Тор. Матросское заведение мадам Брунхиль. Комната малышки Норы
Алхимик так резко откинулся назад, что чуть не свалился с пуфа.
– Квайл! Черный осадок перпетум аквитус опять исчез! Это открытие, ученик! Тащи журнал опытов, будем фиксировать!
– Прости, Аарус, но это не открытие,– смущенно улыбнулся Квайл.– Просто Найса-Мария опять вымыла все пробирки.
– Это черт знает что такое… – забурчал алхимик, отшвыривая разочаровавший его сосуд в ведро с мусором и комкая в пальцах бинт.– В таком случае, когда придет заказчик, пусть твоя женушка и объясняется с ним. Лично. А я умываю руки и намерен во время разборки молча стоять за спиной нашей добровольной помощницы. Благо за этой частью тела твоей супруги могу легко спрятаться не только я, но и ты, и Черри в придачу.
Из-за окна донесся возмущенный ропот.
– Ох! – опомнился Аарус.– Квайл! А хомункулуса сегодня проверяли? Кожа нарастает?
– Медленно,– признался Квайл.
– А ну дай мне паршивца на минутку, я замеры сделаю!
Квайл опустил шпингалет и наклонился над подоконником. С трудом дотянувшись до куска рыбацкой сети, в которой болтался глиняный горшок с круглыми отверстиями по бокам, он снял сеть с вбитого в стену крюка и осторожно понес драгоценный «улов» в комнату.
Едва горшок коснулся твердой поверхности, изнутри послышались возмущенные ругательства и отчаянный стук. Открученная крышка упала на пол.
– Аарус! Я протестую против твоих бесчеловечных опытов!– заорал освобожденный из горшка хомункулус.– Уже осень, в конце концов! Холодно! А я голый!
– Тихо, тихо,– успокоил алхимик, вертя Черри вокруг оси и внимательно осматривая его тело.
Опыт с выращиванием на хомункулусе кожи продолжался уже третьи сутки. Аарус не один час ломал голову, думая, как бы пометить новую кожу, чтобы не перепутать ее с той, что образовалась на тельце Черри в лесу. В итоге, так и не придумав ничего путного, он просто стал красить лоскутки эпидермиса в разные цвета, используя для этой цели кожевенные краски. Так как контрольный осмотр и окрашивание производились четыре раза в сутки, то на данный момент хомункулус стал похож на драного бесхвостого кота специфического телосложения и еще более специфической желто-красно-зелено-сине-фиолетово-оранжевой расцветки.
– Ай! – взвизгнул Черри от особенно настойчивого щипка.– Больно! Аарус! Может, прекратим твой дурацкий эксперимент? Мне холодно! Вчера уже снег срывался, а я в не-утепленном горшке сижу!
– Аксиома. Чем холоднее, тем быстрее организм вырабатывает новый эпидермис,– задумчиво сказал алхимик, постукивая указательным пальцем по столу.
– Аарус! – взорвался Черри.– Так ты чего добиваешься, скотина старая? Чтобы я не только кожу, но и мех отрастил?! Говорю же, продрог, как цуцик! Отпусти!
– Отпущу,– ласково согласился алхимик, доставая кисть и коробку, в которой теснились баночки с красками.– Черт! В какой же теперь тебя цвет красить?
– О! – обрадовался хомункулус.– Знак свыше. Сам Господь Бог говорит тебе: «Опамятуйся, сын мой Аарус! Прекрати издевательства над маленьким несчастным существом! А чтобы, сын мой Аарус, до тебя лучше дошло, я тебе намекаю: красок всего девять с учетом черной и белой, а бедный Черри уже и так весь исчеркан». Аарус! Бог недаром придумал всего девять красок!
– Еще Господь придумал алхимиков,– рассеянно возразил старик, доставая чашку и кисть.– А уже алхимики самостоятельно додумались, что девять красок вполне можно смешать. Подставляй ногу, протестант!
– Даже у Бога случались ошибки,– мрачно подытожил Черри, вытягивая в пространство худую конечность.– Вот алхимики – точно ошибка. На сто процентов. Если бы не они…
– То и хомункулусов не было бы,– закончил Аарус, старательно выводя завиток.
– Ой! – умилилась Найса-Мария, входя в комнату и всплескивая ладошками.– Какой Черри хорошенький стал! Это вы его к празднику красите?
– К поминкам,– буркнул хомункулус, опуская ногу и вздергивая нос.
– Найса! Милая! – обрадовался Квайл, отставляя котелок.– Иди ко мне, лапушка моя!
– Квайличек! – расплылась в счастливой улыбке черноволосая красавица.– Любимый мой муженек!
– Тьфу! – неодобрительно сплюнул хомункулус.– Теперь понятно, отчего краткий период после свадьбы, когда у новобрачных еще не прошло помутнение мозгов, назвали медовым месяцем! Уж такая приторная сладость, что прямо уши слипаются!
Алхимик только усмехнулся, вытирая руки тряпкой.
– Любовь – это прекрасно! – провозгласил Квайл, отрываясь от супруги.
– Мерзость! – не согласился Черри.– Тьфу и еще раз тьфу! Полное разочарование! Крах мечты, можно сказать. Одна надежда теперь на алхимию. Авось в будущем люди перестанут размножаться таким дурацким способом и станут расти в пробирках. Как и пристало порядочным разумным существам. Квайл, и как ты только можешь заниматься этим…
– Замечательно может,– мечтательно протянула Найса-Мария.– Квайлик мне самим Богом предназначен! Словно его по моему заказу лепили. Тютелька в тютельку…
– Молчи, женщина! – строго оборвал хомункулус.– Твоя тютелька вообще гнуснейшее зрелище! Теперь понимаю, отчего Аарус во время своих кобеляжей пудреницу крышкой прикрывал. Меня, родимого, от шока берег! Тьфу!
– Но почему сразу «тьфу»? Откуда такие грустные выводы?– с высокомерием опытного ловеласа хмыкнул Квайл.– Только не придумывай, что видел лично!
– Зачем придумывать? – пожал пестрыми плечами Черри.– Правда, видел. Вчера. Своими собственными глазами. Ветерок сеть раскачал, я за подоконник уцепился, в вашу с Найсой комнату заглянул и… лучше б меня вообще сдуло. Ей-богу! Чудом удержался, чтобы от омерзения с подоконника не сигануть.
– Черри! Ты за нами подсматривал? – ахнула Найса.– Ах ты, поганец мелкий!
– Стоп! А как же крышка?! – вскинулся Аарус.– Я же ее плотно прикручивал!
– Ее теперь плотно прикрутить невозможно,– доверительно поведал хомункулус, грызя палец.– Дорогая Квайлова супружница аккурат вчера горшочек мой мыла. Так усердно скребла, что резьбы уже почти не осталось. Спасибо тебе, Найса-Мария Тресс, за доброту и хозяйственность, а отдельное спасибо за силушку богатырскую.
– Я же хотела как лучше.– Черные глаза молодой жены наполнились слезами.
– А вышло даже лучше, чем ты хотела,– буркнул алхимик, хватая крышку и внимательно ковыряя ногтем резьбу.– Точно! Ты бы, Найса, чем столбом стоять, лучше сообразила бы нам с Квайлом какую-никакую еду. Но не оладушки! Купи что-нибудь у разносчика.
Все еще насупленная девушка отправилась выполнять поручение.
– А чем тебе, Аарус, оладушки не нравятся? – удивился Квайл, прихватывая с блюдца давно остывший румяный овал и отправляя его в рот.– По-моему, вкушно…
– Стар я уже для этого деликатеса,– с издевкой поведал алхимик, пихая Черри обратно в горшок и старательно заматывая поверх крышки кусок ткани.– Зубы не те. А алмазные протезы нынче дороги, не укупишь.
– Да они же во рту тают! Даже вчерашние! – не поверил Квайл, взмахивая рукой и нечаянно сшибая блюдце на пол. С глухим стуком оладьи рассыпались по прикроватному коврику.
– Прогресс наблюдается, улыбнувшись, согласился алхимик, поправляя сеть за окном.– По крайней мере, звук падения уже гораздо мягче, с этаким многообещающим «шлеп», не как камень. Ох, ученик… Смотрю я на тебя и диву даюсь – редких качеств ты человек! И умный, и решительный, и упрямый, и в еде неприхотлив, и если уж воруешь, то не безделушку какую-нибудь, а сразу бесценную вещь. Недаром именно к тебе обратился за помощью демон. И ангел, что характерно!
Квайл потупился от комплимента, одновременно чувствуя некий скрытый подвох. Ведь не может же быть, чтобы сам Аарус Густ – ученый сухарь, высокий авторитет, меняющий учеников как носки, чуть ли не каждую неделю – его хвалил!
– Я вот давно хотел тебя спросить… – задумчиво продолжил алхимик.– У тебя в роду, случайно, не было гномов?
Из-за приоткрытого окошка донесся тонкий язвительный хохот, резкий вскрик, шум скользящего по стене и цепляющегося за выступы кирпичей тела и, наконец, задавленный кашель.
– Допрыгался,– подытожил Аарус, с кряхтением поднимаясь с пуфа.– Допрыгался и докаркался. Сбылось пожелание идиота, его сдуло. Но раз кашляет, то жив, только пыли наглотался. Наверное, на козырьке лежит. Сейчас посмотрю… Ого! Сетка слетела, странно…
– Что там? – Ученик алхимика встал рядом и высунулся за окно.– Не пойму…
Аарус добродушно хмыкнул:
– А вот я, кажется, догадываюсь. Кривая линия мастерски превращена в практически прямую. Зато металл… так и сверкает, так и сверкает на солнце! Квайл, как ты думаешь, не могло ли твоей обожаемой супруге прийти в голову вымыть наружный крюк?..