Часть третья
— Ты уверен, что хочешь сойти именно здесь? Ты хорошо подумал? — спросил Рагнар с сомнением. — Это дурное место! Уж поверь, я знаю!
Архипелаг состоял из пяти островов. Самый большой из них, Лухтайн, населяли племена Дану. Огромные, мощные люди, не по-человечьи спокойные, уравновешенные и трудолюбивые, они никогда ни с кем не воевали, пахали скудную каменистую землю, разводили скот и сторожевых псов ценной породы севал — тем и жили, равные в своей гордой и достойной бедности. Отсюда была родом мать Рагнара.
На западном, Эйне, обитал одноименный эльфийский клан. Были это эльфы не горные и не лесные. В Староземье их называли темными, подразумевая не дремучее невежество, как уверяла Энка, и не приверженность злым силам, как подозревал Эдуард, а исключительно их скрытность и таинственность. Достаточно сказать, что никто из клана Эйне никогда не покидал свой остров. Возможно, в этом состояла суть их проклятия?
Восточный близнец Эйне, остров Сандарр, принадлежал пиратам, хозяйничавшим в Тайенском проливе. Люди и нелюди разное говаривали о жизни на Сандарре. Сходились в одном: подобного гнездилища порока и разврата даже в беззаконном Аполидии не сыскать. Для приморских герцогств остров был настоящей костью в горле. Из страха перед пиратами торговым судам приходилось делать огромный крюк, чтобы обогнуть архипелаг, рискуя при этом напороться на Харратовы Рога и потерять драгоценное время. Деньги плыли мимо герцогских карманов. Да ладно бы только деньги! Пираты до того обнаглели, что не ограничивались морским разбоем и повадились нападать на прибрежные города. Не раз и не два штурмовали герцогские войска пиратскую столицу. И неизменно терпели поражение, уходили ни с чем. Гигантские и неприступные крепости Сандарра, неизвестно кем и в какие времена выстроенные, могли выдержать любой удар — и с суши, и с моря, и даже с воздуха. Вскоре после Второй мировой герцоги решили раз и навсегда покончить с пиратством в регионе, сложились и наняли в Сехале пять боевых драконов. Но даже их огневая мощь оказалась бессильна перед бастионами Сандарра. Оборонявшиеся не потеряли ни одного корабля — на острове имелись укрытия даже для морских судов. Возможно, с пиратами могли бы справиться их могучие соседи, люди Дану. Но между сторонами существовало что-то вроде негласного договора — они друг друга просто не замечали. Кургузые, неповоротливые суда Лухтайна курсировали в Тайенском проливе беспрепятственно, а к берегам большого острова не осмеливался пристать ни один корабль с черным флагом.
Четвертый остров, Уз, тот, что расположен к северу от Эйне, был маленьким и неприкаянным. Там, в убогих деревушках, жили смешанными семьями люди и нелюди, бедно и бестолково. Пили по-черному, от мала до велика. Не пахали, не сеяли — ловили рыбу. В море не пиратствовали, но потерпевших кораблекрушение грабили. По слухам, в голодные годы пробавлялись каннибализмом. Их даже сандаррские пираты не уважали. Но нападать не нападали, брезговали.
Плох был остров Уз, но Эрд — еще хуже. Там вообще никто не жил. Место было не то проклятым, не то дурным от природы. Древние силы, неподвластные современной магии, витали над его унылыми равнинами, отравляя жизнь всем, кто пытался там поселиться.
Рагнару было лет семнадцать, когда он вообразил, что именно на Эрде сокрыт таинственный Грааль, и направил к его берегам свой корабль. Разумеется, никакого Грааля на острове не было — лишь замшелые развалины каменных строений и две зловещие статуи, мужская и женская. Они стояли посреди острова, спина к спине. Взор мужчины был обращен в небо, а женщина смотрела себе под ноги. У обоих истуканов были отбиты носы и правые руки. Смотреть на них было неприятно до жути — то ли увечье придавало им зловещий вид, то ли сокрытая в них Сила была столь велика, что чувствовать ее могли не только маги. Находиться подле статуй долее пяти минут было совершенно невыносимо. Приятель Рагнара, рыцарь Габриэль, просидел семь, на спор — и сошел с ума. Принялся бегать по берегу и выкрикивать что-то странное голосом диким и чужим. В Оттон его пришлось везти связанным по рукам и ногам с кляпом во рту. Трое лучших придворных магов больше месяца не могли привести несчастного в чувство. Рагнару тогда здорово досталось от отца, «чтобы знал, боров-переросток, куда умные люди должны совать нос, а куда нет».
Рагнар хорошо усвоил урок юности и потратил немало усилий, чтобы отговорить Отшельника от опрометчивого шага. Но тот настаивал на своем: ему надо на Эрд. Там его родина, туда он должен вернуться. А что остров успел опустеть за время его отсутствия — оно даже к лучшему. В изгнании Отшельник отвык от шумного общества.
— Ну поступай как знаешь! — огорченно махнул рукой рыцарь.
И они расстались, очень тепло. Ильза даже всплакнула. А Хельги поймал себя на том, что, вопреки собственным ожиданиям, вовсе не чувствует радости…
Миновав безымянный пролив между Лухтайном и Эйне, «Гром» взял курс на Оттон…
— Клянусь, это последняя! Завтра мы будем в Оттоне! — горячо уверял Хельги, принимая канистру из рук заспанного Макса.
Бензин кончился под вечер, и демон поспешил пополнить запас, позабыв, что в ином мире, вернее, в той его части, где обитал Макс, давно наступила ночь. То ли время там текло иначе, то ли дело было в часовых поясах, но Хельги никак не удавалось уловить закономерность и приурочить свои визиты к какому-то определенному часу. Вот и теперь явился не вовремя, перебудил всех в доме, опрокинув стул.
— Ничего, — утешала Ирина, — не бери в голову. Главное, вы вернулись домой.
Хельги вздохнул с раскаянием и полез в карман. Горючая жидкость стоила дорого, он знал это. А сколько таких вот канистр ему пришлось перетаскать за последний месяц — не счесть.
— Вот! — Он высыпал на журнальный столик горсть монет оттонской чеканки: золото — оно и в ином мире золото. — Рагнар велел передать. За бензин. Сказал, чтобы ты взял обязательно, у него много.
— Да пошел бы ты вместе со своим Рагнаром! — рассердился Макс— Сколько можно повторять? Не возьму! На бензин у меня, слава богу, хватает! Надо будет — сам попрошу! А пока — забери и исчезни! — Он сгреб монеты со стола и вручил демону.
Тот еще раз вздохнул и покорно исчез. Но, секунду спустя, объявился вновь и напутствовал:
— Надо говорить не слава богу, а слава богам! Чтобы никого не обидеть. А то мало ли что.
— Да иди уже, политеист ты наш! — вяло отмахнулся Максим Александрович. Вести богословские беседы в полтретьего ночи он был совершенно не расположен.
Двадцать третье декабря.
Свершилось! Наше путешествие окончено! Мы в оттоне!
Самые худшие наши опасения не подтвердились. Не знаю, как остальное Староземье, но родное королевство нашего Рагнара пока в порядке. По крайней мере, его физическая ипостась. Что-то необычное происходит в астрале, слишком много желтых линий. Но и их в Оттоне на порядок меньше, чем на прилегающих территориях.
В честь нашего возвращения отец Рагнара устроил грандиозный пир — мы просто в ужасе! Король Робер — человек замечательный во всех отношениях, мы его очень уважаем. Одна беда — он устрашающе много ест! Даже Рагнар, уж на что здоров, за ним не может угнаться. Король Робер видит в этом признак слабости рыцарского духа.
А уж гостей в Оттоне потчуют так, будто хотят насытить на всю оставшуюся жизнь! Мы провели за столом целый день. Сейчас, слава богам и демонам, трапеза подходит к концу, и я, пользуясь затишьем, пишу сии строки… О нет, я жестоко заблуждался, это еще не конец! Боги Великие! Еще один окорок! По-моему, это уже шестой! Интересно, правда ли, что я бессмертный? Думаю, сегодня мы это узнаем…
— Смертные твари не должны столько жрать! — с отвращением выговорила Меридит.
— Бессмертные тоже! — вставил Хельги сдавленно. А диса продолжала:
— Пятнадцать часов непрерывной еды! Это ни в какие ворота не лезет! В смысле, мы ни в какие ворота не влезем, если продолжим в том же духе.
— Не та нынче молодежь пошла! — добродушно усмехался король Робер. — Разве это пир — пятнадцать часов? Помню, папаша мой, его дед, — он кивнул на побледневшего от обжорства сына, — по трое суток гулял! Один полкабана съедал! За раз!
— Раньше ты говорил — четверть, — напомнил наследник сердито.
— Преуменьшал! Из скромности! — нашелся король. И тут же поспешил сменить тему: — Что мой племянничек? Ты сделал из него настоящего воина?
Лучшая оборона — нападение. Теперь уже Рагнару пришлось выкручиваться.
— Прости, дорогой папаша! Я честно пытался, но эта стезя не для нашего Улль-Бриана! Он не воин, он неосимволист!
Король Робер так и замер с недоеденным куском в руке, устремив на племянника полный тревоги взгляд. Похоже, он вообразил, что речь идет о некой загадочной душевной болезни.
— Он… кто?!
— Поэт! — пояснил довольный эффектом Рагнар.
— А-а! — с облегчением выдохнул любящий дядюшка. — А я уж невесть что подумал! Но ты, сын, меня не проведешь! Плохо старался! — И обернулся к гостям: — Аолен. ты ведь тоже виршами балуешься?
— Случается, — в тон ему отвечал эльф. Рагнар понял, куда клонит отец.
— Ты, папаша, не путай! У Аолена другая природа. Первородные — они на все руки мастера. Нам, людям, такого не дано. Либо ты воин, либо поэт. Приходится выбирать.
Но и короля не так легко было сбить с толку.
— Вот я и выбрал. Не нужен нам поэт, нужен воин. Пусть идет с вами, спасать Мир.
— Папаша, не будь тираном! Пожалей Оверинов! — взвыл любящий сын. И напустился на Улль-Бриана: — А ты, остолоп, чего молчишь, будто тебя не касается?! Скажи что-нибудь в свою защиту!
Поэт безмолвствовал. Если честно, он и сам не знал, чего ему хочется — вернуться в лоно семьи или продолжить странствия. Он был изнеженным, слабосильным и впечатлительным юношей, но отнюдь не трусом. Одна часть его души рвалась домой, к юной жене и младенцу, к матери с отцом. Но другая — жаждала приключений. Поэтому он решил: будь что будет, на все воля Судьбы…
А Судьба оказалась на стороне короля Робера Оттонского. И уже на третий день после упомянутого пира восемь наемников и один поэт ехали верхом по обледенелой зимней дороге, и злая поземка заметала их следы. О том, куда путь держать, на сей раз не спорили. Если кому и было известно, что за беда приключилась со Староземьем, так это сильным мира сего — магам и колдунам. Из них самым близким духовно и доступным территориально был Балдур Эрринорский. К нему-то друзья и направлялись.
Зима в этом году выдалась на редкость неустойчивая. Трескучие северные морозы на глазах сменялись настоящей весенней распутицей. Снег падал, таял и падал опять, вода превращалась в лед и лед в воду, — и все это в течение одного дня. Ветры дули немилосердно, то теплые и сырые, то обжигающе холодные, но все почему-то в лицо. Дело даже доходило до ураганов и снежных бурь. Казалось, две силы борются в природе не на жизнь, а насмерть, и ни одна не может одержать верх.
Несмотря на погодные неурядицы, первые дни пути были не так уж плохи. После долгого плавания приятно было ощущать под ногами твердую землю вместо шаткой палубы драккара. Не возникало трудностей с ночлегом — в этих краях хозяева охотно пускали на постой странников, были приветливы без заискивания, услужливы без подобострастия. Кормили вкусно и сытно. И денег с постояльцев брали, по выражению Орвуда, «очень по-божески».
Большинство из них узнавали в Рагнаре престолонаследника сразу, иные — чуть погодя и искренне радовались, будто родственника встретили. Особых привилегий это гостям не давало, зато накладывало определенные обязательства. В домах, где они останавливались на ночь, скоро скапливались люди. Степенные дородные мужики рассаживались по лавкам и затевали долгие скучные беседы, суть которых неизменно сводилась к тому, как именно следует управлять государством, причем мнения зачастую бывали прямо противоположными. Посиделки затягивались за полночь. Невольные слушатели клевали носами и засыпали под гул голосов, а бедный Рагнар сидел до последнего с обреченным выражением на физиономии и делал вид, что усердно внимает гласу народа.
— У-у, надоели! — злился он потом. — Много они понимают в государственных делах! Завтра скажу им, что они болваны!
Но назавтра все шло по-старому, и так до самой границы. Аолен думал про себя, что если подлинная гармония между монаршей властью и народом возможна в принципе, то Оттон — ее живое и, пожалуй, единственное в мире воплощение.
На переправе через Венкелен случился казус. Ильза провалилась под лед, не дойдя до берега всего-то шагов десять. Несмотря на постоянные оттепели, река все-таки ухитрилась замерзнуть (что на этих широтах вообще случалось нечасто), и через нее был проложен санный путь. Однако сходить с него в сторону не следовало, подстерегали коварные полыньи. Ильза опрометчиво сошла. Порывом ветра с нее сорвало шапку, любимую, подарок самой королевы оттонской. И девушка кинулась вдогонку, спасать свое имущество. Но пробежала несколько шагов — и ухнула в воду по самые подмышки. В последний миг успела раскинуть в стороны руки, чтобы не нырнуть с головой. Она в ужасе цеплялась за края полыньи, но они обламывались мелким крошевом. Девушка барахталась в ледяной каше, друзья, растянувшись цепью, тащили ее за руки, сами ежесекундно рискуя — лед угрожающе трещал, на поверхности его выступала вода, — но тщетно. Течение затягивало бедняжку все глубже.
Спасение пришло неожиданно. Ильза почувствовала, что снизу, прямо под пятой точкой, у нее вдруг появилась опора. В следующую секунду чья-то сильная рука вытолкнула ее наверх, отшвырнула подальше от гибельной ямы. А затем из воды, фыркая как морж, вынырнул…
— Лавренсий Снурр!!! — Позабыв об опасности, девушка кинулась на шею своему спасителю, и тому пришлось спасать ее повторно.
— Я прямо сердцем почувствовал, что это вы! — радовалось чудовище. — Вышел на утопленника поохотиться, вдруг чую — не охотиться надо, а выручать! Ах, какая встреча! Сто лет не виделись! Дайте я вас обниму! — А потом спохватилось: — Ну вот что, хватит на льду толочься, идемте-ка к нам! Ильза-то совсем замерзла… Да и у всех у вас брюхи мокрые. Идемте, идемте! Офелия как рада будет! У нее для вас сюрприз!.. — Но, видя общую нерешительность, Лавренсий Снурр добавил: — Да вы не стесняйтесь! Не чужие ведь!
На самом деле заминка была вызвана вовсе не стеснением, а перспективой прыгать под лед, в холодную темную бездну. Даже тем, кто уже имел дело с нижними водами и знал про их необыкновенные свойства, было психологически тяжело сделать этот шаг. А еще труднее — убедить тех, кто подобного опыта не имел: Улль-Бриана и лошадей.
Лошади нырять не пожелали. Уперлись копытами — и ни в какую. Рагнару пришлось довести их до берега и оставить там под присмотром случайного прохожего — хотелось верить, что сторож будет лоялен к властям и не позарится на богатую добычу. С Улль-Брианом вышло проще. Несмотря на судорожные протесты, его спихнули в воду силой.
Жилище Лавренсия Снурра стояло совсем неподалеку. Это была чудесная теплая пещера, чистая и ухоженная, совершенно не похожая на его прежнее логово — сразу чувствовалась женская рука. Здесь все было как в настоящем «верхнем» доме, только очень крупное, под стать хозяевам: накрытая вязаным покрывалом гигантская кровать с прорезными сердечками на спинках, со взбитыми белыми подушками, красивый посудный шкаф темного дерева, высотой с человеческий дом, стол, покрытый ажурной салфеткой, три стула с высокими спинками…
— На заказ делали! — Лавренсий Снурр с гордостью погладил когтистой рукой грубоватую столешницу. — А половики, — он указал себе под ноги, — Офелия сама ткет. Рукодельница!
Но главным новшеством была не дубовая мебель и не тканые дорожки в черно-бело-голубую полоску. Главное новшество лежало в огромной колыбели и попискивало голоском удивительно тоненьким для существа таких внушительных размеров.
— Его зовут Паскуаль! — оповестил счастливый отец. — Первенца Лавренсия Снурра зовут Паскуаль Снурр! Звучит, а?! Офелия предлагала назвать его Гайусом Октавианом, но я сразу сказал: никаких аполидийских имен! Аполидий — рассадник скверны! Сын Лавренсия Снурра должен носить патриархальное, благочинное имя! Пусть будет Паскуаль, сказал я, и Офелия согласилась! Ну как он вам?! Правда, красавец?
— Прелесть!!! — взвизгнула Ильза совершенно искренне. А Эдуард от неожиданности поперхнулся. Потому что внешность крошка Паскуаль имел, прямо скажем, спорную. Вот что Хельги писал по этому поводу в своем дневнике.
«Меня давно занимает вопрос: почему детеныши зверей, все без исключения, выглядят такими милыми и приятными, а отпрыски тварей разумных в младенческом возрасте совершенно отвратительны?
Увы, к маленькому Снурру это наблюдение относится в полной мере. Конечно, если бы мне пришлось выбирать между ним и детенышем человека или, там, сприггана, лично я предпочел бы Паскуаля. У него расцветка более креативная — в зеленую крапинку. Но в остальном… воздержусь от комментариев!
Но дамское восприятие младенцев, как правило (дисы исключение), лишено объективности — наверное, сказывается материнский инстинкт. К примеру, Ильза от Паскуаля в полном восторге. Целует его, умиляется, издает странные звуки, не имеющие отношения к членораздельной речи — что-то вроде «у-тю-тю». Только на руках таскать не может — он почти с нее ростом. А то бы непременно сделала это, она всегда так поступает с младенцами, независимо от степени их безобразия. И он, в конце концов, непременно бы на нее надул — младенцы всегда так реагируют на Ильзу. Не представляю, что за удовольствие она в этом находит?
Конечно, когда Паскуаль станет старше, я его тоже полюблю. Но пока стараюсь держаться подальше. Особенно когда он начинает плеваться…»
Пожалуй, Хельги был излишне суров. При всем своем внешнем безобразии наследник Лавренсия Снурра обладал одним неоспоримым достоинством: он был не из тех младенцев, что будят окружающих отвратительными криками. Он мирно спал сам и давал спать другим. Друзья отлично отдохнули за ночь. Плотно закусили рыбой. Еще раз обсудили ситуацию в Староземье. Правда, Лавренсий Снурр о происходящем наверху почти ничего не знал, сказал лишь, что утопленников в последнее время стало не в пример больше.
И только тогда Рагнар наконец вспомнил о лошадях, оставленных наверху!
Бедный, бедный прохожий! Могли он осмелиться нарушить приказ будущего короля? Не мог! Поэтому он так и сидел на берегу, замерзший и голодный, уверенный в том, что сидеть так ему придется до конца дней своих. А что еще он мог подумать? Представьте себе ситуацию: к вам подходит наследник престола, приказывает: «Сторожи, пока я не вернусь, да не вздумай обмануть!» — затем широким, уверенным шагом направляется к ближайшей полынье и лихо ныряет под лед. Несчастный прохожий был в полном смятении: что делать?! И лошадей оставить нельзя — нарушишь высочайший приказ, и горестную весть о гибели принца нужно доставить во дворец, а других прохожих, способных помочь его горю, на переправе, как назло, нет ни одного. Так и провел он ночь, в страданиях телесных и терзаниях душевных. И представьте, что было с ним, когда Рагнар вернулся. Тем же путем — через полынью!
Только вид золота — в раскаянии Рагнар отвалил его столько, что хватило бы на целый дом с коровой в придачу, — вывел прохожего из состояния панического ступора. «Не станет же утопленник расплачиваться за услугу деньгами?» — рассудил тот.
…За рекой Оттонские владения не заканчивались. Там лежали вассальные земли, принадлежащие многочисленным родичам Рагнара по отцовской линии. С ночлегом стало тяжелее. Рыцарь отказывался останавливаться в домах. Приходилось затемно, аки татям ночным, пробираться в сараи и на сеновалы и затемно же уходить.
— Если до теток дойдет, что я проходил мимо и не заглянул погостить, они мне потом всю плешь продолбят! — образно пояснил Рагнар.
— Давай заглянем и погостим! — Орвуд однозначно отдал бы предпочтение графским замкам, а не деревенским сеновалам.
— У всех не нагостишься! Тебе папашиного пира мало показалось? Кстати, отец из всего нашего семейства самый здравомыслящий.
— Не будем рисковать! — живо поддержал рыцаря Хельги…
Восемь дней ковыляли наемники по занесенным дорогам до оттонских границ. В лучшие дни, напрямик через лес, за этот срок можно было добраться до самого Буккена, даже пешком. Но лес утонул в непролазных сугробах. От лошадей, то вязнущих в снегу, то скользящих, как коровы на льду, пользы было немного — то и дело приходилось спешиваться и тащить их под уздцы, словно упрямых ослов.
— Пешком быстрее дойдем! — не уставал повторять Хельги, действуя всем на нервы. Друзья понимали: на самом деле демон-убийца никуда не спешит и печется исключительно о благополучии лошадей, жалеет гонять в непогоду.
— А нас тебе не жалко? — укоряла сильфида.
— Конечно, жалко, — смиренно кивал подменный сын ярла, — при такой черепашьей скорости езды неподвижно сидеть верхом очень холодно. Недолго и простудиться. Пешком нам будет гораздо теплее! — Потом он важно процитировал мудрое изречение иного мира: — Жизнь есть движение!
Лошадей оставили на границе. Но не потому, что прониклись состраданием к нелегкой участи четвероногих. По словам пограничных стражей, на землях севернее Оттона свирепствовала бескормица и сена нельзя было достать ни за какие деньги. За ним все направлялись в Оттон. Ходили слухи, будто один оборотистый десятник с приморского участка уже успел сколотить неплохой капитал торговлей через границу.
— Спекулянт! Контрабандист! На галеры его! — Рагнар сделал вид, что сердится, хотя на самом деле искренне радовался удаче доморощенного коммерсанта.
— А почему случилась бескормица? Разве лето было засушливым? — полюбопытствовал Хельги. Ему показалось странным: в Оттоне урожай — хоть отбавляй, а на сопредельных землях — голод.
Ответ начальника стражи — именно с ним вели беседу наемники — был не менее странным.
— Нет, лето было хорошим. Те, кто приходит к нам на границу, говорят, что они не успели заготовить сено.
— То есть как не успели?! Чем же они занимались все лето?! — Теперь возмущение Рагнара было искренним. О чем, мол, думают местные власти, позволяя своим подданным бездельничать все лето?
И прозвучал еще один странный ответ:
— Они говорят, что молились…
При всей своей внешней бесшабашности король Робер Оттонский был опытным воином и толковым правителем. Охрану северных и восточных границ, и без того надежную, он усилил пятикратно. Провожать своего сына и его товарищей в дальний и опасный путь выстроилось целое войско. Все было как положено — краткие тожественные речи, салютование мечами, воинственные выкрики… Но Улль-Бриан, обернувшись, вдруг заметил, что многие из стражников вослед уходящим украдкой вычерчивают пальцем в воздухе охранные символы, и на лицах их застыло то скорбное выражение, с каким воины провожают павших друзей в Долину забвения. Тогда ему сделалось по-настоящему страшно…
Последние дни пути выдались такими морозными, что у Орвуда борода стала колом. Но путники были даже довольны. От мороза можно спастись у костра, от всепроникающей оттепельной сырости — только под крышей. Но на изгородях трех встречных сел развевались узкие черные тряпки — знак морового поветрия. На постой не попросишься. До четвертого села, последнего перед Буккеном, болезнь еще не дошла, но и туда решили не соваться, обошли стороной и заночевали в поле. На всякий случай. Часто зараза начинает убивать прежде, чем ее успеют заметить.
Больше всего наемники боялись, что их не пустят в Буккен. Даже если туда не добрался мор, город могли закрыть заблаговременно. Дорогой Хельги усердно вспоминал цвет буккенских городских стен — на случай, если придется проходить насквозь. Напрасно мучился. Ворота стояли распахнутыми настежь — заходи кому не лень. Легкомысленные горожане даже не потрудились выставить патруль из лекарей и магов — проверять, нет ли на теле входящих черных язв, красных волдырей или иных признаков болезни.
Орвуд, как известно, принадлежал к числу тех существ, которые очень любят давать окружающим мудрые советы и наставлять на путь истинный.
— Разве вам неизвестно, что по округе гуляет мор?! — осведомился он у привратника. — Почему вы пропускаете в город всех без разбора?! Почему не держите в карантине?!
Прямо перед наемниками ворота миновала большая телега, тяжелогруженая пожитками. Среди узлов и сундуков копошились ребятишки, лошадей вел под уздцы мужик с типичной внешностью землепашца. Видно, спасаясь от бескормицы и мора, в город из села перебиралось целое семейство. Как знать, не везли ли они с собой невидимую беду?
Меридит сердито ткнула гнома в спину. Не хватало, чтобы городская стража начала претворять в жизнь его советы прямо сейчас! Но привратник в ответ только ухмыльнулся.
— Проходите, почтенные, не бойтесь! В Буккене вам никакая зараза не страшна! Тут вы под защитой богов!
Друзья переглянулись. С каких это пор у богов появился интерес защищать смертных от заразы? Прежде за ними подобного не замечалось!
Стражник, толстенький дядька, сонный и глуповатый на вид, будто разгадал их мысли:
— Не путайте богов истинных и ложных! — сказал он.
Что-то неуловимо изменилось в Буккене с тех пор, как наемники побывали там в последний раз. Город не стал богаче или беднее, не было следов пожаров или больших строек. Вроде бы все по-прежнему…Те же аккуратные, будто игрушечные, домики, мостовые, заботливо расчищенные от снега… И все-таки изменения были, просто не сразу бросались в глаза. Город будто выцвел, стал блеклым и скучным, как старая застиранная вещь. С улиц исчезли цветочные кадки — прежде в них даже зимой красовались розовые метелочки вереска. Куда-то делись забавные вывески питейных заведений. Да и сами заведения стояли с закрытыми ставнями, запертые на амбарные замки. Горожане больше не проводили там время за кружкой густого и темного буккенского пива (Меридит такое терпеть не могла) или привозного анисового эля (его терпеть не могли все, кроме, разумеется, Орвуда.) Торговым лавкам повезло больше, они были открыты, но из их дверей больше не неслись веселые, часто немного фривольные выкрики зазывал. Окна домов, прежде пестревшие яркими занавесками то в красную клетку, то в синий горошек, то вышитые мережкой, теперь казались глазами, заплывшими бельмами. Все до единого они были зашторены плотной белой тканью без намека на украшения.
— Ну точно как в Дефте! — ужаснулась Ильза. — Рехнулись они, что ли?!
С прохожими тоже творилось неладное. Прежде жители города, люди и редкие нелюди, сновали по улицам, каждый по своим делам. Знакомые кивали друг другу, незнакомцы проходили мимо, как в любом нормальном городе. Теперь все буккенцы (а было их на улице удивительно много, и все они двигались в одну сторону) церемонно раскланивались друг с другом, и выражение лиц у них при этом делалось идиотски благостным. С приезжими они тоже здоровались, будто дорогих родственников встретили. Но таилась в их лебезящих улыбках такая неискренность, что противно было смотреть.
— Точно, с ума посходили! — развивала свою идею боец Оллесдоттер. — У нас на островах тоже был случай — навели порчу на целое село, и весь народ там спятил. И люди, и нелюди, поголовно. Бегали голышом, орали по-звериному — ужас! Из департамента приезжали маги, приводили их в чувство… Может, и в Буккен надо магов прислать?
— В Буккене есть колдуны, — сказал Эдуард невпопад. Он не знал, что колдунов в Буккене к этому моменту уже не стало… почти.
— Чувствуете? — повел носом Хельги, — Запах странный…
— Чего странного? — не поняла сильфида. — Дымом несет.
Чем ближе к центру города подходили наемники, тем сильнее становился тревожный запах гари.
— Сарай где-нибудь горит. Или просто печи навозом топят.
— Тут тебе не Аттаханские степи, чтобы навозом топить, тут дрова есть. И дым не простой. Это паленое мясо.
— Коптильня работает.
— Я сказал паленым, а не копченым несет. Улавливаешь разницу?
— Идемте скорее, а? — изменившись в лице, попросила Меридит. — Что-то предчувствие у меня нехорошее…
Предчувствие не обмануло, и спешили они не зря.
На городской площади кольцом теснился народ. Горожане стояли, взявшись за руки, мерно раскачиваясь из стороны в сторону. Они пели, протяжно и монотонно. Мелодия была довольно приятной, а голоса поющих — тихими и такими стройными, будто они усердно репетировали перед исполнением. Кого только не было в этой толпе! Люди всех сословий, от городских богачей до нищих в лохмотьях, торговые гоблины, эльфы, кудиане, даже скрытные ночные боггарты и брауни, — совершенно противоестественное сборище.
Так стояли они и пели, и лица у них были такими одухотворенными, будто довелось им отведать неземной благодати. А из самого центра этого многотысячного круга валил густой жирный дым. И запах — вязкий, душный запах горящей плоти висел над площадью.
А потом раздался крик. Он начался будто неуверенно, с низких нот, и сперва в нем звучал лишь страх, животный ужас гибнущего существа. Затем пришла боль, безумная, нестерпимая. Крик перешел в истошные вопли, задыхающиеся, отчаянные, срывающиеся на визг… Толпа запела громче, будто желая заглушить эти кошмарные звуки. Но они врезались в заунывный напев, как раскаленный нож в масло, они рвали на куски тягучую мелодию… Это длилось несколько мгновений и оборвалось словно по сигналу. И в глухой тишине, внезапно рухнувшей на площадь, послышался жуткий и горестный собачий вой — так воют по покойнику…
Расшвыривая песнопевцев локтями и кулаками, сами не понимая, что гонит их вперед, наемники пробивались в центр круга. Толпа не препятствовала им специально, но и не уступала дорогу. Песнопевцы просто ничего не замечали. И даже те из них, кто получал тяжеловесный удар Рагнара, не умолкали и не изменяли выражения лица. Они будто спали и видели прекрасный сон…
Шесть столбов возвышалось посреди площади на расстоянии семи-восьми шагов друг от друга. Три из них были совершенно обуглены, истончены снизу. Они торчали из черных кругов кострищ, готовые рухнуть в любую секунду. Один догорал. Языки пламени еще лизали его, но уже вяло, будто нехотя. Пятый полыхал, обложенный соломой, смрадно чадил, и на нем в последних конвульсиях билось, корчилось чье-то страшное обожженное тело. У него уже не было лица, не было кожи — только ошметки горелого мяса на костях. А шестой…
На шестом в огненном кольце висел бывший черный колдун Балдур Эрринорский! Вокруг с погребальным воем бегала его маленькая рыжая Агнесса. Подскакивала к самому огню, отскакивала, почувствовав жар, но возвращалась снова. Она отчаянно пыталась найти прореху в огненной стене, пробиться к любимому хозяину…
Больше друзья не медлили…
Балдур Эрринорский предчувствовал недоброе загодя. Еще осенью он стал подумывать об уходе из Буккена. Но так и не решился. Во-первых, куда ему было податься? В соседних землях было не лучше: по слухам, под знамена Братства истинных богов стали все приморские и срединные герцогства до единого и большинство городов Севера. В Конвелл, Уэллендорф или Оттон тому, у кого в дипломе стоит специальность «черный колдун», лучше не соваться вовсе — гильдия сживет со свету. В тех краях, по каким-то высшим соображениям правящих магов, черное колдовство запрещено. И не докажешь никому, что завязал с этим делом, — даже слушать не станут. А предпринимать дальнее путешествие в Аполидий или Сехал по зиме Балдуру не хотелось. Разумнее было дождаться тепла и перебраться, к примеру, в Трегерат, город прогрессивный и толерантный во всех отношениях.
А потом, не мог же он вот так, бросив все, сорваться с места и уйти в никуда? И дело было не в том, что Балдур Эрринорский жалел расставаться с пожитками. Военная молодость приучила его к тяготам и лишениям, материальные потери не пугали. Но кроме собственного двухэтажного дома, дорогой мебели и прекрасной библиотеки была еще и лаборатория. Отличная, оснащенная по последнему слову магической науки, наскоро переоборудованная из черной. Оставить ее на произвол судьбы, без присмотра специалиста, значило бы обречь на верную гибель весь город. С собой тоже все не увезешь. А на остановку процессов, обезвреживание и ликвидацию нужно время… Никто в Буккене не назвал бы Балдура Жаборота добряком. Но при всем своем цинизме, обусловленном бывшей профессией, он был порядочным и ответственным человеком и не желал строить собственное благополучие на чужих костях… Тогда он еще не знал, что речь идет не о благополучии, а о самой жизни. А теперь ему оставалось лишь проклинать свой гуманизм.
В тот день ничто не предвещало беды. Разве червячок тревоги, угнездившийся в душе, шевелился сильнее обычного, но такое уже бывало не раз. И у Балдура даже мысли о побеге не возникло.
Схватили его в полдень, в книжной лавке. Налетело сразу человек десять, в белых рясах братства, заломили руки, сорвали амулеты, сковали невидимыми путами Силы… А дальше — городская площадь, столб и огонь… Их было шестеро в Буккене, несчастных, зарабатывавших на жизнь колдовством. У каждого была своя Сила. Они противились огненной стихии сколько могли. Час, другой, третий, под несмолкаемый гул зачарованной толпы, прибывающей с каждой минутой… А братья в белых рясах подбрасывали и подбрасывали в костры свежую соломку…
Первой полыхнула старуха Циргана, ведьма-повитуха, единственная на весь Буккен. Было ей лет двести, а может, и все триста. Никто из уроженцев города за этот срок не появился на свет без ее участия. Теперь они с благостными лицами взирали, как корчится в огне ее худое старое тело.
Вторым стал балаганный колдун Тарантах. «Отворот-приворот, сглаз, порча, гадание таро — цены умеренные, невинным девам скидка!» Тарантаха никто не принимал всерьез, и карты его безбожно врали.
Затем сдались молодые Цейтер и Гаттана, ведьмак и ведьма, брат с сестрой. Они пришли в город недавно, купили дом и корову, мечтали обзавестись супругами и жить большой семьей под одной крышей… Они переглянулись, кивнули друг другу, одновременно сбросили защиту и погибли без крика — щадили друг друга.
Дольше всех держался Феллем, бывший главный конкурент Балдура, сильный колдун старой школы. Был он негодяем и подлецом, занимался черным ремеслом не потому, что имел предрасположенность от природы, а ради собственного изуверского удовольствия. Поговаривали, будто он втихую вампирствовал и не брезговал некромантией. Балдур при встрече не подавал ему руки. Демон побери, он действительно заслуживал казни! Но смотреть на его муки все равно было невыносимо.
Балдур Эрринорский чувствовал, как тают его собственные силы. Если бы не чары песнопевцев, окутавшие его липкой пеленой, он смог бы противостоять огню и день, и два, и дольше — до тех пор, пока у палачей не кончится запас соломы. Он мог бы и просто погасить огонь, лишив стихийного духа. Но толпа росла, новые голоса вливались в хор, мощь братства крепла… Он понял — сопротивление бессмысленно. Зачарованные песнопевцы не уйдут. И если прикажут — поддержат огонь собственными телами. Так зачем продлевать мучения, если конец наступит один?
Он почти решился на гибельный шаг. И только тревога за Агнессу не давала покоя, заставляла цепляться за жизнь… Как она останется без него?! Долгие, долгие годы — он как на грех позаботился, чтобы годы зверушки были действительно долгими — она станет влачить жалкое существование, голодная, одинокая и несчастная… Эта мысль разрывала сердце, жгучей горечью отравляла последние минуты земного бытия.
И тогда, собравшись с последними силами, Балдур вознес молитву. Не старым богам Староземья — от них не дождешься помощи — и уж конечно не новым, так называемым истинным. Колдун молился Хельги Ингрему — демону-убийце. И не за себя просил — за Агнессу. Если честно, он не ждал спасения, хоть и не хотел признаться в этом самому себе… Но когда он увидел в дыму знакомые фигуры и то, как валятся наземь обезглавленные тела палачей в белых рясах, — не сразу поверил глазам своим…
Наверное, это запах так действовал. Позднее они и сами удивлялись собственной жестокости. Ах, как же они рубили! В ошметки, вдрызг! По головам, по животам, в лицо, в горло — хуже орков!
Врагов было много — весь первый ряд зрителей аутодафе составляли белые рясы. Мечи и копья имели почти все, но обращались с ним непрофессионально, по крайней мере, с точки зрения кансалонских наемников. Но было у них и другое оружие — Сила. Скудная, но очень странная, незнакомая и неподатливая. Они черпали ее из астрала напрямую, без сложных магических трансформаций — по крупицам отбирали у скопившихся на площади горожан. А в ход пускали на манер проклятых младенцев — сковывали, усыпляли противника, мутили разум, внушая парализующий страх. Простым смертным пришлось бы несладко в таком бою. К счастью, Хельги уже имел опыт отражения прямых магических атак.
Поняв, что их главное оружие не действует, белые рясы вновь взялись за мечи. Но момент был упущен. Первым к Балдуру пробился Рагнар. Ринулся прямо в огонь, расшвырял сапогами солому, ударом ножа перерубил путы.
Дальше было легче — колдун, ощутив прилив сил, одним взмахом погасил огонь. Движение вышло неуклюжим — руки сильно затекли. От угасающей соломы повалил неестественно густой черный дым. Из него вынырнул Хельги, радостный и закопченный, с такой же радостной и закопченной Агнессой на руках.
— Держи! Извелась вся, бедная!
Колдун подхватил на руки свое сокровище, собачка залилась счастливым визгом, ее длинный розовый язык оставлял на черном лице хозяина белые полосы — точно такие уже украшали физиономию демона-убийцы.
— О! — подскочила возбужденная сильфида. — Так я и знала! Они уже лижутся! А сражаться кто будет?! Держи! — Она протянула Балдуру трофейный меч. — Сматываться пора! Хельги, давай через астрал, а?
— Ага, прямо щас! Всю жизнь мечтал! Руби давай… Слева!!!
— Спасибочки! — Энка круто развернулась, взмахнула мечом, и разрубленное пополам тело, взметнув кровавый фонтан, рухнуло к ее ногам.
— Молодец! Так его! — весело взвизгнула Ильза… Ах, ведь еще совсем недавно девушка разве что в обморок не падала от подобных зрелищ. Воистину, ко всему на свете можно привыкнуть.
Оставив за собой широкую кровавую полосу, усеянную изувеченными телами, беглецы пересекли площадь, пробили брешь в ряду белых ряс и врезались в толпу горожан. Они ожидали сопротивления, но его не было. Буккенцы топтались на месте с тем же идиотски блаженным выражением на лицах, кое-кто даже продолжал пение.
— Взять!!! Взять неверных!!! Держи их!!! — истошно заорал кто-то из преследователей. Но одного словесного приказа оказалось недостаточно, а Сила была истрачена в бою. По толпе прокатился вздох, но активных действий не последовало. Беглецы вырвались на свободу.
— Куда дальше? — крикнул Эдуард на бегу.
— Прочь из города! — в сердцах откликнулся колдун. — Неблагодарные твари! Сколько я им добра сделал! А они…
Ноги моей здесь больше не будет! — И добавил злорадно: — Да и самого Буккена тоже не будет! На днях… Они меня еще попомнят!
Как ни странно, преследовать их никто не стал. Даже городская стража пропустила через ворота беспрепятственно. Но прежде чем сделать первую остановку, друзья отдалились от города на целый час пути — на всякий случай. И они ушли бы еще дальше, если бы Энка не поскользнулась на льду. Природная ловкость помогла сотнику Энкалетте избежать постыдного падения. В последний миг она ухитрилась вывернуться и сделала вид, будто просто решила присесть. Спутники восприняли это как сигнал к действию и с наслаждением плюхнулись рядом — они давно чувствовали себя совершенно обессилевшими, да только стеснялись друг другу признаться. К тому же у каждого имелись ожоги, ссадины и небольшие раны. На морозе кровь не текла, но избавиться от боли не мешало. Так что кому-кому, а Аолену отдыхать не пришлось. Ничего не поделаешь, такова она, стезя целителя, нелегкая, но благородная.
Три четверти часа ушло на отдых у костра. Сидели молча, клевали носами — разговаривать почему-то не хотелось. Балдур удивлялся сам себе. Совсем недавно он готов был на крови поклясться, что в жизни больше не подойдет к открытому огню, а теперь грелся с тем же удовольствием, что и его спасители.
Отдохнув, двинулись дальше, по кривой ухабистой дороге — даже снег не мог выровнять все ее рытвины и колдобины. День клонился к закату, из-за фиолетовых туч пробивались розовые лучи. Ветер завывал, гоняя поземку. Мороз трещал. Кругом было голо и бесприютно.
— А куда мы вообще направляемся? — вновь поинтересовался Эдуард.
Для Ильзы такого вопроса не стояло.
— Как куда?! В Конвелл! Там Бандарох Августус и его семейство. Вдруг они тоже в беде?
— Вообще-то мы идем в прямо противоположном направлении! — усмехнулась Меридит. — Ты не заметила?
Во-он оно, солнце! На западе! А Конвелл где, скажи на милость?
Боец Оллесдоттер пристыжено вздохнула. Как ни учили ее мудрые старшие товарищи, она по-прежнему путалась в сторонах горизонта и из рук вон плохо ориентировалась на местности.
— Конвелл на востоке. Нам надо поворачивать назад!
— Верно! — Балдур будто обрадовался ее словам. — Это Судьба! Я должен вернуться в Буккен.
— Это еще зачем?! — поразился Хельги. — Захотелось обратно на костер? Или душа твоя возжаждала мести?
— Вряд ли мы сможем отомстить целому городу, — заметила практичная диса. — Или у тебя есть свои, колдовские методы?
Но Балдур не собирался мстить. Как раз наоборот. Ожесточение его прошло. Он понимал: в трагедии на площади нет прямой вины буккенцев, они стали всего лишь беспомощными жертвами злых чар, их использовали как источник Силы, и только. Так справедливо ли обрекать их на гибель?
Две действующие колдовские лаборатории остались в Буккене без присмотра, причем одна из них — самая настоящая черная. И Балдур не сомневался ни на миг: новые хозяева города заботиться о спасении его жителей не станут. Вернее, не смогут. Он еще не понимал до конца, какова природа их Силы, но видел, сколь она переменчива, как сложно ее накопить и легко растерять. Исподволь она могла подчинять тысячи и тысячи разумов, но в тех случаях, когда требовалась незамедлительная реакция на угрозу, оказывалась почти бесполезной.
И если угроза от его собственной лаборатории была пассивна — никакой беды не произойдет, пока кто-нибудь не залезет внутрь и не примется копаться в содержимом, — то с лабораторией покойного Феллема дело обстояло много хуже. Страшно было представить, какая дрянь могла там кипеть в никогда не пустующих котлах. С тех пор как Балдур отошел от дел, работы у Феллема прибавилось. Варил он и тинктуру Отцеля-Гаммарра, «сопли покойника», и декокт Амбасада, «кровавый сироп», и множество других зелий с красивыми и звучными названиями, ничего не говорящими непосвященному, но способными привести в ужас любого специалиста. Кроме того, колдун Феллем разводил на заказ зловредную нежить, вызывал неупокоенных духов, снимал стафии, поднимал покойников, мастерил колдовские артефакты и прочее, и прочее…
Есть у черных колдунов такое неписаное правило: если у тебя на глазах гибнет коллега по цеху, пусть даже от твоей руки, твой долг — привести в порядок его дела, предотвратить опасные последствия. Балдур Эрринорский привык следовать правилам. И надеяться ему было не на кого — из всех чернокнижников Буккена в живых остался он один…
— У тебя есть какой-нибудь план? — спросил Аолен с сомнением.
О необходимости возвращения в город больше не спорили, перешли к обсуждению деталей. И чем дольше в них вникали, тем безнадежнее казалось дело.
Плана у Балдура не было и быть не могло. Он представления не имел, что именно творится теперь у Феллема, какие средства придется применить и сколько времени это может занять. Ясно одно — чтобы вывезти из города все опасное добро, потребуется не менее трех грузовых саней. Но куда вывозить и что делать дальше: закапывать, сжигать или раздавать желающим — тоже вопрос. А самая главная проблема — как осуществить все это и не попасться в лапы членов братства?..
— Надо дождаться ночи, — внесла разумное предложение Меридит. — По темноте проберемся и разведаем, что и как. А там уж станем думать.
За неимением лучшего сошлись на этом. До захода солнца оставалось еще несколько часов. Чтобы коротать время с комфортом, соорудили круглый шалаш из снежных кирпичей, на манер тех, что строят кочевые цверги — с маленьким лазом и отверстием в своде. Развели костер, сели греться. Внутри было по-настоящему тепло, но с потолка покапывало — строителям не хватило опыта. И сидеть было тесновато, но все-таки лучше, чем на улице. И маскировка хорошая.
— А почему мы раньше так не делали? — обиженно допытывалась Ильза, вспоминая страшные зимние ночевки под открытым небом.
— Да как-то в голову не приходило! — оправдывался Хельги, главный инициатор строительства. И те, кто хорошо его знал, понимали: просто раньше с ними не было Агнессы.
Постепенно разговоры смолкли. Заговорщицки понизив голос, Балдур Эрринорский рассказывал, что знал, о делах Староземья. А знал он не так уж много…
Белые рясы пришли в Западные земли в начале лета. Сперва их было немного и внимания на них никто не обращал. Даже бросающиеся в глаза одеяния особого впечатления не произвели: похожие, только с капюшонами, носили горные эльфы.
Белые рясы продвигались от города к городу, от границы к границе, все дальше и дальше на восток. Они говорили об истинных богах. Они так и называли себя — Братство истинных богов. Они учили: демона нельзя считать богом только потому, что ему поклоняется кто-то из смертных. Это ложный бог, и лживы дела его. И горе смертным, почитающим его, ибо ведет он их к гибели. Увы, такое множество ложных богов пришло в мир, что смертные позабыли богов истинных, богов-создателей и радетелей — отсюда все несчастья и горести. Но даже позабытые, боги не перестают быть богами. Смертные должны вспомнить своих творцов, преклониться пред оными, вымолить прощение — и тогда снизойдет на землю подлинная благодать, и бедам наступит конец, и начнется новая жизнь, без войн, болезней и печалей…
— О! Это мы уже слышали! — фыркнула Меридит. — Только в последний раз для этого требовались не боги, а Грааль. Поистине, в мире не осталось ничего оригинального. Кстати, ты не сказал, что это за боги.
— Их имена — Умран и Эрда, — откликнулся Балдур, — Брат и сестра, но в то же время супруги.
— Ого! Инцест! — противно хихикнула Энка. — Только кровосмесителям мы и не поклонялись!
Взгляд Меридит сделался задумчивым.
— Умран… Эрда… Что-то знакомое! Где я могла слышать эти имена?..
— Сейчас! — пришел на помощь брат по оружию. — Ильза, слезь с моего мешка, мне надо достать дневник. — Несколько минут он листал страницы, а потом торжествующе объявил: — Точно! Все сходится! Это те самые боги, которым в свое время был принесен в жертву Отшельник!
Друзья переглянулись.
— Ох, неспроста это! — принялась причитать сильфида. — Ох неспроста! И не к добру, чует мое сердце!
— Вы о чем? — не понял колдун.
— Потом расскажу. Сперва ты.
И Балдур продолжил свое повествование…Число братьев стремительно росло. Все новые и новые смертные, люди и нелюди, надевали на себя белые рясы, бросали дома и семьи свои и шли проповедовать так называемую истинную веру. Пустели деревни, поля стояли несжатые, луга нескошенные… Истинные боги воздадут преданным чадам своим по заслугам, и семьи их не останутся голодными, говорили братья.
Сено в землях Эрринора кончилось к началу декабря — пришлось закупать на юге, в Оттоне, за траву платить золотом. Солому братья отобрали еще раньше, на костры. Жгли нищих и калечных — они противны богам. Жгли ростовщиков — они вершат неправедные дела. Жгли лекарей, знахарей и целителей — они мешают воле богов. Жгли ремесленников-умельцев, тех, что создают хитроумные механизмы, — они творят неугодное богам. Теперь вот и до колдунов добрались…
— А почему они хворост не используют? Зачем солому зря переводить? Что за бесхозяйственность? — перебил Орвуд.
— Тебе не говорили, что твоя бережливость порой граничит с жутким цинизмом? — укорила Энка.
Гном пристыжено притих, он в самом деле не хотел никого обидеть. Колдун сделал вид, что ничего не заметил.
В одном братья не обманули — с хлебом перебоев не было. Каждый новообращенный проповедник привозил из похода домой мешки с зерном. Серые — для своей семьи. Белые — для обмена. Кто из соседей-домоседов откажется обменять свое сено да солому на отборную пшеницу?
…А потом пришел страшный мор. И чудо — семьи праведников поветрие обходило стороной. Поклонники же ложных богов мерли по селам и деревням как мухи. И некому было помочь их беде, остановить заразу, ведь лекари давно сгорели на кострах. Кара истинных богов настигла демонопоклоников!
— А что известно об этом поветрии? — встрепенулся Аолен. Чувство долга звало его в бой.
— Ничего. Это не чума, не холера, не моровая язва или гнилая лихорадка. Совершено новая, доселе невиданная болезнь.
— Каковы ее проявления? — Эльф заинтересовался еще больше.
Сперва, рассказывал колдун, у зараженного текут слюни, случается черная рвота и понос. Многие слепнут, бабы выкидывают недоношенных младенцев. А потом одни гибнут в злых корчах, другие гниют заживо, скрытый огонь уничтожает изнутри их конечности и тело.
— Огонь, говоришь? — взволнованно переспросил Хельги, обычно равнодушный к медицинским вопросам. — Огонь… Злые корчи… бабы… белые мешки…
— Эй! — Гном тряхнул его за плечо. — Чего ты бормочешь, как старая гадалка?
— Мыслю вслух.
— Тогда давай членораздельно. Много намыслил?
— Много. Вспомнил. Никакое это не поветрие! Я статью читал. Это — эрготизм].
— Что?! — Это слово не было знакомо никому. Ильза сочла его неприличным.
— Отравление спорыньей. В зерне заводится плохо различимый глазом ядовитый грибок. Люди пекут хлеб и травятся. Белые мешки заражены, серые — нет.
Аолен побледнел от ужаса.
— Ты хочешь сказать, белые рясы специально расплачиваются с соседями отравленным зерном?!
— Вот именно! Хотя рядовые братья могут об этом и не подозревать. Знают те, кто дает им мешки.
— Какие чудовища! — Глаза Ильзы сделались большими и мокрыми. — Зачем они так поступают?!
Балдур Эрринорский невесело усмехнулся. Ему-то все стало понятно. Братья убивали двух зайцев одной стрелой. Точнее, одним мешком. С одной стороны, очищали от непокорных свои новые земли. С другой — демонстрировали новообращенным «чудо» божественного спасения от страшной болезни. Ведь на подлинные чудеса они были просто не способны.
— А куда смотрит верховная Коллегия? — удивлялся гном. — Уж им-то всегда до всего есть дело!
Колдун скептически поморщился.
— Верховная Коллегия безмолвствует. Кстати, магов пока не жгут.
— Хочешь сказать, они заодно?!
— Этого я утверждать не могу. Просто сообщаю факты.
— Тогда продолжай дальше. Как тебя самого на костер занесло? Ведь ты сильный колдун. Почему не отбился?
— Фактор внезапности, — ответил Балдур по-военному, — накинулись всей толпой. А магической угрозы я не почувствовал… — Он зябко передернул плечами. — Если бы Хельги не внял моим мольбам… Если бы вы не подоспели… Не знаю, смогу ли я вас когда-нибудь отблагодарить…
— Подожди! — перебил Хельги, бледнея. — Ты что, МОЛИЛСЯ мне?! Как богу?!
— Да, — подтвердил колдун смиренно, — ты был моей последней надеждой.
Взгляд Хельги сделался отрешенным, лицо потемнело.
— Я никому не внимал… — Он говорил тихо, будто бы сам с собой. — Я не слышал никаких молитв. Мы оказались на площади чисто случайно. Возможно, в этом есть заслуга Сил Судьбы, но только не моя! Это ужасно!
— Почему? — не понял Эдуард. — Все же хорошо кончилось!
— А если бы нет? — Хельги сделался агрессивным и раздраженным. — Каково это по-твоему — не оправдать чьей-то последней надежды?! Силы Стихий, как же страшно быть богом! Врагу не пожелаешь!
— Давайте сменим тему! — призвала диса. Ей не нравилось умонастроение брата по оружию.
— Нет! — упорствовал тот. И потребовал: — Клянитесь!
— В чем?!
— Что никто из вас больше никогда не станет мне молиться! Ни при каких обстоятельствах!
— Не больно-то и хотелось! — фыркнул Орвуд пренебрежительно. — Что за смысл молиться такому недоразвитому демону, как ты? Напрасная трата времени!
— Это вы сейчас так говорите. А я должен быть уверен! Клянитесь немедленно или… — Он запнулся, подыскивая подходящую угрозу.
— Да ладно, клянемся, не переживай! — Рагнар дружески хлопнул его по плечу.
— Не «да ладно», а по всем правилам! Ильза вытаращила глаза.
— Что, клятвой Мельдаха?!
— Меридит, твой брат совсем спятил! — возмутилась Энка. — Ты должна на него повлиять. Он требует ужасного.
— Да не требую я Мельдаха! — завопил бедный демон. — Мне нужна формальная юридическая клятва, без всякого магического подкрепления.
— Тогда как ты узнаешь, что мы ее не нарушаем? — уточнил Эдуард с сомнением.
Хельги смерил бывшего ученика ледяным взглядом.
— Я думал, что могу рассчитывать на вашу порядочность!
Хорошо, что у этой сцены не было свидетелей. Участникам она казалась торжественной и полной драматизма, но со стороны выглядела бы весьма забавно. Каждый неловко привставал, насколько позволял низкий снежный свод, по кансалонскому обычаю поднимал над головой руку с раскрытой ладонью — она поневоле высовывалась в дымовой люк — и церемонно изрекал: «Клянусь, что с этой минуты и до конца дней моих не стану приносить молитвы демону-убийце Хельги Ингрему, подменному сыну ярла Гальфдана Злого, ежели таковой самолично не освободит меня от принесенного обета!» — а потом яростно дул на обожженные горячим воздухом пальцы. Текст клятвы составлял Орвуд, он лучше других разбирался в юридических процедурах и делопроизводстве. Эдуард счел ее никуда не годной и ни к чему не обязывающей, но предпочел помалкивать, чтобы не расстраивать бывшего наставника. Неважно, решил он, станет кто-нибудь молиться или нет, главное, чтобы Хельги об этом не узнал. А он не узнает, потому что сам ничего не слышит, а клятвопреступник наверняка не захочет себя выдавать. Так рассуждал наследный принц Эдуард-Карол-Хенгист Ольдонский, но не стоит его в этом винить. Ведь хотел он того или нет, а все-таки оставался сыном отца своего, Филиппа Подлого, и потомком предка своего, Ольдонского Кровопивца. А дурную наследственность не так-то легко перебороть…
А потом стал вопрос: кому оставаться с Агнессой? Ведь комнатных собак в разведку не берут. Жребий пал на Улль-Бриана.
— В кои-то веки Силы Судьбы сделали разумный выбор! — одобрил Орвуд. — В разведке от Улль-Бриана пользы не больше, чем от Агнессы.
— Держи свое мнение при себе! — огрызнулась сильфида. — Вам бы только издеваться над бедным юношей, солдафоны толстокожие! А Силы Судьбы тоже хороши! Думают невесть о чем! Вдруг в наше отсутствие на Улль-Бриана кто-нибудь нападет? Он не сможет противостоять им в одиночку.
— Мы запрем его внутри магического круга. Часок-другой продержится, — скоренько нашел выход любящий кузен.
— Нет! Ни за что! — Улль-Бриан, дотоле безропотный, вскочил, едва не разворотив головой крышу. — Я не стану сидеть взаперти! Я не могу! А что если вы не вернетесь вовсе?! Если вас схватят и сожгут?..
— Да типун тебе на язык! — взревел гном, но поэт его не слушал.
— …Что мне тогда прикажете делать?! Медленно умирать голодной смертью?!
— Не придумывай ерунды! — велел Хельги сердито. — За сутки еще никто не помер с голоду, а дольше наши круги не держатся.
Но Улль-Бриан был неумолим. Он не станет сидеть один взаперти — и точка. Хотите чертить круг — делайте односторонний, чтобы войти нельзя, а выйти можно. Или чтобы посторонних задерживал, а своих пропускал.
— Эх, — присвистнул магистр Ингрем, — кто же тебе такой сделает? Это профессиональный уровень защитной магии. Нас, конечно, учили в университете, но лично я давно все забыл…
— Да ты и не знал никогда! — противно хихикнула Энка.
— Я сделаю, — вызвался колдун. — На самом деле это не так уж сложно. Я вас потом научу.
На том и порешили…
Ах, как не хотелось им покидать теплое, уютное снежное убежище и уходить в лютую зимнюю ночь! От стоянки до городских укреплений оставалось около часа пути — успеешь промерзнуть до костей.
За несколько часов ожидания погода успела перемениться. Ветер стих. По черному небу рассыпались мелкие колючие звезды. Мороз крепчал, хотя казалось, куда уж еще. На ветвях деревьев повисли длинные белые клочья. Они осыпались под собственной тяжестью и тихо хрустели. Чтобы не спотыкаться на колдобинах, не скользить на неровных гребнях замерзшей санной колеи, разведчики сошли с дороги на обочину — наст был такой прочный, что даже огромный Рагнар и упитанный Орвуд не проваливались. Ни дыма, ни огня не было видно во тьме — никаких признаков жилья. Поневоле закрадывалась мысль: неужели все окрестные села уже повымерли? И такая дикая, первозданная тишина, такое ледяное, мертвое спокойствие царили в этот час в природе, что не только душа, но и самая сущность наполнялась глухой тоской небытия. Это новое, незнакомое чувство было столь тягостным, что его старались заглушить разговорами.
— Что делать со своей лабораторией, я знаю, — рассуждал колдун вслух. — Просто запру ее как следует и установлю защиту. Боги дадут, месяц-другой простоит. Я уже начинал сворачивать дела, успел остановить все процессы. А вот с чужой будет сложнее.
— Подожди! — До Орвуда дошел смысл услышанного. — Что значит «просто запру»?!
— То и значит — повешу замок на дверь. Только бы вспомнить, где он у меня лежит… И где от него ключ? На комоде, что ли?
Гном был изумлен.
— Ты хочешь сказать, что никогда им не пользуешься?! Что твоя колдовская лаборатория стоит настежь — заходи кому не лень?!
Балдур усмехнулся.
— Вот именно. Буккен — очень тихий и добропорядочный городок, случаев воровства у нас не замечено со времен Первой мировой. Горожане запирают двери только на ночь, от нежити. Днем лишь подпирают камнем. А желающих так просто зайти в колдовскую лабораторию я пока что-то не встречал!
— А магическая защита? Она должна быть установлена обязательно! Это общее правило! — поддержал гнома эльф.
— Она установлена, — согласился колдун. — Никакое зло не сможет вырваться из стен моей лаборатории самовольно, только если его кто-то выпустит. Правила требуют именно этого. А что касается проникновения внутрь посторонних — это отдается на усмотрение хозяина. Лично я, грешным делом, не озаботился… О! Смотрите! Впереди огни! Мы на подходе к Буккену!
Испытывать бдительность стражи лазутчики не стали, в город проникли сквозь стену. Балдур шел своим ходом, без помощи Хельги. Даже лишенный амулетов, он был способен на многое.
Улицы Буккена казались тихими, темными и пустыми. Настоящая ночь еще не наступила — скорее поздний вечер, но в редком окне можно было заметить свет. Горожане будто затаились в своих домишках и комнатушках. Ночные обитатели тоже сидели по углам, на двор не показывались. Только где-то вдали слышалась колотушка сторожа, да одна-единственная тень промелькнула мимо и скрылась в подворотне. Колдун сразу насторожился.
— Силы Стихий! Этого я и боялся!
— Чего?! — испугалась Ильза.
— Похоже, питомцы Феллема начали разбредаться по городу. Надо спешить! Но сначала — ко мне!
Осторожный Эдуард деловито осведомился:
— Ты уверен, что там нас не будет ждать засада?
— Обязательно будет. Мы ее перебьем, а кровь используем для наведения защиты. В таких делах чем больше крови, тем лучше.
— Это будет черное колдовство? — забеспокоился Хельги. — Ох, надо не забыть снять с тебя клятву Мельдаха!
Колдун равнодушно пожал плечами.
— Обыкновенная оборонная магия, современная версия Завесы Гримо. Разве вас не учили в университете?
— Учили, — покаянно вздохнул демон. Название ему было определенно знакомо, но суть вылетела из головы начисто. — Нас много чему учили… — И переиначил на собственный манер услышанную в ином мире фразу: — Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь. Образованьем, слава богам, у нас немудрено блеснуть…
— Ты о чем? — удивился колдун.
— Неважно. Это из другого мира. У нас с ними много общих проблем.
— Не обращай внимания, — посоветовала Ильза. — Демоны, они все немного странные. Такая уж у них, демонов, природа.
— Учту, — согласился Балдур. — Смотрите, мы пришли. В военном деле белые рясы смыслили мало — иначе они не завалились бы в дом всей толпой, а оставили бы снаружи караульных. Но никому, видно, не захотелось мерзнуть. В колдовстве разбирались еще меньше, тогда бы не сунулись в лабораторию. Потому что войти туда они смогли, а выйти — нет: защита идентифицировала пришельцев как магическое зло. Всех их, недавних мирных горожан перерезали и перестреляли прежде, чем они успели понять, что происходит. Крови для Завесы Гримо Балдур получил предостаточно, на весь Буккен хватило бы. А дальше — дело техники.
— Ну вот! — объявил Балдур, потирая руки. — Может быть, демон или особенно великий маг ее и пробьет, но не простой смертный, даже если на нем белая ряса! Ни живая душа, ни нежить в мой дом больше не проникнет.
— А если братья захотят его спалить?
— Ха! Пусть попробуют! Кстати, если кому-нибудь из вас понадобится моя лаборатория, скажете: «Именем Герхарда Вэйна, отворись» — затем начертите в воздухе такой знак, — он взмахнул рукой, и во мраке ночи вспыхнул огненный символ, отдаленно напоминающий жабу.
— Ой! А я так не умею, магии не обучена! У меня огонь из пальца не идет! — огорчилась Ильза.
— Да не надо огня! Это я для наглядности! Важно правильно начертить.
— Я потренируюсь, — обещала девушка. — А кто такой Герхард Вэйн?
— Это я.
— Как?! Ты нас обманывал?! Ты говорил, твое имя Балдур Эрринорский!
— Псевдоним! — ответил за колдуна Аолен. — Так я и думал! Все колдуны и многие маги живут под вымышленными именами, а подлинные скрывают.
— Зачем?
— В подлинных именах порой сокрыта большая сила. — Колдун не стал вдаваться в подробности, отделался общей фразой.
— Тогда почему ты открыл его теперь? Скрывал бы и дальше.
— Ну вот еще! Вы мне жизнь спасли, а я стану от вас таиться! Это было бы непорядочно. Но вы должны держать его в тайне и называть меня по-старому! Хорошо?
— Идет! — ответил за всех рыцарь. — Хочешь, поклянемся?
— Не стоит. Достаточно с нас на сегодня клятв.
— А почему ты выбрал именно этот псевдоним? — полюбопытствовала сильфида. До дома Феллема оставалось еще несколько кварталов, оставалось время на болтовню.
— А! Это я в честь бога Бальдра Прекрасного. В здешних краях его имя звучит как Балдур. Мне показалось забавным назваться именно так, при моей-то внешности. — Он указал на свой безобразный безгубый рот.
— Однако странный у вас, колдунов, юмор! — заметил гном саркастически, а потом бестактно брякнул: — Кстати, давно хотел спросить, что за беда у тебя с пастью? Неужели таким родился? Ай! — Это девицы, дружно и больно, с двух сторон ткнули его в бока.
Но Герхард, он же Балдур, вовсе не был обижен. Ответил охотно, но не совсем ясно.
— Разумеется, нет! Родился я нормальным, даже лучше… хотя, это с какой стороны посмотреть. Просто один мой… гм… недоброжелатель попытался превратить меня в жабу. Это все, на что его хватило.
— Бедный! — всплеснула руками добросердечная Ильза. — И ты с тех пор так и живешь искалеченным?! И расколдоваться не можешь?!
Ответ был неожиданным для всех и непонятным для большинства.
— Почему не могу? Могу! Даже расколдовывался однажды, специально к свадьбе сестры, чтобы сделать ей приятное. Но потом вернул все назад.
— Зачем?!
— Видите ли… — Колдун немного смутился. — Как бы это сказать?.. В юности моя внешность настолько не соответствовала образу черного колдуна, так что я сидел без заказов. А в армии стало еще хуже… Догадываетесь, о чем я говорю?
Но жабий рот чудесным образом исправил дело! Вот я и решил его оставить.
— Ах, как же я тебя понимаю! — выпалил от души демон-убийца.
— Правда? — Настал черед колдуна удивляться. Дотоле его не понимал никто.
— Честное слово! — заверил Хельги и шепнул доверительно: — Знаешь, у меня тоже большие проблемы с богом Бальдром! Слушай, а ты не мог бы…
Но Меридит была начеку. Она слишком хорошо знала брата по оружию, чтобы не понять, куда ветер дует.
— Даже не вздумайте! Балдур, если ты изуродуешь мне Хельги, я вас обоих убью, так и знайте!
— О, труп! — шепотом воскликнул Эдуард. Он шел впереди всех и чуть не споткнулся о темную бесформенную кучу, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении человеческим телом с обгрызенным до неузнаваемости лицом и начисто выеденными внутренностями. Одежда на нем была небогатая, напоминала форменную.
— Похоже, это ночной сторож! Вот его фонарь и колотушка! — Рагнар протянул находку Балдуру.
— Может, оно и к лучшему, что его загрызли? — задумчиво молвил Хельги, разглядывая несчастного. — Иначе нам самим пришлось бы его убить…
— Ты кровожаден, как истинный демон-убийца! — не удержалась от комментариев вредная сильфида. — Мы могли бы ограничиться отводом глаз.
— Демоны тут ни при чем. Это у него от фьордингов. Их воспитание, — возразила сестра по оружию. — А ты, чем глупости болтать, лучше бы подумала, кто пожрал этого. — Она кивнула на тело. — Неужели в Буккене, в наш просвещенный век, прямо по городу разгуливают оборотни?
— Ну что ты! Это не оборотни! Тут поужинал кто-то из выкормышей Феллема, — вступился за честь своего города колдун. — Боюсь, мы безнадежно опоздали!
— Тогда, может, вовсе не пойдем? — предложил Эдуард, с опаской поглядывая на растерзанное тело.
— Пойдем непременно! Вдруг еще не все потеряно?
— Да ты не трусь! — подпихнула его в бок сильфида.
— А ты не путай трусость с разумной осторожностью! — огрызнулся принц с полным на то правом. Он и в самом деле не был трусом.
До чего же это увлекательное занятие — рыться в чужих вещах! Наверное, таково общее свойство порочной натуры смертных (впрочем, Хельги проявлял к делу не меньший интерес, чем остальные). Вдвойне приятно, когда можно оправдать свое поведение благородством цели.
Какого только добра не было в лаборатории покойного Феллема! Колбы, реторты, пробирки, перегонные кубы, флаконы с зельями всех цветов радуги, сундуки с магическими принадлежностями, старинные книги на разных языках и еще множество предметов, назначение которых было понятно одному Балдуру.
На первый взгляд колдовская лаборатория почти не отличалась от обычной магической, знакомой по университету. Немного иные символы на потолке и стенах, более мощная пентаграмма на полу плюс бьющее в глаза богатство обстановки (колдун Феллем любил роскошь) — вот и вся разница. Но тот, кто мог, чувствовал: в каждом углу, в каждом ящике, колбе и бутылке гнездится древняя черная сила. От нее делалось страшно, но все равно — интересно!
— Та-ак! — Балдур оглядывал помещение с видом полководца на поле брани. — А это что у нас? Это у нас аква морта! Целая бутыль! Вот ведь жмот был покойник! Просил его продать всего одну пинту — сказал, что нету!.. Ага… Аква вита! Ну этого добра у нас самих достаточно. Так, здесь всякий сушняк… здесь могильная землица… Охота ему была такую дрянь в доме держать? Лично я ее всегда в сарае хранил. А здесь что? Ох, демон!!! — Он приоткрыл дверцу дубового шкафа, и тут же захлопнул, отпрянув. Пальцы левой руки его непроизвольно черканули в воздухе охранный символ.
— Что там?! — сунулась любопытная сильфида.
— Не подходи! Держитесь подальше, пока я не установлю защиту! Там стафии!
Не стоило ему уточнять!
— Покажи! — потребовала девица. — Всю жизнь мечтала увидеть стафию!
— А что это такое? — Ильза совершенно не разбиралась в колдовстве.
— Тень! — объяснила Энка популярно. — Колдун крадет у своей жертвы тень или снимает с нее мерку и использует по своему усмотрению. А жертва медленно помирает, лишившись жизненных сил, которые выпивает стафия! Интересная штука, скажу я тебе! Не каждый день встретишь!
— Голодные стафии очень опасны! Особенно хранящиеся под давлением! — Балдур потихоньку оттеснил не в меру любознательных девиц от шкафа. — Счастье, что они еще не успели выбраться на свободу.
— Подумаешь, счастье! — пренебрежительно пожала плечами разочарованная Энка. — Что в этом толку, раз вся остальная нежить уже разбрелась по округе и нападает на каждого встречного? Одной дрянью больше, одной меньше — не суть!
Пожалуй, она была права. Самое худшее уже произошло. Тело ночного сторожа стало первым в череде страшных находок. А всего их было пятнадцать по дороге к дому Феллема. Десять братьев и четверо мирных горожан, случайно оказавшихся на улице в поздний час. Этим повезло меньше всего — не только внутренности, но и сущности их были выедены начисто. Сущности белых ряс хищники трогать не стали, верно, побрезговали.
Никакие защитные чары, даже те, что полагались по закону, лабораторию не охраняли — хозяин успел снять их перед смертью, такова была его месть. Зная его коварный нрав, Балдур опасался ловушки, но ее тоже не оказалось. Или она уже успела сработать. На бордовом сехальском ковре перед шкафом с серебряной посудой лежало еще одно тело в белой рясе, распухшее и позеленевшее. Правую руку и лицо его покрывала роговая чешуя с красивым медным отливом, из полуоткрытого рта вываливался раздвоенный язык.
— Нюхнул змеиного порошка, идиот, — отметил Балдур мимоходом. И предупредил спутников. — Будьте осторожны! Ничего подозрительного не касайтесь, в посуду с реактивами нос не суйте!
— Мы аккуратно, — обещала диса за всех.
Пока остальные продолжали увлеченно копаться в чужом имуществе, Балдур торопливо пытался наложить на помещение собственные защитные чары. Но тщетно. Здесь, на чужой территории, он был не властен. Силы прежнего хозяина еще не успели иссякнуть.
— Демон побери! — ругался колдун. — Ничего не выходит! Нужно подлинное имя хозяина!
— А ты не знаешь его подлинного имени? — уточнила Ильза глуповато.
— Если бы я знал подлинное имя Феллема, он помер бы не вчера, а гораздо раньше! — ответил колдун сурово. — Давайте думать, что делать с лабораторией. Я не смогу ее запечатать.
— Ну и демон с ней! Пусть стоит открытая! Нежить все равно успела разбежаться! — Орвуду не нравилось это черное место, хотелось поскорее уйти.
— Кроме нежити здесь полно других опасностей. Видишь? — Балдур указал на маленькую плоскую баночку черного стекла, скромно стоящую на полке. — Ее одной хватит, чтобы истребить весь город. Если кто-то случайно откроет, беды не миновать. Просто не представляю, как нам быть!
— Удивляюсь, почему власти вообще позволяют размещать такие опасные объекты в городах? Что за безответственность?! — возмущался Орвуд.
— О! Знал бы ты, какой с них идет налог — не удивлялся бы! Что же делать, что делать?!
— А ты не мог бы вызвать дух Феллема? — предложил Аолен. — Вдруг он согласился бы открыть нам свое подлинное имя?
Балдур безнадежно махнул рукой.
— Вызвать — легко! Только он ничего не скажет, мне в особенности. Феллем, упокойте боги душу его, и при жизни был редкостным ублюдком, так чего ждать от духа?
— А если сжечь? Огонь — сильная стихия!
Но и сжечь не удалось. Одно единственное заклятие все же лежало на лаборатории — наспех установленная защита от огня. Феллем все предусмотрел.
— Ладно! Я знаю, что делать! — Подменный сын ярла решил, что пора брать дело в свои руки. Вся эта возня с колдовским имуществом ему надоела, в душе крепла тревога. Он беспокоился за Агнессу — как она там одна, в чужом месте? Улль-Бриана Хельги в расчет не принимал и, как позднее выяснилось, вполне справедливо. — Идемте на улицу!
Конечно, он отдавал себе отчет, что поступает аморально и безответственно, что порядочным демонам такое легкомыслие не к лицу и ему придется еще не раз упрекнуть себя в содеянном. Но не мог устоять перед соблазном: воспитание фьордингов и натура демона-убийцы вновь дали о себе знать.
Хельги исчез без предупреждения — канул в астрал. Нарочно, чтобы избежать лишних споров, в которых он вряд ли остался бы победителем. Пропал он не один. На месте дома колдуна Феллема остался только неглубокий котлован и прилегающий палисадник с голым кустом сирени.
— Эй, ты, цакас! Подъем! Хорош дрыхнуть, к тебе демон явился! — услышал Инолга сквозь сон. Нехотя приоткрыл правый глаз… и вскочил как ужаленный. Чудовище из чужого мира стояло пред ним. Теперь оно оказалось одетым по-зимнему, в куртку с капюшоном, высокие сапоги и дикую мохнатую шапку. Лицо его было бледным и перепачканным свежей кровью — смотреть страшно.
— Одевайся! — велело чудовище, швырнув цакасу скомканный халат. — Идем!
— К-к-куда? — еле выговаривая слова, пролепетал несчастный. — Н-н… не хочу!
— А тебя не спрашивают, хочешь или нет. Речь идет о жизни и благополучии твоего мира! — Тут Хельги, признаться, преувеличил для красного словца. Повредить целому миру черная лаборатория все-таки не могла. Но уничтожить пару-тройку городов — вполне.
Стыдливо прикрываясь ладонями, цакас выбрался из постели, с трудом попадая в рукава, натянул халат и, как был босиком, поспешил за пришельцем. Ноги мгновенно застыли на холодном полу — простуда была обеспечена. Вышли из спальни, миновали коридор, добрались до лестницы.
— Тише, пожалуйста, тише! Домашние проснутся! — умолял цакас. Тяжелые сапоги чудовища гулко стучали по ступеням.
— А мне плевать! — заявило оно не без злорадства и прибавило грохоту.
Только у самых дверей бедный Инолга успел нацепить на босу ногу резиновые шлепанцы жены — в них она выходила работать в саду. Кстати, именно туда, в сад, чудовище и направлялось. А там…
Ухоженного газона для игры в петсир больше не существовало. На его месте громоздилось двухъярусное строение очень странного вида. Верхний его этаж был еще куда ни шло — белый, отделанный черными рейками в стиле кантри. Нижний выглядел так, будто его только что вырвали из земли — неровная, грязная и глухая кирпичная кладка. Все окна и двери находились на уровне второго этажа.
— Видишь?! — спросило чудовище радостно. — Это жилище черного колдуна! Страшной силы штука! Если хочешь обойтись без жертв и разрушений, позаботься, чтобы ни одна живая душа не проникла внутрь, а мертвая не вылезла наружу! Счастливо оставаться!
Пришелец исчез. Колени цакаса подогнулись, он тяжело опустился на холодную землю, обхватил голову руками и тихо взвыл. Он не представлял, что ему теперь делать!
Хельги вернулся так же внезапно, как и исчез.
— Где тебя носило?! — напустилась на него сестра по оружию, она уже начинала волноваться. — Через границу миров ходил?!
Вопрос был праздным. Плачевный облик демона говорил сам за себя.
— Назад не понесу! Даже не надейтесь! — заявил он вместо ответа.
Аолен в ужасе схватился за голову.
— Боги великие! Хельги! Неужели ты перенес дом колдуна в мир Макса?!
— Ну вот еще! — Демона-убийцу такое предположение даже оскорбило. — По-твоему, я совсем идиот?! Зачем Максу такая пакость? Я оставил его на хранение у цакаса Инолги. До лучших времен!
Как и следовало ожидать, спор о правомочности содеянного вышел долгим и жарким. Но изменить он ничего не мог — именно этого Хельги и добивался.
Зато по другому вопросу мнение сторон оказалось на удивление единодушным — разбежавшуюся нежить решили не ловить. Пусть горожане сами справляются, это послужит им хорошим уроком. Не теряя времени, компания двинулась в обратный путь.
Дорогой Аолену пришла в голову ужасная мысль: Буккен наверняка не единственный город, в одночасье лишившийся всех колдунов. Значит, без хозяев остались десятки, если не сотни черных лабораторий! Страшная угроза, способная обернуться настоящей катастрофой, нависла над землями Запада! Уж не с этой ли бедой Силы Судьбы поручили бороться своим Наемникам?!
— Ну вот еще! — не согласился Орвуд. — Для такой цели им нужны не мы, а десяток-другой квалифицированных магов. Во всяком случае, лично я не намерен скакать по землям Запада, искореняя черное колдовство!
— И что мы сможем сделать, если даже Балдур не справляется? — подхватил Рагнар.
— Хельги может перетаскивать лаборатории в чужой мир, — ответил Эдуард на чисто риторический вопрос. Он был целиком на стороне бывшего наставника.
Но тот и сам отказался. Слишком утомительное дело. Да и цакас Инолга вряд ли справится с таким наплывом черных сил.
Вот так, за разговорами, и пролетел час пути. Могильным холодом, тьмой и тишиной встретило разведчиков их снежное укрытие! В ужасе Балдур запалил магический огонь… и у них с Хельги отлегло от сердца! Агнесса, свернувшись клубочком, мирно посапывала на дорожном мешке Аолена. Но с сердцами рыцаря и сильфиды дело обстояло иначе. Улль-Бриана в укрытии не было!
Выскочили на улицу. Четкая цепочка следов тянулась от шалаша в сторону леса. Друзья переглянулись.
— Он что, спятил?! — спросил Эдуард страшным шепотом. — Куда его одного среди ночи понесло?!
— Может, за дровами? — предположила Ильза и тут же заработала щелчок по затылку — так ее воспитывала Энка. Девушка не обиделась: настоящий воин должен быть наблюдательным и не болтать, не подумав. Рядом со входом лежала груда сухих сучьев — запаса дров хватило бы на всю ночь.
— Идемте! — позвала Меридит. — Есть у меня одно соображение!
Идти оказалось легче, чем они ожидали. Под ногами хрустела все та же ледяная корка наста, лишь немного припорошенная свежим снегом, точнее, инеем, осыпавшимся с деревьев. Довольно скоро впереди, меж сосновыми стволами, забрезжил розоватый свет, трепетный и нежный, от обычного костра такого не бывает. Меридит, шедшая во главе, обернулась.
— Ну?! Что я вам говорила? Морганы!
Чудная картина открылась их удивленным взорам! Посреди просторной поляны матовым, ровным пламенем сиял огромный магический шар. Тепла он не давал — снег подле него даже не подтаял. Но светло было как днем. Вокруг него, взявшись за руки, водили хоровод светловолосые девы, юные и прелестные. На них были короткие белые шубки поверх легких туник, белые меховые сапожки до колен, аккуратные шелковые шапочки, тоже подбитые мехом. В их длинных распущенных косах серебрился иней, щеки розовели на морозе, по пухлым алым губам скользили томные улыбки, из уст лилась протяжная песня… А посреди чудесного хоровода, подле магического шара, стоял блаженно-счастливый Улль-Бриан Р'Оверин собственной персоной, и вид у него был таким идиотским, что хотелось подойти и треснуть как следует по башке!
— Вот они, стервы! — объявила диса громогласно. — Так я и знала! Зачаровали!!!
Песня оборвалась. Хоровод замер на месте. Девы как по команде обернулись на голос, их дотоле безмятежные лица исказились гневом и страхом. А в раскрытых ладонях каждой вспыхнуло по боевому огненному шару!
Но им ли, прелестницам, было тягаться с наемниками Кансалонской гильдии? И половины необходимой для удара силы они не успели вложить в свое оружие, а Меридит уже подскочила к ближайшей, вцепилась, рванула… Один профессионально ловкий взмах меча, и… Копна чудесных золотистых волос осталась в руках дисы. Лишь жалкий косой обрубок украшал теперь голову бедной морганы!
Если бы с нее сняли скальп или снесли голову целиком, визгу вышло бы меньше. Девы кричали тонкими, истошными голосами, будто раненые птицы. Они были в ужасе.
— Ну, — Меридит воинственно потрясала мечом, — кто следующая?!
Желающих не нашлось. Девы готовы были рисковать самой жизнью, но только не красотой!
Одна за другой прыгали они в огонь, тонули, растворялись в розовом сиянии и исчезали бесследно — уходили через портал.
Меридит победно, как боевое знамя, подняла над головой пучок трофейных волос.
— Видали? Здорово я их разогнала?!
— Превосходно! Потрясающе! Ты настоящий специалист по морганам! — наперебой расхваливали оба принца, колдун, демон и эльф. Они были просто счастливы, что не пришлось вступать с боевые действия с дамами.
— Дурное дело не хитрое! — еле слышно шипела сильфида, невольно поглаживая собственные рыжие космы.
Улль-Бриан тоже не спешил благодарить свою спасительницу.
— О дивный, о сказочный сон! Зачем, зачем вы разрушили его? Почему вы так жестоки?! — простонал он со слезами в голосе и простер руки к угасающему свету портала. — Вернитесь, молю вас!
— Опомнись, несчастный! Тебя дома ждет баба с малолетним дитем! — взревел Рагнар и отвесил кузену тяжелый подзатыльник. От удара тот отлетел на несколько шагов и рухнул на четвереньки.
— Полегче, идиот! — Энка бросилась на помощь своему любимцу. Подняла за шкирку, поставила на ноги и даже отряхнула снег с одежды. — У него сотрясение мозга будет!
— Трястись нечему! — Рагнар перенервничал и теперь был зол, как боевой дракон.
— А зачем морганы зачаровывают людей? Что они с ними потом делают? — Этот вопрос мучил Ильзу с детства. Но стоило задать его кому-нибудь из старших, ответ был неизменным: вырастешь — узнаешь. Вот и Аолен, услышав ее, залился стыдливым румянцем.
— Предаются плотским утехам! — охотно растолковала Меридит. — Набрасываются всей оравой и не отпускают, пока до смерти не уходят! Те, кто попал им в когти под утро, еще имеют шанс на спасение — на рассвете морганы исчезают. Но если мужика сцапали раньше — беда! Ни за что не выживет! Счастье, что мы подоспели прежде, чем до дела дошло.
— И правда, — всплеснула руками девушка, рассудив по-своему, — то-то бы сраму вышло! Как бы мы их растаскивали, голых?
Аолен охнул и спрятал лицо в ладонях.
— Дуреха! Не в том беда, что голые, а в том, что помер бы! — фыркнул гном.
— О чудный, о сладостный конец! Зачем, зачем вы лишили меня такого блаженства?! — Молодой Р'Оверин еще не избавился от власти любовных чар.
— Щас я тебе устрою сладостный конец! — угрожающе двинулся на него кузен. Энка встала между братьями, заслонила поэта собой.
— Не смей его трогать! Он просто не в себе, бедняжка! Проспится и все забудет!
Так оно и вышло.
Наутро Меридит с Рагнаром учинили юноше суровый допрос.
— Почему ты вообще вылез из круга?! — допытывалась диса. Она воспринимала Улль-Бриана как подчиненного, нарушение дисциплины ее возмутило. — Ведь староземским языком было сказано, сидеть и не высовываться!
— Я… ну… э-э-э… — Улль-Бриан решительно не знал, что именно толкнуло его на столь опрометчивый шаг.
Меридит истолковала его замешательство по-своему.
— В другой раз делай свое «э-э-э» прямо в кругу! Вырой мечом ямку, а потом засыпь снегом!
Бедный Р'Оверин залился краской.
— Дура! Он вовсе не это имел в виду! — вмешалась сильфида. — Он просто ничего не помнит! Для любовных чар защитный круг не препятствие. Он выходил из него уже зачарованным и не осознавал, что делает. Какой с него спрос? С каждым может случиться.
— Просто в другой раз мы не будем потакать глупым капризам и установим нормальный, непроницаемый круг! — постановил Рагнар. — Я не могу допустить, чтобы единственный сын моей тетки Элеоноры однажды пал жертвой плотских утех!
ИЗ ДНЕВНИКА ХЕЛЬГИ ИНГРЕМА,
ПОДМЕННОГО СЫНА ЯРЛА ГАЛЬФДАНА ЗЛОГО
Начало февраля.
Или уже середина. Точнее сказать не могу — окончательно сбился со счету. Не вел записей дольше недели по причине объективной и уважительной: чернила замерзли в чернильнице. Я честно пытался растопить лед теплом собственного тела, но только сам замерз до дрожи. Пришлось отложить дневник до лучших времен.
А вчера они, лучшие времена, настали. Резко потеплело, чернила растаяли, и вот я вновь держу в руках перо.
Следуя первоначальным планам, мы держим направление на восток, идем спасать демонова Бандароха и его отвратительное семейство. Балдур Эрринорский, человек здравомыслящий и умудренный опытом, считает, что нужды в том нет. Во-первых, Конвелл еще не мог попасть под влияние братства, во-вторых, магов и их семьи вообще никто не трогает.
Но Ильза неумолима: она успокоится только тогда, когда собственными глазами увидит Бандарохово потомство целым и невредимым! «Колдунов тоже не трогали, до поры до времени, а потом что?» — говорит она, и в словах ее есть логика. Но допустим, она их увидит. Что дальше? Спасать мир в компании двух придурков и трех младенцев? Или плюнуть на мир и посвятить себя благополучию Августусова семейства?
Кстати, мы до сих пор не знаем, какая именно опасность грозит миру, от чего его надо спасать. И надо ли вообще. При всем моем уважении к землям Запада, они еще далеко не весь мир. И если их обитатели хотят поклоняться кровосмесителям и питаться отравленным зерном, это их личное дело. Почему мы должны им препятствовать?
Так думаю я, но не все со мной согласны. Потому мы, как истинные герои, вновь стремимся на борьбу со Злом.
А по пути Балдур учит нас черному колдовству (клятву Мельдаха я с него снял насовсем, мне так спокойнее). Аолен с Рагнаром не участвуют, эльфам и рыцарям Золотого Меча колдовать не положено. А по-моему, любому существу, даже самому благородному, всякая наука идет только во благо. И из черного колдовства может извлечь пользу тот, кто им овладеет. Лично я от этого состояния пока очень далек, остальные — еще дальше. Некоторые успехи делает Ильза — я же говорил, что она при желании могла бы выучиться на ведьму. К примеру, позавчера ей удалось зажечь красный огонь на кончике собственного носа — очень эффектно! Правда, по правилам, нужно было на пальце, но лиха беда начало! Я тоже часто путаю собственные части тела, особенно отдаленные в пространстве. Попробуйте отличить руку от ноги, если обе конечности скрыты далеко за горизонтом! Но я опять отвлекся на личное.
Собственное достижение Ильзу перепугало. Она орала дурным голосом и теперь отказывается практиковаться. Жаль. Чтобы переубедить, Энка на привалах заставляет несчастную письменно спрягать неправильные глаголы и решать арифметические задачи с пропорциями. Говорит, не хочешь колдовать — изучай светские науки. Ильза страдает, но пока не сдается и ошибок делает уже меньше.
Я же окончательно перестал понимать, где граница между магией и колдовством. По крайней мере, половину того, чему учит нас Балдур, мы проходили в университете. Другое дело, что я почти ничего не помню. Энка говорит: «Нельзя помнить то, чего никогда не знал». Но она преувеличивает. Ведь сдавал же я как-то зачеты с экзаменами? Или это было чудо? Воистину, загадочен и непостижим дух Халява! Или я об этом уже писал?..
Только что пришло в голову… Неужели в приморских герцогствах теперь войдет в моду кровосмешение? Опасная вещь! От близкородственных браков родятся уроды и хвостатые ведьмаки. Хотя не все ведьмаки — дети кровосмешения. Только те, у которых отсутствуют признаки пола. Однажды, в ранней юности, я встретил такого на ярмарке в Дрейде — он был отвратителен! Вернее, оно. Не хотелось бы, чтобы подобные создания наводнили Староземье. Потому что размножаться они не могут, но очень хотят, со всеми без разбору. Пришлось сломать ему челюсть и спасаться бегством. Фу! Противно вспомнить!
Не стану больше сегодня писать, привал окончен, мы уходим.
Февраль, понедельник.
Проходили через деревню с образным названием Черные Козлы. Я хотел узнать у местных жителей, какое сегодня число, но они смогли назвать только день недели, и то только потому, что по понедельникам нет торговли в соседнем селе. Меридит (и не только она) называет наш век «просвещенным»! Не знаю, каким боком в это определение вписываются подобные дремучие деревни, будто перенесшиеся из глухого Средневековья? Сужу как очевидец!
Сейчас мы где-то на середине пути до Конвелла, осталось идти дней семь-восемь. Напрямик вышло бы быстрее, но дороги в здешних краях петляют, будто пьяные. Кому понадобилось такие прокладывать? Местность сухая, равнинная, ни болот, ни холмов нет — чего огибали? Летом мы прошли бы через лес, но теперь не сунешься — сугробы по пояс, наст растаял, больше не держит. По ночам воют волки, да так тоскливо, что хочется подвывать. Дает о себе знать звериная сущность. На мой взгляд, всякому разумному существу вполне достаточно одной сущности, вторая — явное излишество.
Интересно, как отреагировала бы Агнесса, если бы я обернулся волком? Наверное, стала бы меня бояться и не позволила себя носить на руках. Мы таскаем ее по очереди, потому что каждому хочется. Но на руки к Орвуду она идет менее охотно. Ей не нравится борода. По-моему, ей кажется, будто это отдельное мохнатое существо, паразитирующее на гномах. Она даже пытается его прогнать. Если борода оказывается заброшенной за спину, или лежит в стороне, когда Орвуд спит, Агнесса рычит на нее и хочет трепать. Хорошая собака — маленькая, а храбрая, ведь борода гораздо длиннее ее! Думаю, однажды Агнесса ее победит! Вряд ли Орвуд будет в восторге, он считает бороду своим главным украшением, очень ею гордится. Настоящему воину не следовало бы так заботиться о собственной внешности. Впрочем, Орвуд на звание настоящего воина и не претендует, хотя в деле он очень неплох. При желании мог бы легко вступить в гильдию. Но он не хочет. Он — горный мастер, оторванный от любимого дела жестокой волею Судеб. Только замечаю я, последнее время он не очень-то стремится в свои горы, Оттонский дворец с золотой ванной ему больше по душе.
Но речь не о нем. Отвлекаюсь на всякую ассоциативную ерунду и никак не дойду до главного: Черные Козлы — первая из встреченных нами деревень, еще не попавшая под влияние братства.
Местные жители не могут похвастаться живостью ума и умением формулировать мысли, но после некоторых усилий нам удалось выяснить у них следующее. О том, что творится на Западе, они слыхом не слыхивали — ни о нашествии белых ряс, ни о бескормице, ни о моровом поветрии. Но однажды по осени, «ужо опосля жатвы», к ним в деревню пришли двое, в белых одеждах. Стали ругать их любимого бога Соха (уж и не знаю, кто таков, мы его точно не изучали) и уговаривать разрушить капище. «Тады», как они говорят, их собственный жрец, дед… Тьфу, забыл, как деда зовут! Дурацкое такое имя, лошадиное… Но не суть. Короче, тот «крепко осерчал», и пришлых людей забили камнями. С тех пор никого чужого в деревне не было, «рази токмо из Витвендорфа приходили, девку сватать, да в приданом не сошлись». Такая вот история.
Мы предупредили деревенских, чтобы ни в коем случае не покупали у посторонних зерно. Хочется верить, что они нас поняли.
Хотя через Козлы мы проходили под самый вечер, ночевать там не остались. Очень уж откровенно местное население чесалось. Уверен, у них не только вши, но и клопы в домах есть. Очень запущенный народ! Зато морально устойчивый — не променял своего бога на чужих. Все бы такими были — и миру спокойнее, и нам забот меньше.
Февраль, вторник.
Сегодня дорога вновь сделала большой крюк, забрала так круто на север, что несколько часов мы двигались едва ли не в обратном направлении. Зато в итоге выбрались из проселочной глуши на Конвелльский тракт, хорошую ровную дорогу, даже немного расчищенную плугом. Примерно через полкилометра (около пятисот шагов) к востоку лежало большое село. «Витвендорф» — было написано на придорожном столбе. Такая цивилизованность — приятно посмотреть! Само село тоже оказалось не чета Козлам — большое и благоустроенное. Странно, что его жителям пришло в голову сватать невесту из такой дремучей дыры. Теперь я думаю, что дело расстроилось вовсе ни из-за приданого. Просто сваты испугались насекомых и нашли предлог отделаться от завшивленной девицы.
Мы прошли село из конца в конец. Заглядывали в дома, довольно зажиточные и современные, с дымоходами, выгребными ямами, навесными рукомойниками и кроватями, отдельными для каждого члена семьи. Вот только даты я так и не узнал — не у кого было спросить. Ни одной живой души не осталось в Витвендорфе, все жители валялись где попало, с перегрызенными глотками, совершенно обескровленные. Не представляю, кто их мог прикончить? Для упырей раны слишком большие, для оборотней — слишком мелкие, да и кровь оборотни не сосут… Скорее всего, сюда добралась какая-то нежить из колдовских лабораторий. Наверное, она уже начала плодиться и размножаться. Быстро, однако… Сколько народу ни за что полегло и сколько еще поляжет — страшно представить! Ильза опять плакала, никак не привыкнет.
В опустевших домах мы разжились свежей едой и кое-какой одеждой — местным она все равно больше не понадобится. Дамы наши предлагали расчистить один из домов от трупов и заночевать, им надоело мерзнуть на улице. Но Балдур сказал, что покойники дурные, как бы не встали, поэтому мы должны до заката унести ноги. Так мы и поступили, но это не избавило нас от неприятностей.
Солнце уже почти село, и мы стали подумывать о привале, когда из лесу вышла старуха, одетая в черное. Издали — старуха как старуха, худая и косматая, вроде ведьмы. Не могу сказать, что меня в ней насторожило. Не то подумалось, зачем она ползала по сугробам, если даже хворосту не набрала, не то удивило, что так легко одета — в одно платье и без платка, ведь обычно старые люди любят кутаться… Или в астрале она мне не понравилась? В общем, сам не зная зачем, я черканул защитный круг. И хорошо сделал! Как только мы достаточно сблизились, старуха, вытянув вперед руки, двинулась прямо на нас. Какая же она была страшенная! Мороз по коже! Морда хищная, желтая, как из воска — не поймешь, живая или покойница, когти хуже, чем у меня, — одним махом кого хочешь располосует, глаза странные, ни у кого таких не видел! Зрачки ненормальные: и не круглые, как у людей, и не вертикальные, как у демонов, а горизонтальные и узкие, будто щелочки, почти незаметные, — безобразный вид. Кажется, будто оба глаза заплыли бельмами. Тем не менее видела старуха прекрасно и с курса не сбивалась. Шла на нас и шипела. А уж какой от нее разило силой — словами не передать! Не каждый демон такой похвастается.
Мы столпились внутри круга, а мерзкая тварь стала шарить руками по стенам, на манер упырей. Не знаю, чего она от нас хотела. Сожрать, наверное. Энка попробовала с ней ругаться — орала «пшла прочь, дура старая» и тому подобное, но та и ухом не вела. Не то была глухая, не то по-староземски не понимала. Покружилась, покружилась, не нашла лазейки и принялась за нашу защиту. Била так, что мой круг ни за что не выдержал бы! Спасибо, с нами был Балдур Эрринорский! Все-таки очень выгодно иметь среди родных и близких профессионального черного колдуна. Его защиту чудовище преодолеть не могло. Но и отступать не собиралось. Мы уже начинали замерзать, а оно продолжало осаду.
В общем, ситуация сложилась глупая до предела. С одной стороны, следовало бы выйти из круга и прикончить врага драконьим мечом. С другой — всех нас учили уважать старость. Тварь явно не желала нам добра, но ведь и зла не успела причинить. Поэтому связываться никто не хотел, все надеялись переждать. Но старушенция попалась упорная, видно, решила взять нас измором. А мы не могли ждать так долго. Через несколько часов Энка окончательно взбесилась, и нам пришлось тянуть жребий. И пал он на меня — вот ведь подлость! Все-таки дамам было бы сподручнее. А я чувствовал себя настоящим Родионом. Это мне Макс как-то к слову рассказал. Был в их мире один студент по имени Родион, прибил топором старушку из породы торговых гоблинов, а потом долго терзался муками совести…
Хотя нет! В их мире нет торговых гоблинов. Что-то я со бабулей напутал.
К какому народу относилась наша старушка, тоже осталось невыясненным. Балдур говорит, возможно, это была ламия, вроде тех, что водились в Аполидии. Правда, после Первой мировой они перевелись, но кто-то из колдунов вполне мог заниматься их возрождением.
Справиться с ней оказалось ох как нелегко! Без драконьего серебра не стоило и пытаться. Мне думается, она просто выглядела старой, а на деле была молодой и здоровой тварью. Чуть не четверть часа скакали мы по сугробам, прежде чем я сумел ее уложить. За это время она успела разодрать мне плечо когтями — до сих пор болит, несмотря на вмешательство Аолена. Ядовитая, зараза! А Энка еще ругала меня, зачем так долго вожусь. Сама бы попробовала! Я дважды протыкал старуху насквозь, а ей хоть бы что! Хуже любого берсеркера! Подохла только тогда, когда я снес ей голову с плеч. Рухнула, зашипела и растаяла — даже платья не осталось. Видимо, это была не одежда, а часть ее тела, как у призрака… Боги Великие, какой только дряни не водится на свете! Неудивительно, что его то и дело приходится спасать!
Февраль, четверг.
Сегодня утром отнес Агнессу к Максу. Мы с Балдуром решили, что этот мир стал слишком опасен для комнатных собак. Агнесса не особенно возражала, Макс тоже. Ирина и ее дочь визжали от восторга. Пока мы с Максом болтали о том о сем, Ирина успела сбегать в лавку и накупить всякого добра. Очень прогрессивный мир — чего там только не делают специально для собак! О назначении половины вещей я даже догадаться не смог! Они загадочны, как Черный камень Ло! Надеюсь, Агнесса, окруженная такой заботой, будет не очень скучать по хозяину. Мы договорились, что я стану приводить его время от времени, на свидание. Макс и Ирина еще никогда не видели черного колдуна, думаю, он им понравится.
А в нашем мире все по-прежнему — тоска! Стоит оттепель, дорогу окончательно развезло, поднялся сырой ветер, такой, что с ног валит. Спасибо еще, что дует в спину. С неба снег не снег, дождь не дождь — дрянь какая-то сыплется. Сапоги промокают насквозь. Уж лучше бы мороз, честное слово!.. Приятно думать, что Агнесса теперь в тепле и безопасности. Было бы лучше, если бы Балдур находился при ней, но он решил остаться с нами. Он самый старший из нас и, похоже, испытывает чувство ответственности. Следит, чтобы мы не творили совсем уж откровенных глупостей. Например, чтобы я не убегал от Аолена, когда тот практикуется на мне в целебной магии. До чего же я не люблю всяких лекарей, знахарей и целителей — кто бы знал! Хуже них только оперные певцы и бродячие комедианты! Плечо у меня гниет и не дает покоя Аолену. Другой бы давно плюнул и ждал, пока само пройдет, но ему непременно хочется излечить! Донимает меня на каждом привале, поит каким-то тошнотворным зельем — все напрасно. Хорошо, что я демон, иначе, наверное, помер бы — не от раны, так от зелья. Пока прекращаю писать — больно.
Февраль, суббота.
Последние два дня провел у Макса, здесь же останусь на третий. В дороге от меня пока мало толку. Но и в ином мире нет мне покоя, попал, как говорится, из огня да в полымя! Ирина взялась за мое плечо с не меньшим рвением, чем Аолен. С одной только разницей — ее зелья надо не пить, а вводить внутрь организма при помощи специального поршневого приспособления с полой иглой на конце. Процедура не слишком приятная и не особенно пристойная. На мой взгляд, логичнее было бы вкалывать зелье непосредственно в рану, но Ирина выбрала для этого другое, куда более неожиданное место. Видно, не скоро я смогу нормально сидеть! Интересно, это вещество на всех так губительно действует или плохо взаимодействует исключительно со спригганским организмом? Надо будет захватить с собой некоторое его количество и опробовать на Рагнаре. Надеюсь, это не будет считаться вивисекцией… По-хорошему мне не стоило бы беспокоить семейство Макса своим визитом. Ирина очень расстраивается. Она считает, что у меня гангрена и придется отрезать всю руку под корень. Я сотни раз видел гангрену и с убежденностью могу сказать: у меня ее пока нет. Но Ирина не верит и страдает.
А вчера они с Максом спорили — очень интересно! Макс купил для дочери и Агнессы еду, а Ирина отказалась давать, сказала, что она измененная.
Оказывается, есть в каждом живом организме специальные невидимые глазом структуры, которые отвечают за наследственность, — их в этом мире называют генами. Наука позволяет пересаживать ген одного организма другому, совершенно не родственному, даже от растения к животному! В результате измененный организм получает новые полезные свойства. Допустим, можно пересадить ген комара пшенице, и она не станет поражаться спорыньей (я этого не утверждаю, просто для примера). Очень выгодно для земледелия и животноводства! Но сперва в мире Макса научились изменять продукты, а потом почему-то решили, что это вредно. Якобы человеку свойственно питаться пшеницей, но не комарами, и комариный ген может вызвать изменения в его собственном организме и в организмах его потомства. Удивительно, что в таком прогрессивном мире рождаются столь нерациональные идеи. Не может такого быть, чтобы при питании происходила передача генов! Если бы пища влияла на того, кто ее съел, мы все давно превратились бы демон знает во что! Усваиваются только питательные вещества, а вся наследственная информация выходит с той стороны, на которой я теперь не могу сидеть.
Взять, к примеру, людей, самый многочисленный народ нашего мира. Те из них, кто обитает на северных берегах Океана, питаются почти исключительно рыбой. А жители внутреннего Сехала ту рыбу в глаза не видели, у них даже слова такого нет. Она столь же несвойственна для их рациона, сколь для нас комары. Но это ведь не значит, что, если сехальца кормить рыбой, он станет рождать уродов. Кстати, насекомых они едят за милую душу, даже Меридит один раз подсунули.
Все это я сказал Ирине, но она плохо разбирается в естественной истории. Не лучше, чем в гангрене. Поэтому измененные продукты съели мы с Максом…
Интересно, влияют ли на организм демона-убийцы поглощенные им сущности? Хочется верить, что нет.
В этом мире к демонам относятся резко отрицательно, само понятие является синонимом злой силы. И богов здешние смертные, вроде наших братьев, тоже делят на истинных и ложных. Из-за этого даже случаются войны. Поклонники одного бога стремятся обратить в свою веру как можно больше народу, а несогласных убивают. Так странно! Ведь всякому ясно: чем меньше народу поклоняется какому-то из богов, тем больше внимания он может уделить каждому. Поэтому у нас каждый стремится выбрать для себя или очень сильного, или слабого, но маловостребованного бога, вроде какого-нибудь Соха. Зачастую последний оказывается даже более полезным.
Шесть миллиардов человек проживает в этом мире — даже представить страшно! А богов — раз-два и обчелся! Бедные, как же они справляются с такой чудовищной оравой?! Особенно по праздникам, когда все молятся одновременно?
Или дело все-таки сложнее и силы бога возрастают от числа поклонников? Не исключено. Взять хотя бы тот случай, когда Один заподозрил, что я переманил у асов одну-единственную Меридит, и лично прискакал разбираться — кто бы мог ждать подобного от самого могучего бога Севера?! Да, если количество так важно, становится понятным и поведение белых ряс — они стремятся захватить власть в Староземье по наущению своих богов, возжаждавших Силы…