Работа не ладилась. Наполовину прорисованный концепт фирменного стиля казался до скрежета зубовного убогим, хотя еще накануне выглядел строго и элегантно. На мольберте тосковал загрунтованный холст, чуть тронутый кистью.

За окном висела мутная дождевая пелена, даже дымка нежной зелени потускнела. Бывают и весной муторные дни когда над городом висят серые тучи, все мокро и уныло.

Андрей маялся, тоскливо глядя за окно. Мысли тоже были унылые, противные, какие-то раскисшие, как грязь под ногами.

«…Если скажут, что я чокнутый, я и спорить не стану. Пусть лучше считают чокнутым, чем трусом. А я трус. И чокнутый тоже. А чокнутый – потому что боюсь не того, чего надо. То ли пугаться не успеваю, то ли просто не представляю всех последствий, чтобы бояться заранее. Потому и вляпываюсь.

А снов я боюсь. Боюсь невероятных совпадений, кровавых закатов, солнечных затмений и осени. Еще я боюсь сойти с ума. И по-настоящему страшных романов ужасов. Не какого-нибудь Брэма Стокера или Стивена Кинга, а, к примеру, «Голема» Густава Майринка. Или Эдгара По. Или Акутагаву. Или Брэдбери. Вот там ужас, настоящий, не выдуманный. Как с тем лимузином… Или пустым Викиным домом…»

Не самые приятные мысли, но другие Андрею в голову не шли. Он вытащил из шкафа книжку в потускневшем коричневом переплете и завалился в кресло. Булгаков – самое подходящее чтение для сумрачного и тревожного настроения.

Когда полураздетый Иванушка Бездомный ввалился в ресторан у Грибоедова, раздался трезвон в дверь. Андрей заложил страницу пальцем и пошел открывать.

– Кто там?

Остроумные приятели обычно отвечали, что почтальон Печкин, медведь к сове в гости или еще что-нибудь в стиле старшей группы детского сада. Однако сей клиент был неподражаем – он рявкнул во всю глотку:

– Дурак!

– Очень приятно, – сказал Андрей и посмотрел в глазок. На площадке стоял мужик, прилично одетый и неприлично злой.

– Ты, мля, своей тарахтелкой меня запер! А ну давай уводи свою инвалидку, пока я ее не разбил к чертовой матери.

Андреи мысленно перевел на русский эту странную тираду и открыл дверь.

– У меня нет тачки, братан, – ответил он на понятном вторженцу языке.

– Да не гони! Давай уводи, на хрен, освободи дорогу. Мне в аэропорт надо!

Понятно. Андрей вздохнул, понимая, что с кармой бороться бесполезно. Значит, суждено пройтись под занудным дождем к неведомой «Оке» с непонятливым гостем на пару. Андрей обулся, накинул куртку.

– Ну пойдем.

В торце дома, за недавно поставленной решетчатой оградой, стоял «опель». Выезд к воротам перекрывала заляпанная грязью раздолбанная «Ока».

– Н-да. Давайте-ка ее откатим, что ли.

Владелец «опеля» удивленно воззрился на Андрея:

– Так что, не твоя?

– Я же говорил – нет у меня тачки. Да и вообще она не из этого дома, – сказал Андрей. – Вы ведь тоже из нового, не из нашего?

– Ну да. – Мужик поскреб намечавшуюся лысину. – И что делать-то, а?

– Откатывать, что ж еще.

Совместными усилиями «Оку» откатили в сторону. Мужик пожал Андрею руку, извинился: «Понимаешь, жена с сыном прилетают, встречать еду… Ты уж не обижайся, а?» – бросил мокрый плащ на заднее сиденье и вырулил со двора Андрей посмотрел ему вслед и подошел к «Оке». У той на переднем номере значилось непонятное «УК БП», заднего вообще не было. Под передним стеклом на панели лежала картонная табличка с цифрами «78». Видимо, из-за нее-то и ломился в квартиру осатаневший автовладелец.

Не успел он вернуться в комнату и устроиться в кресле, как в дверь снова затрезвонили, на этот раз как-то деликатно – мол, с визитом. Андрей чертыхнулся, отложил Булгакова и пошел открывать, на сей раз предварительно посмотрев в глазок. За дверью стоял приятный такой мужичок лет сорока, весьма цивильно одетый и даже в шляпе.

– Кто там? – гнусавым старческим голосом спросил Андрей. – Ходют тут всякие, а потом ложки серебряные пропадают…

– Откройте, пожалуйста, Андрей Дмитриевич, – невозмутимо сказал визитер.

– А зачем? Говорите так.

Визитер вздохнул, порылся во внутреннем кармане и приложил к глазку так, чтобы видно было, удостоверение. ФСБ, значит? Андрей разозлился.

– Без официальной повестки никуда не пойду. Гуд-бай.

Замков в двери было штуки четыре – наследство тети Поли, которая страшно боялась воров, и дверь монументальная, без гранаты не своротишь. Так что Андрей стал демонстративно все эти замки закрывать, а под конец еще и заложил дверную цепочку, которая вполне могла удержать здоровенного кобеля.

Выглянул в глазок. На площадке никого не было.

Андрей вернулся в кресло, но за окном стало совсем темно от сливовеющих туч, пришлось вставать и включать свет. В желтоватом теплом свете тепло замерцал кубок в зеркальной горке. Андрею нравилось смотреть на него. Натюрморт с кубком и розой висел на стене, прямо напротив, как сказочное отражение.

Заварив чай, Андрей снова уселся в кресло и положил книгу на колени. Но чтение не шло, голова была занята другим. Странные были сегодня визиты. Непонятные. И еще противное ощущение какой-то слежки. Да кому и зачем за ним следить? А Вика боится преследования… Может, это не его преследуют, а ее ищут? Проследили досюда? Гость вроде был не призрачный. На звонок жал. Но ведь Вика тоже позвонила! Или нет? Андрей не помнил.

Он смотрел в пространство, размышляя о странных людях и странных событиях. Под пальцами шелестели страницы книги.

– Начну-ка я сначала, – сказал он, обращаясь к неувядающей темной розе, что стояла на подзеркальнике в узкой бутылке густо-синего стекла. И стал собираться.

Когда Андрей справился со всеми замками и открыл дверь, под ноги ему спланировал сложенный вчетверо листок. Видимо, фээсбэшник оставил. Андрей развернул бумажку и достал визитку. На простой белой глянцевой карточке значились имя, фамилия и два телефона. Та-ак, подумал он и выкинул визитку в урну у подъезда.

Было довольно холодно, небо облегли по-осеннему плотные тучи, в воздухе стояла промозглая сырость. Андрей сунул руки в карманы и пошел по Остоженке от моста через кольцо к центру. Вот ведь черт знает что такое этот храм Христа Спасителя. Символ национального духа уж точно. Приземистый, тяжеловесный, раззолоченный. Эх, вот имел бы он пропорции киевской Софии! Так нет, он кубический. Раньше Андрея всегда раздражала дырка в панораме, которая здесь зияла. И дурацкий бассейн. И теперь ему было не очень понятно – с одной стороны, дырка закрыта, пустота заполнена, а с другой – не нравился этот самовар. Ну да бог с ним.

Андрей свернул к памятнику. Это был обманный памятник. Андрей много раз видел его и так, и в изображениях – бородатый мужик в сюртуке стоит на низком гранитном постаменте, но в памяти почему-то виделся высокий красный гранитный валун, над которым, как над кафедрой, нависает некто мощный, с бородищей по пояс. Кропоткин, наверное, – ну кому еще может быть памятник на Кропоткинской площади, возле метро «Кропоткинская»? Ан нет, на самом деле стоит там Фридрих Энгельс. И логика этого непостижима простому уму. Андрей привычно удостоверился, что Фридрих со своего места никуда не делся, и перешел через улицу. Именно этим путем он шел тогда за Черным Принцем. Вот и та церковь. Запустение и одичание. Дверь на запоре. И никого. А кого он думал тут найти?

Андрей походил вокруг и заглянул из любопытства в запущенный дворик, заваленный всяким мусором, на который выходил полуобрушившийся угол дома. Совершенно постмодернистское зрелище, как в «Сталкере». Здесь бы снимать фильмы о мире после катастрофы.

И только он об этом подумал, как послышался нехороший шум. Что-то ворочалось за слепыми окнами, нечто ждавшее до поры там во тьме. Андрей метнулся обратно к калитке, через которую вошел, но она оказалась туго затянута толстенной паутиной. Двор должен быть проходным, рассудил он и бросился в другую сторону. Точно – там была арка в обветшалом кирпичном заборе, но арку затягивала какая-то мерцающая пленка. Она густела, наливалась фактурой, затем вздулась пузырем, и из пузыря вышел персонаж фантастического фильма. Здоровенный мужик, запакованный в матово-черные латы, гибрид тех, в которых разгуливали персонажи «Звездных войн» и «Экскалибура». Из-под шлема виднелась физиономия, достойная «Терминатора». Руки у этого чудища были толщины невообразимой – явно под пластинами лат прятались какие-нибудь многозарядные многоствольные гранатометы или, того хуже, бластеры. Точно такая же пленка вздулась на проемах дверей и в провале стены, и в заброшенный дворик шагнуло штук шесть таких же «терминаторов», различающихся в деталях. По какой-то дикой и несуразной непонятно чьей прихоти все были при мечах.

Андрей затравленно огляделся и отскочил к стене. Главный «терминатор» – на нем доспехи были украшены золотыми змеями – остановился шагах в пяти от Андрея и проговорил металлическим голосом:

– Следуйте за нами.

Забрала на их шлемах – с какой-то сложной оптической системой – напомнили Андрею роботов из старого детского фильма «Отроки во Вселенной», и ему вдруг стало смешно.

– Можно задать вопрос? – спросил он. Ответа дожидаться не стал: фактор внезапности вещь мощная. – «А» и «Б» сидели на трубе. «А» упало, «Б» пропало. Кто остался на трубе? – выпалил он.

«Уж не убью, так поразвлекаюсь напоследок».

Однако «терминаторы» замерли как вкопанные. Черт его знает – думали они или ждали приказа, но, как оказалось, Андрей выиграл жизненно важные секунды. Потому что раздался громкий рык и посреди двора материализовался Армагеддон собственной персоной, больше, правда, похожий на собаку Баскервилей – глаза у него были что плошки и горели белым огнем, в пасти сверкали жуткие клыки, а тело покрывала кольчужная сетка, как у боевых псов древности. Андрей оцепенел, а это чудище рявкнуло на грани инфразвука, так что «терминаторов» снесло. Тут же раздался пронзительный свист, от которого в глазах запрыгали зеленые искры, а уши заложило. С минуту примерно он ничего не видел и не слышал, кроме зеленых искр и ватной тишины. Когда же это прошло, он обнаружил, что «терминаторов» нет и в помине, а рядом стоит похмелевидный мужик с лохматым ньюфом. На пузе у Похмелеона болтался блестящий свисток странной формы, который он быстренько спрятал под обтерханный свитер.

– Как я их, а? – самодовольно спросил он и залихватски подмигнул.

– А… кто это был? – выдавил Андрей. – Что это было?

– То были пузыри земли! – патетически процитировал Похмелеон. – Ну-с, и что вы тут изволили делать, молодой человек, а?

– Вас искал. Послушайте, мне нужно с вами поговорить…

– Поговорить? – задумался он. – Ну так чего ж мы медлим? Идемте!

И пошел. Андрей как привязанный двинулся за ним. Шествие замыкал пес. Шли вроде совсем недолго и через пару-тройку поворотов очутились на углу какого-то скверика. Или не скверика – дождь удивительным образом скрадывал очертания города.

– Так в чем дело? – поправив очки на носу, вопросил мужичонка, в этот момент удивительно похожий на чеховского интеллигента. Правда, малость поддатого.

– Помните, мы с вами встречались уже? Здесь, осенью. Вот после этого все и началось. Странности всякие. Например, черный лимузин…

– С этого места подробнее, пожалуйста. – Мужик уселся прямо на мокрую скамейку, раскрыл над собой зонтик и закинул ногу за ногу. Пригласил жестом Андрея подсесть. Зонтик оказался невероятно широким и укрыл от тонкой мороси обоих.

Андрей начал рассказывать, сначала осторожно и только про сам пластичный ЗИМ, протискивающийся в дыру в заборе, потом пришлось объяснить про Витькин «женский Шаолинь», а заодно про Лану, от которой так и не было ни звонка, ни письма, про неувядающую розу, натюрморт, Черного Принца в зеркале и, наконец, про сегодняшнего визитера. Только о Вике не было сказано ни слова.

Рассказывая, Андрей искоса посматривал на Похмелеона и удивлялся. Это был не Похмелеон, а какой-то городской хамелеон. Лицедей. Перед ним восседал не похмельный люмпен, а вполне пристойного вида невысокий крепкий мужик лет сорока с небольшим, с самым обыкновенным лицом. Обычный средний неприметный горожанин. Выгуливает собаку. Когда и как он успел так незаметно измениться – Андрей понятия не имел, да и задумываться не стал.

Только очки оставались прежними – видавшими виды и какими-то… наглыми.

Армагеддон ошивался поблизости.

Хамелеон-Похмелеон слушал внимательно, не перебивая, только иногда задавал наводящие вопросы.

– И что теперь? – агрессивно спросил Андрей, когда рассказ подошел к концу.

– Ну, например, не ходить к той церкви. Заброшенные церкви – приманка для нечисти, знаете такое народное поверье?

– Знаю. Но надо же мне было как-то вас найти. Похмелеон усмехнулся и сунул руки в карманы. «Еще бы кепку – и такой типаж будет», – невольно подумал Андрей.

– А вы ищите меня вот по этому телефончику, – заговорщически подмигнул Похмелеон-хамелеон. – 456-894-814. Помните, были раньше телефоны с буквами?

– У тети Поли остался старый аппарат, там буквы вокруг циферблата… – припомнил Андрей.

– «Где зигзаг». Запомнили?

– Д-да…

– А пароль у нас будет… – Похмелеон прищурил один глаз и забормотал: – Луна во втором доме… Овен на исходе… Марс в Скорпионе… Вы же в ноябре родились?

– Да…

– Значит, в Скорпионе… ага. Пароль у нас будет… – Похмелеон набрал в легкие воздуху и выдал единым зарядом: – Елдыбраккаунт!

Строго посмотрел на оторопевшего Андрея и добавил:

– А отзыв – байгапосудаогдылма. – Не дожидаясь ответа, закрыл зонтик, и стало понятно, что сквозь щель в тучах пробивается красное закатное солнце. Дождь прекратился. – Эй, Армагеддоша, мон ами, пошли!

Свистнул и пошел прочь – невзрачный обтерханный работяга с бутылкой под полой облезлой куртки, а за ним потрусил, помахивая хвостом, лохматый ньюф.

«Метаморфозы!» – подумал Андрей и огляделся. И чуть не ахнул.

Он стоял в скверике рядом с бывшей партшколой, что на Миуссах, возле метро «Новослободская». Где «Кропоткинская» и «Боровицкая» – и где «Новослободская»?

«Стоп, – подумал Андрей. А если с Чистопрудного на Китай-город можно точно так же?» Как на рисунках из серии «Сквозные дыры». Он сделал шаг назад. Точно, ощущение такое же, как на том самом месте Чистопрудного – как будто открывается невидимая перспектива.

Андрей еще потоптался там, потом пошел к метро. Миновал сумрачный комплекс бывшей партшколы, а ныне Российского гуманитарного государственного университета – то еще зданьице. Поговаривают, что под ним, как под Большим Универом, полно подземных ходов.

И поехал домой…

– А ты была наверху или внизу? – спрашивала Анастасия. Лана снова снилась ей.

– Да, конечно. Я же подписала договор, – со злой горечью сказала она. – Дура я. Дура. Какого черта я пошла в это самое «Откровение»?

– Да, вот почему?

– Могла и в церковь. Да, понимаешь, там эти бабки… они как бесы. Все придираются, то не так, это не эдак, и туда не ступи, и кланяешься не так… Я же с Богом пришла говорить, а не с ними. А девушки из «Откровения» такие добрые, все понимают. Нет, тут поздно.

– Так что наверху?

Лана помолчала.

– Там. Там-там-там… Кровавые Гэбисты там. И командует ими Лаврентий. А иногда приходит Железный. И не спрашивай, я не знаю, откуда они взялись и чего им надо. Я не знаю! Но так есть.

Анастасия тупо воззрилась на Лану.

– Но этого же не может быть! Они не могут быть настоящими! Они же умерли, давно умерли! И их время ушло!

– Ну да. Пока ты с ними не подписала договора, они для тебя не настоящие. А вот подпишешь – попадешь в их власть. И вот тогда они тобой воспользуются на всю катушку. Мы-то живые. Настоящие. Нашими руками можно делать то, чего они хотят.

– И… ты?

– Да, и я. Я не могу не подчиняться. Наверное, это было бы даже приятно, если бы я уговорила себя считать все, что со мной происходит, прекрасным и правильным. Не выходит. Не выходит… – Она посмотрела на Анастасию огромными черными глазами. – Возможно, я сумею помочь тебе сбежать. Возможно, ты сумеешь помочь мне.

Анастасия не могла поверить.

– Господи, но почему тогда они не взялись за меня давно? Чего я тут делаю?

– Может, скоро возьмутся. У тебя дочка? Вот крючочек номер раз. За него и будут дергать…

Анастасия обхватила себя руками. Жар ударил в голову, в глазах заплясали искры. Дурища, как не додумалась…

– Меня вот держат здоровьем мамы, – добавила Лана.

– Что делать… а? – Анастасия схватила Лану за руку.

– Попробуй присниться дочке. Если сможешь. Ты ведь уже снилась тому человеку?

Анастасия покачала головой:

– Мне мешает какая-то тетка в красном…

Лана тревожно посмотрела на нее:

– Тогда даже не пытайся. Бежать надо. Скорее. Если ты пообещаешь, что поможешь моей маме…

– Да-да! Как отсюда выбраться?

– Я буду думать. Башня – странное место. Когда я сюда приехала, мне показалось, что она пуста. Что тут никого никогда не было. И в то же время в башне полно народу… Потом я была и внизу, и наверху. Мне все время кажется, что здесь что-то не так с пространством. И этажей куда больше, и коридоры куда длиннее…

– Лана, ты можешь провести меня туда во сне?

Лана молча кивнула.

– Только не забывай – по снам хожу не я одна.

– Ты ведь разбудишь меня, если что?

Лана улыбнулась. Впервые.

– Попробую.

Лану наяву она увидела мельком, когда возвращалась в свои комнаты после утомительнейшего, непонятного и потому очень раздражавшего ее эксперимента. Одна польза – она увидела людей «снизу». Это были двое мужчин и девушка, на груди – значки с зеленой на оранжевом змеиной «плетенкой» «Откровения». Одеты по-разному, но все странно погружены в себя, словно прислушиваются к чему-то и смотрят насквозь. Девушка была очень бледна, красива, удивительно похожа на анимэшных вампирских дам. Темные очки дополняли образ. Мужчины ничем особым не отличались. Разве что были как-то совсем незаметны. Встретишь раз – потом и не узнаешь. Девушка читала какие-то стихи, полные черной ночи, крови, красоты, страданий, полета, серебра и желанной боли. Голос ее тихо звенел, как колокольчики Аида.

От Анастасии требовалось опять нечто непонятное. Нужно было постараться «настроиться» на стихи. Анастасия мало какие стихи любила, да и в подкорке сидел только страх за Катю и желание выбраться отсюда. Думать она больше ни о чем не могла, потому в конце концов вскочила, наорала и на девушку, и на безликих мужиков, и на психолога, выскочила и побежала к себе. Конечно же кончилось тем, что ей после доставленного в комнаты ужина сделали укол. Ну тем лучше, думала она, засыпая.

– Дура ты. Тебя могут вообще на иглу посадить. Ты должна сейчас, наоборот, быть тише воды ниже травы!

– Не могу я! Тошно мне здесь! Все неправильно!

– Пошли. Я обещала. Но что мы увидим наверху, я не знаю. Если нас никто не будет пытаться увидеть во сне – считай, пронесло. Мы будем видеть, нас – нет. Если же нас целенаправленно будут «снить», то… всякое может быть.

– Всегда можно умереть.

– Не всегда это спасает, – спокойно и страшно ответила Лана. Потом коротко улыбнулась. – Сны пока мое единственное убежище. Но, боюсь, ненадолго.

Они поднимались наверх легко, как часто бывает во сне. Почти летели вверх. Коридоры были спиральны, как в раковине. Как на старинных изображениях Вавилонской башни.

– Сколько раз здесь бываю, – обернулась Лана, – столько раз мне кажется, что она все выше и выше…

Они остановились перед широкой лестницей, торжественно-мраморной, застеленной алой ковровой дорожкой, как в старых советских учреждениях. Они поднялись по лестнице мимо огромного зеркала, в котором не увидели ни единого отражения – своего в том числе.

Коридоры были обшиты темным деревом, двери с бронзовыми тяжелыми ручками и латунными табличками с номерами и именами. И здесь было полно людей. Или не совсем. Потому что некоторые были со значками «Откровения», и шаги их были слышны, и за ними тянулись тени. А другие были без теней, и шагов их не было слышно. А иногда были просто тени.

А потом Анастасия задрожала и вцепилась в Лану так, что та едва не заорала.

Потому что мимо прошел муж. Покойник.

И от него тянулась тень, и шаги его были слышны, и в зеркале было его отражение.

Он шел, и перед ним расступались все, вплоть до теней. Он вошел в дверь в торце коридора и затворил ее за собой. Вскоре туда втянулись и остальные.

– Ты с ума сошла? – прошипела Лана.

– Это мой муж… Это сон… Он же умер…

Лана странно посмотрела на Анастасию.

– Он живой, – негромко ответила она. – Он здесь главный. Его зовут Эйдолон. И он не человек.

– Он мой муж! Он же погиб, я же… Надо поговорить, я… зачем? Почему он…

– Уходим. – Лана рванула Анастасию за собой. – Кончай истерику.