Окраина Старого грода и окрестности Тора. Поздний вечер
Для проникновения в заброшенную гномью вотчину вервольфиха выбрала отдаленную от городской суеты станцию, и Нилс безропотно согласился.
Клеймо со лба он стер еще около магической лавки и, лишившись отпечатка, неожиданно почувствовал себя голым и беззащитным. Хотя после дня, проведенного в шкуре врачевателя, неожиданно понял сразу три шокирующие истины. Жизнь у владеющих силой далеко не сахар, скромное существование за приютскими стенами намного спокойней пресловутой вольницы, а полоумные питомцы порой ведут себя гораздо адекватней и скромней так называемых нормальных граждан.
С появлением на небе луны Варуша окончательно утратила способность к человеческой речи и только коротко порыкивала, выразительно мотая головой, чтобы подогнать замешкавшегося попутчика.
С едва слышным хрустом ее колени выгнулись в обратную сторону, одежда сползла к мохнатым ногам (и осталась бы валяться на дороге, не подбери ее Нилс). Только обрывок от плаща беглого Михаила по-прежнему обвивал переднюю конечность, незаметно превратившуюся из худой руки в жилистую лапу. И хотя Нилс побаивался, что на них станут коситься и, чего доброго, донесут, немногочисленные прохожие взирали на парочку путников вполне равнодушно, вероятно принимая вервольфиху за крупную овчарку.
В конце концов, Нилс до того осмелел, что наклонился к племяннице и предложил доехать до загородной станции на попутном транспорте. Под предлогом того, что «выйдет быстрее», но втайне надеясь поберечь собственные усталые ноги.
Вервольфиха скрипнула зубами, но кивнула, явно разгадав наивную дядькину хитрость, очень уж ехидная улыбочка растянула губы «собаки».
За поворотом как раз показались Торговые ряды. Монах подошел к крестьянину, собирающему свои пожитки, и легко напросился в попутчики до Ключа. Словоохотливый торговец запросил четверть паунда, но в итоге легко согласился на десяток сентаво. Учуяв зверя, лошадь всхрипнула, но вервольфиха быстро запрыгнула на поклажу и зарылась в ворох плохо выделанных шкур, козлиный запах которых перебивал все прочие на полверсты вокруг. Уже устроившись у бортика телеги, рядом с непроданным кабанчиком, повизгивающим в мешке, и рассыпанными тыквами, Нилс украдкой порылся в толстом кошеле и обнаружил, что подобной мелкой монеты у него нет.
Что называется, дожили. Сплошные паундовики и полупаундовики, никакой мелочи.
Крепкая лошадка, обретя прежнее душевное равновесие, радостно двинулась по знакомой дороге к дому. Хозяин ослабил вожжи и отдался вдохновенному рассказу о нелегкой крестьянской доле, время от времени неодобрительно оглядываясь на кабанчика. Нилс сочувственно кивал, держа собственное мнение при себе. Сначала посеялось не так, потом заморозками побило, всходы, само собой, уже не те, а в итоге собранный урожай в сарае не помещается – все эти особенности ведения хозяйства Нилс знал не понаслышке. Сам из деревни, да и приют святого Паллы, кроме виноградника, держал также небольшой огородик.
Тропа размеренно расстилалась под колесами. Поросенок приткнулся к монашескому боку и успокоенно засопел, как вдруг…
Россыпь зеленых искр брызнула прямо в глаза и пучком ушла в дорогу. Ровно катившаяся далеко впереди карета вдруг взвилась в воздух, тяжело приземлилась прямо перед телегой и резко подпрыгнула на кочке, подставив гладкий бок. Крестьянская лошадь всхрапнула и шарахнулась в сторону, телегу занесло.
Массивный герб сорвался с дверки вместе с креплениями и отлетел к крестьянской поклаже, выбрав для приземления мешок с отчаянно визжащим поросенком. Заполучив в окорок дюймовый гвоздь, поросенок издал предсмертный вопль ужаса и заныл на одной тягучей ноте, брыкаясь и подпрыгивая. Тыквы с треском рассыпались по дороге. Варуша высунула нос из дебрей козлиных шкур и заворчала.
– Это что же такое делается, люди? – завопил крестьянин, вскакивая с телеги и с трудом перекрикивая свой живой товар.– Чужую скотину калечить вздумал, раздери тебя коза! Какого рожна хватать вожжи в руки, если ездить не умеешь! Ты вообще слова «вперед» и «назад» друг от друга отличаешь? А овощи? Плати ущерб!
– У тебя вообще глаза имеются, смерд? Куда прешь, видишь? Я, между прочим, не хрен бирючий – зятя герцога Жетиниана везу! – с высокомерием человека, управляющего не жалкой конягой, а двойкой породистых рысаков, подбоченился кучер, не покидая своего места на козлах.– Сейчас я тебе, лихач деревенский, объясню наглядно, и что такое «вперед», и что такое «назад»!
Дверь кареты со скрипом раскрылась, и на дорогу вывалился грузный мужчина. Новоиспеченный герцогский зять выглядел грозно и был полон самодовольства, хотя типично плебейское прошлое упрямо проглядывало в его внешности, несмотря на обилие золота на шее и богатый костюм. Короткопалые руки сжались в кулаки. Маленькие, близко посаженные глазки грозно сощурились, превратившись в буравчики.
– Почему дорогу не уступил, мерзавец? У меня преимущество!
– Какое еще преимущество? – разъярился крестьянин, от избытка чувств подпрыгивая на месте и грозя кучеру кнутом.– Откуда ты вообще свалился на мою голову? Говоришь, герцогского зятя везешь? Богатенькие, значит? Плати за тыквы, наглец!
– Тыквы? – Уперев кулак в бок чисто деревенским жестом, пассажир уверенно сложил пальцы другой руки в смачный кукиш и сунул его крестьянину под нос, поблескивая огромным перстнем с замысловатой печаткой.– А это ты видел? Ты, скотина, весь бок мне исцарапал своей таратайкой! Не я тебе, а ты мне платить должен!
Варуша нетерпеливо цапнула зубами монашеский рукав. Нилс, тоже злясь на досадную помеху, слез с нагретого местечка и встал рядом с крестьянином.
– О! Монах! – обрадовался пассажир кареты.– Будешь независимым свидетелем! Если этот смерд не компенсирует мне ущерб, засажу за решетку! Клянусь, засажу! Новая карета, на свадьбу тестем даренная! Орехом инкрустированная! Одна только лакировка не меньше двух дюжин паундов станет! А корпус поправить? Смотри, какие вмятины! Нет, ты не отворачивайся – смотри, смотри!
– Да не хочу я смотреть на твои вмятины! – всплеснул руками крестьянин.– Сам подставился, а я плати?
Из вороха шкур высунулась разозленная морда вервольфихи. Варуша нервно оскалилась с таким выражением, что Нилс понял его почти дословно: «Сделай же что-нибудь!»
– Давайте разберемся по-хорошему,– пробормотал Нилс, но на него заорали с двух сторон:
– Молчи, предатель! Моей вины нет!
– По-хорошему?! Скажи спасибо, что не порубил на месте!
Постепенно к месту происшествия подтягивались зеваки.
С тоской окинув взглядом все увеличивающуюся толпу, которая внимательно следила за происходящим, Нилс почувствовал тревогу. Не ровен час, действительно нагрянет стража, чтобы навести порядок. А попутно узнает по описанию в монахе того самого шутника-врачевателя, что обидел бойцов особого отряда, а в безобидной собаке волка, да еще и перевертыша. Вот тогда на них с Варушей все и спишут: и порчу чужого имущества в Торговых рядах, и взрыв магической башни, и карманные кражи за прошедшие полгода. Хорошо если убийства не повесят.
Перекрестившись, Нилс сунул руку за пазуху и на ощупь отсчитал дюжину монет.
– Держи.
– А? Что это? – Пассажир кареты настолько увлекся скандалом, что не сразу сообразил, о чем ему толкует монах.
– Держи, говорю. Покрасишь свою карету за счет приюта святого Паллы. Господь повелел помогать убогим.
Чуть слышный рычащий смешок со стороны козлиных шкур показал, что племянница оценила иронию. Пока растерявшийся нарушитель спокойствия пересчитывал монеты, Нилс крепко ухватил крестьянина за локоть и потащил назад к телеге.
– Поехали.
– Э! Так не пойдет! – попробовал возмутиться крестьянин, но именно в этот момент терпение монаха лопнуло окончательно. Нилс с неожиданной для святого человека вообще и себя лично яростью шепнул: – Или трогаемся, или я сейчас своими руками отволоку тебя, гаденыш, в участок! Вот там и расскажешь о тяжелом труде земледельца! Спешу я, понятно? Гони!
– Но как же? А кабанчик? – растерялся мужик.
Нилс оглянулся на притихший мешок, украшенный гербом, и хмыкнул.
– Не журись. Теперь он у тебя знатных кровей, из семейства герцога Жетиниана. Ставь цену вдвое выше, все равно купят…
Уже через несколько минут показался поворот на Ключ.
Вервольфиха настойчиво ткнулась холодным носом в руку. Спрыгнув с телеги, Нилс кивнул на прощание мужику и неспешно двинулся вперед, не оглядываясь. Остановились уже у родника. Опровергая расхожие слухи о том, что святая вода нечисти не по зубам, Варуша жадно припала к источнику. Пила она долго, смешно покачивая лохматой головой вверх-вниз, как колодезный журавль. Нилс так засмотрелся, что сам успел сделать лишь пару глотков – мохнатая попутчица уже торопила, явно мечтая поскорее найти пропавшего Михаила и получить вожделенную свободу.
Метка FE-34 была на месте.
Прикосновение к шершавому камню неожиданно пробудило в памяти Нилса детские воспоминания, как он с ватагой таких же босоногих сорванцов карабкается по выдолбленным в стене ступеням – узеньким, под гномью стопу,– и до последнего старается удержаться наверху.
Невольно улыбнувшись, Нилс подналег на каменную плиту, ожидая протестующего скрипа невидимого механизма, но камень с неожиданной легкостью ушел в сторону.
Подоткнуть укороченную рясу было делом секундным. Нилс с некоторой опаской начал втискиваться в темную нору– все-таки вход в подземку не задумывался гномами как широкие, открытые любому желающему ворота, но вервольфиха с такой решительностью подналегла сзади, что монах буквально влетел внутрь.
Почти сразу за входом лаз резко обрывался, это Нилс помнил и был к этому готов. А вот тусклый свет и приземистая фигурка, выскочившая невесть откуда и метнувшая в них неровный камень, оказались полным сюрпризом.
Варуша зарычала и дернула рясу за подол. Чудом уклонившись от летящего обломка, Нилс не удержался от ругательства, уцепился обеими руками за боковину пандуса, но потяжелевшее со времен детства тело отстояло свое право продолжить движение вниз. Коротко охнув, монах заскользил к станции, протирая штаны и со злорадством слушая, как сзади скребут по гладкому камню когти и скулит съезжающая на пузе племянница.
Еще один обломок со свистом пролетел над головой, вздыбив волосы. Нилс сжался в комок, продолжая спускаться уже на боку и безостановочно чертыхаясь.
Затылок жгло, словно сам святой Палла укоризненно смотрел ему вслед. Однако спустя несколько секунд до монаха дошло, что жжение не из разрядов угрызений совести, а скорее реалистического свойства. В затылок явно вцепилось что-то теплое, клейкое. Содрав с себя это неведомое «что-то» и отбросив его, Нилс в последнюю секунду сгруппировался и приземлился на обе ноги. Рядом, с вздыбленной шерстью и горящими глазами, неловко рухнула на пол Варуша.
Здесь мало что изменилось.
Подставка под факелы по-прежнему была полна, на каждом подвешено зажигало, чтобы можно было не искать в темноте. Стоило факелу загореться, как вспыхнули под потолком искусственные созвездия, освещая гладкие до блеска стены и затоптанный незваными посетителями пол.
С некоторой опаской Нилс ощупал затылок – мокро, но боли нет. Поднесенные к самому носу пальцы оказались не красными, как он предположил, а коричневыми. Липкая жидкость походила на загустевшую кровь, но пахла странно, какими-то лекарствами. Зверюга едва принюхалась и отскочила, словно ошпаренная.
Пожалев, что оставил арбалет в городе, на всякий случай монах обошел станцию по периметру, но не обнаружил ничего опасного. Рычаг, опускающий тележки на рельсы, был на месте и даже смазан – на ладонь Нилса капнуло масло. Правда, хранилище транспорта оказалось пустым, чего никак не ожидал Нилс, но спустя буквально пару секунд этому нашлось объяснение: ярко освещенная головным светильником вереница вагонеток выехала из ближнего тоннеля и помчалась к ним на приличной скорости.
Вервольфиха коротко рявкнула, отдавая приказ.
Прижавшись к стене, монах воткнул факел в держатель. Потом пробрался к месту пересечения рельсов и, дождавшись появления состава, почти грациозно скакнул в самую последнюю тележку – если уж придется промахнуться и упасть, то не под тяжелые колеса. Варуша одобрительно рыкнула, высунув голову из предыдущей вагонетки. Нилс облегченно вздохнул – успели.
Вместе с облегченным вздохом в душе вдруг зародилась смутная тревога.
Насторожившийся монах напрасно щурил глаза, пытаясь разглядеть в полумраке источник опасности. Ни по бокам тоннеля, ни впереди ничего угрожающего не было. Вагонетка шустро летела по рельсам, поскрипывая на поворотах, отражательные камешки послушно указывали направление, размеренно позвякивал металлический крюк.
Только расслышав среди безжизненных механических звуков далекое покашливание, Нилс осознал, что его так насторожило.
Дно тележки, на которое он сел, было теплым! Теплым! Нагретым чьим-то задом! Буквально за секунду до него в вагонетке ехал другой пассажир!
Безусловно, паниковать было преждевременно – время от времени подземку посещали любопытствующие. Но Нилс занервничал и, как оказалось, не зря.
Вервольфиха прижала уши и предостерегающе зарычала. Из самой первой, ярче других освещенной, тележки донеслись странные звуки, словно там билось какое-то крупное животное. Наконец крючок, удерживающий дверку, отлетел, и из недр вагонетки выбрался… человек.
Аптекарская одежда незнакомца была измята и местами продрана, головного убора не было и в помине. Спокойно шагнув на край, он размеренно зашагал от вагонетки к вагонетке, приближаясь к последней, в которой сидел Нилс. Удивительно, но мужчину не заносило на поворотах – словно акробат, он легко держал равновесие, помогая себе растопыренными руками.
Монах сполз на пол и сжался в комок, загородившись подолом. Спереди донеслось обескураженное ворчание – судя по всему, человек то ли не испугался вервольфихи, то ли просто не заметил ее.
Спустя минуту подошва скрипнула прямо над головой Нилса. Странный пассажир спрыгнул монаху под бок, наклонился, невозмутимо ощупал его холодными, как лед, пальцами и, пнув на прощание ногой в бок, с прежним равнодушием покинул вагонетку.
Рискнув высунуться, Нилс проследил, как мужчина степенно удаляется по рельсам в глубь тоннеля, и перекрестился:
– Чур меня! Свят-свят-свят!
Варуша неодобрительно засопела и оскалилась, но тут состав резко повернул. Рельсы разветвились в стороны.
Откуда-то из-за стены донесся нестерпимо неприятный скрежет, потом грохот металла, резкий хлопок, словно из бутылки вытащили пробку. Сразу вслед за этим наступила тишина. Напряженная, зловещая, словно проглотившая все существующие до сих пор звуки – даже колеса тележек теперь вращались бесшумно, а в ушах ощущалась неприятная пустота и одновременно давление, как будто глубоко под водой.
Нилс крикнул и не услышал собственного голоса. Варуша беспомощно вскинула уши и начала тереть нос подушечками лап.
Словно ожидая этого нехитрого жеста, звуки вернулись. Все сразу, беспорядочно смешиваясь и стараясь перешуметь друг друга. Последним гулко раскатился по тоннелю чей-то хриплый смех…
…и перед лицом Нилса оказалось огромное извивающееся лицо Михаила.
Существующее само по себе и не имеющее логического продолжения в виде шеи и туловища, оно радостно смеялось, паря в воздухе.
Едва заглянув под безглазые веки, монах струхнул так, как никогда в жизни до этого. Помимо того, что лицо Михаила было прозрачным, оно удивительным образом имело все положенные живому существу слои: череп, мышцы, кожу. Темные сосуды явственно пульсировали, пропуская сквозь себя какую-то зеленую жидкость, назвать которую кровью не решился бы даже самый смелый ученый. Под тонкой пленкой яростно бушевало пламя, иногда просачиваясь сквозь кожу на поверхность и взрываясь от соприкосновения с холодным воздухом мелкими вспышками.
Из ступора монаха вывела Варуша. Не добившись успеха тявканьем, она ощутимо хватанула Нилса за дрожащее запястье клыками.
– Ты что?! – взвизгнул Нилс и тут же закашлялся, подавившись воздухом и тяжелым полынным запахом, вылетающим из разверстого в жутком оскале рта неведомого создания.
Эта невинная сценка привела чудовище в явно хорошее расположение духа.
Рот широко распахнулся, выпуская на волю странные гудящие звуки, а слепые глазницы весело сощурились, склеив кожу около наружных уголков лукавыми морщинками.
Нилс беспомощно оглянулся и встретил совершенно оторопелый взгляд зверя. На загривке вервольфихи плавно вырастал жесткий шерстяной гребень, а пух на груди встал дыбом. Вовремя сообразив оттащить племянницу от горячего дыхания чудовища, монах поскользнулся на собственной рясе, рухнул на пол и зарылся лицом в шерсть вервольфихи.
Зеленое лицо захохотало до звона в ушах, и над составом пронесся вихрь. Постепенно удаляющийся смех, как и разом ослабевший запах полыни, свидетельствовал, что страшная нежить осталась позади. Варуша нетерпеливо зашевелилась, и только тогда Нилс рискнул открыть глаза.
– Что это было? – слабым голосом спросил он, прекрасно понимая, что ответа ждать глупо.
Но вервольфиха все же ответила. Чисто по-звериному, как могла. Она задрала к потолку пасть и во всю глотку завыла. Тут же за спиной монаха раздался скрип очередного состава, и тихий голос, усиленный тоннелем до жутковатой звучности, позвал его по имени…
Нилс дрожащими руками отодрал крюк, сиганул из тележки, стараясь не попасть на рельсы, и быстро пополз.
Частично ему это удалось.
Однако через три шага или, точнее, ползка острые зубы, впившиеся в рясу, заставили его остановиться. Одновременно крепкая рука ухватила монаха за шиворот.
– А-а-а-а-а! Чур меня, чур меня, чур меня… Михаил!.. Ты?!
– А я все зову, зову… Вот уж не ожидал тебя здесь встретить!– радостно воскликнул беглый приютский питомец, втаскивая Нилса в свою вагонетку.
Больной оказался в полном порядке: и лицо не зеленое, и остальные части организма на положенных местах. Вервольфиха уже сидела внутри тележки, радостно вывалив язык и почти с нежностью глядя на Михаила. По розовой губе стекала тонкая струйка слюны. Видать, племянница уже предвкушала лакомства, которыми ее начнут потчевать по возвращении домой. Еще бы – осталось доставить беглеца настоятелю, и ее мытарства практически окончены.
Неклейменый словесник устроился с комфортом, отметил монах. Факел вставлен в специальное кольцо на торце вагонетки, на пол постелен пустой мешок, в углу пристроена сумка. И не голодал – за крюк зацепился кусок просаленного пергамента, отчаянно пахнущий копченостями, из приоткрытой сумки торчит горлышко бутыли. Сразу вспомнилось, что сам последний раз ел рано утром, и в животе противно засосало.
– Михаил-Михаил,– укоризненно покачал головой Нилс.– Глупая башка! Ты почему сбежал от настоятеля? Мне из-за тебя такие ужасы пережить пришлось! И под землю полез зачем-то, дурачок…
Вместо ответа больной заливисто захохотал, сверкая глазами и тыча грязным пальцем вперед:
– Она там! Там! Вот, смотри!
Дрожащие руки зарылись в сумку. Мимо уха Нилса просвистело что-то тяжелое, чудом не отхватив мочку.
– Видел?
– «Разящее кольцо»? – не веря своим глазам, выкрикнул Нилс, оборачиваясь и провожая взглядом сверкающий диск, звонко отскочивший от стены.– Ты где взял эту штуку, брат?
– Ну как же?! – радостно закричал Михаил.– Ведь станция! Монеты, стальные заготовки, иноземное оружие, мертвый железный дракон! Все, как говорил чик! До последнего слова! Правда! И еще там был он!
– Кто он?
– Он! Он! Зеленый фей! Нилс, ты видел, какое тут небо? Красивое, звездочки блестят, и луна… Я хотел потрогать луну, нашел лестницу, залез вверх, покрутил, а она оторвалась! И тут из дырки выполз он! Страшный, большой, полынью пахнет… Спросил меня: «Я тебе нужен?» И я сказал: «Нет». «Так я свободен?» – спросил он. «Свободен!» – сказал я. И он улетел… улетел! Ты видел зеленого фея, Нилс?
Смотреть в глубину зрачков давно знакомого человека, на дне которых полыхало самое настоящее безумие, было тяжело. Вспоминать встречу с зеленой нежитью, простодушно окрещенной Михаилом «феем», тоже не особо хотелось. Монах отвернулся и машинально погладил напряженную зверюгу, прижавшуюся к ноге. Но бурлящая в больной душе Михаила радость потребовала немедленного выхода. Вывернув сумку прямо на дно тележки, он набрал полную охапку тяжеленных даг, аккуратно сунул их под мышку и принялся швырять по одной, старательно метя в торчащие крючки идущих впереди тележек.
Выхватывать оружие из рук Михаила было бы большой глупостью, уж лучше пусть расстреляет свой боезапас. Увернувшись от очередного лихого замаха, монах пристроился на дне тележки и терпеливо переждал обстрел, задумчиво перебирая вместо четок жесткие волоски на шее вервольфихи. Варуша часто моргала. Видать, безумие «добычи» оказалось для нее неприятным сюрпризом.
Вагонетка ехала все медленней, желтый камень в голове состава начал неритмично пульсировать, того и гляди остановится. И куда в таком случае? Пора было возвращаться к скользкой теме.
– Михаил… так ты действительно нашел станцию? – осторожно уточнил монах.
Беглец радостно кивнул.
– Покажешь? – вкрадчиво спросил Нилс.
Больной замахал обеими руками.
– Нельзя! Еле сам ушел! А на волю мне теперь хода нет! Нет!
– Ворота,– догадался монах.– Ты нашел станцию, набрал полную сумку сувениров, но не смог пройти через ворота на землю?
Михаил громко всхлипнул. Из сбивчивого рассказа Нилс постепенно уяснил, что его конкурент по поискам действовал несколько иначе, чем он. Помыкавшись по городу и не найдя входа, больной проявил чудеса смекалки. В отличие от Нилса, он решил пойти другим путем. А именно: смело спустился в подземку и начал кататься по всем линиям, периодически пересаживаясь с одной на другую. Иногда Михаил часами шагал по рельсам. Иногда падал, ранился об острые углы. Если был лаз, в который мог протиснуться, лез в темноту. Отчаянно хотелось есть. И хотя едой он запасся – благо в Торговых рядах любой желающий может заработать на кусок хлеба с ветчиной – продукты сутки, как кончились, и голод все усиливался.
С осторожностью Нилс приобнял недавнего соседа за плечи– а ну как пырнет в бок каким-нибудь диковинным клинком, припрятанным в складках рубахи – и начал уговаривать:
– Михаил, но ведь так и должно быть. Подземка не выпустит тебя обратно без чужой помощи. Ты же у нас не простой человек, а владеющий силой. Правильно?
Судя по пустому взгляду Михаила, он вообще не понял, о чем идет речь.
– Ладно… попробуем по-другому. Тебе понравилось на заброшенной станции? Интересно было?
Михаил закивал.
– А я еще не видел,– пожаловался Нилс.– Но тоже очень, очень хотел бы взглянуть.
Михаил протестующе замотал головой.
– Нет так нет,– легко согласился монах.– Но ты, по крайней мере, можешь мне сказать, где именно в Торе располагается вход на эту самую станцию? «Старый грод, за» – а дальше? Это какое-то питейное заведение? Забор? Чей-то дом?
По мере допроса, замаскированного под искреннее участие, глаза Михаила утрачивали сумасшедшинку и все более прояснялись.
– Не скажу! – неприятно ухмыльнувшись, заявил он в итоге, прямо глядя в выжидательное лицо Нилса.
– Сдохнешь в подземке,– отбросив церемонии, пообещал Нилс, угрожающе поднося к носу больного кулак.
По счастью, применять силу не понадобилось.
Вагонетка резко затормозила, заскрипев колесами по рельсам, и ее подхватил сверху огромный крюк. Нилс и Михаил поспешили выпрыгнуть, а вервольфиха, едва коснувшись пола, тут же нервно вскинулась, задрала передние лапы на плечи монаху и с шумом втянула воздух. Обращенная к Нилсу морда была столь выразительна, что монах догадался – Варуша учуяла что-то важное и не слишком приятное.
Далеко впереди светились выходные ворота. В общем-то, пора было и возвращаться.
Пусть настоятель самостоятельно допрашивает беглого Михаила, у него это наверняка должно получиться лучше. Может, бабы медведей и не рожают (хотя после казуса с родной племяшкой, как сказать), но то, что владеющие силой врачеватели могут не только подлечить больное сердце, но и остановить его,– факт. Вот только как вывести словесника из подземки? Нилс задумался.
Явно обеспокоенная промедлением племянница, с натугой открывая пасть и морща лоб от усердия, попыталась что-то выговорить, но из раззявленной пасти вылетело лишь картавое рычание. Михаил, будто прочтя тайные мысли брата, с издевкой подбоченился.
Где-то в глубине тоннеля родился шорох, постепенно набирающий силу. Вервольфиха придушенно пискнула.
– Варуша! – опомнился Нилс.– Умница моя, и я забыл, что у тебя сейчас чудо-нос! Пошли отсюда скорее, пока еще какая напасть не приключилась. Что? Что ты хочешь сказать?
Вервольфиха взвыла и, не найдя ничего лучше, как покрутить лапой у виска, зажала рукав Михаила в зубах и с силой мотнула головой.
