Тор. Матросское заведение мадам Брунхиль

В ожидании свидания с Найсой Квайл окончательно извелся.

Обнаружилось, что «пораньше», сказанное красивой девушкой, означает «точно не знаю когда, но скоро». Найса-Мария была настоящей представительницей женского пола со всеми достоинствами (ох, какими достоинствами!) и, соответственно, недостатками. Раз сто ученик алхимика стучался в дверь кудрявой кокетки, получая ответ «секундочку, я еще не готова», уходил восвояси и вновь возвращался. Не зная, как относиться к столь вызывающей непунктуальности, Квайл тихо нервничал, пока Аарус не дал ему успокоительного пинка под копчик и не всучил для чистки грязные котелки.

Сидя на краю кровати «малышки Норы» и механически водя тряпкой с песком по бокам чугунка, Квайл впервые в жизни на собственной шкуре осознал, что такое настоящий «зуд ожидания». Правда, чесалось не совсем там, где можно было предположить…

Спустя полчаса ученик алхимика осознал: нервное возбуждение ни при чем, у него отчаянно чешется шрам в том месте, где ранее был вшит планкит. Просто до жути. До дрожи в пальцах ног. Приложенная к шраму рука нащупала горячий вздувшийся бугор, и Квайл запаниковал. Так как обратиться к медику было делом рискованным – начнутся расспросы, на половину которых нельзя дать ответ,– пришлось отбросить стыдливость и попросить Ааруса поглядеть на его проблему.

Алхимик проблемой заинтересовался. Даже более того, довольно быстро поставил диагноз, пришел от этого диагноза в полный восторг и заставил ученика неподвижно лежать, пока он надрежет кожу… Крик Ааруса Густа разнесся по всем комнатам матросского заведения.

Отмахавшись от прибежавших на помощь девиц, алхимик запер дверь на все замки и засовы, спешно прокипятил самый острый ланцет и приступил к операции. Квайл ничего не чувствовал, но услышал стук твердого о стекло. Зуд моментально прошел, словно и не было, ранку начало саднить. С приглушенным воплем радости Аарус поднес к глазам ученика чашку, на дне которой красовался маленький окровавленный обломок.

По первому впечатлению это был планкит.

Им же оказался обломок по второму (после помывки), третьему (после рассматривания в увеличительную трубу) и четвертому (после удара молотком) впечатлению.

– Кх-кх! – Устав лежать со спущенными штанами, больной деликатно кашлянул.

Вспомнив об ученике, алхимик наскоро продезинфицировал рану спиртом (Квайл заорал), ободряюще хлопнул его по бедру (Квайл заорал еще громче) и бросился к самодельному сборнику «Все о планките».

– Где же это было… нет, дальше! Что-то о крови, о настаивании в течение… какая-то глупость несусветная… Вот! Вот оно!

Фрагмент текста оказался выдержкой из древней легенды. Слегка корявым поэтическим слогом в ней утверждалось, что:

Пропустив скороговоркой лирику, алхимик забубнил, водя грязным пальцем по строчкам (Квайл с ужасом осознал, что этими руками и была проделана операция), и наконец издал победный вопль, резко сменившийся разочарованным воем.

– У-у, не-э-эт…

– Что такое? – не выдержал студент.

– Абсорбт Патрский утверждает в своих мемуарах, что еще тридцать семь лет назад стал свидетелем получения планкита в искусственных условиях,– сообщил Аарус равнодушно.– Образец металла, добытый на прииске традиционным путем, был выдержан за щекой в течение нескольких часов, омыт слюной от пшеничного хлеба, взращенного на левом от севера горном склоне, а потом извлечен под лучи заходящего солнца и далее подвергнут опыту. Его обсыпали неким «шаманитрокелем», после чего семь дней осколок находился в крови девственной двадцатилетней солнечноволосой девушки, подогреваемый постоянно на водяной бане до температуры тела. На восьмой день планкит был извлечен, но оставил в крови свое семя. Еще спустя четверо суток семя дало всход – в пробирке с кровью начал расти новый кусок умного металла. Идентичный старому. Что скажешь на этот бред? Кривишься? Правильно. Сплошная дребедень вроде детских баек про черную руку. Нет, но что же такое произошло с тобой – вот загадка! Это же натуральная планкитовая плашка, только маленькая! Или все же обманка?

– Не знаю,– промямлил Квайл, судорожно припоминая свой рацион до ухода с прииска и подсчитывая количество дней, проведенных в поисках алхимика. В душе поднималась волна паники.

– Ты что, на самом деле поверил Абсорбту Патрскому? Не трясись, дурачина, это же мемуары, выдумка, полная ерунда!– качнул седой головой Аарус.– Наверное, я из-за спешки не вытащил из тебя сразу этот осколочек. Научный процесс не может зависеть от туманных факторов вроде лучей заходящего солнца и тому подобного. Даже если ты прятал образец за щекой…

Квайл кивнул.

– Правда? – изумился алхимик.– Вот это совпадение! Ладно, допустим. А как насчет хлеба, взращенного на левом горном склоне?

– Перед увольнением нас сняли с довольствия,– дрожащим голоском сообщил Квайл.– А хлеб и сахарное питье на прииске всегда даром, чтобы наемники не теряли сил и не мерзли в холодной воде. Понятия не имею, на каком там склоне росло зерно, но…

– Шаманитрокель! – выпалил алхимик, обвиняюще тыча в грудь ученика пальцем.

– Ни сном ни духом! – открестился Квайл.– Ничем не обсыпал свой образец, клянусь! Или… Кажется, пока пытался проглотить, уронил его… раз. Или два? Не помню. Но точно, что не в шаманитрокель. Кстати, что это такое? А уж насчет остального…

– Сколько тебе лет?!

– Э-э-э… Почти двадцать один.

Аарус Густ вскочил с пуфа так неловко, что опрокинул пудреницу. На стол вывалился рассерженный Черри, который тут же принялся поливать своего создателя проклятиями, ни разу не повторившись. Алхимик молча (что уже свидетельствовало о крайнем волнении) сунул хомункулуса на место, прикрыл крышкой и пристально уставился на Квайла горящим живым глазом, задумчиво почесывая стеклянный – дурная привычка, приводящая в трепет не одного клиента.

– Черт с ним, с шаманитрокелем! Этого не может быть! Не верю! – вынес он свой вердикт, изучив ученика с ног до головы.– Здоровенький парень, все на месте. Если бы мы работали в богадельне, я бы еще понял. Но в борделе! Скажи, ученик… как там тебя… ты ведь уже познал женщину?

Квайл выпрямился во весь скудный рост.

– Прекратите эти гнусные намеки! Как раз сегодня я встречаюсь с Найсой-Марией!

– С Найсой? Ну да, ну да, помню, новенькая… черноволосая такая, правильно? Милая девица, все при ней, даже чересчур. А… до сегодняшнего дня? Нет, все-таки? А?

Квайл покраснел.

– Девственник он! – гаркнул из-под крышки пудреницы хомункулус.– Даю ногу на отсечение!

– Я тебе ее сам оторву! – тихо пообещал пудренице Квайл.– Предатель! Я тебе как своему, а ты… Разгласитель чужих секретов!

– Трус! С девками надо решительней! Чтобы они не успевали заметить, какого ты роста! – не остался в долгу хомункулус.– Вот выпустите меня на улицу! Выпустите, и я всем покажу!

Единственный глаз алхимика стал таким круглым, что сравнялся размером со стеклянным. Бросившись к трактатам, он так нетерпеливо вцепился в страницы, что выдрал некоторые из переплета. Найдя нужное место, алхимик еще раз вслух перечитал отрывок из поэмы и выдержку из воспоминания Абсорбта Патрского, завершив чтение патетической декламацией стихотворного фрагмента: «…планкит не минерал, но вещество живое», на котором и застрял, повторяя как заведенный: «Не минерал! Живое! Не минерал! Живое! Не…»

– И… что теперь? – угрюмо перебил Квайл.

Аарус Густ взглянул на ученика с небывалым ранее умилением. Наверное, такими глазами отец смотрит на безнадежно тупого сынка, который после очередной профилактической порки вдруг стал светочем науки и источником крупного и постоянного дохода.

– Как ты говоришь тебя зовут? Квакл?

– Квайл! – поправил студент.

– Послушай меня, Квал…

Описанное алхимиком будущее нельзя сказать, чтобы поразило студента. Что-то в этом роде Квайл втайне и предположил: стать подопытной крысой, точнее, инкубатором для выращивания умного металла. Заодно представилась и позорная ситуация: они с Найсой-Марией сидят рядышком, нежно сплетя руки, а за спиной тяжело дышит Аарус, следя, чтобы нравственность ученика не подверглась нападкам со стороны чересчур активной красавицы.

Загадочный шаманитрокель мы найдем, пообещал Аарус Густ с горящими глазами (даже в глубине стеклянного протеза полыхало пламя азарта). Обязательно! Потом! Но раз уж приоткрыта завеса над главной тайной современности, нужно ковать денежку, пока горячо!

Он лично позаботится о том, чтобы ученику выделили комнату в заведении мадам Брунхиль. О работе на мыловарку пани Нову речи быть не может – немедленный расчет! Питание на убой! Каждая операция максимально бережна, после извлечения очередного ростка – трехдневный отдых. Если же окажется, что маленький осколок планкита не вырос в теле, а просто-напросто остался незамеченным при первом извлечении, то талантливый студент получит в качестве моральной компенсации приличную сумму и пожизненный статус главного ученика Ааруса Густа.

– Ну как? – выжидательно спросил алхимик, жадно пожирая взглядом застывшее каменной маской лицо ученика.

В дверь поскреблись.

– Квайл? Эй, Квайл!

– Это ко мне,– подтянув сползающие штаны и пригладив волосы, студент ринулся к двери.

– Э нет, Квакл! – Аарус резво пробежал по кровати и преградил ему дорогу.– Куда? Ты не дал ответ!

– Не Квакл, а Квайл,– с едким злорадством поправил студент.– Еще точнее, Квайлиссиарий Гелий. Я должен подумать, извините, пан Аарус. А сейчас за мной пришла Найса-Мария. Согласитесь, невежливо держать даму на пороге.

– Ты меня в гроб вгонишь! – заорал Густ, хватая ученика за грудки и поднимая в воздух.– Какая может быть сейчас Найса? Не сметь блудить! Раньше надо было! Возможно, сейчас у тебя в крови уже сидит семя металла! Не смей все портить! Никаких девок!

– Она не девка! – запальчиво возразил Квайл, впадая в сложную смесь настроений: горячего азарта при слове «блудить» и праведного гнева от оскорбительного «девка».

– Ага, конечно, это в борделе-то! – расхохотался Аарус.– Святая Найса-Мария!

– Она кухарка!

Аарус даже застыл.

– Кухарка?! – изумился он.– В матросском заведении? Вот это изысканность. А разве девушки уже не покупают еду у уличного разносчика?

– Найса прекрасно готовит! Я уверен, что даже моя матушка оценит ее стряпню! – упрямо настаивал на своем Квайл.

– Да ты что? И какое именно блюдо будет представлено матушке? – ехидно поинтересовался алхимик.

– Ну-у… жареная картошка,– предположил Квайл.

Алхимик громко захохотал, хлопая себя по коленям ладонями.

– Вот это насмешил! Остынь, ученик! Достаточно посмотреть на твою Найсу, чтобы понять, что она родом хрен знает из каких горячих стран! Она картошку даже почистить толком не сумеет, не то что поджарить. Вот если бы это были хорошо известные тебе заморские фрукты… тогда да. Маме было бы на что поглядеть. А может быть, и поучиться.

– Не смейте оскорблять моих родственников! – возмутился Квайл, бросаясь на дверь.– И дайте, наконец, дорогу!

– Как там тебя… Квал! Не пущу, так и знай! Убью, лишу памяти, отравлю, но не пущу! Ты почти наверняка первый в мире отец планкита, подумай о своей миссии!

– Да отцепитесь же от меня… ай, черт! Больно!

– Сидеть! – грозно скомандовал Аарус.– Ни шагу за дверь, там скверна! Куда? Тпррру, осел!

– Расскажу властям! – пообещал Квайл, дергая ногами и приглушая голос.– Все расскажу! И как стянул на прииске кусок металла, и каким способом пронес его мимо охранников и ищеек! Пусть сажают! Пусть! За решеткой и то лучше, чем у вас! Зато Найса-Мария будет меня навещать!

– Думаешь отделаться заключением? – захохотал Аарус.– Ты наивен, Квакл, мальчик мой! – поставив ученика на пол и зажав его голову под мышкой, он воровато прикрыл рот ладонью и злорадно зашептал: – Посадят тебя, это правда. Только не за решетку! И никакая Найса не придет! Будешь торчать в закрытой государственной лаборатории кверху задом и жрать хлеб урожая левого склона без перерыва! Булками! Пока не треснешь! Ты знаешь, что последний планкитовый прииск истощается? Нет, откуда, ведь ты всего лишь глупый мальчишка! Двор через подставных лиц тайно скупает ордена у ветеранов – это тебе о чем-нибудь говорит? Вот так-то.

– Этого не может быть! – запальчиво возразил Квайл из недр жаркой и потной подмышки алхимика.– Кх-кх! Фу! На прииске бы знали!

– Ага! И моментально подняли бы цены, спровоцировав ажиотаж! Напряги мозги, ученик! Информация под секретом! Зато не секрет, что за прошлый год выдано лишь две награды при наличии шестидесяти четырех кандидатов – улавливаешь подоплеку, Квал? То-то же… Представляешь, насколько вовремя ты заявишься со своими признаниями? Алхимия при дворе не чета примитивной провинциальной. Никто не станет возиться с тобой, дураком. Не удивлюсь, если государственные ученые мужи просто нарежут тебя на куски, а кровь разольют по пробиркам. Сам понимаешь: двадцатилетние девственники с планкитовым семенем под кожей на дороге не валяются. Тем более солнечноволосые. А ну как с шаманитрокелем не получится? А ты уже готов к воспроизводству. Естественным путем.

Рубанув в качестве заключительной ноты ладонью воздух, Аарус демонстративно выпустил пленника. Квайл шумно втянул в себя порцию свежего воздуха и грустно уткнулся лбом в стену. В дверь забарабанили.

– Я что-то не поняла,– с некоторым раздражением сообщила в замочную скважину Найса-Мария.– Вы будете шептаться или, наконец, откроете мне? Квайл, ты меня слышишь? Нет, это безобразие. Квайл! Нельзя же так оскорблять девушку! Это низко! Ты меня вообще за кого принимаешь, а? Если не хочешь, то так и скажи…

– Хочу! – заорал Квайл, подпрыгивая.– Найса-Мария, очень хочу! А-а-а!

– Иди, милая, к себе,– перебил Аарус, ласково зажимая рот ученика ладонью.– Мало ли чего кто хочет. Нельзя ему.

– Это еще почему?! – изумилась девушка.– Больной, что ли?

– Я ждовов! – прошамкал Квайл, пытаясь укусить алхимика.

– Иди-иди, красавица! Нет, стой! – спохватился Аарус.– Знаешь дом пани Новы, мыловарки? Будь любезна, раз уж свободна, заскочи сегодня и передай, чтобы не ждала больше своего работника. Он уволился. Если там какие вещички остались, прихвати, сделай милость.

– Что с ним такое? – перепугалась Найса.– Вроде вчера еще был вполне здоров и бодр. Всю меня так и перещупал…

– М-м-м! – замычал от нахлынувших воспоминаний Квайл, продолжая биться в тисках. Былая робость испарилась без остатка. Студент чувствовал в себе готовность немедленно доказать мужскую состоятельность хоть дюжине девиц. И не дожидаясь их согласия.

– Квайл! – возмущенно гаркнула Найса.– Я не поняла, что стряслось?

Правду говорят, что настоящая любовь преодолевает все препятствия. Аарус Густ недооценил молодого противника – извернувшись, Квайл резко сцепил зубы на ладони старика и одновременно пнул его в коленную чашечку. По полу весело поскакал выпавший стеклянный глаз.

– Уй! – взвыл алхимик, отскакивая и хватаясь за туалетный столик. Пробирки зазвенели, а из пудреницы меланхолично поинтересовались:

– Опять драка? Что напортачили на этот раз?

– Заткнись, урод! – зашипел Аарус, пытаясь догнать улепетывающего со всех ног ученика, из-за недостатка площади вынужденного перемещаться то восьмерками, то по кругу.

– Что у вас там происходит? – встревожилась за дверью Найса-Мария.– Квайл! Квайл, солнышко мое, ты жив?

– Сейчас будет мертв! – пригрозил алхимик, перепрыгивая через кровать и напарываясь на подсунутую под ноги табуретку. С хрустом раздавился треснутый шар искусственного глаза.– Уй! Мой глаз! Нога! А-а-а!!!

– Почему Аарус орет как резаный?! – крикнула в замочную скважину Найса-Мария.

– Повредил ногу о собственный глаз! – заорал в ответ Квайл.

– Что-о? Это как? – окончательно смешалась девушка.

– А он у нас всемогущий,– злорадно прокомментировал студент.– Найса! Не уходи, сейчас открою! Где же ключ?!

– Нет!!! – Алхимик птицей пролетел над кроватью и распластался на двери.– Только через мой труп!

– Да пустите же меня! Там моя возлюбленная! Я уже и колечко для помолвки приготовил! Аквамариновое!

– Правда? – выдохнула за дверью Найса-Мария.– О-о-о, Квайл!

Поймав упрямого ученика в крепкие объятия, Аарус обреченно вздохнул и сменил тактику.

– Слушай, Квал, мальчик мой – не отказывайся от своего счастья. Не хочешь помогать многократно, помоги хотя бы раз. Всего один опыт, клянусь, и ты получишь деньги! Реальные деньги! Золотые! Причем не мои, а отчеканенные государством! Что такое плотские утехи? Полная ерунда и разочарование! Раз-два, и только воспоминания! В лучшем случае.

– Почему это ерунда? – запальчиво возразил Квайл, извиваясь и нащупывая сквозь ветхую ткань кармана Ааруса ключ.– Ребята говорили совсем другое! Найса-Мария!

– Ребята? – вымученно захохотал Аарус, пытаясь плечом загородить замочную скважину.– Я тебя умоляю, студент, какое может быть понятие о взаимоотношениях полов у хронических прогульщиков? Пестики-тычинки да подглядывание за собаками во время весенней случки – вот и вся любовь! Поверь опытному человеку, разменявшему седьмой десяток: народные байки о сладости блуда с женщиной распущены самими женщинами! Нет в этом ничего хорошего! Обман!

– Прекратите клеветать на несчастных женщин! – оскорбилась за дверью Найса.– Это вы от зависти! Сами говорите, вам уже за шестьдесят!

– И что с того? Старый конь борозды не… А-а-а! Ах ты, паразит, опять кусаться?!

– Старый конь что? – переспросила Найса.– Я не расслышала!

– У старого коня уже возрастной склероз! – выкрикнул Квайл.– Он уже и не помнит, что с этой бороздой делают!

– Прошу! Готов доказать при свидетелях! Иди сюда, Найса, и я тебе…

– Может, лучше я? – возмутился Квайл.– Да пустите же!

– Эй! Куда?!

– Что там происходит? – заорала девушка.– Вы избиваете Квайла? Маленьких бить нельзя!

Из пудреницы донесся издевательский хохот Черри.

– Его побьешь, как же… – пробурчал Аарус, потирая колено.– Этот рыжий таракан, как его… сам кого хочешь… Э! Куда руки тянешь?!

В замке послышался металлический скрежет дамской заколки, натужно задвигалась щеколда.

– Черт! – изумилась Найса.– Вот это запоры! Не открыть!

– А ты как думала? – довольно хрюкнул Аарус, наступая на изящную ногу Квайла своей – огромной, обутой в ботинок с наковкой по носку.– Это тебе не рядовая комнатка с замками для блезиру, шпилькой не расковыряешь! У меня реактивы, порошки, дорогое стекло. Перспективный ученик, наконец!

– У-у-у-уй!

– Выпустите его!

– Устал я с вами, дети,– вздохнул Аарус, придавливая Квайла костлявым плечом к стене.– Тоже мне Тристан и Асольда. Нет, ладно еще мальчишка, щенок слюнявый, всякая юбка глаза застилает, но ты! Опытная женщина! Профессионалка плотских радостей, они же горести! Зачем тебе коротышка?

– Хорошенький,– смущенно призналась Найса-Мария.– Ровно фигурка из рождественского вертепа про героев. И рыженький такой…

– Все ясно,– буркнул Аарус, затыкая рот ученика локтем.– Хорошенький и рыженький герой. В детстве не наигралась в куклы. Иди к себе, Найса, скоро клиенты подтянутся, надо отрабатывать хлеб мадам Брунхиль.

– У меня нет постоянных клиентов! – застенчиво напомнила девушка.

– Да! – подтвердил студент.– И вообще, она кухарка!

– Кухарка? – захохотал Аарус.– Все-таки стоишь на своем? Упрямец. Я слышал другую версию! Твоя возлюбленная, Квал, обладает силой и замашками потомственного дровосека! Если уж работает, то от души, чтобы ни одной целой кости в матросском теле не осталось, хуже инквизитора! Смотри, как бы и тебя не придушила ненароком в нежных объятиях!

– Это клевета! – возмутилась Найса-Мария.– Просто я высокая!

– Скажу мадам, чтобы укоротила! – рявкнул Аарус, нечаянно высвободив рот ученика и тут же пожалев об этом. Квайл поспешил воспользоваться случаем.

– Перестаньте обижать Найсу-Марию! – возопил он, отчаянно лупя ногами по коленям алхимика.

– Уй! Да когда же ты уймешься, студент?!

– Не очень-то меня и обидишь! – пригрозила Найса-Мария.– Все! Надоели! Квайл, выбирай: или ты открываешь мне дверь, или… или…

– Что? – хмыкнул алхимик.– Эх, девочка моя… Куда торопишься? Зачем прерываешь бесценный научный опыт на середине? Неужели так трудно переждать каких-то три-четыре недели и получить в награду приличную сумму, а? В качестве свадебного подарка вместе с «хорошеньким рыженьким». Слово Ааруса Густа! Готов выписать расписку прямо сейчас! Сколько хочешь – пять дюжин паундов? Шесть? Заплачу даже семь, хотя твой женишок этого не стоит!

Судя по молчанию, Найса задумалась, оскорбив тем самым студента до глубины души.

– Найса! Не слушай Густа, он обманщик! Я бы с радостью вышел, но не могу! Понимаешь, не могу! – заорал Квайл.

Размеренный шепоток за дверью «семьдесят плюс дважды семь…» подтвердил самые худшие предположения студента.

– Квайл,– медовым голоском проговорила наконец Найса-Мария.– Любимый! Я тут подсчитала кое-что и…

– Предательница! – ахнул Квайл.– Продажная душа! А я-то, дурак, еще хотел взять ее в жены! С мамой познакомить! Картошку доверить! Раз так, то я и сам не хочу к тебе выходить! Даже не проси больше! Не хочу!

– Да ну вас, мужиков, к дьяволу с вашими сложностями– хочу, но не могу, могу, но не хочу! – оскорбилась девушка.– То он берет меня в жены, то не берет! Столько лет жила без мужа, и еще проживу! А я-то, глупая, ему оладушков наготовила! Старалась, месила, мизинец обожгла, пока жарила… На! Подавись! – что-то твердое стукнулось о филенку с наружной стороны и с тяжелым стуком, рассыпавшимся на отдельные «бым, бым, бым», упало на пол.

– Оладушки,– спокойно прокомментировал Аарус.– Судя по звуку, из каменной крошки. Мама была бы в восторге, я уверен…

– Все! – возмущенно закончила Найса-Мария.– Мое терпение лопнуло! Иду за мадам!

– Иди! – согласился Аарус, прислушиваясь.

На лестнице зацокали каблучки.

– И что теперь? – надулся Квайл, мягко отодвигаясь от цепких рук алхимика в глубь комнаты. Кажется, Аарус успокоился, но расслабляться до конца все же не стоило.– Свяжете? Треснете по голове табуретом? Предупреждаю: Найса-Мария девушка решительная, она отомстит. Да и мадам Брунхиль не станет терпеть бесчинств в своем заведении.

Неожиданно Аарус хихикнул.

– Это для тебя она мадам Брунхиль. А для меня просто Хиля. Старая подруга. Будешь смеяться, но тоже когда-то жарила мне оладьи – видно, у них это профессиональное. Я зуб сломал, но все равно терпел, ел, нахваливал… Эх, Квал! Видел бы ты нас с Хилечкой годков эдак десять назад! Что мы творили на ломберном столике! Что творили!

– Бабник! – скорее завистливо, чем осуждающе буркнул Квайл.

– Щенок,– так же беззлобно ответил Аарус.– Когда ты познакомился со своей пассией – два дня назад? Три? Поверь, перспектива получить денежку в руки для таких девушек намного заманчивей плотских утех. Она и так за свою юную жизнь уже натешилась выше крыши. Сейчас примчатся с Хилей на пару и станут в две глотки уговаривать тебя пойти мне навстречу. Не сопротивляйся, ученик. Бесполезно. Как говорили двадцать лет тому назад в Торском порту: «Против Хили нема гири». С тех пор кулачки нашей мадам только подросли, а оладушки стали еще тверже. Ну что, мир? Бросаем глупости, занимаемся наукой?

– Ага, ага,– закивал Квайл, пятясь к окну.

Стекла в раме не было – его разгрохал сам Аарус еще неделю назад, да так и не собрался поставить новое – все недосуг, тем более осень пока стояла относительно теплая. Зато на проеме красовались внушительные решетки – заведение мадам Брунхиль было истинно матросским, то бишь защищенным от бесплатного проникновения снаружи (что такое третий этаж опытным покорителям мачт и веревочных лестниц!) и хулиганского похищения бордельного имущества (случаи выбрасывания из комнат поджидающим внизу сообщникам мелкой мебели или канделябров прежде были нередки).

За дверью послышались голоса. Беспомощно оглянувшись, Квайл опустил голову и тут почувствовал, как его руки что-то коснулось. Крышка яйца-пудреницы была приоткрыта, и из ее недр высовывалась тонюсенькая ручонка с обнаженными мышцами. Черри предостерегающе шикнул, предупреждая намерение Квайла открыть рот, и сунул в его потную ладонь осколок хитрого сплава, случайно получившегося у Ааруса несколько дней назад. Нечаянный результат, как это частенько водится, оказался на диво удачным – прочным, легким – но повторить опыт вторично алхимику так и не удалось.

Словно заколдованный, студент медленно подошел к окну и с размаху резанул осколком по решетке. Чугун расплылся под прикосновением, как горячее масло. Уже не осознавая толком, что делает, Квайл трясущимися руками обрисовал кривой контур и отбросил осколок, словно он был ядовитой змеей. Хомункулус одобрительно свистнул и, оттолкнувшись от края пудреницы пятками, прыгнул в подставленную руку.

Неправильный прямоугольник на миг завис в воздухе без опоры, а потом, уверенно набирая скорость, понесся вниз, на головы топчущихся у входа матросов, доказав тем самым тезис о случайности, подстерегающей смертных в любом месте. Крик поверженного искателя продажной любви слился с отборным матом товарищей и изумленным воплем Ааруса.

Под это почти героическое звуковое сопровождение Квайл сунул Черри за пазуху, ухватил с кровати короткий морской кортик в рваных ножнах, которым Аарус обычно крошил окаменевший сыр и отскребал нагар с горлышек дорогих пробирок, задрал ногу на подоконник и сиганул вниз. Упал он на мягкое– спасибо матросам. Спрыгнул с полосатого тельняшечного живота, по-собачьи отряхнулся и кинулся бежать. Сверху летели проклятия мадам Брунхиль, звук пощечин, отвешиваемых алхимику, причитания Найсы-Марии и ядовитый комментарий Черри из-за пазухи:

– Есть! Свобода! Не завидую той девке, что подвернется сейчас нам на пути! Ох, и не завидую! Ведь изнасилуем же! Как есть изнасилуем! Всю!

Над тем, куда бежать, Квайл не задумывался. Ноги сами несли его к заброшенному дому.

Однако к вожделенной спасительной станции студент не добежал.

Стоило ему наступить на кованую решетку ливневой канализации, как она коварно подвернулась под сапогом, и нога застряла, словно в тисках.

Выругавшись и кое-как освободив мокрую конечность, студент рванул по выбранному маршруту дальше, но пробежал ровно до следующего стока. Несмотря на то, что он старательно перепрыгнул решетку, нога, словно по мановению волшебной палочки, вновь оказалась плененной. При этом сапог начало ощутимо засасывать, как в болоте.

Яростно зашипев, Квайл с трудом выдрал ногу, едва не лишившись сапога и части пальцев, и бочком двинулся по улице, прижимаясь к стенам.

Очередной капкан повел себя и вовсе уж невежливо. Не дожидаясь, пока Квайл хотя бы приблизится, водный поток самостоятельно выпрыгнул из глубины и окатил студента настоящим фонтаном. По носку ботинка ощутимо стукнул обломок кирпича. Квайл попытался его отшвырнуть и не смог– кирпич подпрыгивал на ноге, вырывался, норовя больнее ударить в то самое место, где кожа поношенной обувки протерлась почти насквозь.

Окончательно озверев, студент сумел-таки двумя руками поймать кирпич и, размахнувшись, метнул его, не разбирая куда, лишь бы подальше.

Зазвенело.

Стряхивая с себя вонючие капли и налипший мусор, Квайл с виноватой ухмылкой глянул на чужое разбитое окно и сунулся в соседний проходной двор. Затем взбежал вверх по ступенькам и с максимальной скоростью помчался к пустым Торговым рядам, чувствуя, как осенний ветер пробирается под мокрую одежду.

Подземка, конечно, штука хорошая. Но когда на тебя начинает нападать даже безобидная субстанция под названием сточная вода, лучше воспользоваться проверенным средством передвижения. По старинке, ногами.

Вопля радости, исторгнутого запечным, студент не услышал.

Имоха, влетевший на родимом обломке в незнакомую квартиру, сразу обнаружил, что ему несказанно повезло. В квартире никто не жил – это раз. У стены притулилась старая заслонка и высилась внушительная груда кирпичей для возведения совершенно новой печи – два. И наконец, будущая печь пока не имела хозяина – три.

На звон стекла с антресолей сполз позевывающий от безделья совсем еще молоденький домовой. Увидев Имоху, он ощетинился и сделал «страшный вид», но запечный только расхохотался и сунул мальчишке под нос сухой кулачок с протравленной кислотой надписью на пальцах.

– А это видел?

Что означает надпись, Имоха и сам не знал – что-то вроде того, что «по мокрому делу проходил», как ему объяснили канализационные водяные. Но выглядели буковки внушительно, этого не отнимешь.

Домовой проникся, отшатнулся от кулака и попытался продемонстрировать равнодушное дружелюбие, удалившись обратно наверх, но Имоха не дал.

– Куда? Делом займись! – коротко приказал он, указывая на дырку в стекле.

– Я?! – изумился молодой, тараща круглые глаза.

– А кто еще? – развеселился Имоха, уже внимательней осматриваясь в своем новом доме.– Давай-давай, а то заплесневеешь без дела. А я пока кирпичики помечу… чтобы кто чужой не зарился.