее дело, пускай даже такое грязное и загадочное, как наше. Что с нами станет, когда все закончится? Скорее всего, мы разойдемся в разные стороны, позабыв про вчерашнюю ночь. Наверное, это будет правильно, ведь между нами мало общего.
Лифт мелодично звякнул, и двери отворились. Мы вышли в широкий коридор, в мраморных отполированных плитках пола отражался свет, и казалось, что вокруг все блестит и сияет. Даже фикус в углу рядом с лифтом выглядел волшебным.
– Странно, что квартиру не охраняют, – честно призналась я в своих подозрениях.
– Охраняют. – Алекс уверенно отворил дверь на лестницу, пыльную и пахнущую нескончаемой стройкой. – Только мы не будем показываться им на глаза.
Черным ходом оказалась ни много ни мало узкая лестничка, сваренная из тонких железных прутов и спускавшаяся с балкона десятого на балкон девятого этажа. Оттуда по бордюру до окна моей квартиры любезно предлагалось перелезть, держась за пышную грудь полуобнаженной гипсовой дамы, застывшей в призывной позе, и являвшейся плодом несуразной фантазии архитектора.
– А если окно закрыто? – От высоты меня поташнивало, и я всеми силами старалась не смотреть вниз.
До оконного проема, казалось, рукой подать, но для этого нужно было сделать шаг по узкой обледенелой ступеньке над настоящей бездной. Внизу по серой змеистой дороге неслись автомобили, и поблескивала льдом грязная река, закованная в бетон и камень.
– Не закрыто. – Алекс выглядел очень уверенным. – Ты забралась в квартиру последний раз именно таким путем.
– Действительно? – Пронизывающей ветер сыпал в лицо пригоршни колючего снега. – И ты не закрыл окно, когда это обнаружил?
– Не закрыл. – Он долго, с оттяжкой посмотрел на меня, отчего внутри очень подленько и сладенько екнуло.
Я быстро отошла от парапета, а Алекс ловко встал на бордюрчик с фривольными финтифлюшками снизу, схватился за внушительные и щедрые формы каменной дамочки и, толкнув незакрытое окно, встал на подоконник.
– Не бойся, это безопасно. – Мужчина протянул мне руку.
– Ты так думаешь? – От нервного тика у меня задергался глаз.
Ну, с дергающимся глазом я никак не могла перешагивать пропасть под ногами. Это был знак, что я должна остаться на балконе, пусть Алекс сам обыскивает жилище по тридцать третьему разу, глядишь, и найдет что-нибудь.
– Давай быстрее! – Скомандовал он, выходя из себя.
Облизнувшись, я перемахнула через парапет, потом схватилась за ледяную фигуру, припорошенную грязным снегом и, закрыв от вящего ужаса глаза, шагнула.
В следующую секунду, я почувствовала, как нога моя соскальзывает в бесконечно-пустое пространство, а сильная рука Алекса резко хватает меня за шиворот.
– Осторожно! – рявкнул он в сердцах.
Через мгновение с диким грохотом мы влетели в квартиру, хорошенько приложившись об пол. Кажется, от удара у меня захрустели все косточки.
Алекс, грохнувшись, лишь чудом избежал столкновения с окованным бронзой углом низенького столика. После неудачного падения, пальто у него треснуло по шву, и теперь из дыры между лопаток нелепо высовывалась белая подкладка.
– Раньше ты была гораздо смелее. И более ловкая, – добавил он после паузы, болезненно сморщившись.
На его злобный выпад я не обратила внимания. Потерла ушибленную коленку и поднялась.
Вокруг царил настоящий беспорядок. Вероятно, тот, кто проводил обыски, особой деликатностью не отличался. Квартира поражала своими размерами, и очень походила на дом Алекса. Все те же белые блеклые стены, непонятные картины, серый ковер на полу, в углу сохла пальма, понуро опустив крупные листья-опахала. Я прошла по полупустой комнате, подняла перевернутое белое кресло, поправила подушку, на которой темнело кофейное пятно.
С потолка свисала огромная хрустальная люстра с тысячью мелких продолговатых висюлек. Внезапно, словно яркая вспышка мелькнула перед глазами. Когда щелкаешь выключателем, то по стенам и полу разлетаются искрящиеся лучики, и кажется, что купаешься в световом потоке.
Алекс стоял в стороне, скрестив руки на груди, и неотрывно следил за мной, словно ждал знака свыше. Он молчал, боясь спугнуть мои воспоминания. Черт возьми, да я сама боялась их спугнуть!
Уверенно я прошла по широкому коридору в большую спальню. Странное ощущение, я точно знала, что увижу там кровать и зеркальный шкаф, а еще кресло с крохотным плюшевым медведем. У смешной глупой игрушки с заплатами на лапе красовалась надпись: «Я для тебя». Его подарил Данила, лица которого я даже не помнила.
Полторы недели назад я проснулась в не разобранной кровати, одетая, с сильно гудящей, как после хорошей попойки головой, и в совершенно незнакомой кухне лихорадочно искала ярко-красную кружку с зеленым цветком на боку. Я методично и бездумно открывала один за другим шкафчики, осматривала полочки, но не могла найти ничего похожего. Кружка должна была стоять на тумбочке у кровати! Но у Марии Комаровой, незаконно перекрывшей себе цвет, прикроватной тумбочки не было и кружки такой, стоящей у изголовья, тоже. Зато у Марии Комаровой истинной, принадлежавшей к Высшей касте, карателя всемогущей Зачистки, таких имелось аж три. Все они, с засохшим на дне чаем, пылились здесь.
В бессилии я села на постель и прикрыла лицо ладонями. Перед глазами мелькали сумрачные образы, расплывались лица, звучали обрывки разговоров. Словно призраки прошлого, они налетали на меня, окутывали и пугали, но не дарили никаких воспоминаний, только мучения.
И вдруг я совершенно точно поняла, где в этом холодном, чужом доме, полном неясных приведений, устроен тайник.

 

– Они в городе! – На шее у Виталика нервно ходил выпирающий кадык.
Владилена, казалось, восприняла новость равнодушно, только чуть дернула плечами. Очень ловко стерва прятала свои эмоции. Ищейка хоть и боялся ее до дрожи в коленях, но все равно однажды попытался «прочитать», за что и получил энергетическую пощечину, при воспоминаниях о которой до сих пор лицо горело.
– Кто их видел?
Она сжала губы в тонкую линию с чуть размазавшейся в уголке алой помадой, и в ее глазах мелькнуло нечто такое, отчего у Виталика зашевелились на затылке волосы. Просторный кабинет, пахнущий кожаной мелью и терпкими духами хозяйки, показался ему крошечной клеткой с разъяренной тигрицей.
– Их не видели. – Он с трудом выплевывал слова, спрятав трясущиеся руки за спину. – Видели инферна рядом с бывшим домом Комаровой.
Владилена почувствовала, как тщательно сдерживаемый густой поток злобы и брани был готов вырваться наружу. Едва владея собой, она тихо и очень медленно произнесла:
– Квартиру проверили?
У ищейки по бледному лицу пошли красные нездоровые пятна, а глаза от страха стали темно-синими, почти черными.
– А почему медлите?
Через мгновение Виталик выскочил из кабинета, даже не закрыв за собой дверь. В проеме Владилена увидела огромную приемную, заполненную служащими, ожидающими аудиенции, суетящуюся секретаря Леночку в неприлично облегающих брюках, вытертый ковролин, дешевую картину на стене с аляповатым оранжевым цветком. Громко, что услышали и вздрогнули все, Владилена щелкнула пальцами, и дверь захлопнулась с оглушительным грохотом, даже посыпалась побелка.
Леночка, прижав к груди папки, недоуменно разглядывала потолок, а все остальные поспешно высыпали в коридор, будто спасались бегством от бури, уже не помышляя о встрече с главой Зачистки.

 

Я быстро прошла мимо Алекса, и тот с интересом проводил меня взглядом, потом, любопытствуя, все-таки последовал за мной. Осторожно отодвинув валявшийся на полу разломанный стул, я открыла дверь в ванную комнату и включила свет, едва не заорав от страха, так ярко вместе с ним в сознании вспыхнул почти забытый кошмарный сон. Именно перед огромным зеркалом этой ванной я стояла с маникюрными ножницами в руках и методично стригла только что покрашенные в черный цвет длинные волосы. Стоило признать, что парикмахер из меня оказался никудышный.
Стояк, где, как я подозревала, находился очередной тайник, прикрывался аккуратной пластиковой панелью, красиво гармонировавшей с бежевым кафелем. Все, как в лучших домах: ремонт, дорогая мебель, большие деньги в банковской ячейке, – видно, неплохо я жила, стирая невинных людей.
За заслонкой, в темноту тянулись бесконечные трубы. Я смело засунула руку в пыльную пустоту, выискивая спрятанную полочку, и, оцарапавшись, сморщилась от боли.
– Ты что делаешь? – Наконец поинтересовался Алекс, возможно, подозревая меня в помутнении рассудка от нервного напряжения.
Я нащупала маленькую нишу высоко у себя над головой и осторожно вытянула оттуда пластиковый пакет, точно такой же, как тот, что нашла в съемной квартире несколько дней назад.
Алекс округлил глаза и уважительно присвистнул. Я поспешно развернула сверток, вытащив пачку тысячерублевок, перетянутую тонкой розовой резинкой. Моему разочарованию не было предела, и оно очень живописно отразилось на лице.
– Похоже, я совсем не доверяла кредитным картам. – Словно извиняясь, я продемонстрировала Алексу находку.
– Ты настоящий куркуль, Комарова, – хохотнул он. – Не удивлюсь, если ты рубины в матрас зашиваешь!
– Ага, в стулья! Наверное, поэтому твоя Зачистка всю мебель здесь переломала! – Обозлилась я, хлопнув купюрами по ладони. И вдруг почувствовала в самой середке мягкой пачки плотный твердый прямоугольник. Им оказалась белая без каких-либо надписей карточка.
– Что это? – Голова совсем пошла кругом.
В общем, загадки загадывать я оказалась мастерица. То ячейку зашифрую черт знает каким словом, то в деньги бесполезную вещь запихну.
– Это ключ, – вдруг подсказал Алекс. Он взял карточку из моих рук, внимательно разглядывая ее, потом вдруг поспешно полез в карман пальто и вытащил точно такую же. – В Зачистке мы используем магнитные ключи для дверей. Наконец, поставили новую систему охраны, – он вдруг запнулся. – Такие ключи только у руководства.
– Не от твоего кабинета? – на всякий случай поинтересовалась я.
Вдруг я, еще находясь при памяти и кристально чистой репутации, хотела забраться в кабинет начальства, чтобы совершить какую-нибудь характерную глупость? Ну так, для развлечения. Может, мне не хватало в жизни приключений и романтики. К примеру, я решила слухи, что мы с Алексом любовники, превратить в реальность?
Он задумчиво покачал головой, и тут мы услышали, как с громко щелкнул замок, и открылась входная дверь. В один момент меня охватила внезапная паника. Я испуганно посмотрела на Александра, а тот прижал палец к губам, призывая к спокойствию.
В холле раздались тяжелые шаги, словно кто-то крался. Мы застыли на месте, боясь пошевелиться. Александр осторожно выглянул в коридор, потом махнул мне, чтобы поторапливалась. Синие квадраты загорелись особенно ярко и резко. Пальцы мужчины сжались в кулак, даже побелели костяшки. Я ступала тихо, как мышка, на цыпочках, чтобы, ни дай бог, ни цокнуть каблуками. В моем доме, больше похожем на пустую операционную или художественную галерею, звуки разносились с громкостью горного эха.
Но если не везет, то точно во всем и сразу. Мы добрались до гостиной ровно в тот же момент, что и наш неожиданный гость, оказавшийся здоровяком с гнусным лицом, сплющенным носом и пустыми синими глазами, не выражавшими ни капли рассудка.
Он, не задумываясь и не медля, без слов и предупреждений щелкнул пальцами, и к потолку подлетела вся поломанная мебель, что находилась в комнате. Диваны и кресла, щепки стульев и единственно уцелевший после набегов дознавателей антикварный столик. В следующее мгновение все это, парящее в воздухе, ринулось в нашу сторону. Я не поняла, кто именно, я или Алекс, вскинув руки, сумел заблокировать удар. Мебель в мгновение с диким грохотом рассыпалась в мелкую пудру, покрыв, словно мукой, и комнату, и нас.
Мы кинулись к выходу, пока мужчина зашелся кашлем. У меня слезились глаза, и от пыли перехватывало дыхание. Здоровяк не растерялся, стараясь остановить нас, и в спину мне ударила обжигающая волна, сбивая с ног. Я заслонилась рукой. Натренированное за годы работы тело, будто само помнило то, что забыла голова. Наши с Алексом движения были на уровне рефлексов, вдолбленных в подкорку тысячами повторений в учебных заведениях для истинных.
Я выпестовала ладонь и вдруг почувствовала, как воздух, словно тяжелый бильярдный шар, отталкивается от нее. Прекрасная люстра, состоявшая из тысячи тонких хрустальных висюлек, разлетелась вдребезги, сорвавшись с потолка, и накрыв собой мощную фигуру карателя. Я только услышала испуганный болезненный всхлип, и вот человек уже лежит, погребенный под расколотой прозрачной массой.
– Господи! – Липкий ужас, подобный тому, что я испытала в банке, накрыл меня с головой. К горлу подступил тошнотворный комок. Глядя на ноги, нелепо торчащие из-под стеклянной горы, я почувствовала рвотный позыв и прижала руку к губам.
– Уходим! – Алекс грубо схватил меня за шкирку и потащил вон.
Он осторожно прикрыл за собой дверь, словно внутри квартиры ничего не произошло. Я накинула на голову капюшон, Алекс поднял к подбородку ворот пальто. Низко опустив головы, мы шли по бесконечному коридору, выложенному керамическими плитками, лифтам.
С переливчатым звоночком, двери разъехались, пропуская нас внутрь кабины. Как раз в тот момент, когда они закрывались, из противоположного лифта выскочили трое. Заметили ли они нас, выяснять не хотелось.
Лифт медленно, словно издеваясь, спускал нас в подземный гараж, размещавшийся на нулевом уровне, где царил холод и гуляли сквозняки. Огромное помещение с толстыми столбами-подпорками едва освещалось. Стоянка, за исключением нескольких машин, почти пустовала.
Алекс, не задумываясь, направился к черному зловещему внедорожнику. Автомобиль казался настолько огромным, что буквально подавлял собой, напоминая старые фильмы об американских гангстерах. Мужчина достал из кармана ключи, пискнула отключенная сигнализация, недовольно моргнули фары.
– О, я помню, эту машину! – Вдруг поняла я, сопоставив преследовавший меня образ и увиденный автомобиль.
Тошнотворный комок по-прежнему стоял в горле, и очень хотелось говорить, буквально не затыкаться, лишь бы не думать о мертвом теле, оставшемся там, наверху, под обломками люстры. Может, я и убивала раньше? Не помнила, не знала. Наплевать. В любой момент это отвратительно. Очень хотелось разреветься.
– Твоя, – доверительно улыбнулся Алекс. – Я ключи и документы искал, пока ты шарахалась по квартире вся такая загадочная.
Он был нарочито грубым и, казалось, понимал мое плачевное состояние. Хочешь говорить о машине? Будем говорить о машине. О чем угодно, лишь бы ты, Маша, не разрыдалась и не забилась в истерике.
Он забрался в автомобиль, внутри оказавшийся еще более внушительным, чем снаружи.
– Я умею водить? – Я удобно разместилась на пассажирском сиденье, с наслаждением вытянув ноги.
Салон пах дорогой кожей и ванильным освежителем, как у Эдика. Нет, это точно моя машина. Я просто не могла бы ездить на лупоглазой малолитражке. Словно в насмешку перед глазами мелькнула занимательная картинка. Белый от бешенства Алекс орал, как наскипидаренный, и тыкал пальцев в помятую дверцу красного спортивного автомобиля. У замечательной машинки, еще три минуты назад походившей на игрушку, на разноцветных проводах безобразно свешивалась разбитая фара, вокруг на полу валялась стеклянная крошка от разбитого окна, круглый бампер превратился в смятую лепешку, а рядом довольно и сыто урчало мое черное чудовище, не заработавшее ни царапинки.
– Ты, Маша, – Алекс аккуратно выруливал к автоматическим воротам, – водишь так, что хуже только танцуешь. Ты не помнишь, наверное, но, поверь, я однажды видел тебя танцующей – незабываемое зрелище. – Он многозначительно улыбнулся. Отпали всякие сомнения – он без стеснения издевался надо мной, наверное, мстил за разбитый автомобиль. – Была бы маленькая машина, давно бы покалечилась. А в твоем случае… – Алекс нажал кнопку на крохотном пульте, и двери гаража стали медленно подниматься. – …полгода машине, десять дней в ремонте, и как новенькая.
– Алекс, – я цокнула языком, – если кто-нибудь скажет тебе, что ты умеешь делать комплименты женщинам, то плюнь тому в лицо! – И, помолчав, добавила: – Я прошу прощения, что тогда задела тебя бампером.
– О, значит, кое-что ты все-таки помнишь? – обрадовался он. – В тот раз ты забыла извиниться, как и в предыдущий в общем-то.
Мы выехали на улицу. Хмурый дневной свет на одно мгновение ослепил.
– Это было не однажды?
– Трижды. – Алекс набрал скорость.
Неожиданно мы поняли, что во дворе очень много яркого, цветного народу. Слишком для одного жилого дома. Судя по всему, ждать, пока внимательный охранник откроет нам решетку ворот, Александр не собирался. Кто-то бежал нам наперерез, желая остановить. Кто-то кинулся вслед, очевидно, надеясь догнать.
– Трижды ты разбивала мне машину! Я только из сервиса заберу, а тут ты на своем огромном ишаке размеренно так вкатываешь на стоянку… – Будочка охранника и наглухо закрытый выезд неуклонно приближались. Лицо Александра оставалось непроницаемым, я не выдержала, поспешно пристегнулась ремнем безопасности и даже успела его подтянуть.
С грохотом ворота сорвались с петель, я закрыла лицо руками, и мы невредимые выскочили на пустую дорогу. Черный автомобиль ревел, радостный, что о нем, наконец, вспомнили.

 

Он специально остановился на перекрестке, чтобы проезжающие мимо беглецы увидели бы пассажиров в салоне автомобиля. Инферн на заднем сиденье едва дышал, аркан на его шее, вероятно, сильно сдавливал шею. Мальчишка боялся пошевелиться, чтобы случайно не натянуть невидимые нитки, впивающиеся в кожу острыми иголками. Его бледное восковое лицо, словно скопированное из фильма ужасов, приобрело неприятный синюшный оттенок. Виталика уже начинало мутить от одного полумертвого вида вампира. Он изредка поглядывал в зеркальце заднего вида, проверяя, не окочурился ли тот.
Ищейка нервно курил, с шумом выдувая дым в щелочку приоткрытого окошка. Он долго ждал, но ожидание – самая малая цена, которую он приготовился отдать, чтобы Мария Комарова сама пришла к нему.
Вот на дороге показался огромный черный внедорожник со знакомым номером. Вероятно, его пассажиры легко ушли от погони. Виталик, вдруг вспомнил, как Маша Комарова летала по узким центральным улицам на устрашающей машине. Кто ж девчонке водительское удостоверение продал? Со своим антиталантом вождения, сама она бы никогда права не получила.
В нужный момент Виталик моргнул фарами, привлекая внимание водителя и его попутчицы. Маша резко повернула голову и поменялась в лице, узнав и Виталика, и полумертвого инферна на заднем сиденье.
Дело сделано. Осталось только ждать.
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6